Братство "Совёнка"

Интересно, что этот день сегодня приготовит? Шурик обещал нам поход в какое-то необычное место. Алиса собралась показать раритетную запись «Песняров». Столько ярких событий — хоть дневник веди и записывай туда всё, что сегодня произойдёт. Интересно, куда Шурик нас поведёт? Я бы на его месте не стал нагонять таинственность, а сразу сказал, куда и зачем мы собираемся идти. Интересно, почему я всё время думаю о грядущем походе, а о «Ваньке-встаньке» мысли не веду вообще? Получается, поход для меня больше важен, чем эта рок-опера? Неужели я всерьёз загорелся мыслями про поиск ответов на загадки лагеря? Или тому виной какая-то другая причина? Так я размышлял по дороге на линейку. А на линейке Шурик взял инициативу в свои руки. Правда, разговор он начал издалека: — Я вчера общался с Электроником, сетуя ему на то, что у нас мало материалов для постройки робота. И он мне сказал, что есть место, где можно найти кучу недостающих материалов. Это место находится глубоко в лесу. Он его назвал «старым лагерем». Стоявший рядом со мной Вася сразу же оживился и спросил: — Что это за «старый лагерь» такой? Ольга Дмитриевна разочарованно посмотрела на Шурика:  — Ты вполне мог вчера вечером об этом сказать. Зачем ты тянул до последнего?  — А что, вы тоже знаете об этом месте? — спросил Шурик разгневанно.  — Знаем. Вообще весь персонал лагеря об этом знает. Вы что, думаете, что наша съёмочная площадка на пустом месте находится? — ответил вместо коллеги Валерий Геннадьевич. Выслушав коллегу, Ольга Дмитриевна добавила уже от себя:  — Нам только странно, что ты так рано о нём узнал. Ну что ж, если узнал — собирай экспедицию. Запретить тебе это делать мы не вправе. Можешь начинать прямо после завтрака. Вдохновлённый разрешением вожатых, Шурик прямо просиял. Он был похож на молодого учёного, которому дали добро на проведение рискованного эксперимента. Учёного, полного решимости доказать, что его гипотеза верна. — Хорошо. Тогда сразу после завтрака отправляйтесь в библиотеку. Там всё обсудим — предложил он нам. В принципе, в том, что в окрестностях нашего «лагеря» находится «старый лагерь», ничего удивительного не было. Съёмки кинофильма или телесериала обычно устраиваются там, где есть необходимая натура. Если здесь местом съёмок был выбран «пионерский лагерь», то вряд ли место его расположения было выбрано просто так. Скорее всего, на этом месте действительно в советское время находился пионерский лагерь. Если это так, то я не имел ничего против того, чтобы пойти туда на экскурсию. Немного смущало меня только то, что лагерь, судя по всему, со всех сторон окружён лесом. Лес — он быстро не вырастает. Получается, что этот лагерь существовал в 20-е — 30-е годы, а потом был заброшен — то ли из-за нацистской оккупации, то ли по другим причинам. Что ж, в любом случае будет интересно посмотреть за пионерлагерем тех времён, про которые директор пионерского лагеря из кинофильма «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещён» рассказывал: «Нам тогда приходилось туго: спали в самодельных шалашах, готовили пищу на костре, сами таскали воду, сами стирали. Очень были неустроенны в бытовом отношении». О пионерских лагерях ранних лет Советского Союза я читал в одной очень хорошей книжке под названием «Дневник Кости Рябцева». Но одно дело читать книгу, а другое — самому быть свидетелем артефактов прошлого. Многие люди зачитываются книгами Тура Хейердала и Фёдора Конюхова, но мало кто способен повторить экспедиции, которые они совершили. Меня переполняли эмоции. Интересно, что удалось сохранить от пионерского лагеря прошлых лет? Много или мало? Правда, если это музей — зачем его прятать глубоко в лесу? А если это просто мусорная помойка, то для чего нам туда ходить? Впрочем, именно для этого и следует там побывать — чтобы выяснить, что это за «старый лагерь» такой. За завтраком я сел рядом с Васей, чтобы поделиться с ним своими мыслями — ведь только историк мог понять те мысли, которые в эту минуту одолевали мой мозг. Оказалось, что такие же мысли роились и в его голове тоже. Мой товарищ с радостью ими поделился:  — Лично я, как услышал слова «старый лагерь», сразу решил добровольцем попроситься туда. Это же раздолье для историка-исследователя. Всё равно, как если бы археолог находился в Великом Новгороде.  — Понимаю. Как сказал бы Шурик — не наш Шурик, а Шурик из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию» — «я бы на вашем месте за докторскую диссертацию немедленно сел».  — Ну, докторскую диссертацию на этом материале сделать не получится, но хорошая статья, скажем, для журнала «Родина», из него выйдет — улыбнулся Вася.  — Ничего себе, какие у тебя амбиции — изумился я.  — Ну, сначала нужно добраться до места и посмотреть, что там да как. Вообще, не надо делить шкуру неубитого медведя. И вот мы, позавтракав, отправились в библиотеку. Интересно, Лена предупреждена о том, что у нас намечается совещание, или нет? По дороге к нам присоединился Электроник, который, судя по всему, должен был быть главным оратором. Лены в библиотеке не было. Это мне показалось удивительным.  — А где Лена? — спросил я. Шурик посмотрел на меня и сказал спокойно:  — Лена позавтракает и поможет поварихе убраться в столовой. Возможно, мы будем долго и серьёзно дискутировать, и она будет нам мешать. И мы ей тоже мешать будем.  — Чего мешкать? Рассаживайтесь по местам! — заторопился Электроник. Интересно, зачем он так спешит? У него что, через час свидание? Мы расселись по местам, и началась лекция. Надеюсь, эта лекция будет интересней, чем та, которую Электроник устроил во время знакомства с клубом. Она действительно оказалась интересной — настолько, что у меня учащенно забилось сердце. Если верить Электронику, то история выходила умопомрачительная. Лагерь действительно был создан в 20-е годы. Если точнее — то в 1927 году. Как раз в том самом году, когда в нашем с Васей и Алексом родном городе впервые пустили трамвай. С началом Великой Отечественной войны все дети из лагеря были эвакуированы. При немцах лагерь некоторое время использовался как склад. Но самое удивительное началось потом. После изгнания оккупантов лагерь восстанавливать не стали. Вместо него была устроена какая-то научная станция. С этого момента я стал слушать всё более внимательно. Но ничего особенного дальше не было. Про суть научных экспериментов, которые были на этой базе, не знал даже Электроник. Хотя, с другой стороны, зачем ему знать это? Не факт, что он целенаправленно интересуется всеми областями знаний. Может быть, он — специалист узкого профиля. Дальше всё было ожидаемо. Горбачёвская перестройка, развал экономики и все вытекающие из него последствия. Новым властям эксперименты стали не нужны, и база закрылась. Возможно, где-то в архивах спецслужб информация по этому эксперименту имеется, но на неё давно забили болт. В противном случае вряд ли бы допустили снимать здесь шоу, в котором участвуют граждане Украины и Белоруссии. Как-никак, сейчас не СССР и они — иностранцы. Между тем у всех моих спутников лица загорались огнём воодушевления. О таком приключении никто из них даже не думал. Впрочем, были среди нас и скептики. И, к моему удивлению, скептиком выступил Антон Золотарёв. Вчера я впервые познакомился с ним, и его лицо мне показалось знакомым, но я не стал ему об этом говорить. Господи, как же он похож на моего двоюродного брата! Практически один в один! Только выражение лица чуть более умное. Я подумал о своём двоюродном брате. Интересно, хорошо ли он отметил день рождения? Знатно ли повеселился? Я так и не сумел у него погулять на празднике. Но ничего — вернусь — и будет повод встретиться и рассказать о том, что со мной случилось. Держу пари, он обомлеет. А пока что этот парень задавал такой вопрос, от которого должны были обомлеть наши докладчики. И звучал этот вопрос так:  — Из ваших слов получается, что там что-то вроде музея? Электроник пристально посмотрел на него и сказал:  — Ну, это вряд ли похоже на музей. Но очень много из старых предметов обстановки там сохранилось.  — Вы всерьёз думаете, что это будет нам интересно? — спросил Игорь Смелых.  — А тебе как будто нет? — ответил вопросом на вопрос Электроник.  — Мне у себя на родине всего хватило. Я в интернете блог веду. И знаете, какой у меня там псевдоним?  — Какой же псевдоним? — съехидничал Электроник.  — Неаполь. Потому что я присутствовал при археологических раскопках в Неаполе Скифском. С тех пор как-то не тянет. Отказался от участия в походе и Алекс:  — Я тоже не хочу идти. Мне лучше музыкой заняться. . Электроник в ответ только лишь улыбнулся:  — Ладно, как говорится, колхоз — дело добровольное. Никого заставлять идти в поход мы не будем. Кто из вас туда пойдёт? Так уж получилось, что первым об участии в экспедиции высказался я. Это было логично — ведь мы с Васей похожую тему уже обсуждали.  — Мы с Васей пойдём. Мы — выпускники исторического факультета, а выпускники исторического факультета от такого приключения не отказываются. Сам Вася мог бы со мной поспорить, но не стал этого делать и тоже записался.  — Ну, ясное дело, я пойду Меня вчера после разговора это так заинтересовало, что я больше ни о чём не думаю, скажу откровенно — собрался в дорогу Шурик. Антон высказался скептически, но тоже попросил себя записать: -Я пойду. Хочу рассмотреть, что там творится. Это может быть просто «склад ненужных вещей».  — Тогда и я. Я никогда не брошу тебя — отозвался Илья. Ничего себе, как они сумели быстро подружиться. Неужели совместная работа в кружке сблизила их? Вызвались идти в поход также Виктория и Костя. Костя говорил немного лукаво:  — Позвольте рассказать немного о себе. Дело в том, что я тоже — творческий человек. Я писатель. Как знать — может, и у меня новые сюжеты для книг появятся? Глядя на него, Виктория тоже решилась рассказать о своих творческих планах и о том, что рассчитывает найти в старом лагере сюжеты для картин. После неё записался Серёжа, сказавший с усмешкой:  — Ну, если Андрей с Костей собрались, то и мне грех трусить. Последней записалась Маша:  — И я пойду. Неудобно отказываться, когда все мои товарищи по кружку пойдут.  — Хорошо, тогда ждём обеда, а после обеда отправляемся. Только мне хотелось бы вас кое о чём попросить. Точнее, даже посоветовать — сказал удовлетворённо Электроник.  — Что ты хочешь нам посоветовать? — спросил Костя. Электроник начал говорить, напирая на каждое слово:  — Нам придётся спускаться под землю. Вы научную базу хотите увидеть?  — Спрашиваешь ещё. Естественно, хотим — немного презрительно сказал Антон.  — А она находится глубоко под землёй. Очень глубоко. Так что вам не обойтись без фонарей. К сожалению, у нас в кружке их только два. За остальными надо на склад идти. У Шматко они должны быть. Советую идти прямо сейчас и просить их у него, пока время обеда не наступило. Если это шоу, то шоу очень хорошо снятое и спланированное. Нас постепенно знакомят со всеми персонажами сюжета. Сейчас вот дошла очередь до лагерного завхоза. Завхоза, который носит фамилию Шматко. Впервые я встречаю Шматко за пределами телесериала «Солдаты», в реальной жизни — если, конечно, можно считать жизнь в этом шоу реальной. Интересно, как этот Шматко выглядит? Похож ли он на того самого прапорщика, или он другой? Когда мы выходили из библиотеки, Электроник предупредил нас:  — Отправляйте к складу менее деликатных и более грубых товарищей. Шматко — он тот ещё куркуль, он может заартачиться. Да уж, фамилия у него говорящая. Словно по заказу подбирали.  — Ты лучше объясни нам, где этот склад находится? — спросил Костя.  — Видели деревянное здание недалеко от спортивной площадки? Это и есть склад. Только Шматко редко там бывает. Его нужно в административном корпусе искать. Костя явно этим был недоволен. Он сначала что-то прошептал сердито, а потом сказал вслух:  — Блин, у вас одни проблемы. Почему вы не могли раньше этим озаботиться?  — Потому что я не думал, что вас так много на поход согласится. Думал, что вас пара-тройка пойдёт, и этим дело ограничится. Меня аж передёрнуло от этих его слов. Интересно, он — дурак или прикидывается? Костя тем временем успокоился. Должно быть, интересы дела для него были важнее.  — Ладно, пошли к складу. Если он действительно такой несговорчивый, то нам надо быть вместе. Но мы не пошли к складу. Если бы мы там оказались, мы бы просто потеряли время. Нам на помощь пришёл Ростислав:  — Не надо к складу. И к административному корпусу не надо. Я вам скажу, где его можно искать.  — Где? — удивился Костя.  — Они в спортзале вместе с физруком время проводят. Разговаривают о том, о сём. Они — друзья не разлей вода. Скорее всего, сейчас они именно там и находятся. После этих слов сидевший рядом со мной Вася сильно засмеялся и хлопнул себя по лбу:  — Блин, как я мог забыть! Я же их несколько раз видел там во время футбольных матчей! Ростислав, глядя на него, засмеялся сам:  — Ещё бы! Мы с ними частенько в баскетбол вместе играем. Ничего себе! Интересные вещи творятся здесь на съёмках. Завхоз лагеря проводит львиную долю времени на спортивной площадке. Впрочем, с другой стороны ничего удивительного нет. Не в административном корпусе же ему сидеть. Совещание можно было, в принципе, уже заканчивать. Об этом и сказал Шурик:  — Ну что, товарищи, расходитесь. Все те, кто пойдёт в экспедицию — я вас жду после обеда на площади.  — Сразу после обеда? — удивился Антон Золотарёв.  — Естественно, для того, чтобы успеть к ужину и не возвращаться назад под покровом ночи. Аргумент был весомым. Ну что ж — надеюсь, нам не придётся торчать до ночи в этом «старом лагере». Мы вышли из библиотеки и отправились на спортивную площадку. По пути я думал, что неплохо бы сыграть на ней в футбол хотя бы раз. В детстве я играл в футбол часто, но в старших классах школы бросил это дело, посчитав, что уделяю слишком мало времени учёбе. Да и травма ноги, полученная так нелепо, дала о себе знать. Пора вновь ощутить забытые впечатления детских лет. Но это будет потом. А сейчас нужно готовиться к походу. Ростислав оказался прав. Шматко вместе с Климентом Петровичем оказались на спортивной площадке. Но они не разговаривали, а играли друг с другом в волейбол, перебрасываясь мячом. Фамилия подходила завхозу как нельзя лучше. Он был довольно толстый человек. И внешне он действительно напоминал легендарного прапорщика — правда, одет он был не в военную форму, а в серую рубашку и в трико. Но удивительным было не это. Хотя он был толстый, он двигался удивительно проворно. Он словно взял пример с легендарного спортивного комментатора Николая Озерова, который, несмотря на телосложение и лишний вес, был многократным чемпионом СССР по теннису. Завхоз и физрук были очень увлечены игрой. Я боялся, что они нас не заметят. Возможно, так бы и случилось, но нам помог счастливый случай. Завхоз подал так сильно, что мяч перелетел через всю площадку. Но тут Серёжа выставил руку, отпрыгнул в сторону и в великолепном прыжке поймал круглый снаряд. Все остановились и смотрели на него. У меня в голове вертелась известная песня Высоцкого о Льве Яшине: Да, сегодня я в ударе, не иначе — Надрываются в восторге москвичи, — Я спокойно прерываю передачи И вытаскиваю мертвые мячи.  — Ничего себе, как ты это сделал! Ты прямо как Дасаев!  — не выдержал и сказал я. Серёжа подмигнул мне:  — Ты на футбольное поле приходи, там я и не такие вещи вытворяю. А товарищи Ворошилов и Шматко уже шли к нам. Точнее не шли — бежали со всех ног.  — Друзья, что вы делаете, ё-моё. Верните мяч, пожалуйста. Чёрт побери, да он копирует прапорщика Шматко во всём, даже его любимые выражения выучил. Ничего себе мастер! Серёжа подошёл и протянул ему мяч. Климент Петрович между тем осматривал нас. Наконец он спросил:  — Вы ко мне в гости или по делу?  — Вообще-то мы не к вам, а к вашему спутнику. Нам завхоз нужен. — ответил за всех Илья.  — Завхоз перед вами. Что вам от меня надо? — спросил Шматко. Он не был раздражён, но, похоже, ему было непривычно, что к нему обращаются, так сказать, «по должности». Илья постарался обратиться как можно более вежливо:  — Нам нужны фонари. Дайте их нам, пожалуйста. Выслушав Илью, завхоз заворчал, как скупердяй, у которого попросили денег в долг:  — У меня все берут фонари. Руководитель кружка кибернетики берёт, медсестра берёт, теперь пионерам они понадобились. Что дальше будет? Приедет из Боливии президент Эво Моралес и попросит у меня фонари для рабочих на оловянных рудниках? Я этому не удивлюсь. Ничего себе, да он подкован в политике! Неизвестно, искренне ли он удивлялся или троллил нас, но Шурику пришлось объяснять:  — Мы отправляемся старый лагерь осматривать. Нам Электроник сказал, что он находится где-то в лесу. После этих слов Шматко изменился в лице. Оно стало радостным и благодушным — таким, словно завхозу думалось об отпуске в Египте. Но, как выяснилось, думал он вовсе не об этом. Он оказался не чужд исследовательской жилки:  — Старый лагерь осматривать? Вы что, интересуетесь историей?  — Интересуемся — подтвердил Вася. Он говорил так уверенно, что Шматко только и мог вымолвить:  — Ё-моё. Ему потребовалось немного времени для того, чтобы осмыслить происходящее. Наконец, он обратился к своему спутнику:  — Помнишь, Климент, мы с тобой спорили, что современная молодежь ничем не интересуется, кроме компьютеров и дискотек. Это ведь твои слова были?  — Мои. Я до сих пор от них не отказываюсь — пробасил Климент Петрович.  — А твои слова неверны. В корне неверны. Если ты и дальше будешь отстаивать неверные тезисы, ты друга потеряешь. Гляди, какие приятные молодые люди, как они историей интересуются. Для такого дела мне ничего не жалко, ё-моё. Он так разгорячился, что ему пришлось отдуваться. Восстановив дыхание, он продолжил:  — Погодите несколько минут, я ключи заберу, и мы вместе к складу пойдём. А тебе, Климент, придётся немного поскучать. Но ничего, побьёшь грушу — тебе это пригодится. А я вернусь совсем скоро. Он ушёл в направлении футбольного поля. А мы остались его ждать.  — Интересно, почему его куркулём прозвали? Вполне нормальный мужик — сказал Вася задумчиво.  — Не знаю. Надо спросить у Электроника, когда вернёмся — отозвался Шурик. Тем временем, к нам вернулся Шматко с ключами и велел нам следовать за ним. Склад оказался обычным неказистым зданием из белого кирпича. Рядом с этим зданием стояли канистра с бензином и довольно большое ведро с краской — видимо, завхоз планировал после обеда отделочные работы. Интересно, а не припашут ли к ним остальных ребят, пока мы будем исследовать лес? Надеюсь, что не припашут и Шматко справится сам. Герой же моих мыслей тем временем взял амбарный замок, которым был закрыт склад, и засунул в него ключ. Уже через минуту склад был открыт. Сказать по правде, складом это назвать было нельзя. Там всё было свалено вповалку, как на восточном базаре. Завхоз долго шуровал и рыскал, чертыхаясь про себя.  — Надо ему помочь — шепнул мне Вася. Но помогать не пришлось. С большим трудом он достал несколько фонарей и протянул их нам:  — Смотрите не потеряйте. Они у меня с армии остались. Я в армии прапорщиком был и со склада их стырил.  — По вам заметно — не удержался и поддел его я. Он засмеялся так, что, я думаю, даже деревья затряслись:  — Шутка. А вы поверили? Что ж, я не обижаюсь. Что поделать, если я внешне похож на прапорщика Шматко. И инициалы совпадают. Только я не Олег Николаевич, а Оскар Никитич. Отец назвал меня в честь Оскара Нимейера. Знаете, кто это такой?  — Знаю. Человек был архитектором и строил столицу Бразилии, город Бразилиа — ответил я.  — Да, парень. Голова у тебя светлая, хоть ты и чернявый. Я думал, что никто этого не знает. Но вернёмся ко мне. И вот мне и приходится отыгрывать эту роль, роль прапорщика Шматко, е-моё. Но фонари действительно мои. Я их для дальних походов купил. Я люблю в горы ходить. Моя мечта — на Эльбрус подняться. Ничего себе, по его внешнему виду не скажешь. Он словно прочитал мои мысли, сказав:  — Вы думаете, что раз я такой, я и километра пройти не могу? Вы плохо меня знаете. Я бы с вами пошёл в старый лагерь, если вы не против.  — А зачем вам? — спросил Антон Золотарёв.  — Просто это моё хобби — коллекционировать следы истории. А там их много. Вы всё увидите сами. Кстати, можно вас попросить кое о чём? У меня в кабинете в административном корпусе есть одна замечательная вещь. Так сказать, посылка из прошлого. Вы про них слышали?  — Слышали. Это когда закапывают «капсулу времени» — высказался Илья. Шматко подтвердил его предположение: — Да. Только это запись голосов тех ребят, что жили здесь в 30-е годы. Я её себе забрал — оттуда, из старого лагеря.  — И всё-таки вы похожи на прапорщика Шматко, приворовываете вещи иногда — не удержался я. Завхоз не стал спорить:  — Я забрал его исключительно из интереса к истории. Если хотите, могу вам показать. Приходите ко мне, и остальных пионеров приводите.  — Обязательно приведём. Спасибо вам большое — обещал Вася.  — Что ж, буду ждать — ответил Шматко и стал закрывать склад. После того, как он закрыл его и удалился, Шурик скомандовал нам:  — Несите фонари к Электронику в кружок. Будем стартовать оттуда. Мы зашагали к кружку кибернетики. Когда мы дошли до него, Электроник спросил: — Ну как, долго он артачился? Шурик хотел было ответить, но его перебил выступивший в защиту Шматко Антон Золотарёв:  — Я не понимаю, почему вы его куркулём назвали. Вполне обычный нормальный человек. Конечно, он отреагировал не сразу, но не стал нам запрещать забирать фонари. Предупредил только, чтобы мы их сберегли, потому что они ему нужны для альпинистских походов.  — А ещё предложил нам к себе в кабинет сходить и послушать привет из прошлого — добавил Вася.  — Даже странно, что он тебе не понравился — съязвил Шурик. Электроник в ответ засмеялся:  — Просто мне нужен был спирт на протирку оптики. Просил его, а завхоз мне не дал. Сказал: «Ты его не для дела будешь употреблять, а внутрь. А пить для здоровья вредно».  — Ну так он прав. Пить вредно для здоровья — сказала строго Виктория.  — Но ведь я не собирался его пить! — начал оправдываться Электроник. Можно было ещё долго спорить на эту тему, но Вася быстро поменял её, предложив:  — Слушайте, а давайте прямо сейчас пойдём к нему и заодно других пионеров позовём, чтобы все услышали этот привет из прошлого? Электроник задумчиво сказал:  — Лучше не надо. Показать старый лагерь вам сейчас важнее. Он посмотрел на часы.  — Я бы советовал вам вернуться домой и отдохнуть до обеда. Путь будет долгим. Спорить с ним никто не стал, и мы разошлись по домам. До самого обеда я слушал по радио разную музыку. Это помогло мне немного привести мысли в порядок. Но вот, наконец, и звук горна. Я всегда принимал пищу очень торопливо, как будто за мной кто-то гонится. Эту привычку я старался изжить, но никак у меня это не получалось. Но сейчас я с удивлением заметил, что ем медленно, чтобы каждая клеточка моего организма насытилась. Неужели тому причиной желание прикоснуться к истории? Ведь действительно меня, как и моих товарищей, ждёт встреча с удивительной эпохой. Эпохой, в которой были Днепрогэс и ГУЛАГ, 'особые отделы' и фильмы Эйзенштейна, ужасы коллективизации и энтузиазм индустриализации — и всё это одновременно. Но вот обед закончился. Пора отправляться к кружку кибернетики, который назначен нашим сборным пунктом. Возле сборного пункта, к нашему удивлению, нас уже ждал завхоз Шматко, а рядом с ним — Ростислав Соколов.  — В нашей экспедиции пополнение Вот он, Соколина. Ведь Соколина, ё-моё? — ухмыляясь, представлял нам его Шматко. — Не Соколина, а Ростислав Соколов — поправила завхоза Виктория.  — Я знаю, как его зовут. Я его так любя называю — улыбнулся завхоз. Он что, придуривается? Все шаблонные фразы из лексикона прапорщика Шматко собрал. К счастью, Ростислав понял, что надо брать инициативу в свои руки:  — Я всё же решил присоединиться к вам. Мне по пути на спортплощадку встретился как раз он и убедил меня отправиться с вами. Не всё же постоянно в тренировках участие принимать, надо как-то разнообразить свою жизнь. Завхоз с радостью подтвердил его слова:  — Да. Я сказал ему, что такой смелый человек обязательно должен в экспедиции участвовать. И Соколина мне поверил.  — Так вы пойдёте с нами в старый лагерь или нет? — не вытерпел Шурик. -Конечно пойду. Вы без проводника не справитесь. Вот только фонари все уже заняты. Придётся к медсестре идти за фонарём. Кто пойдёт? — Я пойду, раз уж я пришёл лишним — вызвался добровольцем Ростислав. Он отправился в направлении медпункта. Нам пришлось ждать его ещё некоторое время. Когда он вернулся, он еле мог сдержать смех.  — Что смешного? — спросил Илья. Ростислав объяснил:  — Да медсестра меня насмешила. Она начала спрашивать, зачем мне фонарь. Ну, я и ответил, что мы в старый лагерь идём. Она в ответ улыбнулась и сказала: «Вы себе там все кости переломаете, и остаток дней смены у меня в лазарете проведёте, пионеры». Я сказал, что бояться ей нечего. Но самому до сих пор смешно. А вот Илья не разделял его настроения. Он внезапно стал настороженным:  — Ну, я бы не стал так смеяться. Мы не знаем, что с нами там приключится. Может, действительно, кому-то из нас придётся в лазарет ложиться.  — Но это мы узнаем только тогда, когда доберёмся — усмехнулся Вася.  — Ладно, пошли. Мы только время тратим — начал торопить всех Шурик. И мы отправились в старый лагерь. Пройдя мимо площади, мы пошли в южном направлении. Впереди нас шёл Шматко. Надо сказать, шёл он уверенно. Должно быть, он не врал, когда говорил, что уже приходил сюда. Добирались мы очень долго. Шурик время от времени посматривал на часы и спрашивал завхоза:  — Мы точно вернёмся в лагерь к ужину? Завхозу пришлось его успокаивать:  — Вернёмся, не беспокойтесь. Да и чего вы хотите, чтобы мы после ужина шли туда? Тогда мы бы прибыли к месту назначения только ночью. Днём можно рассмотреть больше. В принципе, с ним нельзя было не согласиться. Ночью в лес надо идти только в случае крайней необходимости. Ночной лес совершенно не похож на дневной. В темноте очень сложно разглядеть дорогу, если ты её не знаешь. Кроме того, среди людей есть такие впечатлительные натуры, которым в темноте могут мерещиться вурдалаки, черти и другая дьявольская нечисть. Юрий Хой сюжет своей песни «Ночь перед Рождеством» не с потолка же взял! А что, если я сам — одна из таких впечатлительных натур? Проверять, честно говоря, не очень хочется. Но вот вдали показалась какая-то поляна.  — Мы пришли — сказал Шматко. Не сговариваясь, мы ускорили шаги и вскоре вышли на эту поляну. На ней стояло здание старого лагеря. По крайней мере, так уверял нас Шматко. Вот только согласны с ним были не все. Всеобщее изумление выразил Костя, который сказал:  — Это не пионерский лагерь, это детский сад какой-то! В самом деле, само здание больше напоминало детский сад. Впечатление усиливалось ещё из-за того, что рядом с ним были остатки ржавых качелей и каруселей. Само здание постепенно начало разрушаться, но было ещё крепким. В советское время всё делали на века. Завхоз постарался развеять скептический настрой участников экспедиции:  — А что вы хотите? В пионерской организации состояли дети до 14 лет. В таком возрасте многие ещё любят кататься на качелях. Конечно, во время войны немцы многое сломали, но далеко не всё.  — А почему они все в таком состоянии? — спросил Вася. Завхоз после этого вопроса только руками развёл:  — Ну, так за ними никто не следил. Пионеров разогнали, потом на это место приехали учёные. А учёным зачем качели и карусели? Правда, иногда к ним приезжали дети, но редко. Хотя не весь лагерь был переоборудован под научный городок. Часть помещений осталась, как была. Видимо, слишком торопились. Мне хотелось возразить, но я не знал, как это сделать. Если рассказ Шматко верен, то выглядит всё чересчур эклектично, если не сказать — нелепо. Впрочем, вполне может быть, что это — всего лишь очередная декорация. Только это объяснение казалось мне рациональным. Некоторое время я раздумывал над тем, повернуть ли назад, но, увидев, что никто назад не собирается, я устыдился своей трусости и вместе с товарищами шагнул вперёд. Правда, самое первое помещение не было похоже ни на пионерский лагерь. В нём был какой-то склад старых вещей, львиную долю которых составляли игрушки. Илья Коган, увидев это, обернулся к Шматко. Он был бледен, как смерть:  — Вы что здесь устроили? Это советский пионерлагерь или филиал Освенцима? Илья был так потрясён, что у него даже зубы стучали.  — Надо было предупреждать, куда вы нас ведёте. Я понимал, что имеет в виду Илья. Фотографии детских вещей из Освенцима у тех, кто их видит, вызывают жуткое впечатление — такое, что врагу не пожелаешь. И если это постановка, то я бы режиссёру руки вырвал за такую аналогию. А если это не постановка и «старый пионерский лагерь» существовал на самом деле, то это выглядит глупо. Игрушки должны были быть увезены вместе с детьми — если они, конечно, все успели уехать. Шматко посмотрел на него и спокойно сказал:  — Не кипешуй ты так. Дети эвакуировались так быстро, что игрушки забрать с собой не успели.  — Это звучит слишком неправдоподобно — усомнился Ростислав. Завхоз сохранял олимпийское спокойствие. Впрочем, его голос стал несколько ироничным:  — Как знаете. Времени на то, чтобы проверять информацию, у меня не было, да и кто мне это даст? — А всё же, почему здесь свалены игрушки? — спросил успокоившийся Илья.  — Здесь жили младшие отряды — бросил коротко завхоз. Не говоря больше ни слова, он повёл нас дальше. Мы заглянули в каждую комнату. Комнаты ничем особым не отличались. Единственное, что нас удивило — то, что они были очень большие. Судя по их пространству, в каждой размещалось минимум пять человек. Проскочили мы их, как говорится, «в темпе вальса». Когда завхоз убедился, что мы всё осмотрели, он сказал нам: — Всё осмотрели? Тогда живо на второй этаж! К моему удивлению, никто не стал с ним спорить, и мы отправились на второй этаж. Только Вася спросил:  — А сколько в этом здании этажей?  — Пять — отозвался Шматко. Завхоз не обманул. Этажей действительно было пять. Когда мы оказались на втором этаже, завхоз продолжил свой рассказ:  — Здесь жилые комнаты. Пионеры старших отрядов здесь жили. Этаж разделён на две секции — мужскую и женскую. Если хотите, можете пройти дальше. Костя посмотрел на Шматко и сказал задумчиво:  — Думаю, здесь не надо тратить много времени. Заглянем в одну комнату, где жили мальчики и в одну, где жили девочки. И отправимся сразу на третий этаж. Завхоз в ответ только бросил:  — Как знаете. С Костей никто не спорил. Правда, на втором этаже оказалось одно место, которое нас заинтересовало. Перед галереей, которая вела из «мужского» отделения в «женское», оказалась массивная дверь. На двери висела довольно большая надпись золотыми буквами: «Ленинская комната пионерского лагеря «Совёнок».  — Можно туда зайти? — спросил Вася. Костя посмотрел на него сердито:  — Что ты мелешь? Откуда у нас ключи от этой комнаты. Вряд ли она открывалась с того времени, как пионеры оттуда уехали, спасаясь от войны. Но, к нашему удивлению, завхоз принялся звякать ключами:  — Ошибаетесь, молодые люди. Вы думаете, что у меня нет ключей? А как тогда я доставал «послание из прошлого»? А я его доставал отсюда. Все ребята переглянулись. Выражение наших лиц означало: «Это ни в какие ворота не лезет». Тем не менее, протестовать и ловить завхоза на вранье никто не стал — любопытство оказалось сильнее. И вот мы зашли в ленинскую комнату. На всякий случай некоторые из нас включили фонари, и эта комната предстала перед нами во всём своём блеске. Честно говоря, не верилось, что она вот так вот простояла 60 с лишним лет и фашисты её не разграбили.  — Господи, сколько красной ткани! — вырвалось у Маши. В самом деле, всё было украшено красной тканью. А на стенах везде были развешаны плакаты. Что ж, как минимум они действительно принадлежали эпохе 30-х годов. Вот только про школу и пионерию плакатов было — раз-два и обчёлся. В основном лозунги на них были общесоциалистического содержания — такие, как: «Да здравствует Мировой Октябрь», «Да здравствует наша счастливая социалистическая родина, да здравствует наш любимый великий Сталин», «Да здравствует союз рабочих и крестьян — основа советской власти», и многие другие. Один даже призывал вводить в строй Краматорский завод тяжёлого машиностроения. От этого было какое-то ощущение фальши. Такое ощущение, что взяли первые попавшиеся плакаты и повесили здесь. Скажите на милость, зачем детям плакат про Краматорский завод тяжёлого машиностроения? Зато в остальном всё было красиво. И красные знамёна — совсем, как настоящие. И бюст Ленина — причём красивый, по которому было видно, что создававший его скульптор делал его с душой. Я сравнивал здешнего Ленина с Лениным в нашей библиотеке. Здешний Ленин смотрел на меня добродушно, как учитель и друг, в то время, как "наш" Владимир Ильич глядел на посетителей библиотеки нового «Совёнка» с чересчур хитрым прищуром, как будто говоря: «Ну что, молодёжь? Слушаете пластинки и играете рок? При мне такой фигни не было». Кстати, о музыке. Мы с товарищами увлечённо рассматривали лежащие на одном из столов музыкальные инструменты.  — Странно, я думал, что музыкальные инструменты должны находиться в специальном месте — сказал Илья. Завхоз возразил ему:  — Почему же? Здесь проходили все церемонии, линейки и мероприятия. Поэтому здесь находятся барабан и горн. Всё остальное — в музыкальном кружке на четвёртом этаже. Что ж, это выглядело по-своему логичным. Логичным было и то, что в ленинской комнате находились дипломы, награды и грамоты. Некоторые из них были по-своему примечательны, например диплом лауреата юношеского конкурса скрипачей Бориса Михельсона или несколько значков «Ворошиловский стрелок». Но лично меня интересовали книги. Надеюсь, что какие-то книги здесь всё же есть. И действительно, здесь нашлись подлинные книги 30-х годов, настоящие сборники произведений Гайдара, «Два капитана» Каверина, «Как закалялась сталь» Николая Островского, «Тайна двух океанов» Адамова, «Необыкновенные приключения Карика и Вали» Яна Ларри, «Три толстяка» Юрия Олеши, несколько книг Александра Беляева. Эх, эти книги бы к нам в лагерь вместо «Библиотеки всемирной литературы». Они были бы сильно уместнее. Я хотел было сказать завхозу об этом, но тут невдалеке от меня раздался голос Виктории.  — Смотрите сюда, друзья! Мы стремительно подошли к девушке. Она стояла возле карты СССР, висевшей над одной из стен, и внимательно её рассматривала. Что её там заинтересовало? Карта — не самая интересная здесь вещь. Но, когда мы подошли к карте, мы поняли, что её так заинтересовало. Она искала глазами родной Львов. Вот только Львов был раскрашен не в алые цвета СССР, а в жёлто-коричневые цвета Польши — равно, как Вильно и Брест. Приглядевшись, можно было заметить так же другие примечательные вещи. Например, не было Мурманской области, а был Мурманский округ Ленинградской области. Была Автономная республика Немцев Поволжья. Вместо Республики Алтай была Ойротская область, а в составе Омской области был Остяко-вогульский национальный округ. Интересно, какого года эта карта? 1938 года, наверное, точно не позже. Виктория тем временем говорила довольно возбуждённо:  — Обратите внимание! Здесь Львов польский! Шматко в ответ только усмехнулся:  — Ещё бы он был не польский, милая барышня! Карта 1937 года, так-то. Я не выдержал и спросил:  — А почему карта 1937 года, когда лагерь ликвидирован в 1941 году?  — Не знаю. Возможно, более поздние карты или вывезли, или в дороге потеряли — развёл руками Шматко. Объяснение меня не удовлетворило, но аргументов для того, чтобы поспорить, у меня не было, поэтому заострять тему я не стал. Шматко между тем сказал:  — Думаю, вы всё уже здесь осмотрели. Отправляемся на третий этаж. И, не дожидаясь нашего согласия, погнал нас к выходу. Тут меня осенила одна мысль, и я попросил его:  — Можно мне книги забрать? Я их отнесу в библиотеку. Мне по-прежнему казалось, что книги в библиотеке нужнее.  — Как ты их понесёшь? У тебя нет ни сумки, ни рюкзака. В руках, что ли? — когда завхоз спрашивал меня, в его голосе слышался сарказм. Я осмотрелся по сторонам. Шматко был прав. Не только я, но и вообще никто из нас не взял с собой ни сумки, ни рюкзака. Завхоз тем временем сверлил меня взглядом:  — Неужели ты не хочешь посмотреть административные помещения на третьем этаже? — искушал он меня. Я слушал его и прикидывал, что мне делать. Идти вместе со всеми? А что я увижу в том административном корпусе? Планы и методические документы? Я целых пять лет в университете валандался с этими методическими документами. Мне этого до конца жизни хватит. Методические документы тридцатых годов отличаются от современных только тем, что в них чаще упоминаются коммунизм, Ленин и Сталин — а в остальном они такие же. Патриотическое воспитание, трудовое воспитание — и так далее, и тому подобное. Нет смысла ничего этого смотреть. Ну а дальше? Ведь есть ещё два этажа? На этих этажах, скорее всего, расположены кружки. Какие могли быть кружки в те годы? Живой уголок, слесарный, музыкальный, изобразительный. Вот это уже может быть интересно. Я уже собирался было согласиться на дальнейшую экскурсию, но меня обожгла мысль: «А откуда у завхоза ключи от всех помещений? Не собирается ли он заманить ребят в какую-то ловушку?» Так что же мне делать — возвращаться назад или сопровождать их до конца? Я решил, что паниковать и бояться не имею права и сказал:  — Я пойду вместе со всеми. И экскурсия продолжилась. Впрочем, ничего интересного на ней больше не было. Кабинеты директора и завхоза ничем особенным не отличались. В медпункте единственное, что обратило на себя внимание — наличие популярных в 30-е годы лекарств — таких, как лавровишневые капли. Я не обращал внимания ни на какую из деталей обстановки, чтобы не спровоцировать у себя ипохондрии — мне и так в обычной жизни её хватает. А вот в кружках действительно было интереснее. Правда, в живой уголок нас завхоз заводить не стал:  — Там животных нет, сами понимаете. Одни клетки остались. Вместо этого он нас отправил в мастерскую. Мастерская была разделена на три части: столярную, слесарную и швейную. Завхоз, показывая нам обстановку, ехидно подмигнул нам:  — Заметьте, дорогие друзья. Пионеры всё сделали самостоятельно. По методике Макаренко. Фабричного производства только станки. Если не верите — можете убедиться сами. В самом деле, на каждом верстаке были разложены разные изделия. Причём они были подписаны, и можно было убедиться в мастерстве Кати Локтевой, сшившей белое платье с пояском, и Тимофея Морозова, создавшего ящик, в котором по полочкам были разложены все нужные инструменты — от простой отвёртки до самых сложных приборов — таких, как теодолит. Шурик оценил произведение Тимофея Морозова. Он долго рассматривал этот ящик, пока не промолвил восхищённо:  — Интересно, кем стал потом этот Тимофей Морозов? Он — настоящий рационализатор, не побоюсь этого слова. Этот ящик занимает меньше места, чем громоздкие шкафы. Он что, складной?  — Возможно, я не проверял — уклончиво ответил завхоз. Шурик продолжил свою мысль:  — Вот бы нам такой ящик. А то у Электроника всё, так сказать, в «творческом беспорядке». Если бы не мы с Машей — его кружок был бы вообще похож на юрту кочевников.  Мы отвлеклись от ящика, и наши глаза устремились на гирлянду ёлочных игрушек. Раскрашенные деревянные медвежата, ёжики, зайчики и белочки, Снегурочка с Дедом Морозом — не говоря уже о традиционных для советского Нового Года шарах. На ёлке висела даже игрушечная модель самолёта «АНТ-25» — того самого, на котором Чкалов и его товарищи совершили свой перелёт через Северный полюс в США. Мы смерили гирлянду восхищёнными взглядами. От Шматко это не укрылось. Он спросил: — Красиво, да?  — Очень красиво — ответила Маша. -Эту гирлянду пионеры сделали все вместе. Каждый по одной игрушке. И в процессе этого творческого труда они и решили записать послание будущим пионерам.  — Откуда вы это знаете? — усомнился Антон Золотарёв.  — В послании обо всём говорится — строго отчеканил Шматко. Некоторое время мы ещё постояли в мастерской, пока завхоз не сказал наконец:  — Осталось посмотреть творческие мастерские — и можно идти назад в «Совёнок». Они на пятом этаже. Наш путь теперь лежал к творческим мастерским. Первой из них была изостудия. Когда мы зашли в неё, завхоз предупредил нас:  — К сожалению, все рисунки пионеры увезли с собой. Сохранился только один. Вон он, пришпилен на доске. Виктория, не дожидаясь дальнейших указаний, отправилась к доске. Вдруг у неё раздался возглас удивления:  — Здесь нарисован план лагеря! Все участники похода подбежали к ней. И нашим глазам предстало незабываемое зрелище. Здание лагеря было не раздолбанным, каким оно предстало перед нашими глазами. Оно крепко стояло на земле и напоминало корабль, плывущий по морским волнам. — правда, вместо них здесь был лес. Впрочем, поэты и лес способны сравнивать с морем. Я как-то смотрел телепередачу про творчество архитектора Даниила Фридмана. И там показывали построенный им жилой дом в Иванове. Этот дом называется в народе «дом-корабль» — и, по правде говоря, есть за что. Он формой напоминал именно что корабль. Так вот, пионерский лагерь 30-х годов был похож по конструкции на это самое творение архитектора Фридмана. Ну что ж, тот дом был вместительным. Если верить той передаче, в нём было 212 квартир. Значит, этот лагерь тоже вмещал примерно столько же пионеров. В принципе, можно было поделиться своими впечатлениями с друзьями, но я решил не показывать свой интеллект. Слишком часто я его проявлял в прежние времена, и как итог — живу на свете один как перст, без друзей. Мои товарищи тем временем пошли вслед за Шматко в следующее помещение. Шматко ещё подсветил:  — Если вы устали, не беспокойтесь. Музыкальный кружок этого лагеря — последнее помещение, которое мы осмотрим. Больше ничего интересного нет здесь. Есть шахматный кружок, но там всё развалено и ничего не сохранилось Я пожалел, что Алекс и Сергей с нами не пошли. Ничего, я расскажу им, и, надеюсь, им удастся уговорить завхоза, чтобы он их отвёл сюда. В музыкальном кружке были одни лишь инструменты, присущие симфоническому оркестру. Больше не было никаких — даже народных. Зато те, что были, находились в полном комплекте — даже контрабас имелся. На доске были написаны ноты. Присмотревшись поближе, я увидел, что это партитура симфонической сказки композитора Прокофьева «Петя и волк». Честно говоря, эти самые ноты меня удивили. Это произведение для целого оркестра! Неужели пионеры его разучивали? Да, и в те времена любили музыку. Причём, похоже, они предпочитали музыку более серьёзную, чем наше поколение. «Ария» для них — не рок-группа, основанная в 1985 году, а часть оперы. Я им по-хорошему завидую. Похоже, они тонко чувствовали классику, понимали, какой смысл вкладывали в свои произведения Моцарт и Бетховен. Возможно, кто-то из них играл на скрипке не хуже Паганини. По крайней мере, исключать этого нельзя. Я не выдержал и запел: Ты плачешь, скрипка Паганини… О чём рыдаешь на плече? О чём ты, скрипка Паганини? — О гениальном скрипаче. Был скрипач страшён, как демон зла, Но в него влюбилась красота, Красота. И стала скрипка Паганини Одна, одна отныне. Ты плачешь, скрипка Паганини… На чьём рыдаешь ты плече? О чём ты, скрипка Паганини? — О гениальном скрипаче. Ведь скрипач приходит неспроста, — Чтоб в него влюбилась красота, Красота, Чтоб вечной скрипке Паганини Не быть одной отныне. Мои спутники обернулись в мою сторону и начали слушать песню. А я смотрел на скрипку и пел, пел, думая о том, куда делись пионеры из этого лагеря. У них было всё для того, чтобы они смогли радоваться жизни и развивать свои дарования. И оберсволочь Гитлеришка со своим Вермахтом оборвал всё это, оборвал их счастливое детство. А вдруг пионеры погибли в оккупации или под фашистской бомбардировкой? Но вот моя песня смолкла, и завхоз посмотрел на меня хитрым взглядом:  — Я смотрю, вам уже не особо интересно здесь, раз вместо того, чтобы смотреть на музыкальные инструменты, один из вас поёт, а остальные его слушают? Предположение завхоза вогнало меня в краску, и я поспешил поправить его:  — Никак нет, товарищ завхоз. Наоборот, я думал о том, какими счастливыми детьми были здешние пионеры, и спрашивал себя о том, как сложилась их судьба? Завхоз оглядел нас пристальным взглядом и сказал задумчиво:  — Об этом мне не известно, этим я не интересовался.  — Когда вернёмся из лагеря домой — может, организуем тогда поиски? Вдруг кто-то из них ещё жив? — предложил Вася. Шматко в ответ только засмеялся:  — Сначала надо вернуться в лагерь. Ферштейн? А о том, что будет после вашего возвращения домой, поговорить мы ещё успеем. У вас ещё две недели для этого есть. Ну что, возвращаемся? Выслушав его, Антон Золотарёв признался:  — Сказать по правде, друзья, мне уже хочется есть.  — Ну, тогда пошли быстрее — погнал нас Шматко. И пионеры 21 века, побывавшие в гостях у пионеров 20 века, отправились в обратный путь. Когда мы спустились на второй этаж, я вспомнил про книги и попросил завхоза:  — Можно мне ещё раз сходить в ленинскую комнату?  — А зачем тебе? — удивился Шматко.  — Я хотел книги забрать оттуда. Помните, я вам говорил?  — Ох, горе ты моё! Ты нас задерживаешь. Ладно, иди в ленинскую комнату, только побыстрее. Я тебя провожу. Мы с ним отправились к ленинской комнате. Я прошёл мимо красных знамён к стенду, где находились книги. Посмотрев назад, я увидел, что Шматко следит за мной. Это значит, что медлить мне некогда, времени на раздумье он мне не даст. От Гайдара я отказался сразу. Он писал книги хорошие, но всё-таки детские, даже слишком. Никто у нас в лагере читать их не будет — мы для них слишком взрослые. То же самое можно сказать и про «Трёх толстяков» и про «Необыкновенные приключения Карика и Вали». Книг Беляева было слишком много для того, чтобы унести в руках. А сумки или рюкзака у меня при себе не было. Поэтому я, не мудрствуя лукаво, забрал «Как закалялась сталь», «Двух капитанов» и «Тайну двух океанов». Увидев мой выбор, завхоз засмеялся:  — Значит, ты приключения любишь?  — Есть немного — признался я. Больше я не стал развивать эту тему, опасаясь отстать от товарищей. Опасения были не напрасны. Нагруженный книгами, я шёл медленнее всех. Завхоз даже подгонял меня:  — Шевели ногами, ё-моё, а то опоздаешь!  — Не беспокойтесь за Андрея. Он никогда не отстанет, если только мы на митинг не пойдём — вступился за меня Вася. Вася напомнил мне одну историю. Как-то губернатор области, где я живу, велел согнать студентов на митинг. Отказаться было нельзя. Но, к счастью для себя, я по дороге встретил возвращающегося из областной библиотеки Васю. Мы с ним разговорились, и я сам не заметил, как пролетели полчаса. Надо отдать должное преподавателям, которые поступили в соответствии с песней известного чехословацкого певца Карела Готта, в которой поётся: Если ты вдруг уйдешь Я скажу — Ну и что ж? За тобой не побегу И с этим горем справиться смогу. За это за всё я им искренне благодарен. Впрочем, вскоре остальные мои товарищи тоже замедлили ход. Видимо, усталость и голод всё же сказывались. Шматко сначала подгонял нас, но потом махнул рукой. Впрочем, к ужину мы успели — правда, совсем впритык. Звук горна застал нас на площади. Завхоз был этим очень раздосадован:  — Говорил же вам, копуши! Торопитесь, бегите со всех ног! А вы — ну, ё-моё. Пионеры пошли в столовую, а я — к себе относить книги. Шёл я медленно, не торопясь. Когда я вернулся и сел за стол к Косте и Серёже, Костя меня даже подколол:  — Хорошо, что сегодня на ужин творог, а то, пока ты относил свой груз, горячие блюда уже остыли бы. Я не стал с ним спорить, потому что он был прав. Я вообще сильно устал для того, чтобы с кем-нибудь разговаривать. Я просто ел, не обращая внимания ни на что. Только после ужина я спросил:  — Вы чем будете вечером заниматься? Костя даже фыркнул от удивления:  — Если никаких мероприятий не предвидится, то просто отдохнём. Спрашиваешь тоже! Мы сильно устали после похода. Сначала дома, потом на пляж сходим.  — На пляж? — спросил я удивлённо.  — Да, на пляж. Если хочешь, мы и тебе дорогу покажем. В этом лагере есть пляж? Интересно. Надо будет сходить. Впрочем, сейчас у меня дела поважнее.  — Я схожу в библиотеку, отнесу туда добытые мной книги — не стал я скрываться. Рассказ о моих планах заставил Костю ехидно усмехнуться:  — То-то ты ими был нагружен под самую завязку. Что это хоть за книги были? Когда я рассказал ему про названия книг, он был сильно разочарован.  — Книги сталинских времён — они сильно на любителя. Сомневаюсь, что многим из нас они интересны будут. Но для разнообразия сойдёт. Отнеси их, если считаешь нужным. Пожелав друг другу удачи, мы расстались. Неизвестно, ужинала ли Лена, но на рабочем месте я её застал. Увидев меня, она почему-то покраснела, но через секунду взяла себя в руки и улыбнулась:  — Привет! Поневоле ли идёшь, аль с охоты? — поприветствовала она меня.  — С охоты. Вот, принёс тебе свои охотничьи трофеи. Когда я подал ей книги, Лена стала с любопытством их рассматривать. Наконец она спросила:  — Ты где их взял? Торопиться мне было некуда, и я начал рассказывать о нашей с товарищами одиссее. Она внимательно слушала меня. Вдруг девушка прервала меня, засмеявшись:  — Ты назвал книгу «Тайна трёх океанов», а она называется «Тайна двух океанов».  — Неужели я действительно так её назвал? — удивился я.  — Действительно — подтвердила Лена. Я смущённо пробормотал:  — Ну и косяк. Это всё равно, как если бы «Песняры» в своей известной песне спели бы вместо Вологды: «Где же моя черноглазая, где, в Караган-Караган-Караганде в доме, где разной палисад». Видно было, что шутка ей пришлась по душе. Улыбнувшись, она сказала:  — А после ленинской комнаты где вы оказались? Я стал рассказывать ей про остальные помещения лагеря. Слава богу, вроде бы нигде больше не ошибся. Правда, я поймал себя на мысли, что стараюсь расписывать всё чересчур подробно, но махнул на это всё рукой. Наконец, я закончил свой рассказ. Выслушав меня, Лена задумчиво сказала:  — «Тайна двух океанов» была в детстве моей любимой книгой. Ты не представляешь, какой ты подарок мне сделал. Это ведь первое издание этой книги, довоенное ещё. Я удивлённо посмотрел на неё:  — Ты любила приключенческую литературу?  — Почему любила? И сейчас люблю. «Унесённые ветром» — это не приключенческая литература — возразил я. Не надо было мне об этом говорить. Моя реплика раздосадовала Лену, и она сказала огорчённо:  — Дались тебе эти «Унесённые ветром»! Я читала их из исторического интереса. Там прекрасно переломная эпоха описывается. А ты, наверное, думаешь, что я только романы о любви читать могу. Она отвернулась от меня. Видно было, что я её чем-то обидел. Я корил себя за такую бестактность. И зачем я спросил про «Унесённых ветром»? В самом деле, дались они мне, что ли? Я никак не мог решиться, что мне делать: извиняться перед ней или просто уйти? Но она всё решила за меня. Она обернулась ко мне и сказала: — Ты хоть читал «Тайну двух океанов»? Она рассказывает про смелых людей и сама учит быть смелыми. Собственно, именно этим она меня и привлекла.  — Мне стыдно, но я её не читал. «Двух капитанов» читал, а её нет — признался я.  — Тогда бери домой. Прочитаешь — вернёшь — предложила Лена. Мне очень хотелось это сделать, но тут я вспомнил про «Парус». Разрываться между несколькими книгами не хотелось  — Не могу. У меня дома и так одна книга лежит, которую я на лодочной станции забрал. И я рассказал ей про то, как мы со Славей убрались на лодочной станции. Выслушав меня, Лена задумалась. Через некоторое время она предложила:  — Давай я тебе почитаю «Тайну двух океанов». Книга меня заинтересовала, так что я с радостью согласился. Я взял стул, подсел к ней поближе и стал слушать. Произведение было довольно наивным. В нём рассказывалось про построенную в СССР подводную лодку «Пионер» — самую совершенную на тот момент в мире, про её боевой поход, про то, как японцы заслали туда диверсанта, пытавшегося её взорвать. В общем, типичный образец сталинской эпохи — времени, когда энтузиазм масс сочетался с репрессиями и поиском врагов — истинных и мнимых. И тем не менее, книга завораживала. Завораживало само описание подводной лодки, завораживали характеры членов её экипажа, преодолевающих все препятствия. Даже шпиона было жалко — он тоже вёл себя смело. Лена читала вдохновенно. Видно было, что эта книга — действительно самая её любимая. Но вот ей пришлось прерваться.  — Скоро стемнеет. Мне пора идти домой. Если хочешь, приходи завтра. Я тебе дочитаю. Я не стал ей ничего обещать — только попрощался с ней и пошёл домой. К моему удивлению, я чувствовал на душе какую-то лёгкость. Домой я не шёл, а летел, словно на крыльях ветра. Но дома я вернулся к реальности, потому что там меня уже ждал Вася.  — Явился не запылился! — поприветствовал он меня. Я смутился и с трудом подбирал слова от волнения:  — Конечно, я рад тебя видеть, но, честно говоря, я не ожидал, что буду принимать гостей в такой поздний час.  — Я давно тебя жду. Ты где пропадаешь?  — А для чего тебе меня ждать?  — Я хотел тебе предложить пойти к завхозу послушать его «пластинку из прошлого». Но тебя дома не было. Я тебя долго ждал, но потом плюнул и пошёл к завхозу. — И завхоз тебя пустил?  — Пустил. Правда, удивился, что я всего один пришёл.  — И что такого на этой пластинке было записано? Я ожидал услышать что-то интересное как минимум уровня «Тайны двух океанов», но Вася разочаровал меня.  — Ничего особенного. Семеро ребят надиктовали сообщение в будущую эру детям 21 века, которые будут жить при коммунизме. Подробностей я не разобрал, к сожалению — пластинка граммофонная, сам понимаешь. Запись на ладан дышит.  — Понимаю. Даже Шаляпина на таких пластинках хрен расслышишь, а тут — дети.  — Ну, если ты пойдёшь послушаешь, может быть, тебе больше повезёт — философски заметил Вася.  — Ну и что ты обо всей этой истории сам думаешь?  — Я? Странно всё это. Я думаю, что этот заброшенный лагерь — подставной. Такая же съёмочная площадка, как и у нас.  — Почему ты так думаешь? — не поверил я. Вместо ответа он сказал мне:  — Вспомни, как вела себя Виктория. Я начал вспоминать:  — Попросила нас обратить внимание на карту. Показывала нам, что Львов на ней — польский. А он до 1939 года действительно был польским.  — И тебя не смущает, что в лагере, который, по словам завхоза, покинули с началом войны, не нашлось более современной карты, на которой Львов был бы уже советским?  — Он объяснил, что карту увезли во время эвакуации, а эту забыли.  — Верь ему побольше. Раз увезли ту, могли бы увезти и эту. Кстати, что касается немцев. Следов немецкого пребывания в этом месте нет. Они должны были остаться. Не могли же их все подчистить! Надо признать, доводы Васи казались мне вескими.  — И что ты предлагаешь? — спросил я. Вася посмотрел на меня и улыбнулся:  — Помнишь, нам рассказывали про то, что это место стало научной базой после войны? Я кивнул головой в знак согласия.  — Так вот, мы должны исследовать лагерь до конца и проверить, так ли это. Мало ли, может нас с тобою обманули. Причём проверить надо желательно ночью — объяснил Вася. Прикинув, что ночью придётся не спать, я спросил раздражённо:  — Это ещё зачем?  — Затем, чтобы Шматко за нами не увязался. С него станется. Сказать по правде, не нравится он мне. Не люблю таких, кто подгоняет людей почём зря.  — Ты это давно придумал? — спросил я.  — С тех пор, как повстречал Шурика, и он мне корону передал. Хотя я не понимаю, зачем. Да и вожатые, когда это увидели, скандал подняли. Дескать, я уже был и второй раз не положено. Но Шурик на своём настоял.  — А почему он передал корону именно тебе?  — Ну, ты даёшь! Как будущему организатору экспедиции, конечно же. Пристально посмотрев на меня, он сказал голосом, не терпящим возражений:  — Кстати, ты обязательно должен участвовать в экспедиции. Нас в лагере только двое историков. Ты будешь одним из исторических консультантов, так сказать. Вторым, естественно, буду я.  — А если я откажусь?  — Согласишься, куда ты денешься. Конечно, предложение Васи мне льстило, но я боялся. Провести вечер в старом лагере — это всё равно, что переночевать на кладбище. Вроде ничего плохого, а какой-то суеверный страх присутствует, и ты ничего с ним не сделаешь. Но я не имею права подвести своих друзей. Если они просят помочь — я обязан помочь. Решившись, я спросил:  — Мы пойдём туда втроём? Ты, я и Шурик?  — В идеале хотелось бы пригласить Викторию, если она согласится помочь нам зарисовать всё то, что мы там увидим. Ну и ещё одного-двух можно взять. Но не больше. Мы немного помолчали. Наконец я рассудил, что, если мы собираемся завтра большую часть ночи провести в старом лагере, то сегодняшней ночью лучше лечь спать как можно раньше. Я уже хотел попрощаться с ним, но тут Вася сказал:  — А всё-таки где ты был? Почему я тебя дома не застал? Я ходил в библиотеку, относил найденные в старом лагере книги. Вася улыбнулся:  — То-то я смотрю, их ни на кровати, ни на столе нет. Но дойти до библиотеки — дело десяти-пятнадцати минут. Почему же ты задержался там надолго? У меня не было секретов от Васи, и я всё ему рассказал: Услышав мой рассказ, Вася сказал мне:  — Ничего себе, в тебя влюбилась работница лагеря. Поздравляю тебя. Судя по его голосу, он был искренне удивлён — и одновременно восхищён тем, что я времени зря не теряю Сказать, что предложение Васи меня ошеломило — значит, не сказать ничего. Я постарался от этого предложения откреститься:  — Типун тебе на язык! Вася повторил более серьёзным тоном:  — Она тебе намекала о чувствах. Зачем иначе она читала тебе книгу? Тут я был с ним не согласен.  — Если хотят намекнуть о чувствах, читают другие вещи.  — Читают то, что находится под рукой. У вас под рукой была «Тайна двух океанов». Короче, я всё тебе сказал. Выводы делай сам. На этой драматичной ноте разговор затих сам собой. Вскоре Вася стал собираться домой.  — Не забудь про экспедицию — сказал он мне на прощание. Я пообещал ему не забыть об этом, и мы расстались. Слова Васи разбередили мне душу. Неужели Лена действительно влюбилась в меня? Что она нашла во мне — в обычной серой мыши, которая ничего из себя не представляет, и только часто умничает почём зря? Я полночи провалялся в постели, но так и не пришёл к определённому выводу. Наконец, мозг устал от этой внутренней борьбы и дал команду ко сну.