Братство "Совёнка"

Памятуя о том, что сегодня — день экскурсии по катакомбам старого лагеря, я встал не сразу, постаравшись вылежаться. К счастью, здесь не надо вставать с петухами и можно позволить себе выспаться. Вообще, можно даже на линейку не ходить — ничего там важного не произойдёт. Если вожатые каким-то образом узнают, что мы собираемся отправиться в старый лагерь и наложат запрет на наш поход, то я всё равно узнаю об этом за завтраком от Васи или ещё от кого-нибудь. Решено. Не иду сегодня на линейку. Умоюсь — и с меня этого достаточно. Взяв предметы гигиены, я направился к умывальникам, и с удивлением обнаружил, что там уже целая толпа народу. Мне пришлось выстоять хоть и небольшую, но очередь. Когда все умылись, Вася крикнул нам:  — Народ, не расходитесь, пожалуйста! Мне нужно вам кое-что сказать.  — Это будет касаться нашего сегодняшнего похода? — спросил Илья.  — Да, его самого. Я предлагаю вам отправиться сразу же с утра туда. Как вы на это смотрите?  — Почему ты так хочешь? — поинтересовался Игорь. Вася стал объяснять:  — Потому что, когда мы до него доберёмся, солнце будет уже высоко, и мы тогда сможем переждать самые опасные часы солнца уже там. Я предлагаю вообще постараться весь день там провести.  — Весь день? А что мы есть там будем, ты подумал? — спросил Богдан.  — Ребята, не горячитесь. Может быть, там не найдётся ничего особенного, что нам окажется интересным, и мы быстро вернёмся. Это Серёжа попытался всех примирить. Впрочем, Вася стоял на своём:  — А если там окажется, что рассмотреть можно многое, то лучше сделать это сразу, потому что потом придётся возвращаться несколько раз. Я вспомнил про своё обещание поучаствовать в репетиции и сказал:  — Ну, сходим несколько раз, что тут такого? В разговор вмешалась Вика:  — Ребята, знаете, что? Неизвестно, где и когда мы финишируем, но путь наш точно будет довольно далёким. Вчера герои моей картины прошли путь в два раза короче этого, но всё равно устали. Я видела это. Поэтому я призываю вас не спорить, а лучше пойти отдохнуть перед дальней дорогой. А о том, как идти и куда — разберёмся там, на месте. Всё-таки она хорошая девушка. Несколькими словами потушить зарождавшуюся ссору — это надо уметь. Вася и Игорь посмотрели друг на друга виновато и не стали дальше пререкаться. — Согласен. Ну её к чёрту, эту линейку. У нас сегодня дела поважнее — резко высказался Костя. Илья в свою очередь сказал:  — Думаю, тем ребятам, что записаны в кружок кибернетики, отправляться домой не нужно, а лучше пойти в кружок и приготовить фонари и различное снаряжение. Мало ли, что в дороге пригодиться может.  — Отличная мысль — отозвался Шурик. С этим согласились все. Основная масса пионеров отправилась по домам, а члены кружка кибернетики — к себе. Засобирался с ними и Сергей Соловьёв, который сказал:  — Я схожу предупрежу Алису и Мику, что, возможно, не вернусь долго.  — Я бы мог передать, раз такое дело — предложил Алекс.  — Нет. О таком надо говорить лично — возразил Сергей. Тем не менее, он не стал возражать, когда Алекс пошёл сопровождать его до музыкального кружка. Честно говоря, я жалел, что Алекс не пойдёт с нами в поход. Но это его выбор, и раз не получилось его переубедить — значит, не получилось. Вернувшись домой, я решил послушать музыку. Когда я включил радио, из него полилась песня эстонской певицы Анне Вески. Руку мне дай на середине пути, Руку мне дай — нам ещё долго идти. Пусть на пути мы иногда устаём, Всё же идти нам будет легче вдвоём. Позади — крутой поворот, позади — обманчивый лёд, Позади — холод в груди, позади… Позади — крутой поворот, позади — обманчивый лёд, Позади — холод в груди, позади… Мир так велик и не кончается путь, Только на миг можно ресницы сомкнуть. И стороной нам не пройти, не свернуть. Только порой можно устало вздохнуть. Позади — крутой поворот, позади — обманчивый лёд, Позади — холод в груди, позади… Позади — крутой поворот, позади — обманчивый лёд, Позади — холод в груди, позади… Мы не одни, ну оглянись, оглянись. Это наш путь, он называется: жизнь. И не грусти, прошу тебя, не грусти. Столько у нас уже всего позади. Позади — крутой поворот, позади — обманчивый лёд, Позади — холод в груди, позади… Позади — крутой поворот, позади — обманчивый лёд, Позади — холод в груди, позади… Это символично, чёрт возьми! Хорошая иллюстрация дружбы, которая между нами зарождается и всех событий, которые помогают эту дружбу укрепить. Мы действительно на середине пути, и у нас позади уже очень многое, а впереди — ещё больше. Например, поход в старый лагерь. Раз нас так много согласилось туда пойти — значит, нас связывают общие интересы. Интересно, это интерес к истории или просто жажда приключений? Я поймал себя на мысли, что все мои мечты здесь исполняются. Я захотел, чтобы мои песни услышали — и это случилось. Так и со старым лагерем. В глубине души я переживал за то, что в университете мне не повезло и не удалось поучаствовать в археологической экспедиции. И вот теперь судьба мне возвращает должок. Надеюсь, и остальные ребята смогут ощутить себя исследователями. Послушав ещё несколько песен, я дождался сигнала горна и отправился на завтрак. На завтраке пионеры, включая меня, усиленно поглощали еду. Путь предстоял нам долгий. Не было желания даже отвлекаться на разговоры. Члены кружка кибернетики — Шурик, Антон, Илья и Маша — вошли в столовую не сразу. Когда они зашли, сели за свободный стол и принялись за еду, у меня промелькнула мысль: «К походу всё готово». Но вот все позавтракали и двинулись к выходу. У самого выхода Шурик сказал:  — Давайте пойдём к нашему кружку. Электроник пойдёт с нами. Вася посмотрел на него и сказал удивлённо:  — А почему Электроник в тот раз с нами не ходил, а сейчас отправится? На это ответил Илья:  — Я задавал Электронику этот вопрос. Он ответил, что ему смотреть на собственно лагерь неинтересно, а вот в катакомбы он с радостью спустится. Уточнять, почему, он не стал. Выслушав ребят из кружка, Вася обратился к нам:  — Как считаете, лучше, чтобы Электроник шёл с нами?  — Пусть идёт. Ничего против него не имею — ответил Богдан.  — Если ему интересно, то отчего не пойти? — резонно заметил Костя. Мы отправились к кружку кибернетики. Около его дверей уже стоял Электроник и улыбался, приветствуя нас.  — Ну, товарищи, можете считать меня своим куратором. В прошлом походе им был Шматко, а в этом буду я. А кто из нас будет интереснее вам, вы сами определите. В каждой руке у него были два фонаря.  — Ну-ка, кто их возьмёт? — сказал он с хитринкой в голосе. Шурик сказал ему:  — Ты вроде взрослый мужик. Давай не дурачиться. Просто отдадим их членам нашего кружка, благо тут они все в сборе.  — Ладно, молчу, молчу — сказал Электроник и выполнил просьбу Шурика. Получив фонари, члены кружка кибернетики вместе с Электроником встали во главе отряда, и мы отправились в путь. Вновь мы идём по той дороге, по которой шли несколько дней назад. Интересно, бродили ли по этому лесу пионеры 30-х годов или он вырос уже позже? Здесь правды мы уже не узнаем никогда. Это нужно в архивах смотреть — но в архивы нужно идти, когда знаешь, что там искать. Можно только прикинуть, зная о том, сколько живёт то или иное дерево. В общем, место это загадочное и загадочным останется, несмотря на все наши усилия. Но приблизиться к разгадке вполне нам по силам. Наконец, мы прошли мимо куста малины, рядом с которым был поворот на ту поляну, где вчера Вика писала наш портрет. Это значило только одно: до старого лагеря было недалеко. Я вновь подумал о Вике и её картинах. Интересно, куда она отправится дальше? Может быть, она решится устроить зарисовки в старом лагере? Кто её знает. Если она — дивчина рисковая, то она вполне сможет это сделать. Хотя она может и предпочесть отправиться в другую часть леса. Но это будет потом. Пока что наш путь лежит в старый лагерь. На подходе к старому лагерю Костя незаметно вышел вперёд. Остальным он объяснил:  — Я вчера уже был в катакомбах. Правда, честно говоря, прошёл не до конца. Я ждал остальных. Так что, я вас поведу. Мы прошли мимо качелей и аттракционов. Одно мгновение у меня промелькнула мысль о том, что можно было бы на них покататься, но я отогнал её, сказав про себя так, чтобы другие не слышали:  — Хорош паясничать. Тебе вчера не хватило мушкетёрского костюма? Однако, рядом со мной шёл Сергей, и от него эта моя реплика не укрылась:  — Ты о чём? — спросил он.  — Да так, вспоминаю про то, как мы вчера позировали.  — Хорошо, что вспоминаешь. Красивая картина получилась — поддержал меня мой сосед. Когда мы зашли в помещение, то вынуждены были остановиться. Сергей Соловьёв, которого в прошлый раз не было здесь, с большим любопытством всё разглядывал.  — Здесь целый склад старых игрушек — наконец промолвил он. Кстати, среди них и Ванька-встанька есть. С этими словами он посмотрел на меня. Я понял намёк. Он предлагал мне забрать его с собой для того, чтобы использовать его как реквизит для «оживления» нашего выступления. Но вслух не сказал ему ничего. Сейчас не время говорить о нашей рок-опере. Костя отозвался на слова Сергея, сказав:  — По этим игрушкам ходить невозможно. Если бы мне не повезло, я бы не нашёл вход в катакомбы.  — Да, тебе повезло, что он, как клад в фильме «Невероятные приключения итальянцев в России», находился подо львом — усмехнулся Серёжа.  — А где этот лев? Я здесь никакого льва не вижу — удивлённо спросил Вася. Косте пришлось объяснять:  — Я его домой забрал. Он лежал вон там, с восточного края. Идите, я поведу вас к люку. Он широкими шагами направился к краю комнаты. Этот край был старательно расчищен от игрушек, сгруженных на нижние ступеньки лестницы. И мы увидели люк. Тяжёлый металлический люк, который даже поднять страшно, чтобы не оказаться в положении персонажей фильма «Джентльмены удачи». Помните: «Этот Василий Алибабаевич! Этот нехороший человек мне на ногу батарею сбросил! Падла!» Как же хорошо, что теперь этот люк валяется где-то в стороне, и можно спокойно проникнуть в щель под ним, не надрываясь физически. Шурик попросил своих товарищей по кружку:  — Сейчас время включить фонари. Фонари осветили пространство внизу, и мы увидели подземную галерею.  — Ну что, спускаемся? — спросил Вася.  — Давайте спустимся — согласился Костя. — Здесь высота небольшая, мы все спустимся нормально — поддержал его Шурик. И небольшая высота, и ширина люка — всё благоприятствовало дальнейшему исследованию. Правда, пришлось немного задержаться, пока не спустились все. Например, я спускался медленно, боясь упасть, хоть и верил Шурику, что высота небольшая. Но у меня хватило времени и на то, чтобы спуститься и на то, чтобы осмотреться. Стоявший рядом со мной Илья сказал восхищённо: — Ребята, посмотрите, да здесь готовая локация для романов серии «Метро». Сюда бы Глуховского, вот он бы порадовался!  — Да, я тоже примерно так и подумал, когда в прошлый раз здесь оказался — добавил от себя Костя. Спустившийся через некоторое время Игорь Смелых включил режим крымчанина:  — Это на Аджимушкайские каменоломни в Керчи похоже. Действительно, перед нами предстали катакомбы, похожие на туннель метро. Вот только зачем метро в такой глухомани? Игорь был прав: на Аджимушкайские каменоломни действительно похоже. Но Аджимушкайские каменоломни формировались на протяжении минимум трёх веков, а это сооружение явно было намного моложе. Впрочем, в любом случае мы не узнаем правду, пока не дойдём до конца. Проход был очень широким, мы все легко там поместились. Но мы прошли его быстро, потому что смотреть там было нечего. Катакомбы и катакомбы. Нет ни окон, ни дверей, ничего интересного. Про Аджимушкайские каменоломни в Керчи хотя бы можно рассказать истории времён войны. Истории о том, как героически сопротивлялись укрывшиеся в них советские солдаты — притом, что им не хватало оружия, воды и съестных припасов. Немцы не были дураками: в катакомбах не было колодцев, а два колодца, находившиеся снаружи, фашисты предусмотрительно засыпали. А что здесь? Ну галерея и галерея. Хоть бы кто-нибудь оставил записку или зарубку на стене, чтобы мы знали, зачем это помещение и для чего оно было предназначено. Кстати, интересно, что будет за ним? Оно же не бесконечное. Маша внезапно вгляделась в пространство и сказала:  — Конечно, я могу ошибиться, но мне кажется, что здесь очень узко. Возможно, что плотные ребята, вроде Серёжи и Андрея, даже не смогут протиснуться.  — Если гуськом пойдём, то всё будет нормально — отозвался Шурик.  — Давайте я первым пойду. Посмотрю, что там — вызвался Антон Золотарёв.  — Ну давай, только не торопись — посоветовал ему Шурик. Антон посветил фонарём и сказал:  — Там где-то вдалеке свет горит. Такой же, как здесь. Он показал рукой назад.  — Ты предлагаешь, чтобы мы тебя здесь подождали? — спросил Вася.  — Да, подождите немного. Я вернусь быстро. И наш товарищ исчез в темноте. Впрочем, у него был фонарь, и мы могли по лучу света следить за его перемещением. Антон уходил всё дальше и дальше, а мы ждали, дойдёт ли он до конца этой тёмной комнаты. Совсем скоро от него остался только силуэт, а потом он и вовсе исчез.  — Надеюсь, он успеет вернуться — посочувствовал ему Илья. Мы ждали нашего первопроходца очень долго. Казалось, что время остановилось. Возможно, некоторые из нас даже в глубине души сомневались и думали, что неплохо было бы вернуться.  — И ради чего я сюда пошёл? Оставался бы в музыкальном кружке — сказал разочарованно Сергей Соловьёв. Вася поспешил его успокоить:  — Здесь и на поверхности есть много чего интересного. Я тебе потом покажу. Электроник постарался пресечь панику: — Отставить разговоры! Антон знает, куда идёт. Он вернётся. — Если бы с ним случилась какая-то опасность, он бы крикнул нам на помощь. — А он действительно кричит — заметил внезапно Илья. Действительно, где-то вдали раздался крик Антона:  — Идите сюда, здесь дверь! Ростислав, услышав это, усмехнулся:  — Дверь? И эта дверь выведет нас обратно в лес?  — Пойдём и посмотрим Только, пожалуйста, прошу вас, не торопитесь. Идите друг за другом — спокойно отреагировал на подколку Электроник И наша колонна двинулась в темноту. Электроник шёл впереди с фонарём и направлял нас. Однажды он остановился и сказал, усмехнувшись:  — Хорошо, что здесь нет развилок. Развилок не было по дороге, но развилка была в нашем путешествии, потому что от того, что мы найдём за этой дверью, зависит то, чем оно закончится. Поэтому мы старались идти быстрее, хоть и Электроник призывал нас не торопиться. Наконец, мы увидели вдали свет. Должно быть, здесь и расположена та дверь, которую нашёл Антон. Мы шли в полумраке так долго, что, выйдя к двери, поневоле стали жмуриться. Пришлось ждать некоторое время, пока глаза попривыкнут к свету. Но вот глаза притерпелись к новому положению. Можно было рассматривать дверь. Она была тяжёлая, массивная, выкрашенная в синий цвет. Рядом с ней висела противопожарная сигнализация, а на стенах висели медицинские просветительские плакаты. На самой двери был прикреплён значок радиационной опасности. На него обратила внимание Маша:  — Сюда опасно заходить. Должно быть, за дверью какие-то радиоактивные материалы хранятся. Электроник ответил ей:  — Не думаю. Её очень легко открыть. Посередине двери было расположено колесо. Похоже, оно используется в качестве замка.  — Легко? Ты в этом уверен? — не поверила Маша. Электронику пришлось пояснять свою позицию:  — Да, уверен. Если бы хотели закрыть навечно, то сделали бы ключ в замке. Ключ надо подбирать к замку, ключ надо самим сделать. А колесо можно провернуть.  — Сильное утверждение. Но проверить его всё-таки нужно — вырвалось у меня.  — Давайте, я попробую — предложил Серёжа и подошёл к двери. Господи, какая же в нём творилась силища! Казалось, что этот механизм тяжёлый и неповоротливый, а Серёжа справился с ним меньше, чем за минуту. Антон Золотарёв посмотрел на него завистливым взглядом:  — Молодец ты! У тебя получилось, а я не смог, сколько ни пытался. Серёжа, глядя на него, философски заметил:  — Не стоит разговоров. Лучше заходить, пока она снова не закрылась. После этих слов он открыл дверь и зашёл первым. В комнате было темно, но он своими сильными ручищами ухитрился найти выключатель, и через минуту зажёгся электрический свет. Мы увидели комнату, сплошь заполненную измерительными приборами. Здесь были радио, термометры, барометры, анемометры, гигрометры и многие другие приборы, чьих названий я не знал. Электроник подошёл к ним и взял счётчик Гейгера. Сняв показания, он поспешил успокоить нас:  — Спокуха, радиации здесь нет. Точнее, есть, но фон вполне естественный.  — А зачем тогда этот значок? — спросила удивлённо Маша. Электроник посмотрел на нас и хитро улыбнулся:  — Видимо, чтобы всякие мародёры здесь не шастали. В принципе, здесь и не должно радиации быть. Где вы видите в этой комнате атомный реактор?  — Нет его здесь — сказал Илья.  — Зато есть койка, рассчитанная на двоих человек — удивился Серёжа. В углу действительно стояла койка, похожая на те, на которых спят солдаты или моряки. Она была тщательно заправлена — было видно, что обитатели покинули эту комнату уже очень давно. Электроник задумался. Но раздумья его длились недолго.  — В принципе, это вполне объяснимо. Должно быть, эта комната предназначена специально для того, чтобы там жили те, кто снимает показания с приборов. Слова Электроника были логичны. В одном углу стоял письменный стол, а письменные столы просто так не стоят. Они нужны для того, чтобы за ними сидели и писали отчёты.  — А зачем здесь шкаф? — продолжила расспросы Маша. Действительно, койка, на которую обратил внимание Серёжа, подпиралась шкафом.  — Сейчас посмотрим. Подходите поближе — предложил Электроник. Мы подошли к шкафу. Электроник раскрыл его.  — Надеюсь, здесь найдутся детали, с помощью которых мы сделаем робота — улыбнулся он. Но он ошибся. Там были одни тетради и папки. Некоторые из них были довольно массивными, как медицинские карты хронически больных людей. Электроник посмотрел на них и предложил нам:  — Давайте глянем на них и посмотрим, что там написано. Мы сразу расхватали эти тетради, но через десять минут были разочарованы.  — У меня отчёты о погоде за 1964 год — сказал Илья.  — А у меня — за 1963 — продолжила Маша.  — А у меня — вообще за 1960 — высказался я. Оказалось, что у всех у нас, включая самого Электроника, были всего лишь климатически-географические отчёты. Выяснив это, нам пришлось задуматься — что с этим делать? Эти тетради были полезны для тех, кто собирается здесь жить и работать. Но мы-то не такие! Мы уйдём отсюда — и вряд ли вернёмся. К счастью, это понял и Электроник.  — Что ж, отдавайте тетради назад. Зря мы этот шкаф открыли, получается. И мы стали класть тетради на место. Вскоре они оказались там, откуда мы их взяли. Больше делать здесь было нечего. Пора было уходить. В принципе, можно было бы здесь немного задержаться и послушать радио, но никто этого не предложил. Всем было интересно, что в следующей комнате. Это даже было удивительно. Оказывается, среди нас столько людей, преисполненных духом исследования. Никто не жалуется на усталость, никто не хочет отдохнуть. Кого другого первая комната оставила бы разочарованной и заставила бы повернуть назад, но никто из нас не подавал виду, что ему не интересно и что он хочет вернуться. Но выбраться из этой малоинтересной уже нам комнаты оказалось не так-то просто. Конечно, дверь мы заметили легко — её трудно было не заметить, но когда Электроник за неё взялся, она не подалась. Мы остановились. Возникла заминка, которую мы не ожидали.  — Может, я попробую? — предложил Серёжа. Мы уже поняли, как он может открывать двери, и поэтому пропустили его. Но и у него открыть дверь не получилось. — Петли проржавели насквозь — сказал он, утирая рукой пот со лба. Костя сказал, усмехаясь:  — Что теперь, возвращаться или попробовать всем вместе взяться за дверь по типу сказки про репку? Но Маша вместо этого ответила:  — Не нужно никакой сказки про репку. Глядите — здесь фомка лежит. Она подобрала с пола фомку и протянула Серёже. Тот удивлённо посмотрел на неё:  — Откуда здесь фомка? Здесь же не воровская малина. Вместо Маши ему стал объяснять Электроник:  — Должно быть, дверь постепенно становилась неисправной и механизм ржавел. Вот и пришлось поддевать задвижку фомкой. Теперь придётся нам делать то же самое. Серёжа был явно недоволен своим выбором.  — Не так я себе это представлял. Но придётся пользоваться ей, раз уж нет другого выхода. Он взял фомку и поддел ей дверную задвижку. Вдруг он заорал чуть ли не благим матом:  — Посторонись! Он еле успел отпрыгнуть. Дверь упала на пол с таким грохотом, что на секунду мне показалось, что началось землетрясение или извержение вулкана. Антон, самый низкий и щуплый из нас, даже свалился на пол от ударной волны.  — Ты не ушибся? — спросила взволнованно стоявшая рядом с ним Вика. Но он легко поднялся и засмеялся:  — Ничего, шрамы украшают мужчину. Дома буду друзьям рассказывать. Шрамы украшают мужчину, когда он совершает подвиг. Получается, он считает наше приключение подвигом? Но эти мысли быстро ушли на второй план, когда Серёжа шагнул в проход, и остальные пошли за ним. Вторая комната оказалась ещё более скучной, чем первая. Она представляла собой конференц-зал. Мы увидели несколько рядов кресел, обитых красным сукном. Навскидку можно было посчитать, что там примерно двенадцать рядов по двадцать человек в каждом. Неужели на этой базе жило и работало столько народу? Но удивительнее всего было не это, а то, что в комнате находился киноэкран. Интересно, какие кинофильмы здесь показывали — документальные или художественные?  — Ничего себе, здесь показывали фильмы? — спросил Ростислав. Ему возразил Илья:  — Почему обязательно фильмы? Должно быть, здесь задавали задания и обсуждали планы работ. Ну а кино — всего лишь приятный бонус. Ростислав не стал с ним спорить:  — Пожалуй, соглашусь. Кроме того, учёные, хоть и засекреченные, должны знакомиться с передовыми разработками других научных центров. Скорее всего, здесь они и знакомились. Больше в этой комнате не было ничего интересного, и мы отправились в следующую. Там дверь открывалась уже нормально, и мы прошли спокойно, не используя никаких фомок. Вот в следующей комнате было уже намного интереснее. В ней стояло несколько рабочих столов, на каждом из которых лежала папка. А посредине комнаты стоял стол, на котором находились микроскоп и прочие лабораторные принадлежности — реторты, горелки, мензурки и многое другое.  — Заглянем в шкаф? — предложил Электроник. Увидев, что он разрешает, все направились к шкафам. В шкафах была огромная куча реактивов, названия которых ничего не говорили малосведущим в химии людям. Но, впрочем, у нас нашлись люди, сведущие в химии. Точнее, один человек. И этим человеком была Маша. У неё прямо загорелись глаза:  — Здесь прямо целый клад для экспериментатора. Я бы вам прочитала целую лекцию с примерами и опытами, если бы вам всем было интересно и если бы мы не торопились.  — Интересно, ты не знаешь, для чего предназначены эти реактивы? — спросил Шурик. Маша задумалась:  — Могу предположить, но для этого мне нужно знать, чем конкретно они занимались, а я не знаю. Да и никто из нас не знает. Маша затронула самую главную проблему нашего похода. Мы не знаем, что ищем. Мы просто ходим туда-сюда, из одной комнаты в другую, без всякой цели. С другой стороны — а могло ли быть иначе? Электроник нам ничего не объяснил. Он только сказал нам, что здесь были секретные разработки. А в чём заключалась их секретность? Что вообще это были за учёные? Физики? Химики? Геологи? А если физики, то какой физикой они занимались — теоретической или прикладной? Впрочем, ответ был дан довольно скоро. Маша открыла одну из папок и стала читать лежавшие в ней документы. Вдруг её глаза просияли.  — Идите сюда скорее — позвала она нас. Мы подбежали к ней. Когда она убедилась, что мы все внимательно её слушаем, она стала читать: Если верить тому, что она читала, вырисовывалась следующая картина. Сразу после того, как эти края избавились от немецкой оккупации, сюда вернулись шахтёры. Теперь становилось ясно, откуда здесь пионерский лагерь. Пионерские лагеря в СССР, если не брать всесоюзных типа «Артека», были связаны с заводами или предприятиями. Должно быть, в том пионерском лагере, который мы осматривали вместе со Шматко, отдыхали дети этих самых шахтёров. Вопрос только один: почему завхоз нам об этом не рассказал? Или он сам об этом не знал? Но рассказ, который читала Маша, шёл своим чередом. И в нём раскрывались всё более и более интересные подробности. В 1946 году бригада шахтёров обнаружила новый минерал. Его образцы были отосланы в Москву, и результат исследований шокировал. Этот минерал оказался очень прочным, твёрже алмаза. Учёные назвали его «шахтерит» в честь тех, кто его обнаружил первым. Об этом материале было доложено по инстанциям, и все разработки в этой области было велено засекретить. На протяжении нескольких лет велись поиски месторождений этого минерала в разных частях СССР. Искали его на Донбассе, в Сибири, в Западной Украине, на Северном Кавказе, в Грузии, в Казахстане. Но выяснилось, что это месторождение единственное. Тогда было принято правительственное решение о том, что группа учёных-геологов из Московского государственного университета и других высших учебных заведений страны будет направлена в эти места для изучения свойств материала на месте. Добыча этого минерала будет взята под личный контроль министра геологии СССР Малышева, который берёт на себя полную ответственность за то, что добыча будет налажена в кратчайший срок. Малышев лично приезжал на место будущих работ. После того, как он был смещён со своего поста в 1949 году, туда приезжал и его преемник Захаров. Отчёты от учёных регулярно принимались наверх. Научно-исследовательская база была построена в кратчайший срок — за год с небольшим. Примерно в то же время началась промышленная добыча. Если при Сталине её старались вести ещё более-менее посильными темпами, то, когда к власти пришёл Хрущёв, он велел добычу ускорить. Она велась прямо-таки хищническими темпами. В итоге к моменту смещения Хрущёва в 1964 году весь шахтерит из месторождения был вычерпан. Участники проекта пытались достучаться до руководства страны, но правительство их не слушало. Закончив добычу, учёные покинули свою базу и больше сюда не возвращались. Обо всём этом Маша читала в дневнике руководителя проекта профессора Владимира Амбросимова. Чувствовалась большая грусть человека, считавшего добычу шахтерита делом всей жизни. Интересно, как его жизнь потом сложилась? — Вот такие вот дела — закончила Маша своё повествование. Все мы внимательно слушали это чтение, но не все поверили этому рассказу.  — Почему этот дневник остался здесь? — спросил Антон. Маша пожала плечами.  — Может, просто забыл второпях. А может, побоялся с собой забирать, опасаясь, что за ними КГБ придёт. Тут я тоже высказал мнение:  — А, может быть, он написал два экземпляра? Один для себя — а другой для тех, кто потом прочтёт? Я списал иногда статьи про футбол раньше для одного сайта, и всегда черновик оставлял себе, а потом переписывал начисто для них, порой много переписывая. Электроник покачал головой:  — Теоретически так возможно, но по сути вряд ли. А Костя спросил:  — Самиздат тогда был уже? Может, лучше было бы в самиздате опубликовать или переправить за границу? — Не знаю. Честно говоря, не знаю — печально ответил Электроник. Наше настроение вмиг стало грустным. Вот так вот завершилась эпопея. Я не был этим удивлён — я читал много книг про освоение целины и понимал, что Хрущёв был склонен к таким дурацким решениям. Разрекламированное освоение целины привело к пыльным бурям, которые сдували плодородный слой земли, и продовольственную проблему СССР не решило. Теперь я снова убедился в том, что в 50-е годы во главе страны оказался услужливый дурак, который, как сказал дедушка Крылов, опаснее врага.  — Будем ли мы дальше осматривать помещения? — спросил Электроник. Этот вопрос не был праздным. Было видно, как все экскурсанты погрустнели. Дневник Амбросимова пронял их до глубины души. Возможно, если бы кто-то из нас пришёл сюда в одиночку, он бы плакал или даже ругался матом. Но в присутствии такого большого количества людей мы были вынуждены сдерживаться. За всех нас ответила Вика:  — Ну, не знаю. Но я думаю, что было бы интересно посмотреть на то, как учёные здесь жили. Они ведь наверняка не только исследованиями занимались. У них и свободное время было, разве нет?  — В свободное время они смотрели кино — ответил ей Ростислав, усмехнувшись. Шурик возразил ему:  — Ну, одним кино сыт не будешь. Но Вика права — интересно было бы узнать, как они проводили свободное время. Они же находились здесь практически постоянно, вдали от семьи, друзей и родных. Сказать по правде, я бы так не смог. Сказав эти слова, он посмотрел на часы и добавил:  — Да и времени у нас ещё много.  — Ну раз много, то мы можем и пройтись по этой базе ещё чуток — предложил Антон. Остальные не стали с ним спорить, и все отправились в путь. Мимо нас мелькали разные помещения. Лаборатории сменялись мастерскими, мастерские — библиотеками. Судя по такой огромной махине, здесь планировалось создать огромный научно-исследовательский комплекс. В одном из помещений мы задержались, потому что увидели стеллажи с образцами этого самого «шахтерита». Внешне он напоминал обычный магнитный железняк. Когда мы увидели эти образцы, Антон спросил:  — Товарищи, как вы думаете, стоит ли забрать один-два образца для исследований?  — А зачем тебе? Ты не веришь дневнику, который Маша прочла? — спросил Костя. Антон посмотрел на него виновато.  — Верить-то верю, но хочется самому убедиться. В этой дискуссии Костю поддержал Электроник, который сделал разумный вывод:  — Видишь ли, друг. У нас обычный кружок, а не НИИ. У нас нет столько аппаратуры, чтобы проверить все свойства этого материала. Для этого надо к серьёзным учёным обращаться. Если только ты захочешь его взять на память, как сувенир.  — Нет, как сувенир не надо. Пусть тогда лежит на месте — спокойно заметил Толя, и не стал настаивать. Электроник посмотрел на нас взглядом отца-командира и спросил так громко, что по коридорам пронеслось эхо:  — Ну что, дискуссии закончены? Можем двигаться дальше? И мы двинулись дальше, проходя мимо кабинетов и исследовательских помещений. Наконец, перед нашими глазами встала отдельная секция, на стеклянных дверях которой было написано: Жилые помещения  — Видимо, нам сюда — сказал Электроник. Мы зашли в эту секцию и поняли, что предчувствие нас не обмануло.  — Думаю, можно заглянуть в одну из комнат, ничего от этого не случится — предложил Шурик. В комнате не было ничего интересного. Обычная кровать, покрытая грубым шерстяным одеялом почему-то коричневого цвета. Деревянный комод такой же грубой работы. Диван зелёного цвета. Обычная обстановка жилища, в котором живут или бедные люди, или идеалисты, способные двигаться к великой цели, несмотря ни на какие препятствия, и которым плевать на удобства. Посреди комнаты, на небольшом столике, находилась фотография. Мы подошли и посмотрели на неё. На фотографии была изображена молодая женщина в платье, расшитом цветами, и мальчик в белой рубашке и коротких штанишках, державшийся за подол этого платья. Маша подошла и взяла фотографию со стола.  — Интересно, что это за люди? — спросила она. Фотография пошла гулять по рукам. Мы рассматривали их. Видно было, что они были представителями какой-то известной семьи. По крайней мере, комната была обставлена очень презентабельно, если не сказать — роскошно. Но вот Вика случайно повернула фотографию и вскрикнула. На обороте было написано: «Моя любимая жена Тамара и мой сын Юра Амбросимовы погибли в 1942 году в Ленинграде во время фашистского артобстрела. Вечная им память».  — Какая жестокая смерть. Не могу себе представить — сказала Вика побелевшими губами. У меня после этих слов помутилось в глазах. Получается, эти замечательные люди погибли? Женщина не успела воспитать своего сына, не успела порадоваться его успехам, проводить его в армию, погулять на свадьбе. А сам её сын не смог вырасти, не смог найти дело всей жизни и не смог пойти навстречу своей мечте. Всё оборвала война, будь она проклята. Илья задумчиво сказал:  — Тамара и Юра Амбросимовы. Случайно, они не жена и сын руководителя проекта профессора Амбросимова, дневники которого читала нам Маша?  — Скорее всего, так и есть — ответила грустно Маша. Мы стояли, потупив головы, словно на кладбище. Вот так вот даже в счастливом месте сталкиваешься с горем и страданием. Из оцепенения нас вывел Шурик, предложивший:  — Пойдём отсюда. Всё равно мы сейчас в таком состоянии, что рассмотреть больше не сможем ничего.  — Как думаете, стоит ли нам уходить? — спросил Электроник.  — Думаю, что стоит — сказал Серёжа Панов.  — Ещё даже пяти минут в таком месте я не вынесу — согласилась с ним Вика. Остальные тоже высказались за то, чтобы уходить. Чувствовалось, что настроение у всех подавленное. Понуро повесив головы, мы отправились прочь из этой комнаты — и из лагеря вообще. Когда мы выходили из лагеря, Сергей Соловьёв внезапно сказал:  — Друзья, мне в голову пришла идея. Давайте сходим сюда ещё раз и соберём отсюда игрушки.  — Зачем? — спросил Шурик.  — Затем, что здесь они просто лежат. Лежат, как символ грусти, символ войны, помешавшей детям радоваться. Может быть, попробовать их подлатать, а потом, после окончания нашей эпопеи, взять с собой и раздать детям из детских домов?  — Мысль в принципе, хорошая. Только я льва, которого забрал отсюда, себе оставлю. Он мне очень сильно понравился. Будет моим талисманом, так сказать — поддержал его Костя.  — Думаю, что, если ребята согласятся, этим стоит заняться накануне отъезда, а не сейчас — сказал Вася. До самого возвращения в лагерь меня терзали разные мысли. Зря я отправился в этот старый лагерь вместе со всеми или не зря? Если честно, то всё-таки не зря. Узнавать о секретных проектах всегда интересно, иначе не печатались бы массовыми тиражами разные книги про теории заговора. Правда, вопросы всё равно оставались. Этот минерал добывали те же шахтёры, которые до этого добывали уголь. Вот только где жили эти шахтёры? Для них должен был быть построен посёлок или даже город, а никакого посёлка нет поблизости. Или он есть где-то там, поблизости, просто мы там ещё не были? Будь я на месте властей, я бы и учёным построил дома на поверхности, чтобы они не сидели на этой базе безвылазно, а жили в комфортных условиях и дышали свежим воздухом. Сейчас надо решить — продолжить ли исследование окрестностей лагеря или забить на это и просто радоваться и веселиться? Хотя ответ здесь очевиден. Если посёлок где-то и находится, он находится на таком расстоянии от лагеря, что до него хрен доберёшься. Этим надо заниматься тогда и только тогда, когда мы вернёмся домой. Тут нужно возиться с картами, книгами и документами в архивах. Пока лучше заняться другими планами. Например, «Ванькой-встанькой». Но эта научная база меня не отпускала. Перед моими глазами стояла фотография, и я невольно восхищался профессором Амбросимовым. У него погибла семья, погибла, как справедливо говорит Вика, страшной смертью. А он не опустил руки и продолжил работать на благо своей родины, продолжил жить для людей. Какой вдохновляющий пример для нас для всех! Если бы все были такими, как он, Россия была бы великой страной. Хотя всё же избави бог всех нас от того, чтобы мы пережили наших любимых. К обеду мы очень сильно опоздали. Впрочем, повариха отнеслась к этому нормально. Она спросила:  — Почему вы опоздали? В поход ходили?  — Можно сказать и так — ответил за всех Шурик.  — Ничего страшного. Зато есть вы будете от пуза — улыбнулась повариха. Именно так всё и вышло. Мы были так голодны, что почти никто друг с другом не разговаривал. На сей раз я обедал за одним столом с Викой и Сергеем Соловьёвым. Почему я выбрал их? Возможно, потому, чтобы на сей раз не отмазаться от участия в репетиции. А, может быть, потому, что я за такой небольшой промежуток времени проникся уважением к Сергею. Он не только помог сделать подарок для Вики, он ещё и проявил себя как очень смелый человек, который интересуется чем-то новым. Его никто не заставлял идти в старый лагерь — ведь он в первый раз, на экскурсию с участием Шматко, в старый лагерь не ходил. А он пошёл добровольно и мужественно перенёс все трудности, которые мы испытали — трудности в первую очередь эмоциональные. Теперь я был уверен, что мы с ним сработаемся и даже подружимся. Вика между тем сказала Сергею:  — А ты хорошую мысль высказал. Может быть, игрушки послужат ещё детям. Надо их собрать обязательно.  — Мы это обязательно сделаем — обещал Сергей. Но вот обед закончился. Надо было решать, чем заниматься дальше. Впрочем, для себя я всё уже решил.  — Ну что, пойдём репетировать? — спросил я.  — Пойдём — согласился Сергей. Вика посмотрела на нас. В её глазах читался неподдельный интерес:  — А что вы будете репетировать? Вы какой-то номер готовите?  — Готовим. Но это будет сюрприз. Это будет выступление нашего вокального трио, в котором будут выступать Андрей, Алекс и я — ответил Сергей.  — И когда будет это ваше выступление?  — Не знаю — честно признался мой спутник. Мне стало грустно. Как ни крути, а ведь я подвёл их и их кружок. Я признался:  — Тут отчасти я виноват. Если бы я раньше начал участвовать в репетициях и не отрывался от коллектива, мы бы давно уже выступили. Но ничего — думаю, мы это исправим. К счастью, ругать меня за эту самокритику никто не стал.  — С нетерпением буду ждать вашего выступления — обещала Вика. Под её ободряющим взглядом мы вышли из столовой и отправились в музыкальный кружок. По дороге, где-то в районе площади, Сергей, к моему удивлению, начал делиться со мной впечатлениями о походе в старый лагерь:  — Веришь или нет, но я так вдохновлён этим походом. Сначала я не хотел с вами идти, но теперь я об этом не жалею. Особенно мне эти игрушки понравились. Теперь я сам чувствую себя игрушечных дел мастером на самом деле — таким, как тот Ванька Сидоров. Я взглянул ему в глаза и рассмеялся:  — Ну что, мне теперь остаётся идти на твою волну — и тогда всё получится. Что ж, в таком случае и мне будет интереснее работать с ним. А вот с Алексом будет труднее. Характеры и вкусы у нас с ним разные. Об этом можно судить по тому, что он не пошёл с нами в старый лагерь. Получается, музыка его интересует больше. Мику, Алису и Алекса мы застали в кружке. Мику играла на трубе какую-то знакомую мне мелодию, а Алиса и Алекс её слушали. Увидев нас, Мику прервалась. Она засыпала нас вопросами.  — Вы вернулись из путешествия, друзья? Ну как, интересно там было? Что вы там видели? Удалось ли вам ощутить себя пионерами прежних времён? И многое ещё в том же духе. Она в этот миг напоминала мне Басю — героиню сказки кашубов — небольшого народа, родственного полякам. Эту Басю бог уродил болтушкой, и она всё никак не могла замолчать. Выслушав Мику, я сказал:  — Рассказывать долго. Как вы думаете, что лучше сделать — сначала начать репетировать или начать рассказ? Сергей ответил мне на это:  — Давай расскажем. Помнишь, что я тебе говорил, пока мы шли сюда? Они должны знать, почему я стал ещё прочнее ассоциировать себя с тем персонажем, чью роль играю. Что ж, в логике ему не откажешь. Может быть, он даже и прав. В общем, мы рассказали им всё, что видели. Когда рассказ закончился, Алиса сказала задумчиво:  — Да уж, не думала я, что тут такое удивительное место. Сходить бы самой, но я боюсь. Вот вам огромный от меня респект за вашу смелость. Мику же решила затронуть другую тему:  — И ты, Сергей, говоришь, что поход в тот лагерь тебя вдохновил на то, чтобы подойти к репетиции более ответственно? — спросила она, глядя на моего спутника.  — Именно так — подтвердил он. И, в доказательство своей правоты пропел строчки из рок-оперы:  — Дел игрушечных мастер Ванька Сидоров я. Из своего угла отозвался молчавший до сих пор Алекс:  — Вот бы создать рок-оперу про эту историю, про учёных, чей труд оказался не нужен. Мику задумчиво посмотрела на него:  — А что? Это идея. Но пока лучше прорепетировать нашу нынешнюю рок-оперу. Вы согласны?  — Согласны — сказали хором мы все трое. И, не откладывая дела в долгий ящик, начали репетицию. Сказать по правде, это было трудно. Я тормозил всё дело — и это не самобичевание, а чистая правда. Тому было несколько причин. Во-первых, большую часть произведения приходится петь хором, а петь хором я не привык. Я слишком часто вступал раньше времени, и Алекс с Сергеем за мной не поспевали. Впрочем, постепенно я к этому приноровился и где-то раза с третьего более-менее наверстал своё отставание. А вот с сольной партией вышло сложнее. Она по логике произведения должна идти после того, как мастер показал хану Батыю Ваньку-встаньку, и разозлившийся непокорной игрушке Батый велел своей орде поворотить коней назад. Соответственно, нужно делать переход от грубой и зловещей темы хана к теме спокойствия и мира, который принёс на Русь Ванька Сидоров. Голос певца, поющего эту партию, должен быть одновременно спокойным и патетическим, воспевающим подвиг с большой буквы «П». Спокойствие у меня получалось, а вот героизма не хватало. И как я ни старался, решить эту проблему я не мог. Конечно, можно было забить на это. Вряд ли кто-то из наших товарищей слушал до этого рок-оперу «Сказка о русской игрушке», так что они были бы просто рады нашему выступлению — тем более, что гармонии в совместном исполнении нам достичь в конце концов удалось и откровенных косяков никто из нас себе не позволял. Но мне хотелось, чтобы исполнение было идеальным — это у себя дома я могу позволить петь вообще без эмоций, а здесь, в обществе, так делать нельзя. Наконец, Алиса, подыгрывавшая нам на гитаре, спросила:  — Как вы думаете, когда вы будете готовы спеть её на сцене?  — Думаю, не стоит надолго откладывать. Споём завтра или послезавтра — предложил Алекс.  — Но ведь Андрей с нами почти не репетировал, сегодня только — попытался возразить Сергей. Алекс посмотрел на меня и улыбнулся:  — Андрей хорошо влился в наш коллектив. Произведение, которое нам предложила Алиса, не настолько длинное, чтобы с ним долго возиться. Да и аккомпанемента у нас почти нет. Только гитара Алисы и ударная установка Мику. Сплошной минимализм, в общем. Он посмотрел на меня и продолжил:  — Ладно, я согласен прорепетировать ещё завтра. Но откладывать, думаю, больше не надо.  — Ладно, мы завтра решим — сказал я, чтобы отдохнуть от разговоров хоть немного. Хотелось побыть в тишине.  — Хорошо, ждём тебя завтра — напутствовала меня Мику. Я отправился домой. Дома я некоторое время полежал в кровати, вытянув ноги. Но тут мне пришла в голову одна идея. Я решил пройтись в гости к Васе и поговорить с ним. Он был по сути главным инициатором нашего похода, и мне хотелось обсудить с ним, чего мы этим добились. Но Васю я дома не застал. Должно быть, он прогуливался по лагерю. В этом плане он не похож на меня. Я бы после похода постарался немного отдохнуть дома. Просто посидеть и поразмышлять. А он, видимо, ещё не отошёл и ему хочется ещё побольше приключений. Или у него снова случился солнечный удар, и он сейчас находится в медпункте? Но я отогнал эту страшную мысль. На солнечный удар было не похоже. Он всё время похода чувствовал себя хорошо и на недомогание не жаловался. Беспокоиться за него не нужно. Я прождал Васю очень долго, и когда уже собрался уходить, дверь распахнулась и хозяин дома вошёл к себе. Увидев меня, он спросил удивлённо:  — Какими судьбами я тебя у себя вижу? Я не стал ходить вокруг да около и сказал сразу:  — Просто поговорить захотелось про наше путешествие. Ты доволен им?  — Ты старый лагерь имеешь в виду? — переспросил Вася. Я кивнул головой.  — Доволен. Хотя не покидает ощущение, что многое из того, что мы там видели, нам подкинуто специально.  — Например? — не понял я.  — Например, дневник и фотография. Это такие личные вещи, что их не забывают на видном месте, а хранят так, чтобы посторонние не имели к ним доступа. С личным дневником не поступают так, как поступил этот Абросимов. Если только он не погиб от голода, как Таня Савичева, но что-то я в этом сомневаюсь.  — Вряд ли он погиб от голода. Разве если только уморил себя голодом. Вася задумался и высказал удивительную мысль, которая сначала даже шокировала меня:  — А что, если он покончил жизнь самоубийством, когда разработка остановилась?  — Как профессор Легасов после Чернобыля?  — Да, примерно так. Хотя Легасов после Чернобыля ещё несколько лет прожил. Мы замолчали. Нужно было осмыслить то, что было нами сказано. Неужели Амбросимов действительно погиб, лишившись любимого дела? Он ведь мог найти себе другой проект. Или ему было стыдно за то, что не сумел переубедить власти? Вообще, как месторождение могло так быстро истощиться? Что-то не верится. Хотя я читал про жителей острова Науру, которые примерно за четверть века истощили собственные запасы фосфоритов, но даже при дураке Хрущёве наша страна всё же не была похожа на Науру, а советские люди вроде должны быть более образованными и более альтруистичными. Своими сомнениями я поделился с Васей. Помимо указанных выше мыслей, я ещё добавил:  — Интересно, а где расположено само месторождение? Вряд ли поблизости отсюда. Для местности, которая расположена вблизи рудных разработок, воздух здесь подозрительно чистый. За полвека он не мог очиститься так быстро. А если учесть, что там до войны ещё и уголь добывали… Вася посмотрел на меня и сказал:  — Понимаю твои сомнения. Думаю, что нам нужно ещё раз туда отправиться. На сей раз мы мимо базы пройдём и пойдём дальше. Там наверняка что-то интересное есть. И он заливисто засмеялся, а на мой вопрос, почему он смеётся, ответил:  — Потому что я поймал себя на мысли, что провожу летние каникулы намного веселее, чем мои ученики. Их ещё никто на съёмки не приглашал. Они были бы рады такому приключению.  — А у меня такой опыт был. Рассказать?  — Ну-ка расскажи — полюбопытствовал Вася.  — Ты. Наверное, знаешь, что я проходил практику в школе с углубленным изучением искусств.  — Да, знаю. Мне всегда было интересно, каково там учителям. Но к сожалению, ты об этом мне не говорил.  — На самом деле ничего особенного. Школа как школа, разве что пафосно именуется «лицеем» и уроков искусства там было очень много. Но интересные случаи и у меня были. Вот, один вспомнился. Мне достался 9 «А» — класс юных актёров. У Васи загорелись глаза. Он спросил:  — Ты с ними спектакли ставил?  — Нет, я не об этом. Прихожу я как-то на урок и вижу: в классе одни девочки. Представляешь?  — А куда же мальчики подевались?  — Я о том же спрашиваю. Оказалось, их забрали для массовки в один фильм и они сегодня не придут. А тема сложная. Первая мировая война. Объяснять её в отсутствие половины класса я не рискнул.  — И как ты из положения выпутался?  — Я считаю, что нормально. Хотя мне потом за это разнос устроили, я ни о чём не жалею. Я честно признался, что без парней такую сложную тему разбирать нельзя, и рассказал им про подвиг защитников крепости Осовец — знаменитую «атаку мертвецов», воспетую группой «Sabaton».  — Ну и как. Оценили они?  — Оценили. После урока ко мне подошли двое подруг и поблагодарили меня, сказав, что не знали, что можно вот так рассказывать о войне — интересно и увлекательно, а не перечисляя штабные планы и намерения сторон. А раз хоть кому-то было интересно — значит, урок удался.  — Да, приключения бывают везде, даже в школе — усмехнулся Вася. Я решил поменять тему:  — У всех свои приключения бывают. Какие приключения у тебя были, что я тебя так долго ждал?  — Я был в кружке домоводства — сказал Вася. Это настолько не вязалось с Васиным характером, что я спросил удивлённо:  — Что тебе там делать?  — Я там был не один, а вместе с Сергеем. Ты знаешь, что мы с ним в соседних домах живём? Я отрицательно покачал головой.  — Ну, теперь знаешь. Он меня в гости приглашал несколько раз, даже шутил по этому поводу: «Учителю истории обязательно нужно познакомиться с Сергеем Соловьёвым». Теперь я зауважал Сергея ещё больше. В наши дни очень мало людей умеют шутить, не применяя приёмы «ниже пояса». А он умеет. Вася между тем продолжал:  — Познакомились мы с ним, слово за слово зашло и выяснилось, что он тоже болельщик Зенита, как и я. В общем, он стал самым моим большим здешним другом, если не считать Юли и тебя. Сегодня мы встретились около моего дома и поговорили. Я вспомнил про то, что он сегодня предлагал, когда мы вышли из старого лагеря, и решил ему помочь. Для этого мы и пошли к Славе, чтобы понять, хватит ли ей с Юлей времени на то, чтобы исправить повреждённые игрушки.  — И что она сказала?  — Она засмеялась и сказала, что мы сначала должны их ей принести, а она посмотрит тогда.  — Логично — сказал я.  — Давай прямо завтра за ними сходим, если тебя не затруднит.  — За ними нужно минимум впятером ходить. Их очень много.  — В случае чего, ребята из кружка кибернетики помогут. Мы к ним тоже ходили. Мешки у них есть. Я был уже готов согласиться, но тут вспомнил о репетиции.  — А это нашей репетиции не помешает? — поинтересовался я у Васи. Вася посмотрел на меня и сказал лукаво:  — Ну-ка, ну-ка. Ты опять сюрприз готовишь?  — Ну, вообще-то, это не совсем я. Это идея Алисы — сказал я смущённо. Я рассказал Васе про рок-оперу «Ванька-встанька». На Васю мой рассказ произвёл сильное впечатление.  — Ничего себе. Не знал, что «Песняры» такие вещи делали. Удачи тебе и твоим товарищам.  — Так-то оно так. Но у меня кое-что не получается. И я рассказал ему о своих размышлениях во время репетиции. Вася внимательно меня выслушал и, к моему удивлению, засмеялся:  — Ты слышал притчу о строителях Шартрского собора?  — Честно признаться, нет. И Вася рассказал мне:  — Идёт странник. Видит — три человека камни несут и спрашивает: «Чем вы занимаетесь?» И все трое ответили ему по-разному. Первый, что несёт камень, второй — что кормит семью, а третий — что строит Шартрский собор.  — К чему ты это мне говоришь?  — А к тому, что ты свою сольную партию должен петь, как этот третий мужик — устало, но в то же время с осознанием того, что ты сделал великое дело. Тогда у тебя всё получится, как надо. Он говорил дело. И как я сам об этом не догадался? Только так и надо петь, чтобы все поняли смысл труда Ваньки Сидорова.  — Спасибо. Ты мне здорово помог — поблагодарил я его. Он ответил просто и спокойно:  — Я старался. Больше мы поговорить ни о чём не успели, потому что раздался звук горна, означающий, что пионерам пора на ужин. Поужинал я быстро, потому что я устал и ничем больше заниматься мне не хотелось. Вот почему, съев очередную порцию пищи, я поспешил домой. Где целых два часа, а может быть и больше, кайфовал под музыку, доносящуюся из радио. Так продолжалось до тех пор, пока по радио не послышался знакомый голос. Это был голос женщины, которая на пластинке «По волне моей памяти» пела песню на стихи Анны Ахматовой. А других песен в её исполнении я не слышал. Поэтому я стал вслушиваться внимательно. Я под стеклом, я на витрине Смотрю в окно в дождливый час. И день, и ночь от той картины Не отвожу стеклянных глаз. Все проходят мимо, а одна девчушка Говорит: «Какая грустная игрушка!» Папа, подари, папа, подари, Папа, подари мне куклу! Папа, подари, папа, подари, Папа, подари мне куклу! Всю ночь снаружи дождик капал, Играли ветры на трубе… И снилось мне, что дочка с папой Решили взять меня к себе. А наутро было чудо — так и вышло: Вновь приходят папа с дочкою-малышкой. Папа, подари, папа, подари, Папа, подари мне куклу! Папа, подари, папа, подари, Папа, подари мне куклу! А значит, я счастливой буду… Меня возьмут — сбылись мечты! Как хорошо, когда кому-то Под этим небом нужен ты. И смеется за окном девчонка звонко — Есть теперь простая радость у ребенка! Папа подарил, папа подарил, Папа подарил мне куклу! Папа подарил, папа подарил, Папа подарил мне куклу! По правде говоря, лучше бы я не слышал эту песню. Потому что она меня натолкнула на сумасбродную идею. Я захотел пойти в старый лагерь и сам посмотреть на эти игрушки. По правде говоря, я не слишком внимательно их разглядывал во время похода днём. Меня интересовала научная база. Скорее всего, игрушек там много. Так много, что вряд ли Славя и Юля успеют их все отреставрировать, даже если припашут ещё и Машу с Викой. Я быстро побежал в кружок кибернетики за фонарём. Ильи и Антона там не было, а остальные все были в сборе. Когда я рассказал ребятам о том, зачем мне фонарь, Шурик сказал мне укоризненно.  — Странный ты человек, Андрей. Зачем тебе в старый лагерь идти? Пошёл бы завтра: А Электроник добавил:  — Кстати, зачем тебе фонарь? Ты же сам сказал, что спускаться не собираешься. А луна сегодня светит в полную силу.  — И всё-таки я фонарь возьму — сказал я, решив настоять на своём. Электроник пожал плечами:  — Раз человек просит, почему бы не отдать. Получив вожделенный фонарь, я пожелал всем удачи и отправился по своему маршруту. К счастью, дорога запомнилась легко. И тем не менее я шёл медленно — видимо, дома после похода я отдохнул не до конца. Когда я добрался до куста малины, уже совсем стемнело. Хотя Электроник не обманул. Луна светила достаточно, чтобы можно было видеть дорогу. Я уже подходил к старому лагерю, как вдруг увидел вдали человеческий силуэт. Вот тебе раз! Получается, не одному мне сегодня пришла в голову идея пойти в старый лагерь ночью. Но кто бы это мог быть? Неужели Сергей с Васей решились пойти за игрушками, не дожидаясь завтрашнего дня? Но приглядевшись повнимательнее, я увидел, что фигура эта женская. Я подошёл поближе. Но, должно быть, я шёл слишком громко, потому что она отреагировала на шум моих шагов и обернулась.  — Кто здесь? — спросила она. И я увидел знакомые густые длинные волосы и яркие глаза-изумруды Лены. Лена держала в руках палитру и кисть. В эту минуту я был готов провалиться сквозь землю от стыда. Девушка рисовала, а я ей помешал.  — Я сейчас поверну назад, если мешаю — сказал я, чувствуя, что мне очень сложно подобрать слова. Но она улыбнулась и сказала:  — Оставайся. Раз уж пришёл. Постепенно самообладание ко мне возвращалось. Но язык по-прежнему меня не слушался. Я сказал первое, что пришло в голову.  — Ты разве не должна быть в библиотеке? Она встряхнула взволнованно кудрями и ответила:  — В библиотеке сейчас Илья и Антон работают. Они книги понабрали и читают. Я отдала им ключ. От удивления я аж присвистнул, но промолчал. А Лена спросила меня.  — А вы правда сегодня сюда ходили?  — Мы второй раз сюда ходим. Почти вся смена, кроме одного-двух человек. А почему ты спрашиваешь?  — Потому что Антон сказал мне, что если бы не поход в старый лагерь, он не пошёл бы в библиотеку. Она посмотрела на меня. Взгляд её был чем-то взволнован, но чем — не было понятно от слова «совсем». Но вскоре она успокоилась и спросила, хитро улыбнувшись:  — А ты зачем пришёл? Явно не для того, чтобы меня встретить.  — Да. Я пришёл на игрушки посмотреть. В прошлый раз я их не разглядел — ответил я. Лицо Лены сразу стало серьёзным.  — Тогда иди погляди на них, а я пока картину допишу. Раз она просит мне не мешать — значит, надо выполнить её просьбу. Я быстрыми шагами пошёл в сторону старого лагеря. Я зашёл в помещение, включил фонарь и стал водить им вверх-вниз, осматривая игрушки. Но вскоре мне пришлось его выключить, потому что я осознал, что Лена завладела всеми моими мыслями и в голове звучит её голос. Я просто стоял, не двигаясь, заворожённый этим голосом. Не помню, сколько прошло времени, но вот Лена появилась около входа. Подойдя ко мне, она спросила:  — Можно тебя попросить оценить мою картину? Уходить несолоно хлебавши было неудобно. Я взял первую попавшуюся игрушку, положил, не смотря на неё, в карман, и проследовал за Леной к мольберту.  — Если бы я не видел внутреннее убранство здешних мест, я бы посчитал, что здесь ведьмы на шабаш собираются — сказал я, внимательно рассмотрев картину. Руины старого лагеря на ней были похожи на замок из готических романов 18 века или голливудских фильмов ужасов. В лунном свете они выглядели так зловеще, что мне захотелось поскорее уйти отсюда и больше не возвращаться. Даже аттракционы вызывали страх. Казалось, что всеми этими качелями и каруселями управляет чёрт, и каждый, кто на них прокатится, вмиг отправится в адское пламя.  — Зачем тебе эта картина? — наконец, спросил я. Лена серьёзно сказала:  — Алисе подарю. Я ей обещала. Она такие картины любит.  — А тебе было здесь страшно? — спросил я взволнованно.  — На самом деле — нет, нисколько. Обычное место — такое же, как везде. В её голосе чувствовались смелость и хладнокровие. Я восхищённо посмотрел на неё:  — Да ты храбрее меня оказалась. Потому что я, когда смотрел на твою картину, ощущал, что у меня кровь застыла в жилах. А ты этого не ощущаешь?  — Ничуть — улыбнулась она. Некоторое время мы молчали. Я восхищался мастерством Лены. Вот что значит «волшебная сила искусства». Я, человек, который вместе с товарищами утром смело спускался в катакомбы, вдруг забоялся этого здания, изображённого на листе бумаги. Как говорил Фредди Меркьюри — «This is a kind of magic». Вдруг Лена спросила, смеясь:  — А ты сам не боишься?  — Если бы боялся, я бы сюда и носу не казал — сказал я. Это была чистая правда. Смотреть на настоящий старый лагерь, а не на нарисованный, я не боялся нисколько. Я бы и сейчас пошёл походом в катакомбы, если бы не чувствовал усталости. К моему удивлению, Лена предложила:  — Раз не боишься, то почему бы тебе не покататься на качелях? Я отрицательно покачал головой:  — Они же рассыпаются, как олимпийские объекты в Сараеве. Тут она засмеялась:  — Тогда покатай меня. Я с детства люблю кататься на качелях. Не давая мне опомниться, она взяла меня за руку и повела к качелям. К своему удивлению, я понял, что не хочу вырываться из её рук. Поразительно, но качели, хоть и основательно заржавели, были ещё прочными. Лена сильно рисковала, катаясь на этом ретро-агрегате. Она смеялась так громко, что, казалось, от шума может подуть сильнейший вихрь, который поднимет эти качели ввысь и унесёт отсюда в Волшебную страну, как домик Элли из Канзаса. Наконец, я устал и отпустил качели, еле-еле успев отбежать, чтобы они не саданули меня по голове. Дальше я стоял на безопасном расстоянии и наблюдал такое замечательное явление, как «затухающие колебания», пока эти колебания не прекратились и Лена не спрыгнула. Она подошла ко мне и улыбнулась:  — Как ты вовремя рассчитал, что я устала и мне пора уходить отсюда. Похоже, мы движемся на одной волне. Я попытался уравновесить её восторг своим прагматизмом:  — В самом деле, пора идти назад в лагерь. Она взяла сумку и положила в неё краски и картину. Вдруг она посмотрела на меня и умоляюще попросила:  — Андрей, ты не мог бы мольберт донести? Я с радостью согласился. Потому что не мог отказать такой смелой девушке. Мы пошли прочь от старого лагеря. Когда он исчез вдали, поднялся сильный ветер, который словно говорил нам: «Возвращайтесь домой, пока я на вас не разозлился». Впрочем, его порыв улетел так же быстро, как и налетел. Думать ни о чём мне не хотелось. Вместо этого я стал слушать пение ночных птиц. Казалось, я могу в нём различить слова: «Привет ночным странникам! Мы ночью, отдыхая от забот, поём песни, а вы путешествуете по свету навстречу приключениям. Большой вам наш птичий респект». Всю дорогу до «Совёнка» мы шли молча. Только когда вдали уже виднелась голова Фиделя Кастро, я прервал молчание, спросив Лену:  — Мне мольберт отнести в библиотеку или как?  — Да, в библиотеку. Я попросила Илью и Антона, чтобы они ключ оставили на пороге — ответила она. В районе площади мы распрощались, как вдруг она сказала, усмехнувшись:  — А что это у тебя в кармане? Я начал шарить по карманам и вытащил из одного из них куклу. Так вот что я достал оттуда! На секунду меня пробил холодный пот, но потом я засмеялся:  — Что смешного? — спросила Лена.  — Бывают же совпадения — ответил я и рассказал про песню, которую слышал вечером. Лена взяла куклу у меня из рук, посмотрела на неё и сама засмеялась:  — Кукла точь-в-точь, как из той песни. И нормально сделана, красиво. Я посмотрел на куклу. Она действительно была красивой — правда, лицо было, на мой взгляд, чересчур круглым, но в СССР, где не гнались за стандартами куклы Барби, это было нормально. А так было видно, что в прежние времена она была бы идеальным подарком для девочки. Вот только сейчас глаза ввалились, ресницы отклеились, а руки и ноги держались на честном слове.  — И что с ней делать? — спросил я. Лена задумалась и через некоторое время решила:  — Я её Славе отнесу. Славя её домой отвезёт, племяннице подарит. Правда, куклу надо подлатать, но, думаю, у нас всё получится. Я очень сильно устал, поэтому я сказал лишь:  — Ладно. Завтра определимся. Спокойной ночи. Лена тоже пожелала спокойной ночи и ушла. Проводив её взглядом, я пошёл к библиотеке. Я уже очень сильно устал, поэтому шёл медленно, еле передвигая ноги. Из-за этого я чуть не споткнулся о лежавшие на земле ключи. Тем не менее, дверь библиотеки я открыл быстро. Нащупав выключатель, я включил электрический свет и тут же начал жмуриться — настолько тот был ярким. Но вот мои глаза привыкли к свету и я понёс мольберт за шкафы. К моему удивлению, там его уже дожидался мольберт Вики. Неужели Лена всё-таки пошла ей навстречу, и помогла разместить её мольберт у себя? Несмотря на мою медвежью неловкость, операция прошла успешно. Поставив мольберт на место, я постарался уйти из библиотеки как можно скорее. В последний момент я обернулся на бюст Ленина, и мне показалось, что он мне говорит: «Молодой человек, нехорошо по ночам вместо сна шастать, словно тать». После этого я понял, что мне уже надо идти спать, пока не начались глюки. Я выключил свет, закрыл дверь, положил ключи на порог и отправился спать.