Братство "Совёнка"

Вчера я, так уж получилось, почти целый день провёл в странствиях. Причём отчасти я виноват в этом сам. Ну кто меня понёс вчера вечером к старому лагерю? Что мне дома не сиделось? И тем не менее, могу засвидетельствовать, что тогда, когда я находился возле качелей, я был на седьмом небе от счастья и не чувствовал усталости. Странно, не правда ли? Но вот наступил новый день. Проснулся я от того, что мне щекотало ноздри. На столе рядом с кроватью стояли тарелка пшённой каши и чашка кофе. Именно от чашки шёл запах, который ни с чем не спутаешь. Я что, проспал завтрак? Получается, так. Тем более, что перед тарелкой лежала записка. Я развернул её и стал читать. В записке было написано следующее: «Доброе утро, Андрей! Это я, Антон. Ты сегодня не появился ни на линейке, ни в столовой, и я пришёл принести тебе еду. А заодно и забрать фонарь, который ты забыл нам вчера вернуть. Но я тебя не виню, потому что ты действительно очень сильно устал, раз уж проспал завтрак. Можно тебя кое о чём попросить? После того, как ты проснёшься и позавтракаешь, иди в библиотеку. Мы там собираемся, чтобы обсудить одну идею, которая мне вчера пришла в голову, и мне кажется, что твоя помощь в этом деле будет неоценима. «Мы» — это Илья, Шурик, Вика, Игорь и автор этих строк. Мы тебя очень ждём. Приятного аппетита». Я мысленно поблагодарил Антона. Какой он молодец, не забыл обо мне. С другой стороны, он мог зайти только для того, чтобы оставить записку, а еда послужила всего лишь приятным бонусом. Но всё равно такая забота трогает Впервые за долгое время я ел в одиночестве. И хоть еда была, как всегда, вкусной, я поймал себя на мысли, что есть одному мне скучно. Я бы сейчас с большим удовольствием завтракал в столовой, разговаривал с товарищами, делился бы своими планами. Впрочем, совсем скоро у меня получится наверстать упущенное. Вдохновлённый поступком Антона, я сказал себе в манере Маяковского:  — Послушайте, ведь если вас куда-то приглашают — значит, это кому-нибудь нужно. Значит, кто-то хочет, чтобы вы там были. Значит, кто-то называет вас жемчужиной. Произнеся последнюю фразу, я усмехнулся. «Жемчужиной»! Почему не изумрудом? Но с другой стороны, в главном-то я прав. Люди, которых я могу назвать друзьями, и которые меня могут назвать другом, на белом свете есть. И их очень много — как минимум шестеро. Эти ребята входят в их число. Они могли обойтись без меня, но не обошлись же. Значит, я им дорог, и это здорово. Но прежде, чем идти в библиотеку, где они собираются, нужно отнести в столовую грязную посуду. Я постарался дойти быстро, чтобы ребята недолго меня ждали. Это мне удалось легко — благо, солнце ещё не так сильно пекло. В столовой я увидел Васю и Юлю, убиравших остатки еды и протиравших столы. Я бы сейчас им помог, если бы меня не ждали в библиотеке. Мне очень жаль, но задерживаться было нельзя. Впрочем, без помощи они не остались всё равно, потому что в столовую вошла Славя. Она сразу же улыбнулась и спросила:  — Можно мне вам помочь? Так вы справитесь быстрее. Вася улыбнулся ей в ответ:  — Помоги, раз пришла. Что ж, теперь они действительно справятся быстро. А мне нужно как можно быстрее идти в библиотеку. Интересно, что меня там ждёт? В библиотеке собрались все те, кого Антон перечислил в письме. На Илье была корона. Видимо, Антон передал её ему. В то же время хранительницы книжного царства Лены не было. Я поймал себя на мысли, что она — очень деликатная девушка, которая специально ушла, чтобы нам не мешать. А за её столом сидел вчерашний король лагеря.  — Андрей, садись, пожалуйста — предложил он мне. Я посмотрел на него немного недоверчиво:  — Спасибо, конечно. Но зачем ты нас всех собрал? Его отставное величество засмеялся:  — Чтобы рассказать вам про мою идею, говорил же. А идея моя в том, что мы не должны без дела сидеть, а должны познавать что-то новое. Походы в старый лагерь — это хорошо, только этого мало. Мы должны брать пример с тех учёных, что работали на базе. И я для этого предлагаю сделать то, что я называю «уголками просвещения». Своего рода публичные лекции. Сказать по правде, я на это дело смотрел скептически, потому что помнил неудачный опыт Электроника в ипостаси лектора. Поэтому я не преминул возразить Антону:  — Идея, мягко говоря, неудачная. Помнится, Электроник неделю назад читал нам публичную лекцию, и я, откровенно говоря, почти всю эту лекцию проспал.  — А я это заметил - спокойно отозвался Шурик.  — И не стал будить? — удивлённо спросил я.  — Не стал. Он немного помолчал и продолжил задумчиво:  — По правде говоря, Электроник сам виноват, что у него на лекциях люди спят. Если бы ты знал, какими тяжеловесными терминами он свою речь усыпал.  — Где гарантия, что когда мы будем свои лекции читать, остальные спать не будут? — заспорил я. Шурик ответил мне:  — А мы будем говорить простым, не заковыристым языком о том, что лично нам интересно будет. Разрешите, я вам расскажу на своём примере.  — Говори — разрешил Антон. И Шурик начал говорить. Мысли в его голове были, прямо скажем, экстравагантные.  — Судя по тому, что большая часть парней нашей смены каждый день играет в футбол, у нас собрались сплошь футбольные болельщики. Пока он говорил это, он взглядом скользил по лицу Вики, от чего девушка сильно смущалась, но обрывать оратора не спешила.  — Это и девушек касается. Вика и Маша так комментировали наш последний матч, что ясно и ежу — футбол им не безразличен. Так что тема, мной затронутая, почти всем будет интересна. Я вам расскажу про новую математическую модель футбольных прогнозов, которую разрабатываю. И разрешите мне быть первым в этом списке. Он говорил так вдохновенно, что растопил бы самое чёрствое сердце.  — Да, ты прав. Это будет интересно — сказал Илья.  — А у тебя что найдётся? — спросил его Антон. Илья задумался:  — Я как-то был у друзей в Баку. Они мне весь исторический центр города показали и много интересных историй рассказали. Я могу со всеми ими поделиться. Жалко только, что без фотографий. Фотографии дома остались. Игорь отозвался:  — Это интересно. Я тогда про крымские исторические памятники расскажу. Я ведь археологические раскопки близко видел, представляете? Я в этот миг ему белой завистью завидовал. Он видел археологические раскопки, а я не видел. До чего ж я невезучий! Антон был очень рад тем словам, которые изрёк Игорь. И, в свою очередь, предложил Игорю сотрудничество со мной.  — Представляю. Вы можете, кстати, с Андреем сработаться. Андрей, если мне не изменяет память, ты говорил, что ты историк? Я поправил его:  — Не историк, а учитель истории. Только по специальности я не работаю. Лучше бы я этого не говорил, потому что все мои собеседники стали смотреть на меня жалостливыми взглядами, особенно Илья и Вика.  — Почему? У тебя что-то не получалось? — спросил сочувственно Илья. Я признался:  — Отчего же? Получалось. Просто я был слишком нервный и боялся на детей сорваться. Да и язык у меня плохо подвешен. Хотя во время педагогической практики я, естественно, уроки вёл. Так что я попытаюсь и здесь вести лекции. Но мне надо подумать. Я тему ещё не выбрал. Вообще, мне кажется, что мы должны уступить право первого выступления Шурику, раз уж он нас просил.  — Конечно, мы его уважим — отозвалась Вика.  — А ты-то сама что предложишь? — спросил Антон. Вика смутилась. Она явно не знала, о чём говорить. Речь её была длинной, но сбивчивой и взволнованной:  — Когда я шла сюда, я не знала, что Антон нам предложит, и беседа меня врасплох застала. Я много где побывала, и могу рассказать много интересного, но я ловлю себя на мысли, что слов у меня не хватает. Иллюстрацией к моим рассказам должны быть картины и фотографии, которые я сама сделала. Но у меня их нет, как и у Ильи. А без них мне будет неудобно. Но тут её осенило:  — Ребята, знаете, что я хотела бы вам предложить?  — Что? — спросил Илья.  — Мы же в библиотеке. Так вот, мне кажется, что интереснее всего было бы нам про наши любимые книги рассказать. У меня это «Отверженные» Гюго и «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. Я был сильно благодарен Вике. Стыдно признаться, но я при всей своей огромной начитанности не читал ни одно, ни другое произведение. У Гюго я вообще читал лишь «Человека, который смеётся». Книга меня потрясла — во многом потому, что я одно время сам чувствовал себя похожим на Гуинплена. Другие произведения я знал, но интереса они во мне не вызывали. Правда, после того, как началась шумиха вокруг мюзикла «Нотр-Дам», я пробовал читать «Собор Парижской Богоматери», но не осилил. Хотя знаменитую песню из мюзикла, в своё время звучавшую из каждого утюга, (ту самую, в которой есть строки «я душу дьяволу продам за ночь с тобой») иногда напеваю до сих пор. Что касается Сэлинджера, то я знал про него лишь одно — что он в расцвете творческих сил затворился в своём доме, как сыч, и до сих пор оттуда не выходит. Так что в любом случае Вика молодец. Как знать, может быть, она своим рассказом заинтересует меня и других, кто ещё не прочитал эти бесспорно замечательные книги?  — Мысль хорошая. Думаю, мы все с ней согласны — поддержал Вику Антон.  — Согласны — сказали мы хором.  — Что касается меня — я, как и Андрей, ещё подумаю — резюмировал Антон, выслушав нас.  — Да тут всем нам надо подумать. Думаю, что всем нам надо разойтись и не грузить пока друг другу головы. Тем более, что неизвестно, как к этому отнесутся остальные? — высказался Игорь. Антон вздохнул и ответил:  — Ты прав. Не стоит пока делить шкуру неубитого медведя.  — Я сделаю доклад первым, а там видно будет — сказал Шурик. Мы пожелали друг другу удачи и ушли. У нас пока есть дела поважнее. Например, для меня это — репетиция в музыкальном кружке. Я чуть о ней не забыл. Только бы Сергей не реализовал свой план и не отправился в старый лагерь за игрушками. Мне повезло. Когда я дошёл до музыкального кружка, Сергей и Алекс были на месте. А вот Мику не было. В её ожидании Алиса начала ехидничать:  — Явился не запылился наш Янка — поприветствовала она меня.  — Почему Янка, я же Андрей? В честь Янки Купалы, что ли? — вырвалось у меня. Алиса стрельнула в меня глазами.  — Ты Янку Купалу знаешь? Надо же, как ты в белорусской культуре подкован. А песню про рушники ты слышал, интеллигент?  — Нет — честно признался я.  — Не слышал? Ну так я тебе спою. Хотя лучше, чем у «Песняров» не получится, но я тоже кое-что могу. И она стала петь, аккомпанируя себе на гитаре. У суботу Янка ехаў ля ракі. Пад вярбой Алёна мыла рушнікі. -Пакажы, Алёна, броду земляку, Дзе тут пераехаць на кані раку? -Адчапіся, хлопец, едзь абы-куды, Не муці мне толькі чыстае вады. У маркоце Янка галавой панік, Упусціла дзеўка беленькі рушнік. -Янка, мой саколік, памажы хутчэй, Ой, плыве-знікае рушнічок з вачэй! -Любая Алёна, я ж вады баюсь, Пацалуй спачатку, бо я утаплюсь. Супыніўся гнеды пад вярбой густой, Цалавала Янку Лена над ракой. Стала ціха-ціха на ўсёй зямлі… Па рацэ далёка рушнікі плылі Её голос звучал так весело, что я чудом сдержался, чтобы не пуститься в пляс. Судя по выражениям лиц Алекса и Сергея, они тоже были не прочь этого сделать. Но на последних аккордах песни в здание кружка зашла Мику. После того, как голос Алисы смолк, она сказала:  — Весёлая песня. Давно таких не слышала. Под стать твоему огненному характеру. Алиса продолжала смотреть на меня:  — Я эту песню спела для нашего товарища Андруся. Он мне сказал, что «Песняров» уважает.  — А как их не уважать, если собственно, музыку, ради которой мы собрались, создали тоже «Песняры» — сказал я, чтобы пустой, как мне казалось, разговор, перевести в конструктивное русло.  — Судя по всему, «Песняры» были предтечами рок-музыки в СССР — сказал Алекс.  — Они были не предтечами, а настоящей рок-группой. Жалко только, что большинство их рок-опер написаны на белорусском языке, и спеть их мы не сможем — с жаром начала объяснять Алиса. Мику прервала Алису и засмеялась:  — Ну, я могу петь на нескольких языках. Думаю, что и на белорусском смогла бы.  — Ты — уникальный человек. Порой мне кажется, что ты не человек, а богиня музыки, спустившаяся на землю.  — Да, в Японии, где я росла, меня многие так называли — призналась Мику. Мне вспомнился разговор с товарищами утром в библиотеке. Я подумал, что Мику было бы неплохо рассказать ребятам о жизни в Японии. Мало кто у нас в России и других странах бывшего СССР знает эту страну. Страну необычную, с уникальной культурой и менталитетом. Многие любят аниме, но изучать по аниме японский образ жизни и японскую культуру очень сложно, а всерьёз этим заниматься мало кто хочет. Думаю, что, когда репетиция закончится, можно будет остаться и поговорить с Мику на эту тему.  — А ты сама ощущаешь себя богиней музыки? — спросил я. Мику задумалась:  — Сложный вопрос ты мне задаёшь. Голос у меня уникальный, это правда. И я с таким голосом давно бы могла сделать карьеру на эстраде. Но, вот парадокс, мне не хочется этого. Я не хочу за славой гоняться.  — Почему? — спросил заинтересованно Алекс.  — Потому что я в детстве занималась вокалом профессионально. Я участвовала во многих конкурсах, из меня лепили то, что у нас в Японии называют «идолом». И мне больше не хочется в поп-среду с её стандартными песнями. Я мечтаю поступить в консерваторию и выучиться на композитора, чтобы писать серьёзную музыку. Я внимательно слушал Мику. У неё, оказывается, богатая биография. Она действительно может нам многое рассказать. Её нужно обязательно уговорить выступить перед моими товарищами с рассказом о своей жизни. Хотя не факт, что она согласится. Может быть, у неё там много неприятных секретов, кто знает. Вслух я сказал:  — Надо стараться заниматься тем, что интересно. И слушать музыку по такому же принципу.  — Я и слушаю. Много слушаю. Человек должен много слушать, прежде чем начать сам сочинять музыку. Так же, как и писатель должен много прочесть, прежде, чем начать писать. Она прервалась и посмотрела на Алису. Та в ответ сказала ей насмешливо:  — Ты сейчас дыру во мне прожжёшь. Чего ты на меня уставилась? Мику ответила:  — Никогда не знаешь, что где ты узнаешь и откроешь. Вот например, ты, Алиса, несколько дней назад рассказала мне историю про эту рок-оперу «Песняров». Если бы не ты, я ведь об этом и не узнала, так? Я вообще про «Песняров» до этого знала не особо много. Каждый день в музыке узнаёшь что-то новое и поражаешься. Будь моя воля, я бы каждый день концерты устраивала, чтобы все проникались. Алиса в ответ сказала нетерпеливо:  — Концерт будет, очень скоро будет. Если мы отвлекаться на разговоры не будем и отрепетируем как следует. Давайте уже начинать. А делиться своими планами потом будем. После этих слов она почему-то посмотрела на меня. Почему из всех присутствующих здесь она меня выделила, я, честно говоря, так и не понял. Но спрашивать не стал. На сей раз я постарался не допускать ошибок и пел так, как вчера советовал мне Вася. И оказалось здорово. Я теперь чувствовал себя древнерусским сказителем, который рассказывает слушателям былину про великих витязей прошлого. Впрочем, что я говорю только о себе? Эта рок-опера, если говорить начистоту, — прекрасное средство для воспитания коллективизма. В принципе, это и неудивительно. Когда я слушал её в первый раз, я засёк время, чтобы определить, сколько она длится. Так вот — она длилась всего 13 минут. Для того, чтобы вместить большие арии, где солисты смогли бы показать индивидуальное вокальное мастерство, сами понимаете, этого маловато. Но я был не против участвовать в этом проекте. То, что эта «рок-опера» была такого небольшого размера — было даже хорошо. Мне не хочется, чтобы слушатели скучали, а если концерт будет очень большим, многие будут скучать неизбежно. Наконец, Алиса посчитала, что репетиция завершилась. Точнее, она прервала нас и сказала:  — Достаточно. Всё уже до автоматизма доходит. Даже ты, Андрусь, лучше петь стал. По правде говоря, вчера у тебя намного хуже получалось.  — Это потому, что мне Вася помог — сказал я, рассказав про вчерашний разговор со своим лучшим другом. Впрочем, Алису этот разговор не пронял. Она посмотрела на меня лукаво и сказала:  — А мне кажется, что это из-за того, что ты, Янка, вчера помог Алёне вымыть в реке рушники.  — Дались тебе эти рушники. Причём здесь они?  — Неужели ты не понимаешь? — повторила она более отчётливо, словно я в первый раз недослышал. Я поспешил исправиться:  — Нет, конечно, сюжет песни мне понятен в общих чертах, так как языки родственные, но я не понимаю, причём здесь она.  — Действительно не понимаешь? На её лице промелькнуло искреннее удивление. Я кивнул головой.  — Ладно, потом поймёшь — грустно вздохнула она. Вдруг грустное выражение на её лице превратилось в решительное.  — Уходите отсюда. Вы все должны отдохнуть.  — В смысле — отдохнуть? — удивился Алекс. Алиса хлопнула себя по лбу:  — Ну, не совсем отдыхать. Прямо сейчас вы отнесёте на сцену колонки и усилители. А потом можете отдыхать. Наконец, до нас дошло. Я спросил Алису:  — Это что получается, ты предлагаешь нам выступать уже сегодня вечером?  — А почему нет? Вы прекрасно друг с другом спелись. Сейчас уже десятый день смены. Вы предлагаете до конца смены ждать? Логика в этом была, хоть и весьма своеобразная, поэтому мы спорить не стали. Мы взяли колонки, погрузили их на плечи и пошли. Пока мы шли, одна мысль сменяла другую. Зачем Алисе торопиться? Она могла бы действительно дождаться конца смены. Да уж, не девушка — а ураган. Не завидую я тому, кто на ней женится. А если она уже замужем, то её муж должен бежать туда, где Макар телят не пас, как говорит мой дед, или туда, где чёрт потерял своё пончо, как любят говорить в Чили и Аргентине. Наконец, мы донесли колонки и усилители до сцены.  — Фух, ну и тяжёлые же они — сказал Алекс. А Сергей Соловьёв признался:  — Сказать по правде, я хотел в футбол сегодня сыграть, а то не играл несколько дней. Но сейчас лучше отдохнуть, а в футбол сыграть после обеда. Алекс же поглядел на меня.  — Андрей, почему мы раньше с тобой не встречались? В одном городе же живём. Вопрос поставил меня в тупик, но я ответил быстро:  — Так дружба зарождается в школе или в университете. А среди своих университетских товарищей я тебя не помню. Ты, наверное, в Политехническом учился, тогда как я — в Педагогическом.  — Я учился вообще в Москве — признался Алекс.  — Вот видишь. Как же мы встретиться могли?  — И тем не менее, мне кажется, что мы с тобой во многом похожи. Одинаково чувствуем музыку. Может, ты ещё и за Спартак болеешь?  — Нет, футболом я интересуюсь, но болею за ЦСКА. Финал Кубка УЕФА 2005 года готов вечно пересматривать. Алекс грустно вздохнул:  — Вот как. А как ты к нашему Арсеналу относишься? На стадионе был хоть раз? Мне было стыдно, но пришлось признаваться в том, что на стадион я ни разу не ходил.  — Не был. Хотя вот парадокс — в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома, совсем рядом с пожарной частью, была афиша, на которой указывались матчи Арсенала, и я, возвращаясь домой из города на трамвае, каждый раз обращал внимание на эту афишу и таким образом все матчи Арсенала знал.  — А я каждый раз, когда была возможность, посещал матчи Арсенала. Вот только сейчас он на ладан дышит. Мой земляк снова погрустнел. Я поспешил его подбодрить:  — Надо верить в лучшее. Глядишь, будет время, когда наш Арсенал в Премьер-Лиге играть будет.  — Ты в это серьёзно веришь? — воодушевился Алекс.  — Серьёзнее некуда. Алекс посмотрел на меня и сказал взволнованно:  — Тогда обещай мне, что мы с тобой встретимся на первом домашнем матче нашего Арсенала в Премьер-Лиге.  — Обещаю — сказал я, расчувствовавшись. Будь на моём месте Вика или Маша, они наверняка бы заплакали. Алекс между тем вошёл в азарт. Он подошёл к молчавшему до сих пор Сергею и попросил его:  — Разбивай.  — Мне что, быть третейским судьёй? — засмеялся Сергей.  — Ну, вроде того — объяснил Алекс. Мы с Алексом ударили друг друга по рукам, и он разбил наши кулаки. Мы ещё некоторое время посидели на краешке сцены. Вдруг Алекс спросил:  — Как вы думаете, друзья, сколько зрителей сегодня соберётся слушать наше выступление?  — Надеюсь, что весь лагерь — сказал, усмехнувшись, Сергей. Мне тоже этого очень хотелось. Правда, не факт, что именно так получится. Та же Вика, например, может уйти в лес писать пейзажи. Её нужно предупредить, чтобы она в лес не уходила. Хотя, мы же не знаем, какой конкретно срок Алиса назначила для выступления.  — Ребята, мы поставили колонки? Поставили. Надо теперь вернуться в музыкальный кружок, и уточнить время концерта. А то Алиса не сказала нам, когда мы будем выступать — обратился я к товарищам.  — Верно. Алиса нас как-то странно и быстро выпроводила — согласился Сергей. Алекс добавил от себя:  — Мне кажется, что она куда-то сильно торопилась. Так сильно, что забыла нам всё объяснить. В первый миг я не обратил внимания, но сейчас мне это тоже показалось странным. Впрочем, я не стал ни о чём говорить, и мы снова отправились в музыкальный кружок. Вот только Алисы там не было. Мику была там одна. Она пела какую-то японскую песню. Её голос был таким нежным, что его можно было бы сравнить с морской волной, катящейся на берег. Мы заслушались и молчали, не в силах её прервать. Я поймал себя на мысли, что где-то эту песню уже слышал, но где, так и не вспомнил. Да и не важно это было сейчас. Но вот она закончила, и Алекс спросил её:  — Послушай, а где Алиса? Мне показалось, что он это говорит как-то чересчур нетерпеливо. Впрочем, Мику не дала мне осмыслить это предположение, сказав сразу:  — Алиса пошла к вожатым и к директору — приглашать их на выступление. Оно состоится после ужина.  — После ужина. Что ж, это в принципе нормально — задумчиво заметил Алекс. Как раз прозвучал звук горна, зовущий на обед. Я хотел было пойти с ребятами, как вдруг вспомнил об одном важном деле, и решил задержаться. Алекс и Сергей ушли, не дожидаясь меня, а я остался в музыкальном кружке:  — Ты что на обед не идёшь? — спросила меня Мику. Я стоял и волновался, словно перед сложным экзаменом. Собственно, это экзамен и был. Экзамен перед товарищами, которые утром решили сделать «уголки просвещения», как назвал их Антон. Я чувствовал ответственность перед ними. Если я дам им такое сокровище, как Мику, они меня будут уважать ещё больше. Наконец, я решился и рассказал Мику всё, как на духу. Впрочем, лучше бы я этого не делал. Она сильно заплакала. А я, глядя на неё, не находил себе места. Зачем я это сделал? Выскочить захотел, себя показать — мол, посмотрите, какой я гарный!  — Что с тобой случилось? — спросил я. Она плакала очень долго. А я разрывался между двумя чувствами. С одной стороны, я понимал, что я виноват перед ней, что я, сам того не желая, затронул тему, которую она не хочет озвучивать. С другой стороны, хотелось утешить её, вот только я не знал, как. Наконец, она успокоилась и сказала:  — Прости. Я понимаю, что ты не хотел, но мне больно об этом вспоминать. Со мной в Японии произошло много неприятных событий. Ты знаешь, что такое японский идол?  — Нет — признался я.  — И хорошо, что не знаешь. Быть идолом — очень изматывает. Продюсеры отбирают девочек-подростков на эстраду и следят за ними. Они требуют соответствовать определённым стандартам по принципу «шаг вправо, шаг влево — расстрел на месте». У идолов практически нет собственной жизни. Мне повезло сбежать в Россию от такой эксплуатации, потому что у меня отец — гражданин России. И я боюсь за тех, кому не повезло. Лучше об этом не вспоминать. — Извини, что я заставил тебя вновь вспоминать о прошлом — попытался я попросить у неё прощения. Впрочем, она на меня не обижалась:  — Ты не виноват, это я слишком сильно расчувствовалась. Главное — не говори об этом никому из пионеров. Ты можешь мне этого обещать?  — Честное пионерское! Мику улыбнулась:  — Спасибо. Надеюсь, тебе можно довериться. Хоть она и повеселела, но я боялся, что её снова потянет на грустные воспоминания, и я покинул музыкальный кружок, чтобы она спокойно побыла в одиночестве. За обедом я сел за тот самый стол, за которым сидела Вика. Рядом с ней, кроме меня, сидел Сергей Соловьёв.  — Вика, ты сегодня в лес идти собираешься, чтобы пейзаж писать? — спросил я.  — Собиралась вроде после обеда, а что? — ответила она.  — Пожалуйста, не уходи далеко. После ужина мы выступаем. У неё округлились глаза от удивления:  — Неужели уже сегодня?  — Представь себе, да.– подтвердил мои слова Сергей Соловьёв. Вика выслушала нас внимательно и сказала:  — Хорошо, сегодня отдохну. А так мне вообще-то хотелось на восток от лагеря сходить. Мне кажется, там подходящая натура для того, чтобы пейзаж написать. Хотя у озера красиво, но кто знает, может быть в тех краях ещё красивее? Я немного завидовал Вике. У неё есть цель, и она к этой цели стремится. Я же просто пока отдыхаю. Вот и сейчас у меня есть выбор между очередным футбольным матчем и простым ничегонеделанием. Чем мне сейчас заняться? Поразмыслив, я решил отдохнуть перед выступлением. Футбол — штука чересчур эмоциональная. Ещё, не дай Бог, промажешь из выгодной позиции — и весь день себя корить за это будешь. В таком состоянии нельзя выходить на сцену. Вот почему вместо футбольного поля я отправился домой. Я лежал на кровати и осмысливал события сегодняшнего дня. У меня из головы не выходила песня, которую пела мне Алиса. Интересно, почему она решила мне эту песню спеть? И тут меня осенило. В песне поётся о том, как её персонаж по имени Янка, что по-белорусски означает Иван, встречался с девушкой Алёной. А Алёна по-белорусски означает Лену. Теперь всё встало на свои места. Лена вчера рассказала Алисе о том, что случилось вечером, и попросила содействия. Содействия в чём? Неужели намекнуть о чувствах? У меня учащённо забилось сердце.  — Да не колотись ты, неугомонное! Дай поразмышлять спокойно! — крикнул я ему. Получается, что она испытывает ко мне какие-то чувства, но сама признаться боится? Мне вспомнилось, как Юля мне говорила, что эта Лена похожа как две капли воды на Лену Долгову — мою одногруппницу. Но не факт, что это и есть Лена Долгова, фамилия-то у неё другая. Да даже если это и она была, говорить с ней я опасался. Я сегодня уже доводил девушку до слёз, пусть и неосознанно, и мне совсем не хочется делать это второй раз. Что мне делать — я не представлял. Но уж если она решилась на то, чтобы действовать через Алису — значит, она хочет, чтобы я был решительным и смелым. Значит, надо прямо пойти к ней и действовать. Я встал с кровати и размял ноги. Потом спел несколько песен (заодно и распелся перед выступлением). Пора было выдвигаться. Правда, когда я подошёл к библиотеке, моя решительность куда-то подевалась. О чём я буду с ней говорить — я так и не знал. Не спрашивать же её: «Мы с вами где-то встречались?» Если она действительно моя одногруппница, то она скажет: «А ты, что, меня не помнишь?» А если она просто девушка, похожая на неё, то она посмотрит на меня, как на дурака, и скажет: «Да здесь же встретились, на съёмках». Нет, разговор надо начинать с другого слова. Это не пойдёт. Напрямую же спрашивать: «Ты любишь меня?»(или даже — «Вы любите меня»?) мне тоже казалось бестактным. В общем, я смущался, как мальчишка-подросток, которым, в сущности, сейчас и был. На самом пороге библиотеки, вдобавок, меня пронзила мысль: «А что, если сейчас в библиотеке кто-то находится?» Конечно, библиотека, учитывая набор книг, в ней хранящийся, не является самым популярным в лагере местом. Но мне вспомнилась сцена из сериала «Солдаты», где старослужащий учит рядового-чукчу Вакутагина офицерским званиям, и в ответ на слова Вакутагина про полковника говорит: «К нам такие не заходят». Через некоторое время в помещение роты зашёл полковник, командир части — и Вакутагин опозорился на всю свою роту. Так вот, если я зайду в библиотеку, и найду там постороннего человека, то я окажусь в таком же положении, в каком тогда оказался Вакутагин. Я подошёл к библиотеке и постучался. И мои ожидания оправдались. Открыв дверь, я увидел, что в библиотеке был Антон, и он о чём-то разговаривал с Леной. До меня донёсся обрывок их разговора:  — А почему у вас только художественная литература? Научных не завезли?  — Нет, научной литературы не завезли — улыбнулась Лена. Я закрыл дверь и отошёл от библиотеки. Фух, вроде не заметили.  — Что ж, придётся ждать — сказал я сам себе. К счастью, возле библиотеки была скамейка. Я сел на неё и стал ждать. Ждал я недолго. Антон вышел из библиотеки примерно через пять минут. Я ожидал, что он пройдёт мимо, но он вместо этого подошёл ко мне и спросил:  — Слушай, Андрей, это ты скрипел дверью? Уши у меня чуткие, я скрип слышал. Я чуть было не выругался нецензурно. Да что же сегодня за день-то такой! Сначала довёл девушку до слёз, теперь чуть не попался. Вроде сегодня не тринадцатый день смены, а лишь десятый. Я кивнул головой. Отпираться было бессмысленно. Антон посмотрел на меня непонимающим взглядом:  — Чего ты таишься? Ты мог бы зайти, вместе бы книги поискали. Хотя в плане нужных мне книг тут, честно говоря, шаром покати. У меня в планах не было посвящать его в свои сердечные тайны. К счастью, я смог поменять тему, ничем не выдав своего волнения. Всё-таки у меня иногда могут быть железные нервы.  — Послушай, а как тебе вообще пришла в голову идея «уголков просвещения»? — спросил я его. К моему удивлению, я заметил, что Антон тоже смущается.  — Это случилось вчера, после того, как мы сходили в старый лагерь. Я тогда увидел остатки жизнедеятельности учёных, увидел их быт — и захотел быть, как они. Захотел сам наукой заниматься. И решил начать опыт нарабатывать. А начинать надо с малого.  — И тебя столько народу поддержало? — спросил я удивлённо. Антон подмигнул мне:  — Я сам этого не ожидал. Нет, в Илье я был уверен. Мы с ним вместе один дом делим, и он не раз мне помогал.В том числе и вчера вечером в библиотеке мы это обсуждали. Правда, пришлось обмануть Лену и сказать, что мы ради стенгазеты собрались. Ничего, она нам это простит. Но про то, что к нам ещё присоединятся Шурик и Вика, честно говоря, я не верил.  — Когда ты это предложение озвучил? Антон рассмеялся:  — На линейке, когда же ещё. Вожатые аж рот от изумления раскрыли, когда эту мысль услышали. Но препятствий чинить не стали. В очередной раз я восхищённо смотрел на Антона. Впрочем, не всё в его планах мне нравилось, и я поспешил указать их недостаток:  — Всё ты замечательно излагаешь, но как ты думаешь, сколько человек придёт на наши «уголки просвещения»? Я тебе скажу: очень мало. Но Антон был твёрдо убеждён в том, что «уголки просвещения» соберут широкую аудиторию:  — Посмотрим, мне так не кажется. Я уверен в своих силах. А вы мне поможете. И ты поможешь — не зря же я тебя приглашал. Хотя, сказать по правде, это спонтанно произошло. Возможно, если бы ты пришёл в столовую и мне не пришлось бы относить тебе еду, я бы о твоём участии в этом мероприятии и не вспомнил. Извини меня, если вдруг тебе неприятно.  — Не стоит извиняться. Мне всё равно бы ребята сказали. Или ты чуть позже. Кстати, можно поговорить с Васей. Думаю, он тоже согласится поучаствовать.  — Было бы неплохо — согласился Антон. Мы ещё немного посидели, и тут мой собеседник начал собираться:  — Я пойду. Прогуляюсь немного, в футбол поиграю, может быть.  — Мы ещё вечером встретимся — сказал я.  — Может быть, может быть — улыбнулся он.  — Обязательно встретимся. Мы с ещё двумя друзьями сегодня сюрприз готовим. На его лице отразилось удивление:  — Сюрприз? Ты меня заинтриговываешь. Ну что ж, буду ждать твоего сюрприза. С этими словами он встал со скамейки и удалился. Разговор с ним придал мне уверенности. Чего я трушу? Вон у четырнадцатилетнего мальца какие наполеоновские планы, а я к девушке подойти боюсь. С другой стороны, я так и не решил, что я ей буду говорить, а действовать по принципу: «делай, что должно и будь, что будет», мне не хотелось. Тем не менее, я подошёл к двери библиотеки и постучался ещё раз. Лена не отвечала. Что ж, придётся заходить. Она сидела и читала какую-то белую книгу. .  — Привет — сказала она мне и улыбнулась. Собственно, по этой улыбке уже можно было бы обо всём догадаться, но я решил пока не рисковать. Утренний поступок Алисы натолкнул меня на мысль.  — Привет. Разреши мне спеть тебе песню — сказал я и запел одну из песен с альбома «По волне моей памяти». Когда это было, когда это было, Во сне? Наяву? Во сне, наяву, по волне моей памяти Я поплыву. Золотая, как солнце, кожа, тоненькие каблучки, Узел волос из шелка, складки платья легки, Мулатка, просто прохожая, как мы теперь далеки. Подумал я вслед: «Травиночка, Ветер над бездной ревет. Сахарная тростиночка, Кто тебя в бездну столкнет? Чей серп на тебя нацелится, Срежет росток? На какой плантации мельница Сотрет тебя в порошок?» А время бежало, Бежало с тех пор, счет теряя годам. Бежало, бежало, Меня все кидало, и здесь я, и там. Ничего никогда не узнал я, и не у кого спросить. Ничего не прочел в газетах, да и что они могут сообщить? Про ту, с золотистой кожей, на тоненьких каблучках. С волосами из черного шелка, С улыбкой на детских губах, Про мулатку, просто прохожую, Просто прохожую. Что плывет по волнам, По волнам моей памяти, Исчезая в этих волнах, исчезая в этих волнах. Когда это было, когда это было, Во сне? Наяву? Во сне, наяву, по волне моей памяти Я поплыву. Лена внимательно слушала и улыбалась. Наконец, она спросила:  — Песня, конечно, хорошая. Но причём здесь мулатка? Я на мулатку совсем не похожа. Вот тут уже пришла пора призвать всё моё красноречие. Надеюсь, я не буду волноваться и запинаться — сейчас это только повредит. Я обратился к Лене с такими словами:  — Я спел тебе эту песню, потому что в моей памяти отпечаталась одна очень красивая и смелая девушка. Девушка, которая несколько лет назад первой подошла ко мне и познакомилась. Ту девушку тоже звали Леной. Скажи мне, милая, это случайно не ты? В глубине души я уже знал ответ, но тем не менее ждал, что она скажет. Вот теперь мной овладело волнение. Я волновался так, как волнуются боксёры перед оглашением исхода поединка. Наконец она подошла, крепко обняла меня и сказала:  — А ты догадливый. Или подсказал тебе кто? Мне было сложно говорить — и тем не менее я попытался:  — Ну, мне подсказали хорошие люди. Я про Васю и Юлю. Я попробовал ей рассказать про то, как мы говорили о ней с Васей и Юлей. Но я постоянно сбивался с ритма и смотрел на неё. Она тоже волновалась — и её можно было понять. Я ведь так и не сказал ей, люблю ли я её. Впрочем, стоит ли с этим торопиться? Хотя я сейчас уже был уверен в том, что я её люблю. Если бы я не любил её, я бы не слушал в её прочтении «Тайну двух океанов» так, что сердце замирало и не радовался бы вчера, находясь с ней один на один. И мне всё рано — та ли это Лена из моих студенческих лет или другая. Хотя всё же хочется узнать, та ли это Лена. Наконец мой рассказ закончился. Радостный взгляд Лены сменился строгим.  — Вот, значит, как. А я с первого же дня поняла, что ты — это ты. Я посмотрел на неё и засмеялся: — Ты поэтому меня в первый день вечером кормила или из сострадания?  — Сначала из сострадания. А потом, дома, рассмотрела тебя и вспомнила, как ты за мной ходил и признаться не решился. — И ты полюбила меня?  — Нет. Сначала мне было просто любопытно. Я тобой заинтересовалась тогда, когда ты записался в библиотеку. Мне тогда вспомнилось, что ты всегда любил книги читать. Даже на некоторых очень скучных парах ты ухитрялся это делать.  — Да, было дело. Лопе де Вегу например — признался я. В ответ на это она сама засмеялась:  — Ты признался в одном из своих грехов. Но этот грех не самый страшный. А знаешь, какой самый страшный?  — Какой? — спросил я.  — Ты был себе на уме. Ни на одной нашей студенческой вечеринке тебя не было. Ты только и делал, что учился. Даже на большой перемене в библиотеке сидел.  — Ну, что было, то было — развёл руками я. Я хлопнул себя по лбу. Мы вспоминаем прошлое, а ведь сейчас нужно думать о настоящем. Я решился и спросил напрямик:  — Ты любишь меня? Она улыбнулась.  — А ты что, не понял этого до сих пор? Или зря тебе Алиса песню про меня пела?  — Нет, почему же, понял. Но ты же ТАМ внимание на меня не обращала. Почему же сейчас ты обратила внимание на меня, грешного? Лена подошла и посмотрела мне прямо в глаза, после чего снова улыбнулась.  — Неужели ты не замечаешь, как ты изменился? Ты сейчас не такой, каким был раньше. Ты влился в компанию, всем помогаешь, Вика столько хорошего рассказала о тебе в тот день, когда вы мольберт для неё сделали. Моё сердце учащённо забилось.  — Почему ты думаешь, что я изменился? — спросил я. Вместо ответа она подошла к одной из дальних полок. Я ждал её больше пяти минут. Вот и закончилась наша встреча. Закончилась, едва не начавшись. Лена приступила к делам. Дела ей важнее меня. Спрашивается, зачем я сюда пришёл? Вспоминать годы юности? Но вот Лена вернулась. В одной руке у неё были «Два капитана», а в другой — «Тайна двух океанов». Она протянула книги мне.  — Теперь понимаешь? — спросила она.  — Честно говоря, не совсем — признался я, забрав у неё книги. Лена подошла ко мне и провела рукой по волосам. Это было так приятно, что я даже зажмурился.  — Дурачок ты мой. Сам посуди. Разве ты в те свои студенческие годы решился бы на поход в старый лагерь? — сказала она ласково. Она, сама того не желая, затронула мою больную тему. Впрочем, нужно ли ей рассказывать о драме моей жизни?  — Нет, не решился бы — признался я.  — А сейчас ты не только решился туда пойти, но и принёс мне ценные подарки. Это ты ради меня так постарался?  — Ну, я тогда думал о тебе исключительно как о библиотекаре — сказал я правду. Лена поняла, что я ей не соврал, и была этому рада.  — В любом случае, спасибо тебе за подарок. Вот тогда я тебя и полюбила. Девушки любят смелых. А ты повёл себя смело, как герой.  — Ну, я там был не один. В одиночку такие дела не делаются. Да и мольберт для Вики я не один делал, а с товарищами.  — Ты очень скромный. Таким я люблю тебя ещё больше. Всё это время она улыбалась. Но вот её лицо посерьёзнело:  — А ты меня любишь? — спросила она.  — Я тебя любил ещё тогда, в университете. А теперь чувства разгорелись ещё сильнее. Я был уверен в том, что это чистая правда. Мои глаза неустанно любовались Леной. Она сама выглядела не «девой в беде» из сказок, а смелой девушкой, любящей путешествия и приключения. Было видно, что ей было приятно со мной. Но только попробуй её обидеть — она разгневается и обиды не спустит.  — Ты не представляешь, какая ты красивая. Ты в университете такой прекрасной не была — сказал я восхищённо. Лена засмеялась:  — Помнишь песню Сюткина. Ту самую, где он поёт: «Любите, девушки, простых романтиков — отважных лётчиков и моряков».  — Помню — ответил я.  — Это не только вас касается, а и нас тоже. Я люблю путешествовать. Я объездила половину России. У меня есть дело, которое мне по душе — поэтому мне нравится жить. Поэтому я и расцвела. Она немного помолчала и продолжила, стрельнув в меня глазами:  — Надеюсь, ты и после возвращения останешься таким же смелым. А то разлюблю.  — Раз ты так просишь, я больше никогда не буду трусить — обещал я. Я чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Мне хотелось, чтобы этот миг длился вечно. Но у Лены было другое мнение. Она предложила мне уйти, сказав:  — Приходи вечером, я тебе дочитаю «Тайну двух океанов». А сейчас тебе нужно готовиться к концерту. И, хитро улыбнувшись, добавила:  — Вот почему ты не пел, когда был студентом? Мог бы в ансамбле каком играть или в КВН.  — В КВН мне предлагали, но я его не люблю  — А петь любишь? — спросила она и сама себе ответила:  — Вот сегодня посмотрим, любишь ли ты петь. Если тебе это нравится, ты споёшь так, что душа свернётся, а потом обратно развернётся.  — Постараюсь спеть так, чтобы это получилось — сказал я и послал ей воздушный поцелуй. Домой я летел, как на крыльях. Меня переполняло чувство, как сказал бы Паустовский, «большущей радости», которой я готов был поделиться со всем миром. Ради любимой девушки действительно парень готов на всё — даже посадить на земле хренову кучу садов, а не только спеть песню. Но сейчас надо сконцентрироваться, а то ещё на радостях дам петуха и опозорюсь перед лагерем. И это не понравится ни Лене, ни кому другому. Интересно, а были ли любимые у игрушечных дел мастера Ваньки Сидорова? Может быть, у него монголы угнали жену к себе в Каракорум. А может быть, родителей. Дома я некоторое время распевался. Точнее, я спел полный альбом «По волне моей памяти» и лёг на кровать немного отдохнуть, решив, что с меня пока хватит. Я стал думать о том, что Лена имела в виду под словами: «Надеюсь, ты и после возвращения останешься таким же смелым». Она хочет, чтобы я объездил вместе с ней всю Россию? Нет, смелым можно быть и в обычной жизни. Попробовать бороться за свои идеалы и помогать бороться за эти идеалы другим. Лена права: если оставить тот импульс, который мне дали в этом лагере, здесь, и по возвращении домой жить, как прежде, то какой смысл в этом приключении? Вот только чем заниматься после возвращения — я не решил. Петь — не вариант. Если Мику, которая чувствует музыку намного лучше, чем я, которая буквально дышит музыкой, не хочет быть профессиональной певицей, то для меня эта карьера тем более не годится. Размышляя таким образом, я дождался горна, зовущего пионеров на ужин. Пора было в последний раз принимать пищу, чтобы хватило сил на выступление. В столовой я сел рядом с Алексом и Сергеем.  — Ну что, готов к выступлению? — спросил Алекс. Я поймал себя на мысли, что он говорит голосом хана Батыя. Ай да молодец! Уже в образе! К счастью, я пою за рассказчика, и мне в образе находиться не надо.  — Готов — сказал я воодушевлённо.  — А я сегодня в футбол сыграл впервые. И такого удовольствия, верите или нет, давно не получал — похвастался Сергей. Я посмотрел на него удивлённым взглядом. Может быть, и мне бы стоило сыграть? Но когда я вспоминал, как Лена смотрела на меня ласковым взглядом, я понял, что день прожит не зря. Если бы я играл в футбол, я бы не узнал о чувствах такой прекрасной девушки. Девушки, которой я ждал слишком долго и которую чуть было не упустил. Ужин закончился. Пора было выходить на сцену. За десять дней это будет второе наше публичное выступление. Честно говоря, даже жаль, что наша группа закончится вместе с нашей «пионерской сменой». Если мы с Алексом ещё сможем вместе возобновить контакты, то Сергей живёт в Питере. Мы не сможем постоянно к нему ездить. Но пока думать об этом не стоит. Надо выступить, насладиться музыкой самим и помочь насладиться ей товарищам. Песняры в одной из своих песен спели: «Разве можно быть злым и несчастным, когда рядом рождается музыка». Конечно, музыка не всегда бывает хорошей, но если в неё вкладывают всю душу, она становится светлой, как утреннее солнце. И наша с Алексом и Сергеем задача — спеть её так проникновенно, чтобы она озарила божественным светом души наших товарищей. Вот мы стоим на сцене и готовимся. На скамейках, где сидели зрители, нет свободных мест. Славя нервно вращает косу, Костя и Серёжа о чём-то переговариваются. Шурик разговаривает с Викой, а Антон — с Ильёй. Посередине сидели Ольга Дмитриевна и Валерий Геннадьевич, которые смотрели прямо на нас. Ольга Дмитриевна — восхищённо, а Валерий Геннадьевич — наоборот, спокойно, как будто наш концерт — это что-то само собой разумеющееся. Лена сидела где-то вдалеке, погружённая в свои мысли. Удивительно, но я был ей за это благодарен. Если бы она смотрела на меня во все глаза, я бы смутился и не смог бы от этого смущения оправиться. Из моих мыслей меня вывела Алиса, которая обратилась к нам:  — Ну что, готовы выступить?  — Не знаю, как остальные, а я нисколько не волнуюсь — сказал Алекс, и по его голосу было видно, что это не бравада. Алиса сверкнула глазами в нашу сторону:  — Ну, придётся немного поволноваться. Мы ждём директора лагеря. Мне вожатые сказали, что пока он не придёт, выступление начинать нельзя.  — А он скоро придёт? — спросил Алекс нетерпеливо.  — Надеюсь, что скоро — усмехнулась Алиса.  — А зачем его ждут? — вступил в разговор Сергей. Алиса чуть было не рассердилась:  — Что тут непонятного? Событие-то нам предстоит неожиданное. Я бы даже сказала — неслыханное. Естественно, директор должен присутствовать при нашем выступлении лично. Наконец-то я его увижу ещё раз! Я с ним ни разу не встречался после того, как он мне сделал инструктаж в первый день. Интересно, чем он занимался всё это время? Мику, в отличие от неё, пела спокойно песню и не отвлекалась ни на что, даже не делала попытки репетировать свою партию ударных. Директор, к счастью, не стал долго задерживаться. Прошло около пяти минут, и на горизонте показалась его фигура. Это было не удивительно, удивительным было другое. Он решил произнести речь. Речь была очень длинной, и я ничего из неё не запомнил, кроме концовки. Концовка была очень странной:  — Лирический герой Киркорова не знал, что любовь может быть жестокой, а сердце — таким одиноким, а я не знал, что у нас целая музыкальная группа образовалась. Мне казалось, что он это говорит неискренне, словно пытаясь играть какую-то роль. Но я не стал обращать на это внимание. Вскоре речь закончилась, директор слез со сцены, и Алиса стала разогревать публику.  — Надеюсь, вам понравится наше выступление. Мы сейчас исполним вам композицию, которая мне очень дорога как память о моём детстве и о юности моих родителей. Вы меня слышите?  — Слышим, слышим — пронеслось по рядам.  — Вашему вниманию предлагается мини рок-опера «Ванька-встанька» из репертуара вокально-инструментального ансамбля «Песняры». Слова Алисы на разных людей произвели разное впечатление. У кого-то загорелись глаза огнём любопытства, а кто-то пытался подавить скуку. От Алисы это не укрылось.  — Я вижу, тут собрались разные люди с разным настроением и разными вкусами. Что ж, своё мнение о нашем выступлении вы составите потом, когда выслушаете нас. А нам пора начинать. И полились первые аккорды — тяжёлые, жёсткие, давящие, местами переходящие в колокольный набат. Дождавшись, когда набат достигнет высшей точки, мы втроём запели под аккомпанемент Мику и Алисы: По разграбленным сёлам шла Орда на рысях, приторочивши к сёдлам русокосый ясак. У нас получилась своего рода средневековая мистерия, где хан Батый был олицетворением Сатаны, а Ванька Сидоров — символом творческого начала, обустраивающего мир и помогающего людям воплощать божественный замысел. Интересно, так ли задумывал своё произведение Владимир Мулявин? Алекс во время своих сольных партий впадал чуть ли не в экстаз. Казалось, дай ему волю — и он будет биться в истерическом припадке. Сергей, наоборот, пел спокойно, как человек, уверенный в собственной правоте. Это была дуэль взглядов, дуэль характеров, за которой зрители наблюдали, затаив дыхание. Алекс, хоть и играл отрицательного персонажа, выглядел так харизматично, что многие поневоле испытывали к нему симпатию. Сам я добросовестно отыгрывал роль наблюдателя, вплетая свой голос в дуэт Добра и Зла. Я пел так, что мне вспоминались слова из пушкинского «Бориса Годунова»: Ни на челе высоком, ни во взорах Нельзя прочесть его сокрытых дум; Все тот же вид смиренный, величавый. Так точно дьяк, в приказах поседелый, Спокойно зрит на правых и виновных, Добру и злу внимая равнодушно, Не ведая ни жалости, ни гнева Впрочем, это была только маска. Маска, которую я должен был носить, чтобы не заслонять собой главных героев повествования. Как ни крути, я всего лишь рассказчик. Когда дошла очередь до моей сольной партии, я спел настоящий гимн Непокорённому Творчеству. И теперь уж отмаясь, положённый вповал, Ванька Сидоров мастер у дороги лежал. Он лежал, отсыпался, руки белые врозь, василёк между пальцев натрудившихся рос. А в пылище прогорклой, так же мал да удал, с головёнкою гордой Ванька-встанька стоял. Из-под стольких кибиток, из-под стольких копыт он вставал неубитый, только временно сбит Только сейчас, во время полноценного выступления, я понял, что хан не сдержал своё слово и велел убить Ваньку Сидорова. А может быть, не велел убить, просто кони в спешке его затоптали. В любом случае игрушечных дел мастер мёртв. Он мёртв, но его творения живут в народной памяти. И эта память помогает русичам осознать свою силу и мощь. Сейчас Русь растоптана — но придёт время, и она соберётся с силами. Мы тоже собрались с силами и спели последние слова рок-оперы — апофеоз смелости и самоотверженности: Мы — народ ванек-встанек. нас не Бог уберёг! Нас давили, пластали столько всяких сапог! Они знали, мы — ваньки, нас хотели покласть, а о том, что мы встаньки, забывали, платясь. . И смеётся не вмятый, не затоптанный в грязь мужичок хитроватый, чуть пока-чи-ва-ясь... Музыка смолкла. Сначала ребята были удивлены тому, что всё закончилось так быстро. Наконец, Ростислав сориентировался и зааплодировал первым. Его примеру последовали остальные, и вскоре ВИА «Весёлые Негодяи» потонул в громе аплодисментов. Пытаясь перекричать этот гром, Алиса поочерёдно представила всех нас и каждый, включая её саму, получил свои персональные аплодисменты. Снова, как в каждой бочке затычка, нарисовался директор, который поднялся на сцену. Впрочем, на этот раз он, кажется, говорил вполне искренне:  — Вы не представляете, ребята, какое вы мне удовольствие доставили. Я никогда это произведение не слышал. Это точно Песняры написали?  — Точно — заверила его Алиса. Он в ответ засмеялся:  — Это настолько ошеломляющий успех, что я даже не знаю, что вы должны в следующий раз спеть, чтобы его перебить. Как минимум «Пинк Флойд».  — Будем стараться! — проорал в ответ Алекс, словно на параде. Директор усмехнулся:  — Ты очень сильно постарался. Пожалуй, лучше всех. Так сильно изобразить воплощённое зло даже Бела Лугоши не смог бы. Отсылка мне не была понятной, и я спросил:  — Кто такой Бела Лугоши?  — Графа Дракулу в 30-е годы он в Голливуде играл — ответил директор.  — Я не знаю, радоваться мне этому комплименту или огорчаться — сказал Алекс задумчиво. Сергей в нашем разговоре не участвовал. Осмотревшись по сторонам, он заметил, что пионеры уже разошлись. На своей скамье остался только Костя. Заметил это и директор.  — Спасибо вам, ребята. Вы мне удовольствие сильное доставили. Пойду теперь к себе осмысливать то, что вы спели. Он попрощался с нами и ушёл. Когда он удалился, мы слезли со сцены и Алиса сказала:  — Хорошо спели, ребята. Глядя на вас, я испытывала такой творческий подъём, которого прежде у меня никогда не было. Это дело надо отметить.  — Пойдём к нам в кружок. У меня чай есть с собой, я вам вскипячу — улыбнулась Мику. И мы отправились в музыкальный кружок. Впрочем, я до музыкального кружка не дошёл. Пройдя несколько метров, я сам собой свернул к библиотеке. Лена меня там уже ждала. Увидев меня, она сказала радостно:  — Заходи, гостем будешь. Мы просто сидели и смотрели друг на друга. Я решил молчать и дождаться, что она скажет о моём голосе и вкладе в постановку. Хотелось узнать, понравилось ли ей представление.  — А ты хорошо спел. Твой голос по-настоящему сильный и сочный — не поскупилась на комплименты она. Я не считал себя главным героем вечера, на что и постарался ей указать:  — На самом деле я держался в тени. Главные герои — Ванька и хан. А я кто? Я всего лишь рассказчик. Это в тебе чувства говорят. Она не стала со мной спорить: — Может быть, может быть. Я не сильна в песнях. Алисе и Мику знать лучше.  — Я не отступал от роли, прописанной Владимиром Мулявиным. Вообще, мы в жизни очень редко отступаем от прописанных ролей. Лена возразила мне:  — Ты уже отступил от своей роли. Впрочем, считай, как знаешь.  — Спасибо за то, что ты в моей жизни появилась. Ты понимаешь меня с полуслова — ответил я. Это был комплимент, но она приняла его как нечто само собой разумеющееся. Вместо ответа Лена улыбнулась:  — Не говори ни слова больше. Ты на сцене так сильно выложился, словно участвовал в двухчасовом концерте, а не в пятнадцатиминутном. Ты весь сюжет этой рок-оперы через себя пронёс. Тебе отдохнуть нужно. Давай ты садись, а я закончу тебе читать «Тайну двух океанов».  — Я с радостью тебя послушаю — сказал я. Она подошла к полке и взяла оттуда книгу. Мы снова окунулись в описание подвигов советских подводников. Подвигов, по сравнению с которыми наша жизнь в «Совёнке», какой бы насыщенной событиями она ни была, казалась такой пресной. С другой стороны, места на подводных лодках и в научных экспедициях ограничены. А можно ли совершать подвиги в обычной жизни? Думаю, можно — особенно, когда ты наконец-то впервые нашёл друзей и любовь. Теперь я ощущаю ответственность за них, за людей, которые мне дороже всего на свете. Лена оказалась права. Под действием её голоса я отдыхал и успокаивался. Моя душа светлела, и я ощущал в своей голове звёздную песню неба. Наконец, повествование подошло к концу. Лена отложила книгу в сторону.  — Я тоже сильно устала. Эх, попить бы сейчас чаю. Упоминание чая заставило меня засмеяться.  — Что ты смеёшься? — спросила Лена.  — В то время, как ты мне читала «Тайну двух океанов», Алекс и Сергей пили чай вместе с Алисой и Мику в музыкальном кружке — объяснил я. Лицо Лены стало печальным.  — Эх, если бы я знала, мы бы с тобой вместе сходили в кружок. Я, наверное, лишила тебя хорошей компании? Я поспешил успокоить Лену:  — Нет, что ты! Мне так радостно быть в твоём обществе. Мы с тобой замечательно провели время. Лена посмотрела на меня и сказала:  — Мне не хочется, чтобы ты сидел вокруг меня, как привязанный. Если тебе интересно быть рядом с друзьями — то иди к ним. Я всё пойму.  — Спасибо. Кстати, насчёт друзей. Я хочу тебе одну вещь сказать. И я рассказал ей про то, о чём мы разговаривали утром с Ильёй, Антоном, Шуриком и Викой. Закончил я рассказ словами:  — Ты предоставишь библиотеку в наше распоряжение? Её лицо приняло любопытное выражение. Выходит, что идея Антона ей понравилась.  — Мне самой интересно, о чём будет говорить Шурик. Просчитывать футбольные матчи — это тяжёлый труд. Дай бог, чтобы он справился с этой задачей так же, как ты и твои товарищи сегодня справились с песней.  — Я передам ему твоё пожелание — обещал я.  — Вы завтра пойдёте в старый лагерь? — внезапно спросила она. На что я честно ответил:  — Вряд ли. Мои слова заставили её задуматься. Думала она несколько минут и наконец, приняла решение:  — Ты когда-нибудь плавал на лодке? — спросила она меня. Я отрицательно покачал головой.  — Тогда завтра, как любит говорить Алиса, у тебя будет великолепная возможность заняться упражнениями на укрепление бицепсов, трицепсов и прочих мышц рук. Я тебе покажу одно прекрасное место, добраться к которому можно только на лодке. От этих её слов я сильно покраснел. Она это заметила и хитро улыбнулась:  — Что, смущаешься того, что девушка приглашает тебя на свидание? Это была чистая правда, но я не мог себя заставить признаться ей в этом.  — Я пойду домой — только и мог вымолвить я. Она нисколько не обиделась, только сказала:  — Ты очень устал сегодня. От таких эмоциональных переживаний надо сутки восстанавливаться. Спокойной ночи.  — Спокойной ночи — пожелал я ей. Домой я шёл очень медленно. Должно быть, Лена была права, и мои эмоциональные переживания сказывались на самочувствии. А, может быть, я просто хотел насладиться свежестью летнего вечера. Вечер действительно был прекрасным. Созвездия на небе сплетали причудливые узоры, похожие на восточный орнамент. Эх, если бы я умел рисовать так же, как Лена или Вика! Я бы всю ночь просидел на площади, вглядываясь в небо и зарисовывая звёзды. Некоторое время я сидел на площади и любовался небесными светилами. Но, почувствовав, как мои ноги отдохнули, я быстро пошёл к дому. Какими бы красивыми звёзды ни были, а наша Земля мне всего дороже. Здесь живут мои друзья, здесь живёт моя любимая. Если бы вдруг их у меня отняли, я бы сдох от тоски в течение суток. С этой мыслью я лёг и провалился в сон.