Братство "Совёнка"

Пионерская смена неумолимо приближается к финалу. Осталось провести в лагере совсем немного времени, и мы вернёмся к себе домой. Думаю, мы будем всю жизнь вспоминать это приключение, которое пережили. В принципе, Вася был абсолютно прав — об этом нужно писать книгу, потому что эти съёмки наверняка станут главным событием всей нашей жизни. Хотя как знать — Костя вполне может получить литературную премию, а Алекс и Сергей — создать-таки реально рок-группу «Весёлые Негодяи» и спеть на одной сцене с титанами рока вроде "Арии". Но если вдруг не получится? Хотя получиться должно, ведь всё время, проведённое здесь, мои товарищи показывают, насколько мы самостоятельны и независимы. Персонал лагеря как будто специально ведёт себя так, чтобы мы решали свои проблемы сами по себе, без их участия. Впрочем, не стоит сейчас мутить воду и заставлять вожатых отвечать на вопросы. У нас в кои-то веки появилась цель, не личная, а общая. Мы взяли на себя заботу о маленьких, беззащитных детях. И нам нужно помочь им почувствовать себя людьми. А для этого самим нужно себя чувствовать свободными, словно птицы в небесах. Ибо только свободные люди смогут воспитать свободных людей. Стоп, почему я задумался о воспитании? После окончания университета я думал, что мне заниматься с детьми не интересно. Неужели всего один вчерашний день изменил моё мнение на этот счёт? Но ведь работа с детьми — это не развлечение, а тяжёлый труд. Вспоминаются слова из песни Песняров о том, что война — совсем не фейерверк, а просто трудная работа. Конечно, воспитание нельзя сравнивать с войной, но суть эта цитата передаёт верно. В общем, надо с кем-то об этом поговорить. Кто мне может дать совет? Это могут сделать только те, кто со мной учился. Вася, Юля или Лена. Остальные знают меня только «здешнего», а эти товарищи видели меня на протяжении пяти лет практически беспрерывно. Вот только надо успеть поговорить с ними, не отвлекаясь от занятий с Ульяной и Ромой. На меня ложится двойная ответственность. Мику не сможет заниматься с нашими гостями — ей необходимо для Кости музыку писать. Алиса может взять на себя Ульяну, но она тоже не резиновая. В общем, день, как всегда, предстоит трудный. Впрочем, мне грех жаловаться. Слишком долго я просто отдыхал, пора уже и поработать. Подгоняемый этими мыслями, я решил сделать зарядку и подзарядиться энергией. А чтобы добавилось бодрости, необходимо было включить радио. По радиоволнам передавали песню группы «Кино». Это легко можно было понять, потому что голос Виктора Цоя невозможно ни с чем спутать. А вот текст казался незнакомым. Должно быть, я эту песню слышал впервые. Да и вслушиваться в текст было некогда, потому что физическая нагрузка играла свою роль. Запомнился только лишь припев: Доброе утро, последний герой, Доброе утро тебе и таким, как ты, Доброе утро, последний герой, Здравствуй, последний герой. Мне вспомнилась одноимённая телепередача, в своё время ставшая культовым событием отечественного ТВ. Это было первое и единственное реалити-шоу, которое я смотрел с неподдельным интересом. Я поневоле начал сравнивать наше положение с «Последним героем». Нам здесь намного лучше, чем участникам того вояжа на тропический остров. Нет ни конкурсов, ни интриг, ни скандалов , ни выбывания участников. Если какие конфликты и возникают, то они разрешаются быстро. Не побоюсь этого слова, наше пребывание здесь похоже на сказку. Добрую и счастливую. Сделав зарядку, я отправился по стандартному маршруту — умываться и поливать цветы. Солнце, как всегда, светило ярко. Его лучи согревали землю, даруя своё тепло людям, животным, растениям и грибам. До обеда далеко — ещё даже не наступило время завтрака — поэтому звезда, воспетая Цоем, казалась ласковой матерью, гладившей меня и других обитателей этого мира по голове в знак одобрения. Это потом оно будет жарким, словно в адском пекле, а пока от его лучей не ощущалось никакого дискомфорта. Наоборот, глядя на небо, я чувствовал большущую радость от того, что здесь нахожусь. Вот только Вася сказал правильно. Сегодняшний день будет сложнее вчерашнего. Ульяне и Роме нужно предложить что-то свежее. Они — творческие люди и рутинной работы не приемлют. Я спокойно сделал обычные утренние дела и решил пойти на площадь. Если повезёт — дождусь Васи, и мы продолжим начатый вчера разговор. По правде говоря, его нужно было провести ещё вчера. В принципе, можно было бы поговорить об этом и с Леной. Но, скорее всего, она ещё спит, а будить её мне не хочется. Пусть выспится — как-никак, она тоже вчера бродила по лесу вместе со мной. Я просто бесцельно бродил по лагерю, ожидая, когда горн призовёт нас с товарищами на линейку. Интересно, придут ли на неё наши гости или вожатые дадут им поспать? Но, во всяком случае, одного из гостей я увидел. Это оказался Володька. Точнее, мимо меня прошёл весь кружок кибернетики в полном составе. Интересно, кстати, чем они там занимаются всё это время? Они ни о чём нам не говорят. Соорудить программу для прогнозирования — дело довольно быстрое, а для того, чтобы создать робота, о котором мечтает Электроник, в лагере нет ни времени, ни материалов, ни условий. Большинство их меня не заметило. Только Илья пожелал мне доброго утра, и Маша улыбнулась. А остальные просто прошли мимо, оживлённо беседуя друг с другом. Интересно, они что, получается, не спали и всю ночь напролёт дискутировали? И Володька с ними дискутировал? Как бы там ни было, я в их беседе разобрал только одну фразу:  — В твоих словах, хлопец, есть рациональное зерно: Подслушивать нехорошо. Памятуя об этом, я сразу же отправился прочь с площади. И ноги сами меня принесли на лодочную станцию. Мне вспомнилось, как Лена пригласила меня на своё заветное место. Интересно, до конца смены я смогу побывать там хотя бы ещё лишь раз? Там же так красиво! Размечтавшись, я не заметил звук горна, и пришлось торопиться на линейку. На линейке в этот раз главными героями стали наши гости. Ольга Дмитриевна обратилась к ним сразу же:  — Ну, как вам у нас в гостях? Никто вас не обижал? За всех, по обыкновению, ответила Ульяна:  — Никто нас не обижал. Мы весело провели время. При этих словах она почему-то подмигнула сначала Алексу, а затем мне. Ольга Дмитриевна не стала вдаваться в подробности.  — Это здорово, что вам здесь понравилось. Надеюсь, больше вам ничего не доставит неприятностей. Тут слово взял Электроник.  — Ольга Дмитриевна, они настолько здесь обжились, что уже предлагают разные идеи. Например, Володя вчера увидел у завхоза в руках какую-то пластинку, и целый день канючил, чтобы мы её послушали. Услышав эти слова, Ольга Дмитриевна сильно засмеялась:  — Оскар Никитич говорил нам, что из всех пионеров эту пластинку услышал лишь Вася. Стыдно вам, товарищи! Маленький ребёнок догадался сделать то, о чём вы всё время забываете! Я вспомнил, как Вася предлагал мне пойти с ним, и как я отказался. И мне действительно стало стыдно. Господи, как я сглупил тогда! Похоже, такое же чувство обуяло и остальных пионеров, которые стояли, покорно свесив головы. Ольга Дмитриевна увидела это и поспешила нас успокоить:  — Ничего страшного, смена ещё не кончается. Сегодня вы успеете послушать это послание. После завтрака можете идти к завхозу. Вы не против?  — Не против — сказал за всех Богдан.  — Ну и славно. После завтрака послушаете послание, а потом своими делами займётесь. В общем, план на день был сформирован. Но против него внезапно стал выступать Валерий Геннадьевич: — Где вы будете слушать эту пластинку? У завхоза? У завхоза же все не поместятся. У него слишком узкая комната. И тут случилось чудо. Точнее, нашёлся человек, который собрался своими руками сделать чудо, как заповедовал капитан Артур Грэй. И этим человеком оказался король вчерашнего дня Ростислав Соколов. Он вышел из наших рядов и сказал громко — так, чтобы все слышали:  — Я договорюсь с завхозом о том, чтобы он дал нам в кинотеатре послушать это всё. Я смогу это сделать, вы мне поверьте. Мы с ним часто в баскетбол играем. Правда, придётся задержаться с завтраком. Но ничего — отработаю дежурством.  — Сегодня никому не нужно будет дежурить по столовой. Сегодня там уберётся Славя. Спокойно завтракайте, и не думайте ни о чём, кроме пластинки — ответила Ольга Дмитриевна. За завтраком я постарался сесть с Васей. К счастью, свободное место с ним нашлось.  — Можно к тебе прийти в гости? Поговорить надо — спросил я его, не откладывая дела в долгий ящик. Вася посмотрел на меня и сказал с хитринкой в голосе:  — А почему не я к тебе? Ладно, шучу. Приходи в любое время, я всегда рад тебя видеть. Я сегодня никуда не пойду. В футбол вряд ли мы сможем поиграть, учитывая то, какую активность Электроник проявляет, а Славя попросила сегодня её не тревожить.  — Договорились — согласился я. Больше мы не разговаривали, и завтрак шёл своим чередом. Интересно, сможет ли Ростислав договориться? Вроде завхоз ему доверяет. Он сумел. Завтрак уже заканчивался, когда он вбежал в столовую, словно собирался предупредить нас о пожаре.  — Народ! Завхоз согласен! После завтрака идите в конференц-зал, там будет выставлен граммофон.  — Всё-таки у него получилось, он молодчик! Я тут, кстати, передумал. Ещё раз к завхозу пойду, теперь вместе со всеми. — улыбнулся Вася. Я с ним был полностью согласен. Самому слушать граммофон после того, как ты его единственный раз слушал в мультфильме «Ну, погоди» — это будет по-настоящему эпичное событие. Перед глазами предстала та самая сцена, когда Волк, живущий в старом, разваленном доме, готовящемся к сносу, слушал пластинку Клавдии Шульженко, и даже подпевал ей, когда сумел заманить к себе в лапы Зайца. Это в любом случае стало бы для меня удивительным приключением, вне зависимости от того, что мы там будем слушать. А если учесть, что мы слушать будем не Шульженко, не Утёсова и даже не Луи Армстронга, а детей прошлого, которые записали послание в будущее, то всё становилось ещё более интересным и значительным. Нет, всё же хорошо, что я тогда не пошёл вместе с Васей. Такие вещи надо слушать, как говорится, всем миром. И Вася сам это прекрасно понимает. И вот мы уже идём по направлению к административному корпусу. Данька шёл рядом с Серёжей и рассказывал ему историю своей жизни. Историю довольно давнишнюю — из тех времён, когда он уже ушёл из дома, но ещё не встретил товарищей.  — И вот эта старая карга мне говорит: «В кого ты такой дурак — в отца, в мать, в деда?» Я еле сдержался, чтобы не обматерить её. Только ответил: «Мой дед кавалером ордена Славы был. Это вы дура». Ничего себе! Вот такая ирония судьбы. Дед был героем войны. А внук… Впрочем, он не виноват в своей судьбе. И в наших силах сделать так, чтобы она сложилась счастливо. Нужно вытащить его из беды, приложив для этого все силы. Завхоз нас уже ждал. И прокомментировал наше появление весьма ехидно:  — Явились не запылились. Что ж, не угодно ли вам послушать привет из того времени, когда Львов был польским, а Россия — советской. Когда Чкалов летал в Америку через Северный полюс, а Любовь Орлова — из пушки в небо. Впрочем, времена меняются, а дети всегда остаются детьми.  — Надо же, как гладко стелет — перебил его Игорь. Завхоз на это ничуть не обиделся.  — Спасибо за комплимент, молодой человек. И это без сарказма. Мне действительно очень приятно. Надеюсь, вам тоже приятно будет. А пока… Он не договорил. Увидев, что мы галантно пропускаем вперёд Вику, Юлю и Машу, он обратился к нашим девушкам:  — Ну-ка девки, по местам, а не то я вам задам! То же самое он сказал и нам, заменив слово «девки» на «парни». А потом прошёлся и по нашим гостям, заменив «парни» на «дети». Хотя звучал его голос не грозно. В нём чувствовался оттенок фривольности. На секунду мне показалось даже, что словами завхоз не ограничится, а перейдёт к действиям. Например, попробует ущипнуть кого-нибудь из девушек за задницу. Впрочем, даже если у него и были такие намерения, он сдержался. Убедившись, что все расселись по местам, тёзка архитектора Нимейера направился к граммофону. Граммофон как две капли воды был похож на показанный в мультфильме «Ну, погоди». По крайней мере, труба была такой же чёрной. Вася, когда рассказывал мне о своём первом прослушивании, был абсолютно прав. Пластинка трещала так, что сложно было бы расслышать даже голос Шаляпина. Впрочем, основную массу мы смогли разобрать. По крайней мере, было слышно, что рассказывавший о лагере голос был очень бойкий: — Привет пионерам 21 века! Мы, пионеры века двадцатого, точнее 1938 года. Наши вожатые предложили записать нам своё сообщение, чтобы оно дошло до потомков. Живём мы хорошо — пусть не очень богато, но зато дружно. Настоящий пионер должен помогать другим — это главный пионерский завет. И в любой игре, в любом конкурсе мы помним об этом завете. Места здесь интересные, словно сама природа помогает нам чувствовать себя бодрыми и весёлыми. Жить здесь легко и беззаботно. В таком замечательном месте хочется мечтать о чём-то светлом. Я например, хочу выучиться, стать знаменитым учёным и организовать вместе с другими учёными экспедицию на дно Тихого Океана, чтобы организовать подводную колонию, как её описал в своём романе писатель Беляев. А Антон Прохоров мечтает стать авиаконструктором. Его мечта — строить самолёты, которые бы летали со скоростью выше скорости звука. Соня Трофимова хочет стать архитектором и строить красивые дома, в которых могли бы жить колхозники вместо изб. Колхозники — люди добрые и отзывчивые. Мы им часто помогаем. Правда, вожатым наши отлучки не нравятся, но директор лагеря Поликарп Дмитриевич Губанов на нашей стороне. Он вообще — человек боевой. Прошёл империалистическую войну, в Гражданскую воевал в Первой Конной у Будённого. А после того, как белых прогнали, помогал одному хорошему человеку по фамилии Макаренко руководить колонией для беспризорников. Он много нам о Макаренко рассказывает и называет его великим человеком. Впрочем, мы нашего директора уважаем больше, потому что он всегда перед нашими глазами. Он организует все дела, сам вместе с нами трудится и вожатых просит нам помогать. Он говорит, что человек должен быть смелым во всём — и в труде, и в пути, и в бою. Как вы там, ребята будущего века? Ваши родители, наверное, уже построили коммунизм? Может быть, у вас уже есть космические базы на Луне или на Марсе? Или под водой в Тихом океане? Мы постараемся изменить мир, но и на ваш век работы тоже хватит. Нам пора. Сегодня вечером творческий конкурс. Мы должны готовиться, чтобы наш отряд лучше всех выступил. По просьбе своих товарищей по отряду выступил Илья Коган. Голос смолк. Пластинка ещё некоторое время трещала, пока завхоз не снял её с граммофона и не упаковал.  — Ну, как вам? — спросил он. Но ему никто не ответил. Все заворожено смотрели на «нашего» Илью Когана. Сам же бедный парень сидел красный от смущения. Он явно не ожидал, что пионер-рассказчик из прошлого окажется его полным тёзкой. Но именно он, несмотря ни на что, отреагировал первым:  — Вы нас прямо шокировали. Особенно меня. Завхоз придирчиво его оглядел:  — А почему ты весь красный?  — А вы сами не догадываетесь? Этот парень — Илья Коган, и я — Илья Коган. Я поневоле примеряю его судьбу на себя. Он встал и заговорил решительно:  — Я попробую его родственников разыскать. Через интернет, если потребуется, через архивы. Хочется узнать, как у него сложилась жизнь. Достойно он её прожил или сгинул в концлагере? Последние слова он произнёс так грустно, что на него было больно смотреть. Дети это тоже заметили.  — А что такое — концлагерь? — спросил Рома. «Рома, ты цыган, тебе лучше этого не знать» — подумалось мне. Другие отвечать тоже не стали, видимо, опасаясь задеть его за живое.  — Тут можно много вопросов задать. Например, кто такой Макаренко, кто такой Будённый, которые здесь упоминаются? — высказался Валера. После этих слов мы с Васей переглянулись. Он шепнул мне:  — Давай, я расскажу им про Макаренко, а ты тогда про Будённого. Вкратце.  — Рассказывать при всех здесь или, скажем, добраться до библиотеки? Завхоз услышал наши переговоры, и ему это не понравилось.  — Чего вы там шепчетесь? Послушали сообщение — и уходите отсюда. Мне ещё надо убирать этот граммофон к себе. Я решился с ним поспорить:  — Послушайте, уважаемый, тут ребята просят внеплановый уголок просвещения провести.  — Что за уголок просвещения? — не понял Вася. Ему объяснил Антон:  — Так мы с моей подачи публичные лекции называем. Мне тоже интересно будет послушать.  — Договорились — сказал Вася и вышел вперёд, к граммофону — Я буду краток. Рассказывал он про основное дело всей жизни Антона Семёновича Макаренко — воспитание детей. Воспитание, которое Макаренко сам называл «лёгким делом», хотя оно и было чрезвычайно трудным. А о самом главном надо говорить просто, чтобы всем было понятно. Наши гости внимательно слушали Васю, ни разу не пытавшись озорничать и даже не разговаривая. И их можно было понять. Потому что главным делом Макаренко было не просто воспитание детей, а воспитание детей, отверженных обществом — беспризорников Гражданской войны. И он всю жизнь старался дать им нормальную жизнь, научить их приносить пользу людям и родине. Для этой цели им была создана колония имени Горького, которую разместили в небольшом селе под Харьковом. Макаренко обучал их реальному делу, чтобы они могли спокойно жить честной жизнью, не возвращаясь к бродяжничеству и преступному промыслу. Его педагогика строилась на взаимном уважении педагогов и воспитанников друг к другу. Постепенно в коллективе колонии, которой он руководил, формировалось ядро. Наиболее авторитетные в коллективе ребята сами воспитывали остальных, и так создавалось доверие между ними. Вася так иллюстрировал этот тезис:  — «Если же это человек трудный, который мне не верит, против меня настроен, недоверчиво ко мне относится, я с тем разговаривать не буду. Я соберу старших, вызову его и в самом официальном, приветливом тоне буду с ним говорить. Для меня важно не то, что я говорю, а как другие на него смотрят. Он на меня поднимает глаза, а на товарищей боится смотреть. Я говорю: «А дальше товарищи тебе расскажут». И товарищи расскажут ему то, чему я их раньше научил, а он будет воображать, что это они сами придумали». Вот так писал сам Макаренко. Беседа продолжалась. Продолжалось повествование о великом учителе и человеке. Когда ядро коллектива сформировалось, и можно было уже рассчитывать на то, что принципы воспитания будут передаваться воспитанниками друг другу, Макаренко стал переходить к следующему этапу — этапу создания самоуправления воспитанников. Теперь многие важные вопросы они решали сами. В то же время основное русло Макаренко по-прежнему создавал один. При этом не гнушался жёсткости. Главным для него была дисциплина, которую он не противопоставлял творчеству, а делал его составной частью. К сожалению, не всем нравились его принципы. В СССР тогда уже власть начали прибирать бюрократы, душившие любую инициативу, чья душная политика привела в конце концов к развалу великой страны. А пока эти люди вставляли Макаренко палки в колёса. Его принципы были наилучшим воплощением советской идеи в педагогике — а их объявили антисоветскими. Только Феликс Дзержинский защищал Макаренко, и руководимая им ВЧК защищала Антона Семёновича даже после смерти своего первого начальника. Когда в 1928 году власти добрались до колонии и закрыли её, руководство НКВД УССР помогло ему создать Коммуну имени Дзержинского, которая располагалась совсем рядом с Харьковом. Макаренко развил кипучую энергию. Там даже было построено несколько заводов. Но в середине 30-х годов его переводят в НКВД на чиновничью должность, в коммуну заселяют взрослых рабочих, и в 1939 году она превращается в обычный завод. А через три месяца её руководитель, который в 1937 году уехал в Москву, опасаясь ареста (ведь его покровителей самих арестовали и расстреляли), умер от инфаркта. У него нашлись продолжатели, но постепенно движение, к сожалению, затихло. Наконец, Вася завершил свою лекцию. Как ни старался он уложиться коротко, но пришлось затратить порядочно времени.  — Самоотверженный человек был. Доброе дело делал — сказал Володя, выслушав лекцию. А Данька задал вопрос:  — Интересно, кем стали его ученики? Вася признался:  — Честно говоря, я толком не знаю. Но в одном я уверен — они стали хорошими людьми. Ульяна и Рома зашептались. Рома сказал, наконец:  — А мы бы там у него не смогли выжить. Судя по всему, там дисциплина была жёсткая.  — Верно говоришь. Не каждому было дано справиться с тамошними порядками — улыбнулся Вася. И тут его взгляд встретился с любопытным взглядом Ульяны.  — А кто такой Будённый? — спросила девочка. Вася передал мне слово. Сказать по правде, я оказался в сложном положении. Второго длинного рассказа ни мои товарищи, ни наши гости не выдержат. Но отвечать надо и дать Васе отдохнуть тоже надо. Вдруг мне пришла в голову мысль. И я поспешил её высказать:  — Он был выдающимся полководцем Гражданской войны, лихим кавалеристом. Он прожил 90 лет и про его жизнь можно говорить много. Но я расскажу вам всего одно — про его детство. В своих воспоминаниях он пишет, что его отец бежал на Дон из Воронежской губернии, спасаясь от нищеты. Но его отца, как иногороднего выходца, донские казаки третировали и заставляли заниматься самыми чёрными работами, делая своим батраком. Сам Будённый в детстве вынужден был из-за нищеты работать мальчиком на побегушках и подручным кузнеца. Вырос — стал кочегаром и машинистом, и работал до тех пор, пока его не призвали в армию. Возможно, нищета и стала той причиной, которая толкнула его в объятия революции. Я и сам не заметил, как стал говорить патетически:  — Так вот, друзья! Я не буду попусту тратить слова. Скажу только одно — относитесь друг к другу с уважением и доверием, вне зависимости от того, откуда вы родом. Не место красит человека, а человек — место. Меня слушали внимательно, и я видел, как некоторые даже готовы мне аплодировать. Но я не был совсем доволен своей речью. Говорить можно много, а ты покажи на своём примере доказательство своего тезиса. Поэтому я подошёл к Илье и обратился к нему:  — Вот ты, Илья. Ты — хороший человек, спору нет. Но в одиночку ты не справишься с той ношей, что на себя наложил. Я при всех здесь торжественно обещаю, что буду помогать тебе в поисках твоего тёзки, чей голос записан на этой пластинке.  — И я обещаю — поддержал меня Вася. Илья смотрел на нас ошеломлённым взглядом. Он явно не понимал, что здесь происходит. Со своего места поднялся Ростислав:  — Знаете что, товарищи. Позвольте мне высказаться. Он прокашлялся и продолжил:  — Удивительно, но вожатые сегодня не спросили меня, кому я передам корону. Я сам понимаю, что это не дело — её держать у себя так долго. Но, честно говоря, я сейчас разрываюсь. Есть три человека, каждый из которых сказал много красивых слов. Кому передать корону — я не знаю.  — Давай Васе. Он из нас больше всех трудился — предложил я. Но Вася в этот раз заскромничал:  — Я всего лишь прочитал лекцию. А Илья предложил важное дело — найти этого Когана. Думаю, он заслуживает короны больше, чем мы с Андреем. Илья посмотрел на нас и сказал:  — Честно говоря, я не думал, что до меня очередь дойдёт. Спасибо вам, друзья. Он взял корону у Ростислава и надел на себя. Шматко наблюдал за всем этим и не вмешивался. Но вот наконец он спросил нас:  — Ну как, вам понравилась запись?  — Всегда приятно окунуться в историю — сказал Антон. Остальные подтвердили его слова. Шматко был этим очень доволен.  — Жалко, что у меня других записей и артефактов нет — усмехнулся он. И тут внезапно раздался голос Ильи:  — Нет, так будет. Я хочу, пользуясь правами короля, указ издать. Вася посмотрел на него и засмеялся:  — Если мне не изменяет память, в последний раз королевские указы делал я. И это было давно и неправда. Но Илья взялся за дело решительно:  — А теперь я это сделаю Мне хочется, чтобы мы записали свои обращения в будущее. Только в отличие от той записи, у нас каждый будет говорить.  — А подходящая аппаратура у вас есть? — спросила Вика.  — Есть и кассеты, и дискеты, и СD — всё есть — немного хвастливо ответила ей Маша. Наши гости сразу же заверещали:  — Вот здорово! Чур, мы первые! Но Электроник их отрезвил.  — Нам нужно убраться и всё подготовить. Это займёт время до обеда. После обеда можно будет начинать. Ульяна сразу же погрустнела. Но её друзья отреагировали более спокойно:  — Ладно, после обеда, так после обеда. К счастью, Ульяна быстро нашла выход. — Ребята, айда на футбольное поле! Сыграем в футбол!  — Идея отличная — сказал Рома. Не сказать, что я был этим уж очень сильно огорчён, ведь появилась возможность спокойно поговорить с Васей. Но когда я подошёл к нему и напомнил об обещании, случилось что-то непредвиденное. К нам подбежал Илья и задал, казалось бы, простой, но от этого не ставший менее неожиданным вопрос:  — Ребята, вы что — историки?  — Учились на учителей истории, да — не стал отпираться Вася.  — И в архивах работать вам приходилось?  — Приходилось, правда, совсем немного. Вася верно сказал — у нас образование педагогическое. Правда, Вася работает по специальности, а я — нет.  — Почему? — спросил Илья. Я посмотрел на него внимательно и задумался. Стоит ли отвечать на этот вопрос? Я боялся показаться дураком в его глазах. В то же время по выражению лица Ильи было видно, что он — добрый человек и доматываться до меня не будет, а наоборот, посочувствует мне, если что. Я прокашлялся и начал:  — Во-первых, мне очень сложно писать. У меня с детства плохой почерк. Я замолчал, потому что побоялся, что Вася, с которым мы уже поделились планами книги, скажет что-то вроде «А как же ты тогда книгу собрался писать?» Но, слава богу, он промолчал.  — Во-вторых, я косноязычен. У меня во рту каша. Тут Илья не выдержал и засмеялся:  — То есть, петь ты умеешь красиво, а говорить красиво не можешь?  — Так точно. Я даже своей девушке в любви признавался с помощью песни. Имя девушки я называть, естественно, не стал.  — Чудны дела твои, Господи — пожал плечами Илья.  — Андрей говорит чистую правду. Поверь мне как человеку, который знает его уже много лет — поддержал меня Вася.  — Неужели? Ладно, поверим на слово — скептически сказал Илья. Я между тем продолжил:  — В-третьих, я — человек очень нервный и боюсь, в случае чего, сорваться на детей. Тем более, что я знаю одну хорошую девушку, которая сорвалась на детей, и это кончилось очень плохо. Имя я опять называть не стал.  — Да, это серьёзное противопоказание, если это правда — сказал Илья задумчиво. И сразу же предложил: — Давайте пойдём ко мне домой, и ты там подробно всё расскажешь. Я сегодня король, а, значит, должен гостей принимать. Дома у Ильи было очень уютно. В отличие от меня, раздолбая, было видно, что этот молодой человек любит порядок. Цветы у него выглядели свежими. Видно, что он их не забывает поливать — а вот я периодически забываю. Кровати были заправлены, как полагается. Стены были украшены зелёными обоями, дающими отдых глазам. Илья выдвинул стулья, предоставив их в наше распоряжение, а сам сел на кровати. Мы сели и оказались напротив него. Я заметил, что Илья смотрит на нас особым взглядом — доверительным, но в то же время изучающим. Такие глаза могут быть только у очень умного и проницательного человека.  — Ну что ж, говори, а мы послушаем — сказал он. Я мог бы рассказать всю свою жизнь от начала до конца, но постарался сделать упор на том, что меня волновало во время учёбы и на тезисах, высказанных Васей. Закончил я речь такими словами: — Воспитывать хороших людей — добрых, смелых, самостоятельных, творческих — нужно в любых условиях. Чем больше таких людей будет, тем лучше для общества. После лекции Васи я понял, что это — мой долг и призвание. Именно про это я и хотел с тобой поговорить, дружище. И ты темой своей лекции подсказал, КАК это можно сделать. А ещё раньше это сделал тот самый Коган с пластинки. — Ты про методику Макаренко? — спросил Вася.  — Так точно — ответил я. В разговор вступил Илья:  — Я скажу лишь одно. Ты лекцию внимательно слушал?  — Да, а что?  — Сейчас такие вещи, как Макаренко себе позволял, назовут эксплуатацией детского труда.  — Верно ты говоришь. Но не факт, что это будет реализовано именно по методике Макаренко. Есть много методов — наших и заграничных. Для начала их надо все изучить. И выбрать лучший. Я сейчас жалею о том, что когда я учился, я налегал на исторические дисциплины, а к педагогическим относился прохладно.  — Мне похвален твой энтузиазм. Но в нынешнем обществе, которое очень далеко от того общества, в котором жил Макаренко, всё упирается в деньги. Где ты столько денег найдёшь? Придётся обивать пороги губернаторов и чиновников, идти на поклон к меценатам.  — Да, вы всё верно говорите. Макаренко помогал Дзержинский, а кто поможет нам? Только и остаётся надеяться, что Алекс и Сергей смогут запилить свою рок-группу и гонорары от выступлений пожертвуют — отозвался Вася. Я уже начал жалеть того, что взялся предлагать трудновыполнимые вещи, и поспешил остудить свой пыл:  — В любом случае, если я и примусь за дело, то не раньше, чем через два года.  — В любом случае мы тебе поможем. Ты всегда можешь на нас рассчитывать — сказал Вася вдохновенно. Илья же подошёл к делу более скептически. Досталось от него всем, включая его самого:  — Ты что-то много берёшь на себя, при всём уважении к тебе. Вот вы с Васей обещали мне найти этого Когана. И я, дурак, за это ухватился. А ведь мы не знаем, ни где жил этот Коган, ни где находился этот лагерь. Точнее, мы знаем, что это рядом с местом наших съёмок, но конкретно где?  — Мы знаем имя директора. Имя довольно редкое. Поликарп Дмитриевич. По нему и найдём местонахождение лагеря. Не может же быть, чтобы не было о нём информации — попробовал я подбодрить Илью, но тот не унимался.  — Всё равно она скудная. Имя, отчество и фамилия — этого слишком мало.  — Но попытаться стоит. Хотя бы для того, чтобы узнать об этом лагере подробнее. О том, как у пионеров судьба сложилась.  — Ещё неизвестно, что будет сложнее — поиски Когана и остальных пионеров или устройство нового центра помощи беспризорным детям. Для этого ведь и земля нужна.  — Не знаю. Воплотить всё это действительно будет сложно. Но я рад тому, что оказался здесь, на съёмках. Я не знаю, чем они закончатся, но теперь в моей жизни цель появилась. Раньше я просто читал книги и размышлял — теперь знаю, для чего мне это было нужно.  — Я бы не стал так загоняться. Но здесь действительно место волшебное какое-то. В нём хочется остаться на всю жизнь. Я вот собирался поехать в Витебск к родственникам моего дедушки, а оказался здесь, и полностью забыл о своих планах, полностью растворился. Хотя мне говорили, что можно отказаться и уехать назад. Наш замечательный диалог, плавно перераставший во взаимную исповедь, был прерван Васей, спросившим:  — Интересно, а кто-нибудь вообще отказывался от пребывания здесь?  — Не знаю, у Дроздова спрашивать надо. А когда он появится — неизвестно — ответил я. Теперь уже мы с Васей готовы были затеять дискуссию, но Илья начал нас успокаивать:  — Не спорьте, друзья! Надо спокойно отдыхать оставшиеся дни. О трудах праведных будем думать потом.  — Может, ты и прав — согласился Вася.  — Тогда давайте сейчас матч сыграем — предложил Илья.  — Согласен, я давно не играл — сказал я. Помимо того, что я давно не играл, я согласился на это ещё и потому, что там должны были быть Ульяна и Рома, а я дал слово следить за ними и помогать им. Ульяна и Рома действительно оказались на футбольном поле. Но они вместо того, чтобы играть, с грустным видом сидели на скамейке. Илья пошёл к товарищам, а мы с Васей подсели к гостям:  — Вы почему не играете? Собирались же — спросил я. Они хотели ответить, но тут мой разговор услышал Игорь. Он оторвался от матча и поспешил к нам, на ходу сердито говоря:  — Не подходите к ним. Они наказаны.  — За что? — удивился я.  — По методу Макаренко. За то, что во время матча только между собой пасовались, а на других не обращали внимания. Да, крепко запали в душу лекции Васи. Причём не только мне, а всем.  — Давайте, я поговорю с ними. Обещаю, что они больше делать так не будут — сказал я с горячностью. Игорь посмотрел на меня и рассмеялся:  — Смотри, но я бы тебе не советовал.  — Я ручаюсь за них — постарался я успокоить Игоря. Я знал, как найти к ним подход.  — Ребята почему вы так делаете? — обратился я к Ульяне и Роме. Ульяна посмотрела на меня своим озорным взглядом:  — Нам друг с другом играть интереснее.  — Но раз вы пришли играть, так играйте по тем правилам, которые установлены.  — А зачем? — спросил Рома. И тут я задал им бронебойный вопрос:  — Послушайте, а со мной вы бы мячом делились?  — С тобой да, и с Сергеем, и с Алексом. Я посмотрел на поле. Ни Сергея, ни Алекса здесь не было.  — Значит, вы считаете, что я — хороший человек?  — Да — подтвердила Ульяна.  — А если я поручусь перед вами за остальных, вы будете с ними мячом делиться? Ульяна и Рома посмотрели сначала на меня, потом на поле, потом переглянулись между собой:  — Скажи «Честное пионерское» — попросила меня Ульяна.  — Честное пионерское.  — Тогда пошли! Вася посмотрел на меня и сказал насмешливо:  — Они тебе доверяют.  — Это потому, что я им доверяю — сказал я. До самого обеда мы играли в футбол. Ульяна и Рома сдерживали слово, которое мне дали. Теперь они делились мячом как положено. Хотя было видно, что Ульяне это даётся нелегко. Кстати, у неё был заметен талант невооружённым взглядом. Доходило вплоть до того, что она делала марсельскую рулетку и финт великого советского футболиста Михаила Месхи, хотя вряд ли смотрела по телевизору на Зидана и вряд ли читала о грузинском волшебнике. Но гол она сумела забить только один. На сей раз мы с ней играли против команды Серёжи, и мой карельский друг выдал просто «матч жизни». В его ворота за весь матч удалось всего три гола забить. Когда раздался звук горна, Ульяна подошла к Серёже и спросила его: - Можно тебе серию пенальти побить? - Давай после обеда. Сейчас перекусить надо - предложил ей Серёжа. - Какой ты скучный! – надула губы Ульяна, но настаивать не стала.  Когда я шёл на ужин, я задумался снова о наших гостях, и о том, куда ведёт меня моё призвание. Ульяна и Рома доверяют мне, и это хорошо. Но не со всеми детьми, если я возьмусь за это сложное и неблагодарное дело, будет так же легко. Вообще мне лучше было бы спросить Васю про то, как ему работается, попросить поделиться опытом. Возможно, я бы так и сделал, если бы не Илья. Он — не учитель, иначе он бы нам рассказал это о себе. А втягивать постороннего человека в эти беседы мне не хотелось. Ладно, он отчасти прав. Сейчас лучше не думать о наших грешных делах. Надо провести эти последние дни весело и солнечно. Заботы придут потом. Например, придётся объяснять родителям, куда я пропал на три недели. Придётся копить деньги, отказывать себе в концертах и развлечениях, а, возможно, даже и в книгах. Придётся копить на квартиру, чтобы наша с Леной любовная лодка не разбилась о быт. В общем, много чего предстоит сделать. А пока у меня и у товарищей осталось три счастливых дня. Или четыре — в зависимости от того, проведём мы двадцать первый день здесь, или будем в этот день уезжать. Обед был в самом разгаре, когда мы заметили, что наши гости всё уже съели и выбежали из столовой.  — Ничего себе, у них волчий аппетит. Такое ощущение, что они как будто пахали на огороде целый день — отозвался сидевший рядом со мной Богдан. Я был с ним согласен. Они обедали прямо со скоростью ракеты. Интересно, они всегда так едят или только в этот раз так получилось? Ответ на эту загадку я получил очень скоро. Но пока дорога вела меня и моих спутников в кружок кибернетики. Я поймал себя на мысли, что до сих пор не определился с тем, что я буду говорить. Петь лучше не надо — мало ли, как там расположен динамик, вдруг он будет мой голос искажать. Впрочем, как оказалось, думать об этом ещё рано. Когда мы собрались зайти, мы увидели на двери записку: Тихо! Идёт звукозапись!  - Вот пострелята! Успели уже – рассмеялся Сергей Соловьёв. - Видимо, придётся подождать – отозвался я. Ожидание так затянулось, что пионеры стали непонимающе переглядываться, а Ростислав спросил:  — Они что, «Властелин колец» там надиктовывают?  — Нет, «Войну и мир» — ответил в тон ему Костя.  — В любом случае, я бы успел в баскетбол потренироваться за всё это время. Вы как хотите, а я на площадку ухожу. Надо будет, потом позовёте. Он развернулся и пошёл на восток. Глядя на него, стали расходиться и остальные. Их позицию высказала Маша:  — Посидим на площади, отдохнём. Всё равно мимо нас они не пройдут. И в скором времени наша толпа схлынула. Большинство действительно отправилось в сторону площади, я же пошёл дальше на восток. Мне нужно было поговорить с Леной и спросить у неё совета. Видимо, она ожидала, что я приду, потому что находилась не в библиотеке, а рядом с ней, на той самой скамейке. Она сидела и держала на коленях альбом, в котором что-то рисовала. Я остановился, как вкопанный, не зная, что сказать. Она отложила альбом и краски и подошла ко мне.  — Привет — сказала она ласково. А у меня отнялся язык. Я только смотрел на неё — и всё, не мог вымолвить ни одного слова. Это было странно и нелепо. Если бы я был таким, как в студенческие годы, это было бы логично, но сейчас я другой. Что мне мешает? На самом деле я не мог выбрать, о чём с ней говорить. С одной стороны хотелось посоветоваться с ней, но с другой — нужно рассказать ей о проекте, которым я собираюсь заниматься. Это важнее. Запись — это дело лишь сегодняшнего дня, а с этим проектом мне жить минимум несколько лет. А что, если Лена откажется мне в нём помогать? Что, если сочтёт это утопией? Я это не вынесу. Моя любовь к ней как минимум поколеблется. Потому что любовь — любовью, а дело — делом. Да и дело у меня рискованное. Не каждая девушка согласится, чтобы её любимый занимался делом, от которого сложно добиться отдачи. В общем, я понял, что разговор о проекте лучше отложить. Возможно, даже надо посовещаться вместе с Васей и Юлей. А пока лучше поговорить о словах, которые я должен говорить будущим поколениям. Наконец, я решился.  — Помнишь, утром на линейке кибернетики говорили о том, что мы сегодня будем голоса робота записывать? Лена взглянула на меня и как-то сразу погрустнела.  — Ой, я совсем забыла! Повариха совсем нас со Славей загоняла! Я решила Славе помочь, и убиралась вместе с ней. Славе одной тяжело было. Я очень сильно устала, и из головы всё вылетело. Ну, как там идут дела? Записали уже свои реплики?  — К сожалению, нет. И у меня нет никаких идей о том, что говорить, представляешь? Я словно язык проглотил.  — Ну как же ты так. Неужели у тебя нет никаких идей?  — Вообще нисколько. Лена задумалась. Внезапно, посмотрев на меня, она хитро улыбнулась.  — А я знаю, о чём я расскажу. Я расскажу о молодом парне, который всё стоял и любовался мной, но подойти не решался. И как эти наши короткие встречи продолжались около двух лет, а потом этот парень резко забыл меня, и только здесь мы случайно повстречались, и он наконец-то смог мне признаться в чувствах. Я взволнованно слушал её.  — Ты это серьёзно? Ты не стесняешься?  — А чего стесняться? Мы же любим друг друга, так чего скрываться от других?  — Ты в этом уверена? Ещё раз подумай?  — Уверена. Я решила за себя, а за себя ты сам решай. Да, она твёрже меня в сто раз. Я сомневаюсь и всячески выверяю свои слова, а она уже всё решила.  — А что ты мне посоветуешь? — всё же спросил я.  — Спой что-нибудь. Твоим голосом надо пользоваться, раз уж тебе судьба его подарила.  — Не пойдёт. Для песен нужен аккомпанемент, а откуда его возьмёшь?  — Тогда стихи прочти. Неужели ты ни разу стихов не читал?  — В последний раз читал очень давно.  — Ну, вот и прочитай самые ценные для тебя стихи.  — Спасибо. Я так и сделаю. Осталось только решить, какие стихи для меня самые важные. А этот вопрос очень сложный. Лена, похоже, читала мои мысли, потому что она улыбнулась и сказала:  — У тебя будет примерно пятнадцать минут до того, как мы дойдём до кружка кибернетики.  — Ладно, постараюсь — сказал я и, чтобы поменять тему, задал вопрос.  — А что ты рисовала?  — То, о чём мы вчера со Славей ночью говорили. Она мне о своих краях рассказывала. О том, где родилась и провела детские годы. И мне захотелось нарисовать пейзаж её родных мест.  — И как, получилось? — спросил я.  — Нет, ещё нет. Одно дело — смотреть здешние пейзажи, которые ты всегда видишь на протяжении вот уже скольких дней. Другое — когда ты полагаешься на волю вдохновения. Я долго ещё буду писать эту картину. Но, когда закончу, сразу же тебе покажу, не беспокойся.  — Хорошо, буду ждать. А пока пошли, пока нас ещё ждут. И мы отправились к кружку кибернетики. По дороге нас догнал Ростислав, который заторопил нас:  — Наши гости уже в футбол играют. А значит, нам нужно спешить. Мы с Леной поспешили к кружку кибернетики. Ростислав шагал впереди, словно он был лоцманом, показывавшим нам дорогу. Мы шли очень быстро, но тем не менее, когда мы пришли, то увидели, что все пионеры (кроме наших гостей, естественно) уже стоят возле гостеприимных дверей кружка кибернетики. Когда я подошёл и встал на своё место в толпе, в мою сторону обернулся Андрей Мкртчян.  — Ты пришёл вовремя как раз. Мы с тобой пойдём следующими.  — В смысле? — не понял я.  — Электроник сказал, что вызывать будет ребят по алфавиту. Алиса и Алекс уже вошли, а за ними должны пойти мы — два Андрея.  — Логично — отозвался я. Алисы и Алекса в толпе действительно не было. Зато остальные все были на месте. Даже Мику из музыкального кружка пришла. Интересно, с этими всеми церемониями у неё хватит времени на то, чтобы написать музыку для стихов Кости? Мне кажется, что она часто отвлекается. Но хватит о Мику. У неё имя начинается на «М», а значит, ей ещё долго до выступления. А мне выступать уже сейчас.  — Ты уже решил, о чём говорить будешь? — спросила меня Лена.  — Решил. Но я не хочу об этом говорить при всех. Я действительно решил твёрдо и уверенно. Интересно, о чём говорят Алиса и Алекс? Алиса, по примеру Алекса, рассказывает миру о своей любви? А может быть, она решила рассказать про детство в Белоруссии, про родителей и их дружбу с «Песнярами»? Или про своё стремление стать рок-певицей? Вот Алекс точно будет говорить о будущем. Он не кажется мне человеком, который погружён в прошлое. Возможно, он даже споёт что-нибудь. За этими размышлениями я не заметил, как они вышли из кружка. Алиса напевала мелодию, которая казалась мне смутно знакомой. Алекс трепал любимую по волосам, а она не сопротивлялась. Похоже, они уже дошли до той стадии, когда не нужно скрываться от всех. Вдруг Алиса сказала ему немного грубо:  — Осторожнее! Ты заколку выдернешь, и волосы растреплются.  — Прости меня, пожалуйста — сказал, извиняясь, Алекс, и они ушли, держа друг друга за руки. Остальные наблюдали за этой сценой, словно загипнотизированные. Первым опомнился Мкртчян, который крикнул мне:  — Слушай, тёзка, пошли уже! И мы зашли в здание кружка. На том столе, где находились измерительные приборы и инструменты, лежала та самая коробка, которую мне представляли как «робота».  — Вы её сделали уже? — удивился я.  — Сделали. Вот только опробовать никак не можем. Придётся ждать возвращения домой. Ничего нельзя поделать — летом почти все турниры паузу берут — усмехнулся Электроник.  — А чемпионат России? — удивился я. Хозяин кружка кибернетики посмотрел на меня, как на дурака:  — Ни у кого из нас при себе футбольного календаря нет. Не захватили. И сразу же поменял тему:  — Разница между звукозаписывающим аппаратом и этим ящиком в том, что звукозаписывающий аппарат мы можем опробовать прямо сейчас. Кто из вас начнёт?  — Давай я начну — предложил я и вышел вперёд. Запись началась. Я рассказал о себе краткие сведения (где родился, где учился, кем работаю). Закончил я свой небольшой монолог словами:  — Я не знаю, кто меня надоумил поучаствовать в этом шоу, но я благодарен судьбе за то, что оказался здесь. Я нашёл много хороших друзей, которые мне дороже всего на свете. И мне хочется прочитать стихотворение, которое я хотел бы им посвятить. Это бессмертное стихотворение великого Александра Сергеевича Пушкина. Вы мне можете сказать, что не нужно читать Пушкина, лучше сделать своё — и будете правы. Вы мне можете возразить, что Пушкин писал его осенью, когда он со своими друзьями отмечали Дни Лицея — и тоже будете правы. Но для того, чтобы вы поняли, что у меня сейчас творится в душе, лучшего выбора не сыскать. И я начал читать знаменитое стихотворение «19 октября». В своё время мне поручили выучить его для школьного праздника, но тогда я переволновался и оконфузился на сцене. Теперь я понимаю, что это произошло из-за того, что я отнёсся к этому мероприятию, как к постылой обязаловке. Тогда я никого не ощущал своими друзьями, они были мне чужды. А вот с ребятами, с которыми я встретился здесь, я сроднился быстро.Интересно, почему так случилось? Кто мне даст ответ? Если только сам Александр Сергеевич Пушкин. Я читал стихотворение так, как никогда до этого не читал. Оно вылетало из моих уст, как благодарственная молитва из уст верующего человека, которому Бог послал чудо. Читая Пушкина, я представлял себя на его месте. В образе князя Горчакова я представлял Илью, в образе Дельвига — Костю, в образе Кюхельбекера — Серёжу (не дай Бог ему изведать горечь тюремного заключения). С каждой новой строкой Пушкин становился всё грустнее. Вместе с ним грустил и я. Совсем скоро нам придётся расстаться. И что тогда я буду делать? К счастью, сейчас есть Интернет. Можно общаться через него. Тем более, что при тех планах, которые я перед собой поставил, встречаться с ними и ездить к ним в гости было бы очень сложно. Надо всё-таки взяться за реализацию своих планов, иначе я останусь в состоянии чёрной меланхолии. А тогда у меня опустятся руки, от меня уйдёт Лена, и весь тот положительный заряд, который принесла поездка в пионерский лагерь «Совёнок», пойдёт псу под хвост. В общем, когда стихотворение закончилось, я уже снова был оптимистом. Электроник был впечатлён этим стихотворением. Он явно не ожидал, что я способен на такое.  — Спасибо, парень, уважил. Сам придумал или подсказал кто?  — I made this performance with a little help from my friends — сказал я в манере Битлз. А мой тёзка добавил восхищённо:  — Ты задал очень высокую планку. Я не знаю, как я буду после тебя. Но я постараюсь. Он начал рассказ о себе. Выяснилось, что он волжанин, родом из Саратова. Но большую часть рассказа он посвятил тому, что болеет за московское Динамо. Наверное, есть в этом что-то героическое — болеть за команду, чьи лучшие годы давно позади. Впрочем, надо отдать ему должное — он верил, что лучшие времена вернутся. Мне вспомнился мой разговор с Алексом, и я решил поделиться им со своим тёзкой, когда тот закончит надиктовывать свою речь.  — Ничего себе, я и не знал, что ты такой болельщик — сказал я воодушевлённо. Когда я рассказал ему про наш с Алексом разговор, он только пожал плечами:  — Как поётся в одной песне времён молодости наших родителей: «Поверь в мечту — и в путь». Будем надеяться, что Динамо меня ещё порадует. А Арсенал возродится. Электроник всплеснул руками:  — Блин, я забыл запись отключить. Стирать придётся.  — Да оставляй. Ничего страшного в этом нет. Наоборот, так будет живее — улыбнулся мой тёзка. Электроник сказал сердито:  — Уходите уже. Время не ждёт. Зовите Богдана и Васю. Мне вспомнилась линейка на второй день, и я спросил:  — А как же Шурик и Антон?  — Что Шурик и Антон? — удивился Электроник.  — Первыми вошли Алиса и Алекс, потом мы — два Андрея. А как же остальные? Электроник посмотрел на меня насмешливо.  — Все наши ребята, кроме Ильи, который где-то задержался, уже записали всё заранее. Мне хотелось сказать, что Илья задержался не «где-то», а со мной и с Васей, но это было бы в тот момент лишним. Нас ждут наши товарищи. Мы своё дело сделали, нам пора уходить. Мы вышли из кружка кибернетики и разошлись по своим делам. Проходя мимо Лены, я шепнул ей:  — Буду ждать тебя возле библиотеки. Нам надо поговорить. Она взволнованно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я прикинул, что она придёт быстро. Богдан и Вася пройдут, а потом пойдут они с Викой. Так что ждать мне недолго придётся. Тем не менее, я поспешил к библиотеке и сел на ту самую скамейку, на которой когда то сидел и общался с Антоном. Тогда я плыл по течению, не имея цели в жизни. Я просто радовался тому, что оказался в числе людей, попавших на это шоу, и наслаждался цветущей юностью. А теперь наконец-то понял, что мне в жизни необходимо. Да, мне придётся работать до седьмого пота, учиться долго и упорно, чтобы подавать пример будущим воспитанникам. Но, если в жизни у человека есть настоящее Дело, то только тогда он счастлив. Человеку нельзя быть трутнем. Но самым главным шагом для меня сейчас должно стать объяснение с Леной. Если она меня поддержит, я буду летать на крыльях вдохновения. А что будет, если она будет смотреть на это дело скептически? Что будет, если она скажет мне о том, что я взял непосильную ношу и мой труд станет сизифовым? Смогу ли я её понять? Впрочем, об этом говорить ещё рано. Надо успокоиться. Я увидел на дереве, стоявшем рядом с библиотекой, птичье гнездо. Ничего себе, птицы уже гнёзда вьют. Впрочем, сейчас июнь — самое время для этого. Я задумался. Птицы высиживают яйца и заботятся о птенцах, повинуясь инстинкту. В отличие от них, мы, люди, заботимся о детях сознательно — будь это дети наши или чужие. Это — большая ответственность, которая не каждому под силу. Так что, обижаться на Лену, если она мне скажет, что я не смогу заниматься воспитанием, не стоит. Тем более, что она не только самая красивая девушка нашего лагеря (как и моей бывшей студенческой группы). Она — одна из самых умных девушек, которых я встречал. У неё за весь учебный курс было хорошо если пара-тройка четвёрок, а остальные — пятёрки. Кроме того, она — чуткая девушка, прекрасно понимающая то, что меня волнует. Я не только могу, я ДОЛЖЕН, ОБЯЗАН, прислушаться к её мнению. И будь что будет. Эта находящаяся в тени между деревьев белая скамейка — замечательное, уединённое место. Если бы я был хозяином этого лагеря, я бы проводил часы отдыха здесь. И тут странная мысль меня обожгла. Хозяин лагеря. А что, если мне действительно стать хозяином лагеря? Вернее, не мне, а нам — всем участникам шоу. Если мы выкупим съёмочную площадку — то можно организовать настоящий детский лагерь. Это идеальный вариант. Но как это сделать? К кому обратиться? Вряд ли Дроздов владеет "Совёнком" на правах собственности. Господи, какие мысли в голову лезут! Надо успокоиться и отдохнуть. Илья прав — я слишком загоняюсь. Чтобы отдохнуть, я начал петь песню: Мы выбираем путь идем к своей мечте И надо не свернуть в пути уже нигде И стоит шаг пройти заносит время след Обратного пути у жизни просто нет И стоит шаг пройти заносит время след Обратного пути у жизни просто нет Поверь в мечту поверь в мечту Поверь в мечту скорей Поверь в мечту поверь в мечту как в доброту людей Поверь в мечту как в красоту Поверь когда-нибудь Поверь в мечту поверь в мечту Поверь в мечту и в путь Усталость иногда сожмет у сердца грудь Настигнет нас беда, чтоб осложнить нам путь Пройдем любви закат и встретим с ней рассвет Поймем — пути назад у жизни просто нет Пройдем любви закат и встретим с ней рассвет Поймем — пути назад у жизни просто нет Поверь в мечту поверь в мечту Поверь в мечту скорей Поверь в мечту поверь в мечту Как в доброту людей Поверь в мечту как в красоту Поверь когда-нибудь Поверь в мечту поверь в мечту Поверь в мечту и в путь Этот лагерь — место, где исполняются мечты. Как мне хочется, чтобы все наши планы удалось реализовать и в реальности! Вика старается молиться каждый день. Я тоже буду каждый день молиться за своих друзей — пусть я и отвык от молитв за всё время, когда был студентом. Каждая мечта имеет значение — и мечта каждого из нас должна исполниться. Например, Андрей Мкртчян хочет, чтобы Динамо стало чемпионом России. Казалось бы, какая простая просьба, но если она исполнится, он будет так рад, что зарядит энергией солнца всех окружающих его. Только я подумал об энергии солнца — как увидел, что к библиотеке направляется девушка с волосами цвета солнца. Вот так и получилось — ждал Лену, а дождался Вику. Это не входило в мои планы. Я очень сильно засмущался. Впрочем, Вика не заметила этого. Или сделала вид, что не заметила. Она подошла ко мне и сказала напрямик: — Нам с Леной руководитель кружка расхвастался о том, что ты стихи на диск зачитывал. Это действительно так?  — Действительно. Я придерживаюсь принципа — гулять так гулять! К тому же я сделал это ради тех, с кем познакомился здесь. В том числе и ради тебя, дорогая моя боевая подруга. Вика была явно заинтригована:  — Интересно, какое стихотворение ты прочитал? Правда, я не имею права тебя спрашивать. Руководитель кружка, называющий себя Электроником, вообще сказал, что это сюрприз быть должен. Так что не хочешь — не говори. Я внимательно посмотрел на Вику и понял, что оказался в сложном положении. Но я всё же чувствовал потребность высказаться, поэтому молчать не стал.  — Я читал стихотворение Пушкина «19 октября». Вика удивлённо посмотрела на меня:  — Октября? Но ведь сейчас же лето.  — Я тебе всё объясню. Пришлось рассказывать про царскосельский лицей. Моя подруга была впечатлена. Она спросила задумчиво:  — И что, у них была прямо настоящая дружба до конца дней?  — Есть исторический факт. Иван Пущин, один из друзей Пушкина, входил в число декабристов, организовавших восстание на Сенатской площади в Петербурге. Незадолго до смерти он надиктовал близкому другу воспоминания. В них было следующее: «Рано утром, 15 декабря, к Пущину приехал его лицейский товарищ князь Горчаков. Он привез ему заграничный паспорт и умолял его ехать немедленно за границу, обещаясь доставить его на иностранный корабль, готовый к отплытию. Пущин не согласился уехать: он считал постыдным избавиться бегством от той участи, которая ожидает других членов общества: действуя с ними вместе, он хотел разделить и их судьбу». Лицо Вики сразу погрустнело. А я продолжил:  — Скажу тебе, чтобы ты знала. Князь Горчаков — потомок знатного рода, который вёл своё происхождение от самого Рюрика. Перед ним открывалась блестящая дипломатическая карьера. И он был готов ей пожертвовать, чтобы помочь другу. Вика выслушала меня и задумалась. Через некоторое время она сказала грустно:  — Пущин отказался. Его же в Сибирь сослали?  — Да. Он не воспользовался паспортом, не желая подставлять товарища. Горчаков продолжил служить и в будущем стал министром иностранных дел Российской империи. А Пущин прожил в ссылке 30 лет. Похоже, Вика была сильно удивлена. Во всяком случае, её голубые глаза показались мне шире, чем обычно.  — Мы тебе так дороги, что ты сравниваешь себя с Пушкиным, а нас с его друзьями? Ничего себе, ну и комплимент. Заслуживаю ли я его?  — С Пушкиным меня сравнивать рано. Закончу книгу — тогда можно будет. Но вы действительно мне все очень дороги. В голосе Вики появилось сочувствие:  — Но тебе без нас будет сложно. Ты будешь очень одиноко себя чувствовать. Она была права. Мне будет сложно без всех тех моих здешних друзей. Конечно, есть Интернет, но он живое общение не заменит. Тем не менее, я старался бодриться.  — Ну, у меня останутся Вася, Юля, Лена и Алекс. Мы живём в одном городе. Это даже странно, что мы впятером оказались здесь. Как будто кто-то из руководства этим шоу специально благоволит к городу-герою Туле. Я осёкся. Пожалуй, не стоит всё время говорить только о себе.  — А ты что надиктовала? — спросил я. Она вдруг пристально посмотрела на меня:  — Я ничего не диктовала. Мне очень сложно выступать публично. Всё, что мне нужно выразить, я выражаю в картинах. Надеюсь, никто не обидится. Я улыбнулся: - Но мне ты рассказала и про Валенсию, и про то, что любишь путешествовать. - Я тебе доверяю, ведь ты меня два раза выручил. Но я не из тех, кто душу распахивает перед всеми. - Я такой же, но в этом волшебном месте поёт душа, и всем хочется доверять. Даже сам не знаю, почему. Но тебя я понимаю. Сложно в один миг перестроиться из одиночки в коллективиста, если вообще не невозможно. Я это по себе знаю. У меня в последнее время появились наполеоновские планы, а смогу ли их реализовать? Один Бог знает.  — Какие планы? — Вика вся превратилась во внимание. Я выложил ей всё, как на духу, не забыв ни о размышлениях, ни о дискуссии с Васей и Ильёй. Вика выслушала меня внимательно и восхищённо промолвила:  — Хорошее дело ты задумал. Слушай, теперь ты обязательно должен во Львов приехать!  — Побродить по улицам и посмотреть памятники старины? — решил я уточнить.  — Не только. Я тебя со своим лучшим другом познакомлю. Кстати, его тоже Андреем зовут. Андрей Луцюк. Он детскому дому помогает и посоветует тебе, с чего начать. На него можно положиться в любой беде.  — До этого ещё долго. Я должен много специальных книг прочитать, и деньги найти, и с психологами и методистами договориться. Это кучу времени займёт. Я тут подумал, что можно было бы поступить проще и просто устроиться обычным учителем истории в обычную школу. Но я не из тех, кто привык отступать. Вика посмотрела на меня таким взглядом, в котором было понятно, что она будет переживать за меня и даже молиться за мой успех.  — Хоть бы у тебя получилось От себя могу обещать, что, если продам хотя бы одну из своих картин, то деньги перешлю тебе на доброе дело. Я посмотрел на неё благодарным взглядом. Она многим жертвует для меня. Достоин ли я этой жертвы? Я начал упрашивать украинку:  — Не надо, прошу тебя. Отдай лучше Луцюку. Она задумалась:  — По правде говоря, мне не хочется картины продавать никому. Они мне дороги как память. Я даже название для них придумала — «По волне моей памяти». Эти слова заставили моё сердце биться сильнее:  — Ты это серьёзно?  — Да, а что? — удивилась она. Я засмеялся:  — Вот не думал, что встречусь с живым автором «По волне моей памяти». И рассказал ей про Тухманова. Она улыбнулась мне в ответ:  — Интересное совпадение. Вот только он десять песен написал, а у меня картин всего четыре.  — Не надо гнаться за объёмами, но мне кажется, ты ещё многое успеешь — подбодрил я её.  — Рада это слышать. Может, вечером схожу ещё куда-нибудь, натуру поищу. А пока пойду к Даньке домой. Он мне кое-что показать обещал. Я пожелал ей удачи, и мы разошлись. Казалось бы, после её слов нужно было бы быть бодрым, но я засомневался в себе. Всё же это дело действительно рисковое, зависящее от огромных денег. Я решил ещё раз поразмышлять в тишине и спокойствии, и для этого отправился домой. Но, не успел я дойти до дома, как почувствовал, что мне очень хочется спать. Уж не знаю, что меня утомило — дискуссии или игра в футбол, но проспал до самого вечера. Разбудил меня звук горна. В этот раз он был таким громким, что казался мне иерихонскими трубами. Я вскочил, словно ошпаренный. Это же сколько часов я проспал! Мне казалось, что я — страшный лицемер. Говорю много красивых слов об общей пользе, а сам отсыпаюсь. Как там у Маяковского: «Не достроил и устал, и уселся у моста». И с Леной не поговорил, что ещё хуже всего. Ладно, как бы там ни было, пора отправляться на ужин. За ужином я старался наблюдать за нашими гостями. Лица у них были радостные, но уставшие. Скорее всего, они всё это время играли в футбол. В таком случае можно за них не беспокоиться — им комфортно и здорово. Будет ли так же комфортно детям вместе со мной, если я всё же возьмусь за дело? Не успел я приняться за еду, как сидевший со мной Серёжа сказал:  — Мы после ужина снова соберёмся в кинотеатре.  — Что мы там забыли? — удивился я.  — Там мы выслушаем всё записанное, а после кинофильм посмотрим. Час от часу не легче!  — Кинофильм? Мы же недавно смотрели его.  — Как нам объяснили вожатые — «Неуловимые мстители» были больше для наших гостей. Этот же фильм больше для нас. Меня это сбило с панталыку, но я не подал виду:  — Наш или заграничный?  — Не знаю. Название фильма нам не объявляли.  — Что ж, это очень хороший сюрприз Кино я люблю. Ещё даже неизвестно, что будет интереснее — выслушать запись или посмотреть кино. Нашим с Серёжей спутником был другой Сергей — Соловьёв. Теперь пришла очередь ему вступать в разговор:  — Я бы предпочёл наш совместный концерт. Но на это нужно время, а времени у нас в обрез. Я был против этой идеи и решил поменять тему.  — Как там у Ульяны и Ромы дела? В разговор вступил улыбающийся Серёжа: - Нормально. Я с нашими гостями до самого ужина в футбол играл. Под конец мы с Ульяной разыграли "утренний спор". Я в упорной борьбе выиграл. Теперь уже улыбнулся я:  — Похоже, тебе они понравились.  — А то! Они весёлые, с ними не соскучишься! Как они меня умотали - это надо было видеть. Эх, как много интересного я пропустил, когда спал. Главное теперь - не пропустить остальное. Разговоры с Викой и Серёжей заронили в мой мозг червь сомнения — а не слишком ли это резко, заставлять всех делиться своими планами на камеру? Серёжа, получается, тоже предпочёл записи своего голоса игру в футбол с нашими гостями. Замечательная поэтесса Ольга Фокина как-то сочинила стихотворение про ясную звёздочку, которое потом было положено на музыку и стало одной из любимых песен нескольких поколений. Это стихотворение начинается словами: «Песни у людей разные». Песни у людей действительно были разные. У кого-то голос — как колокол, зовущий к молитве, а у кого-то наоборот, негромкий, как журчание родника. Кто-то открыт людям, а кто-то погружён в себя. Кто-то постоянно в толпе, а кто-то любит одиночество. Уместно ли будет вот так, при всех оглашать наши мечты? Это не всем может понравиться. Впрочем, для выяснения этого вопроса была специальная линейка. И если на ней никто вожатым не возразил — так зачем же сейчас спорить? Интересно, были ли у кого-нибудь сомнения по этому поводу? В любом случае, возле административного корпуса стояли все пионеры, включая наших гостей. Никто не отлынивал. То ли вожатые их на линейке смогли убедить, то ли они сами поняли, что это для них важно. Бедный завхоз ходил по административному корпусу и возмущался:  — Вы меня загоните, как клячу истории. Но в то же время спокойно пустил нас в свой кабинет, где уже стоял на столе проигрыватель CD-дисков. Запись получилась удачной. Кто-то рассказывал о планах на будущее, как Костя, поделившийся надеждой на запись песен на свои стихи, или Алекс с Алисой. Кто-то вспоминал об оставшихся на Большой Земле родственниках, как Илья, или о друзьях, как Маша, рассказавшая о том, как играла в любительском театре при творческой студии с красивым названием "Паллада". На одну секунду я пожалел, что Вика и Серёжа не участвуют в этом. Но, если они так решили - разве можно их осуждать? Но был и один человек, который подошёл к посланию в будущее, как к настоящей исповеди. И это был Антон. Он превратил своё выступление в монолог, который я, не побоюсь этого слова, сравнил бы со знаменитым монологом Гамлета. Вот как это звучало: «Меня зовут Антон, с двух недель отроду я жил в городе Сызрани, что в трех часах езды от Самары. Все свое детство я провел, сочетая привитую бабушкой и мамой необходимость учиться, привитое братом желание смотреть футбол и увлекаться им, а также привитое особенностями социума ровесников желание играть в компьютер. При этом я по натуре своей был домоседом, не понимая толка многочасовых прогулок сверстников, потому что посидеть над учебником математики лишний час мне было интереснее. И так было до того момента, пока я оказался здесь. Оказался я здесь случайно. Вместо меня должен был ехать мой брат. Но что вышло, то вышло. Влившись в здешний коллектив и познакомившись с участниками шоу, я обнаружил себя весьма талантливым и интересным человеком, с которым не стыдно общаться другим людям, которые, что греха таить, старше меня. Трудно оценить вклад, внесенный лагерем в мою жизнь. Здесь я познакомился с очень интересными людьми, волей случая давшими мне четкую траекторию развития моей будущей жизни. Самым большим другом из всех, с которыми я познакомился, стал для меня Илья. Именно он мне рассказал про Высшую школу экономики. До этого меня больше интересовали физика и информатика. После похода в старый лагерь я ещё больше загорелся желанием стать физиком, но Илья меня переубедил. Я теперь чётко понимаю, чего я в жизни хочу, и что стоит ожидать от будущего, где и кому я смогу пригодиться. Спасибо за это лагерю, товарищам и лично Илье — моему самому большому другу.». Так уж получилось, что судьба Антона проходила мимо меня. Общались мы с ним нечасто, хоть я и чувствовал к нему необъяснимую симпатию. Теперь он был для меня примером. Мне нужно было не читать стихи Пушкина, а тоже поделиться своими планами. Впрочем, не буду слишком скромничать. После того, как пионеры прослушали мою интерпретацию Пушкина, на лицах многих из них отражалась задумчивая грусть. Если кому-то стихи потревожили душу — значит, я уже старался не зря. А после речи Антона весь зал административного корпуса, напротив, был озарён радостными улыбками. Похоже, он сумел заразить товарищей оптимизмом. Я и сам чувствовал, что улыбаюсь и словно согреваюсь солнечными лучами. В общем, мы с ним оба — молодцы. А сравнивать, кто из нас лучше — не нужно. А вообще — все справились хорошо, все высказали то, что творится в душе — каждый в своей манере. Пусть теперь судьба нас рассудит. А потом был киносеанс. На сей раз фильм был заграничный, польский. Этот фильм, хоть действие его и происходило в далёкие 30-е годы, оказался глубоко современным. Судьба главного героя напоминала мне нашу судьбу с одной только разницей, что мы удалились от Большого мира на три недели, причём добровольно, и вскоре вернёмся домой, а ему пришлось круто изменить свою жизнь не по своей воле. Главным героем был первоклассный врач-хирург. В один не очень хороший день он узнал, что от него ушла жена, забрав маленькую дочь, напился с горя в кабаке и был ограблен бандитами, которые так его приложили по башке, что он забыл, кто он. И пятнадцать лет странствовал по стране, перебиваясь случайными заработками, пока не осел в белорусской деревне (тогда Западная Белоруссия ещё принадлежала Польше). Там он устроился к мельнику батраком. Каким-то одному ему ведомым образом он сделал операцию хромому сыну мельника Василю, Василь снова стал ходить, а к страннику потянулись люди, и он стал их лечить, осев в доме мельника. Однажды ему нужно было сделать особенно сложную операцию, чтобы спасти девушку, попавшую в катастрофу, катаясь с любимым на мотоцикле. Для этого нужны были настоящие хирургические инструменты. Он обратился к врачу, но тот их не дал. Тогда знахарь их украл. Девушку он вылечил, но врач обратился в суд. Девушка была свидетелем защиты. Когда она назвала свою фамилию, знахарь вгляделся в её лицо и узнал в ней свою дочь. А эксперт из Варшавы, в свою очередь, признал в нём профессора. Счастливый конец. В финале все наши девушки не смогли сдержать слёз. И никто их не осуждал. Фильм меня потряс до глубины души. Вот он — идеал человека, бескорыстно трудившегося ради других людей. Действительно бескорыстно — он не брал денег ни у мельника, ни у обращавшихся к нему деревенских жителей. Это настоящий Гимн Доброте, Гимн Самоотверженности. Именно с него надо брать пример. Конечно, в наши дни сложно бесплатно работать, и от денег отказываться нельзя, но в остальном он — идеал, к которому нужно стремиться. И пусть я готовлюсь стать не врачом, а учителем — учителю это тоже полезно. Кстати, надо обсудить этот фильм с Васей. Интересно, что он скажет? Когда я выходил из административного корпуса, то заметил, что Вася о чём-то разговаривает со Славей и показывает на меня. Я не обратил тогда на это внимания, потому что оказался в эпицентре спора между моими подопечными — Ульяной и Ромой, а также Алексом и Сергеем. Это случилось на площади. Ульяна говорила на повышенных тонах.  — Нас Данька вчера приглашал пойти в поле утром с тётей Викой. А вы нам запрещаете!  — Дурак твой Данька — сердито орал Алекс. Прежде я никогда не видел его сердитым. Это было настолько удивительным явлением, что я подошёл поближе, чтобы всё расслышать. А в дело уже вступил Сергей:  — Олухи вы деревенские. Вика будет учить Даньку рисовать. Она не любит, когда ей мешают. Вы бы лучше спали. Мне пришлось вмешаться в разговор:  — Дядя Сергей прав. Это будет глупо, странно и непорядочно. Их лица сразу погрустнели. Их надо было чем-то утешить, но я не знал, как это сделать. И тут меня осенило.  — Я договорюсь со Славей, она вам игрушки ваши отдаст — сказал я.  — Славя мне уже подарила куклу — сказала вдруг Ульяна.  — А мне — медвежонка. Жёлтого — отозвался Рома.  — Ладно, что мне сделать, чтобы вы не ходили и не мешали? — спросил я.  — А ты расскажи нам какую-нибудь сказку. Тебя слушать интересно. Тогда мы подумаем. Ничего себе! Впрочем, если это их действительно развеселит — я буду не против рассказать им какую-нибудь историю. Тем более, я знаю их очень много.  — Вам фильм понравился? — спросил я.  — Понравился — ответил Рома. Только он слезливый какой-то.  — У поляков есть фильмы и повеселее. Ульяна завертелась вокруг меня волчком.  — Расскажи, расскажи! Я стал рассказывать. Поскольку это был один из моих любимых фильмов, рассказывал я сюжет подробно, иногда даже отвлекаясь на исторические экскурсы. А поскольку в фильме было очень много смешных сцен, то несколько раз я не выдерживал и смеялся, после чего вслед за мной смеялись и остальные слушатели. Фильм был про то, как грабителя банка его подельник заманил в ловушку и сдал полиции. А потом подельник сам стал владельцем банка. Когда его бывший друг освобождается, тот приходит к нему и всё рассказывает, предлагая 45 тысяч злотых за молчание. Но грабитель, который до этого хотел завязать, решает мстить. Не буду раскрывать сюжет, но ему удалось так ограбить банк, что вина упала на его владельца, и того посадили. Наверное, прошёл час, прежде, чем я закончил. Ульяна была сильно впечатлена. Выслушав меня, она засмеялась и затрясла косичками:  — Жаль, меня там не было. Грабить банки — это так интересно! И тут Рома проявил похвальную для меня рассудительность:  — Нет, Ульяна. Воровать можно только в исключительных случаях. Таких, как у профессора из фильма, что мы сегодня видели. Алексу не понравился наш экскурс в мир криминала, и он постарался осадить наших гостей. Для этого он в очередной раз сменил тему беседы:  — Отставить разговоры! Я вам лучше про группу «Автограф» расскажу. Я до этого про эту группу не слышал. Поэтому стал внимательно вслушиваться в рассказ. Чем больше я слушал, тем больше удивлялся. Оказывается, эта группа ещё на рок-фестивале в Тбилиси выступала в 1980 году. Для неё писала стихи Маргарита Пушкина — автор многих хитов «Арии», а главным вокалистом на протяжении большей части её истории был Артур Беркут, которого я раньше знал как весьма спорного второго солиста «Арии», пришедшего после Кипелова. А он оказывается, вот где начинал. Алекс говорил, что у этой группы были сложные тексты, наполненные философскими аллюзиями. Это меня заинтересовало. Надо будет послушать. Ульяна в очередной раз начала доматываться до Алекса.  — Спой нам какую-нибудь их песню, ну пожалуйста! Алекс сказал строго:  — Ребята, завтра, всё завтра. Сейчас уже поздно, вы должны по домам расходиться.  — Ну как всегда — сказала, надув губы, Ульяна, но сопротивляться не стала. Все участники дискуссии разошлись по домам. Я тоже хотел пойти к себе, но тут вспомнил о том, что обещал зайти к Лене и поговорить с ней о моих планах. Интересно, ушла ли она из библиотеки? Из библиотеки она не ушла, но, когда я зашёл, то увидел её рисующей. До этого дня я ни разу не видел, как она занимается любимым делом. Я стоял, как заворожённый, не в силах вымолвить ни слова. Только наблюдал, как под её руками оживает картина. Это был деревенский пейзаж — бескрайние поля, васильки и колокольчики в траве, голубое небо, в котором летит журавль, уютная деревянная изба на заднем плане. Не было никакого желания говорить о повседневных делах с человеком, занимающимся творчеством. Время от времени я смотрел в её лицо. В обычном состоянии оно было просто красивым, а сейчас Лена казалась мне красивее, чем древнегреческая богиня. Наконец, богиня творчества отложила в сторону краски и кисти и посмотрела на меня.  — Я устала. Мне очень хочется спать. Докончу завтра. Проводишь меня до дома? Я кивнул головой. Язык меня по-прежнему не слушался. То ли потому, что я её смущался, то ли потому, что сегодня наговорился на год вперёд — сам не знаю. На улице я осмелел и вёл её под руку, но по-прежнему молчал. Не хотелось ничем отвлекать ни её, ни себя. Только на пороге её дома у меня развязался язык. Я пожелал ей спокойной ночи.  — Спокойной ночи — сказала она мне в ответ, и голос её казался мне каким-то особенно нежным, каким он никогда не был. Когда я вернулся домой и лёг спать, сны мои были странными. Образ Лены перемежался в них с этим бескрайним полем с её картины. В конце концов, они начали сливаться, и вскоре совсем пропали.