In my eyes, you're gorgeous

Казалось, что холод больше никогда не покинет моё тело, но ты постучался прямо в сердце, держа в руках маленький огонек. Обед, пожалуй, — единственный час учебного дня, который любят все без исключения. По открытой к посещению спортивной площадке, что находится на территории учебного заведения, бегают ученики, закидывая мяч в корзину, или гоняя его ногами по полю, или отбивая руками так, чтобы потертый сферообразный каркас перелетел через подвешенную на железных трубах сетку. Кто-то использует ланч тайм по назначению, доедая вторую порцию школьной или домашней еды или перекусывая чем-то купленным в магазинчике неподалёку, заняв местечко на газоне, лавочке или на любом удобном для сидения камне или трубе. Излюбленное место Юнги в этом вопросе — скрытая в тени здания библиотеки скамейка. Хранилищем знаний, записанных на страницах пыльных книг, ученики с каждым годом пользуются всё меньше и меньше, поэтому одинокая скамья долгое время пустовала, пока её не нашла такая же одинокая душа. Юнги вновь греет и без того тёплые, давно не крашенные дощечки и, решив немного повитать в облаках, пережевывает кусочки мяса, что в спешке приготовила ему сегодня утром мама. Но мысли о лёгком и приятном никак не заходят в гости в голову парня, потому что его наполняет разочарование, не позволяющее обмануть свой мозг, заставить поверить, что любимые отбивные по-прежнему доводят вкусовые сосочки до Гонконга и обратно. Мину горько и в то же время совершенно наоборот от того, что у него не получается забыть тот самый вкус, тот самый, пропитанный каким-то особенным, неповторимым соусом, мясной деликатес, коим несколько недель назад поделился с ним Хосок. Вот так, из тысячи проблем Юнги выбирает думать лишь об одной, наименее страшной, в какой-то степени, даже приятной. Косвенно дело в том, что Чон, на огромное удивление Мина, всё продолжает на переменах, свободных от дежурства или помощи учителям, подходить к парню из параллели, даже если приходится выискивать того по кабинетам, и так необыкновенно свободно начинать с ним беседу. Немного о погоде, об уроках, о грядущих мероприятиях, скромно об интересах друг друга. Они даже музыку, столь ценную для Юнги, мельком успели обсудить, потому что именно из неё Хосоку часто приходилось доставать, закрывшегося от мира накладными наушниками, парня, 'вынуждая', хотя на самом-то деле никто против не был, своими разговорами убрать устройство в портфель. У Мина, как только речь зашла о его любимом музыкальном продюсере, так внутри что-то закипело, а слова вдруг полились водопадом, да порой с такими яркими и громкими эмоциями, что проходящие мимо по коридору оглядывались, что-то недобро ворча себе под нос. Больше Юнги быть таким открытым себе не позволял, даже несмотря на то, как активно Чон показывал, что ему всё равно на осуждение "нормального поведения". Хосок не только выступает хорошим слушателем, но он так же с радостью рассказывает и о себе. О бывших школах, шумных родителях, о том, как его с детства пихали во все секции, и много шутит, сам же смеясь над своими шутками, которые в совокупности со звонким смехом веселят Юнги в разы сильнее. Такие моменты Мину очень хорошо запомнились. Эта дружеская атмосфера, забытые проблемы, чувство полноценности и чужая улыбка. Такая красивая... Почему-то этот сбежавший на лицо Чона лучик солнца никак не выходит из головы Юнги, а губы сами растягиваются в стороны, от одних лишь воспоминаний их небольших посиделок. Волнение, изнуряющее Мина изо дня в день, стихает рядом с Хосоком; парню становится значительно спокойнее, даже иногда радостнее, когда он просто видит Чона на горизонте. От чего такая реакция — Юнги не понимает, но, теперь, всеми руками и ногами 'за' эти новые краски в его жизни. А вот и тот самый Хосок на горизонте. Ладони с выпирающими на них венами, что змейками уходят вниз к локтю и скрываются под рукавом рубашки, держат прохладительные газированные напитки и пакет, наполненный чем-то, шуршащим от мотаний, неизбежных из-за быстрых движений длинных ног. Юнги пересаживается так, чтобы освободить место для пакета, который Чон ставит между собой и Мином, и для, собственно, друга. Эта маленькая традиция совместного приёма пищи появилась всего несколько дней назад, когда Хосок таки смог найти, долго не появлявшегося в столовой и не рассказывавшего об этому послужившей причине и новом обеденном месте, парня. Юнги наконец объяснил, что попытка поесть со всеми ему очень не понравилась, поэтому он вновь вернулся к своего рода отшельничеству. Ну и с тех пор Чон молча приходит сюда. Пальцев касается холодный алюминий, прячущий за собой шипящую сладкую жидкость, от которой потом ещё сильнее захочется пить, но которая так радует мозг глюкозой. —Спасибо, — Мин открывает переданный ему напиток, делает глоток и ставит баночку подальше, чтобы не пролить, если рука вдруг слишком сильно дёрнется. — Как сходил в больницу? —Врач сказал, что у меня зубы мудрости режутся, поэтому горло и болит. Мама, как услышала это, чуть в голос не засмеялась. Потом, когда мы вышли из больницы, она сказала, что вспомнила меня ребёнком, и вот мне уже шестнадцать, а зубы всё ещё режутся. — Юнги по-доброму хмыкает и улыбается. — Как контрольная по алгебре? —Не уверен, что хорошая оценка будет. —Ты не списывал, как я тебя учил? —Я дёрнулся и бумажка вы-вылетела прямо на пол, пришлось её ботинком весь урок п-прикрывать, чтобы учитель не аннулировал работу. —Ну, не переживай, — Хосок облокачивается на спинку скамейки и окончательно расслабляется после пыток на закончившейся минутами ранее биологии, причём буквальных, да и лягушек препарировать - это вам не сушёные цветочки описывать. — У тебя склад ума такой. Ты гуманитарий, как и я. Не дано нам понимать математику. —Скажи это учителям технических предметов, — с ноткой печали отвечает Юн и вновь заглядывает в контейнер с едой. Хосок треплет чужие волосы свободной рукой и принимается за то же, что и его сотрапезник. Достаёт из пакета два свёртка фольги. Тот, что покрупнее, кроет в себе кимпаб, от которого парень откусывает большой кусок, а маленький, в форме небольшой коробки, оказывается подарочком для Юнги. —Я сломал свой любимый контейнер, поэтому импровизирую. —Это... — Знакомый запах бьёт в нос, одним ударом отправляя Мина в нокаут. —Тебе же оно понравилось, да? Или я не так понял? —Понравилось! — Юнги улыбается и смотрит то на манящее мясо, лежащее у него на коленях, то на сидящего сбоку, ей Богу, святого человека! — Спасибо большое! Хосок довольно растягивает губы в улыбке, наблюдая за счастливым Мином: за его блестящими глазами, разглядывающими аппетитные кусочки и выбирающими, какой из них взять первым, за подрагивающими руками и плечами, за волосами, что лезут Юнги в глаза, факт чего парень игнорирует из-за дела поинтереснее. А внутри происходит что-то странное, но, определённо, приятное. Вот так бы сидеть подольше. На этой мысли Хосок ловит себя далеко не первый день. С Мином приятно поговорить, пускай поначалу это сделать было тяжело, и, кажется, есть в нём что-то такое, чего нет в других. Может, последнее и утрированно, но чувствуется в этом парне что-то иное. А может дело в самом Хосоке? Его отношении к Юнги? Иногда, когда долго не получается заснуть, Чон об этом размышляет, пытается дать своим чувствам название, но пока продвинулся не далеко, да и чувства не такие яркие, чтобы их было легко проанализировать. Так что он просто продолжает смотреть на Юнги, сидеть рядом с ним и слушать мурчание удовольствия, когда железные палочки отправляют в чужой рот очередной кусочек мяса. —Ты вот сейчас реально на довольного кота похож! — Хосок не сдерживает смеха. —Почему ты вечно сравниваешь меня с к-котами? — Улыбка не покидает лица Мина. —У тебя маленький нос и круглая форма головы, — Чон обводит пальцем по воздуху чужие черты лица, пририсовывая к ним кошачьи усы и уши. — А глаза похожи на пуговки. Ведёшь себя иногда, как кот, эмоции проявляете схожим образом, и милый ты, как он. — Краем одного фаланга Хосок еле ощутимо касается кончика носа Юнги и снова занимает руку держанием еды. — И вас обоих хочется затискать. Несите дефибриллятор, кажется, у Юнги сердце остановилось. Он прячет взгляд и ничего не отвечает, смущаясь, как никогда ранее. —Ты обиделся? —Н-нет. Кот так кот. Не самое страшное п-прозвище. —О, так я могу тебя теперь так называть?! Спасибочки! —Нет, я не о том! —Поздно! — Хосок радостно кусает кимпаб, намекая, что разговор продолжаться не будет, а последняя тема обсуждению не принадлежит. Парни так и сидят в тишине, продолжая уплетать за обе щеки свои обеды и наслаждаясь приятной тёплой погодой и гуляющим по теням ветерочком. Юнги всё равно в таком состоянии ответить ничего внятного не сможет, а Хосок уже сказал всё, что хотел.

***

—И мы поехали к нему домой, — хихиканья наполняют всю компанию девушек, обсуждающих прошедшие выходные в коридоре первого этажа. —И? Что было дальше? —Чай пили, блин! Голову включи. —О, это же Хосок, да? —Какой Хосок, дура? Я о Минхеке говорю. —Да нет же, вон там. — Девушка указывает пальцем в окно. — С кем это он? —Подвинься, — Соён проталкивается к месту 'в первом ряду', откуда отлично видно гуляющих по двору школы парней. — Опять этот убогий. На лбу появляются складочки недовольства, а брови спускаются все ниже и ближе друг к другу. Не нравится девушке эта уже надоевшая ей картина. Всё чаще она видит, как кто-то трется рядом с её 'целью', никак не поддающейся флирту, и этот кто-то не какая-нибудь девушка, с которой у Соён, когда дело касается завоевания парня, обычно разговор короткий, а другой представитель мужского пола. Так сдружились, что Хосок предпочитает проводить свое время с ним, а не с красавицей школы?! Соён это никак не может понять и бесится каждый раз, когда видит улыбающегося блондина, на месте которого должна, по её мнению, стоять именно она. Терпения всё меньше, злость всё тяжелее сдерживать. —Ну держись у меня, Юнги.