—Ваше место одиннадцать "А".
Словно сбежавшая из рекламы самой богатой авиакомпании Южной Кореи, высокая стюардесса, сияя профессиональной улыбкой, проверяет билет следующего в очереди — Хосока, указывая ему куда-то в ряд серых кресел и прося пройти дальше, дабы не мешать процессу посадки. А он, будто не услышав поначалу не понимающую его девушку, продолжает стоять на месте, лишь сделав пару шагов в направлении своего места. Нет, не красота его поразила и обездвижила, как сделала это со многими другими пассажирами. Причиной послужила собственная рука, за которую, как за спасательный трос, держится его свежеиспеченный супруг, всё сильнее сжимая ладонь.
Юнги летит первый раз. Юнги ещё той ночью, когда были вручены подарки, предупреждал, что боится и не сможет без Хосока и шагу ступить по огромному и шумному аэропорту, что уж говорить о летающей в небе алюминиевой махине? Юнги напугано просил, чуть ли не умолял, не отпускать его руку. А Чон кивал и соглашался со всеми мерами, которые хотя бы в теории позволили бы парню чувствовать себя лучше, поэтому сейчас он держит чужую ладонь, поэтому следует рядом, поэтому и негодует, когда объявляют место Юнги.
—Почему он на другом ряду?
—Так указано на вашем билете, — вежливо отвечает стюардесса.— Попрошу занять свои места.
—А можно нам с кем-то поменяться? Видимо, произошла какая-то ошибка при регистрации. — Хосок тянет Юнги ближе к посадочным местам, когда очередь начинает нетерпеливо толкать молчаливого парня.
—Только если пассажиры, с которыми вы хотите поменяться, будут согласны. — Кивает девушка и принимается за проверку билетов, которые ей суют чуть ли не в лицо наглые и куда-то вечно спешащие люди.
Что ж, план действий намечен, осталось только его выполнить. Хосок уходит вперёд, Юнги за ним хвостиком. Девятый ряд, десятый... А вот и одиннадцатый. Чон ещё раз сверяет цифры на билете с цифрами на отсеке для ручной клади и осматривает три частично занятых кресла. У окна свободно, потому что временный владелец места с лучшим видом на небесную вату, которая уже совсем скоро будет покрывать почти всю видимую из иллюминатора зону, стоит в проходе, ощущая, как стройные пальцы цепляются за ткань его свитера на спине, а два больших пакета, висящих на чужой руке, ногти которой слегка царапают, когда проходящие люди толкают их обладателя, давят на поясницу. У края нужного парням ряда, ближе к узкому коридору, место так же пустует, а вот середина занята женщиной, не обращающей на стоящих рядом никакого внимания и увлечённо копающейся в своём огромном планшете.
—Извините, — Чон наклоняет корпус, чтобы было лучше слышно, и повторяет вновь. — Извините.
Из реакции только потертый нос и вытертые о штанину сопли, но это, вероятнее всего, к обращающемуся к женщине парню никак не относится, поэтому Хосок ещё несколько раз давит из себя уже надоевшее "извините" и принимает более серьёзные меры.
—Прошу прощения, я не займу много вашего времени, — Чон прикасается к чужой руке своей свободной.
—Что? — Искаженное гримасой недовольства лицо наконец поворачивается в сторону парней.
—Не могли бы мы поменяться местами? При регистрации произошла какая-то ошибка, и место моего спутника оказалось на ряд дальше, чем должно было быть. Он очень боится перелётов, поэтому попрошу проявить понимание.
—Хм, — женщина ненадолго, будто просто для некого приличия, задумывается, оглядываясь на брюнета за спиной собеседника. — Нет. Не хочу. — Ответ был подготовлен ещё с момента, как увесистое тело заняло свое место, и это становится очевидно всем.
—Возможно, мы можем вам что-нибудь предложить взамен? Оплата обеда? — Хосок нервно улыбается. — Понимаете, другое место буквально в шаге отсюда, не думаю, что пересесть - такая уж проблема.
—Нет. Не хочу. Раз не проблема, то и вы можете раздельно посидеть. — Фыркает забитым носом, издавая крайне неприятный звук, и возвращается обратно к, точнее, "в" электронное устройство, засасывающее её разум, решивший-таки ещё немного побыть в этой реальности и повзаимодействовать с другими людьми. — Ладно... Так и быть, только ты должен будешь кое-что мне сделать.
—Что именно? — Последние слова женщины прозвучали подозрительно, оттого Чон и не тянет руку побыстрее согласиться и уже сесть на места.
—У меня вечно болят ноги во время простуды. Сделай мне массаж стоп и икр. А ещё у меня сильный насморк, так что...
—Ясно. Пошли, Юнги.
Хосок даже не слушает до конца:
так унижаться он не планировал, тем более прогнуться под желания наглой дамы — не единственный возможный способ сесть с Юнги вместе. Мин всё продолжает работать безмолвным портье, несущим в руках пакеты с зимними куртками, а на спине портфель с самым необходимым, а Хосок продолжает разборки уже с новым человеком, тем, кто должен был стать соседом Юнги.
—Прошу прощения, не хотели бы вы поменяться местами? — Опустив лишние слова, Хосок начинает сразу с главного, уже даже не замечая, как прижимается копчиком к сидению из-за проходящих мимо и пихающих в стороны вставших на пути людей, а также то, как отпускает небольшую тёплую ладонь. — Я сижу сзади вас, так же у окна.
—Ну, ладно, давайте, мне так-то не принципиально, — молодая девушка пожимает плечами и, закинув лямку своей сумочки на плечо, встаёт с места; давно бы так да с первым, с кем Чон недавно вёл схожий диалог. — Хотя подождите, — пассажирка щурит глаза и хмурится, оглядываясь на соседку сзади. — Эта женщина меня обматерила, когда мы стояли рядом в очереди.
Везде успела ядом прыснуть. Хосок поджимает губы, придумывая, как теперь уговорить недовольную девушку. Пока в голове парня пробегают строчки нужных и ненужных слов, за его спиной вновь наблюдается движение. Юнги наконец смог пробиться к мужу, поэтому теперь цепляется за его плечо с особым усилием, чтобы больше не снесло. Хосок поворачивает голову и вмиг вспоминает о замке рук, сломанном и, как было секундами ранее, по частям разбросанном по разным рядам пассажирской зоны Эконом-класса. Чон тут же приступает извиняться, гладя чужую ладонь и озабоченно спрашивая о самочувствии немного побледневшего парня. Юнги кивает, отвечает кратко и слегка улыбается в подтверждение слов о нормальном состоянии. За всей картиной, рисуемой отключившейся от остального мира парой, внимательно наблюдает всё ещё стоящая у сидения девушка. Она замечает не только химию между парнями, но и этот уставший, потерянный и немного жалобный взгляд того, кто на полголовы ниже собеседника. Сердце не может не дрогнуть.
—Ладно... Так и быть. — Девушка тяжело выдыхает, перенося всё негодование на сумочку, которой приходится терпеть на себе давящую силу руки. — Садитесь.
—Спасибо вам большое!
Хосок воодушевленно принимается за уже известную ему "посадку": во-первых, выпускает из ряда посодействовавшего им человека, во-вторых, отбирает у Юнги пакеты и закидывает их в специально отведенный для таких вещей отсек над головами пассажиров, в-третьих, снимает с плеч Мина рюкзак, не сдержавшись и чмокнув одно из них напоследок, и спешит к окну, следя за тем, чтобы Юн шёл за ним и сел под боком.
Пока проходили разборки, салон уже успел наполниться. Иногда в дверном проёме все ещё появляются новые лица, но явление это становится с каждой минутой реже. Место рядом с парнями, у самого края, занимается уже под конец посадки, немного расстраивая пару, думавшую, что сможет спокойно держаться за руки всю поездку и не вызывать ни у кого тем самым неприязни, которая могла бы принести им самим неудобства. Однако уже скоро эмоции сменяются на совсем иные, заинтересованность захватывает Олимп. Слева от Юнги оказывается иностранец. Как предположил сам парень, это мексиканец. Увидеть представителя латиноамериканского народа в Южной Корее удаётся далеко не каждому коренному жителю, поэтому Мин не теряет возможности и исподтишка рассматривает своего соседа.
Чёрные словно смола брови, выглядящие, как две сгоревшие сосиски из-за относительно небольшого размера лица, и совсем короткая стрижка, почти такой же длины, что и борода. Загорелая кожа, большой нос с горбинкой. Нависшее второе веко, опасный взгляд тёмных глаз, направленных куда-то в коридор салона. Даже одежда и аксессуары кажутся необычными. На груди висит с виду тяжёлая цепь, выделяющаяся на фоне синей гавайской, зимой то, рубашки с коротким рукавом. На покрытых густой растительностью смуглых запястьях блестят браслет из каких-то лакированных бусин и золотые, ну, или же позолоченные, часы. Руки в целом выглядят даже странно, особенно, когда одна из них перемещается на колено соседа — Юнги. Насмотрелся?
Шум поднимать не хочется, да и силы дают возможность убрать наглую ладонь на подлокотник. Поэтому Мин, насколько позволяют ему смешанные чувства и тревога, грубо перекидывает чужую руку на другое место.
А за окном всё бежит и бежит, земля теряется, а крыши домов становятся все ниже и ниже. Хосок засматривается на вид, сжимая в руках портфель, вслушиваясь в собственное учащающееся сердцебиение. Благо погрузиться в неизведанный омут боязни высоты ему не позволяет Юнги.
—У-уберите руку, — настойчиво шепчет Мин настырному иностранцу, похотливо смотрящему на то, как парень раз за разом убирает его ладонь.
—Тебе ведь тоже нравятся игры с сопротивлением, да, малыш? Я же видел, как ты на меня смотрел.
—Я не смотрел, — Юнги отрицает, потому что какое-то разумное и нестыдное оправдание или что-то подобное, что могло бы его спасти, придумать так быстро не может.
—Верно, ты не смотрел, а поедал меня взглядом.
—Он сказал тебе убрать руку. — Грубый голос вмешивается в неловкий разговор, Хосок сжимает запястье, приблизившееся к подбородку Юнги, и тараняще череп смотрит в глаза напротив. — Милый, — громко и чётко, обращаясь уже к Мину. — Давай поменяемся местами.
Юнги покорно выполняет указание. Уже скоро иностранец, не выдержав злости Хосока, ощутимой кожей и всеми поджилками, и поняв по выставленным напоказ переплетенным рукам парней, что "брюнетик" уже занят, сдаётся и прячется в журнале, больше даже не поворачивая голову в сторону окна.
Взлетели. Юнги чуть ли не утыкается носом в иллюминатор, пытаясь разглядеть побольше всего, что только можно. Красота и полное отсутствие страха, чего он, почему-то, совсем не ожидал. Видимо, для него, и правда, самое пугающее во всей этой поездке были, есть и будут люди. Интроверт, он в любом возрасте интроверт, пускай теперь нет тех подростковых панических атак и того жуткого страха осуждения, но и комфорта от такого скопления людей совсем немного. И последнее лишь благодаря Хосоку, без него Мину было бы совсем невмоготу.
—Оказывается, всё н-не так уж и страшно, — Юнги продолжает смотреть.— Взгляни, очень красиво.
—Воздержусь...
—Почему? — Мин резко разворачивается в сторону, из которой донесся уже родной голос, озвучивший всего одно слово, но так непривычно для Хосока, что подозрительность ответа заставила Юна вдруг почувствовать зарождение собственной паники. — А, прости, ты же боишься высоты...
—Я и забыл, каково летать на самолётах, — Хосок прикрывает лицо свободной рукой и сжимает ладонь мужа.
—Я рядом, — Юнги придвигается максимально близко, укладывает голову на чужое плечо и трется ей, словно кот, натурально мурлыча, чтобы развеселить Чона. — Наклонись, я-я тебя поцелую и украду весь страх.
—Так по-детски, — Хосок тихо смеётся, краснея, как свежий помидор. — Ты слишком очарователен, Юнги.
Чон, конечно же, наклоняется, конечно же, целует, конечно же, ещё дурачится, как любил всегда сам и "привил" эту любовь Юнги.
***
—Мама сказала, что их самолёт недавно приземлился. — Хосок укладывает телефон вверх экраном на деревянную поверхность комода. — Через полчаса они постараются быть уже на месте. Давай пока разложим часть вещей и переоденемся во что-нибудь потеплее.
Как пелось в одной известной песне: "Крикну, а в ответ тишина". Чон смотрит на, кажется, бездыханное тело, распластавшееся на исполинской кровати и не подающее никаких признаков жизни. Парень подходит ближе и нависает над чужими ногами, недовольно упираясь ладонями в бока. Ждёт несколько минут, но ответ так и не звучит.
—Я тебя сейчас на плечо закину и понесу к шкафам, будешь всё разгружать в одиночку. — Юнги лишь мычит, как любой уважающий себя человек, которого разбудили в одиннадцать дня после бессонной ночи и всего часа дрёмы в самолёте.
Чон забирается на постель и подползает к закрытым глазам Мина, без стеснений ёрзая прямо по его телу. Добравшись до цели, он укладывает пальцы на чужие бровь и верх щек и тянет кожу в стороны, будто приближая изображение на экране смартфона.
—Проснись и пой, котёнок.
—Коты спят б-бо́льшую часть суток. Я какой-то неполноценный ко-кот, получается.
—И хорошо, коту я не смог бы сделать вот так, — Чон утыкается носом и горячими губами в шею, сначала целуя, выводя языком незамысловатые узоры, а потом просто вдыхая слабый запах одеколона и шампуня.
—Так мы точно о-опоздаем, — шепчет уже не способный думать о сне Юнги.
—Ну ничего... Разберём вещи потом...
Мин заводит руки за спину Хосоку и чувственно и медленно, отдаваясь ощущениям, гладит лопатки, позвоночник, ребра и таз, иногда придавливая, а иногда ведя совсем невесомо. Чон же прижимается головой к тяжело вздымающейся груди, слушает приятный стук.
—Мне так хорошо, — Хосок умиротворенно прикрывает глаза. — Но нам всё же нужно хотя бы переодеться...
—Думаю, наши м-мамы опоздают. Не редкий случай ведь.
—А если всё же приедут вовремя или даже раньше?
—Не приедут. Твоя мама о-обязательно по пути зайдёт в магазин сувениров. А-а это надолго.
Хосок целует плечо.
—Думаешь?
—Уверен, — кивает.
—Ты очень внимательный, понимаю, почему моя мама любит тебя больше, чем меня, — Хосок приподнимается на локтях, чтобы взглянуть на довольную моську и приступить к поцелуям под другим углом и в иные места.
Чон задирает тёплую кофту парня и пропускает под неё свои шаловливые ручки. Юнги не сводит взгляд, сжимает широкие плечи, нависающие над ним. Так привычно, так приятно.
—Хватит ли нам получаса? — Мин даже не думает останавливать мужа, он смотрит вниз, выгибается навстречу. — Прелюдии, процесс, душ...
—Наслаждение...— Хосок впивается в губы.
***
—Дети, мы тут! — Синяя варежка машет из стороны в сторону. — Мы как раз только подъехали. А вы, получается, наконец не опоздали. Чудо прям! Как оставишь вас наедине, так всё, пиши, не пиши - никого не замечаете. — Хихикает Чон.
—Любовь у них, что поделать? — Понимающие улыбается мама Мин.
—Пойдёмте скорее, пока очередь небольшая. — Хосок смотрит на домик, где можно арендовать всё снаряжение, неосознанно беря Юнги за руку.
—А мы уже всё взяли. И на вас тоже. — Женщина в голубом лыжном костюме указывает на лавку за своей спиной, на которой лежат два сноуборда, обувь и маски. — Хосок-и, твоя мама сказала, что раньше ты уже бывал здесь. Пожалуйста, позаботься о моём неумелом сыне.
—Мам, — тянет Юнги.
—Конечно! И в радости, и в горе, — Хосок приобнимает сбоку, поднимает укрытую перчатками кисть и целует место кольца.
—Как мило! — Пищит старшая Чон. — Какая же я молодец, такого сына вырастить ещё постараться нужно!
Женщины смеются. Парни немного застенчиво переглядываются, вспоминая, где и на чем эти два несчастных колечка недавно побывали...
—Собираемся и на гору! — Юнги бежит к вещам, утягивая за собой супруга.
***
—Юн-и, если я буду падать, даже не пытайся меня поймать. Не хочу, чтобы и ты упал. — Хосок, кажется, уже прирос к поручню, потому что с момента, как парни сели на одно из кресел подъёмника, Чон ни разу не убирал с него руку.
Хныкающего парня время от времени успокаивает Юнги, гладящий его по шапке и красным щекам. От былого энтузиазма сноубордиста ничего не осталось, дорога до горы вытянула из него все соки, поэтому по прибытии на место ему пришлось отходить от пережитого стресса, усевшись на снег и уткнувшись, как Чон обычно делает с поводом и без, куда-то в шею Юнги. И всё равно, что на их странный комок косо смотрят. Абсолютно и обоим.
Отдых продолжается. Конечно, поначалу приходится потратить некоторое время на обучение действительно неумелого Юнги, потому что тот никогда даже не стоял на сноуборде, максимум — катался пару раз на лыжах в школе. Но потом он вливается в процесс и даже поспевает за Хосоком, вечно вырывающимся вперёд. Начинает направлять доску туда, куда ему нужно, держать равновесие, менять траекторию, к примеру, к сугробу, в котором застрял Чон. Когда губы синеют и трясутся, парни спешат в тёплые домики для отдыха, а когда солнце начинает закатываться за горизонт, находят родительниц и уезжают обратно по не любимой Хосоком канатной дороге вниз, а дальше в отель. Уже там они принимают вместе горячий душ, переносят свои уставшие, но возбужденные после душа тела на кровать, любят друг друга, пока не истекают последние силы и ложатся спать, вымотанные активным и ярким днем.
Что может быть лучше, чем отмечать праздники с любимой семьёй?
