Sauveur

Я всегда, с первого нашего знакомства, замечала, что биолог абсолютно не знал понятия «личное пространство». Черт, как я его за это проклинала. Просто невыносимо решать гребаные тесты по биологии, когда об тебя чуть ли щекой не трётся мужик, тщательно вглядываясь в написанное тобой на листочке месиво, из знакомых и незнакомых терминов твоим пяти айкью, через плечо. Я украдкой косила взгляд на учителя, злобно выдыхая. –Господи, Принцесса, ну не смотри ты на меня так. Подумаешь! Я тоже не горю желанием лишний раз объяснять тебе материал! –Был бы он лишним! –возмутилась я, хватая в руки три листа с тестами и тыча ими в лицо химика, –Вы ж просто всучили мне контрольные по медфаку! Что это вообще?! Громов невинно пожал плечами, уткнув мою голову в лист, и продолжил нависать, наблюдая за каждым действием. Убить бы его. Или себя. Вон, скальпель лежит, как раз. –Чайн, реально страшно. Ты сейчас похожа на дона мафии, –прокомментировала Настя с задних парт, причём удивительно динамично. Мне одной в лом тут время просиживать, или все настолько прониклись общением с этим дятлом? –Настюх, а ты чего такая весёлая? –возмутился, оттуда же, сзади, Сеня. –А че печалиться? Жизнь прекрасна! –она единственная, кто так думает. А меня от подобного заявления мутить начинает. Подставляйте лицо, Илья Петрович. Я все это время пыталась решить немыслимые номера, ладно про цианобактерии и редуценты, там-то легко было, но то, что он мне дал, я даже прочитать могла с трудом. –Илья Петрович, а почему вы даже нас с Чайной оставили? –вздохнул из другого конца класса Златоумов, я продолжала грызть карандаш, –мы вроде отличники, да и биологию неплохо знаем. –А вот это спорно, Золотце, –усмехнулся мужчина, оборачиваясь на учеников, –вон, принцесса как пыхтит над заданиями. А видели бы вы свою писанину по химии, –шуточно приложил ладонь с сердцу, –ей разве что Люцифера призывать! Он, непродолжительно смерив мою фигуру взглядом, нагнулся к моему уху, отодвигая своей шершавой ладонью мою руку, тем самым заставил вынуть изо рта порядком загрызенный карандаш и посмотреть непонятливыми глазами, шепнув: –Не грызи, Принцесска, лямблиоз ещё подхватишь. Биолог, кстати говоря, давал прозвища всем, кому не попадя: и ученикам, и своим коллегам, да даже когда рассказывал какие-то истории из жизни и упоминал кого-либо, у этого счастливчика была какая-нибудь кликуха. Большинству он давал прозвища, основываясь на фамилии, имени, внешних данных или характере. А вот того, как он именовал меня, не понимала пока ни я сама, ни окружающие. Ботан хмыкнул, но возражать не стал, лишь подозрительно на меня покосился. Вместо него слово решил вставить Вася: –Что вы ей там такого дали, что даже она решить не может? Учитель улыбнулся, любовно положив руку мне на спину. –Ну, все мы люди, не всё ж Принцессе знать полагается. О! Кстати, будь у Принцессы чёрные прямые волосы, она была бы в точности как Самара! –он повернул мою бедную голову за подбородок куда-то на 180 градусов назад, не дав решить задачу, на что я звероподобно рыкнула в унисон треснувшему позвонку. –Какое сходство! Бесит. –Да, да, –закивала Фришина, –точь-в-точь! Бесит. –Может, Ленка и снималась? –Тогда у неё были бы деньги на нормальную одежду! Бесит. –У Чайны стиль такой. –Может на самом деле она перекрасилась? Чёрные волосы были бы к лицу. Как же бесит. –Ага, коне... –Да можете вы наконец, заткнуться, или нет?! –все аж подпрыгнули, повернув головы на моё разгневанное лицо, казалось, из ноздрей щас повалит дым. Химик отшатнулся в сторону, –мешаете, –все так же грубо, но более тихо добавила я, отворачиваясь к листам. Кто-то сзади перекрестился и бросил «Аминь». –Не волнуйтесь, она просто все выходные почти не спала, –тут прозвучала шутка Руденко про мою, вновь одетую по чистой невнимательности, короткую юбку. Воронцова, цыкнув на него, продолжила, –вообще-то Чайна бланки ко Дню Учителя заполняла. Громов, недоверчиво прищурившись, вздернул бровями. Я уже не пыталась решить задания, подперла голову ладонью, сверля взглядом положенное совсем не далеко на учительском столе лезвие. Искушаете меня, однако, Илья Петрович… –Не понял, а в чем прикол? Разве этим не учителя заниматься должны? –Пф, скажите тоже! Учителя будут готовить сами себе праздник?! Фигня. –Резонно, –кивнул он, переводя на меня взгляд. –Старостам жизнь не в радость... Эй, Поднебесная, ну-ка, отвернись от скальпеля! –я перевела на него усталый взгляд, откинувшись на спинку стула. –Я двадцать третье задание не понимаю… –Всмысле двадцать третье?! –воскликнул Паучков с четвёртой парты, я лениво обернулась. –Их же всего семнадцать. –Да нет, тридцать же, –я нахмурилась, переводя взгляд на свой исписанный и перечеркнутый где только можно листок. –Семнадцать, –напряжённо кивнула сидящая позади меня подруга. Химик сделал три, как ему могло показаться, спасительных шага в сторону. Я вскочила, пробежав к дернувшимся от подобной резкости Липкину и Фришиной, схватив их два листочка заданий, и начала сканировать напечатанные номера. Офигеть! У них тесты так вообще за десятый класс! Кошусь на мужчину, что с хитрющей улыбкой в ожидании смотрел на меня, безгреховно подняв брови и сложив руки на груди, облокотился на мою парту. –За что?.. –За красивые глаза, дорогуша! –кто-то тихо засмеялся, пока я была готова чуть ли не расплакаться прямо здесь и сейчас. Урод. Обречённо сверкнула взглядом на биолога, но, не увидев ничего, кроме дебилоидской усмешки, глянула на настенные часы, что висели над дверью в класс. Подумать только, уже шесть часов. Вздохнув, поплелась к своей парте, лапой загребая тетрадь, учебники, пенал, ручки, замазку и циркуль, лежащие отдельно, и направилась к выходу. –Принцесса, тройка-то устроит? За такую работу только она и сойдёт, –с долей удивления в голосе спросил он на самом моем выходе из кабинета. За всем этим наблюдали оторвавшиеся от своих самостоятельных половина одноклассников, в ещё большем удивлении смотря то на меня, то на учителя, то на мою измученную контрольную. Я пофигично махнула на него рукой: –Да ставьте, что есть… За мной дверь закрылась, оставив одноклассников позади. –Охренеть, –протянула Диана вслед моей удалившейся фигуре, но после этого я уже ничего не услышала. * * * Никто, зуб даю, никогда не забудет этот знаменательный день. Не всегда удаётся увидеть и испытать мой праведный гнев, а с учётом того, что ещё с начала утра я обматерила их всех, и последующие полдня ко мне вообще приближаться никто не горел желанием… Ну, кроме Дианы, естественно. Все не могу понять, она не умеет читать настроение других людей от слова «совсем», или ей просто посрать на моё состояние на грани срыва? Зато уж что-что, а рассказами про новоиспеченного парня она меня не просто засыпала, а буквально погребла. Добрую половину я, конечно же, прослушала, потому что мозг воспринимать такое количество информации был просто не способен. Короче, сорвалась ещё и на подругу. После того, как гордо покинула кабинет химии, буркнув, что мне вообще на все посрать, я направилась в парк. Тот самый заброшенный и заросший парк, где мне постоянно встречаются всякие маньячеллы. Черт, почти неделю здесь не была! Впрочем, ничего и не изменилось: тёмное небо, одинокий перегоревший фонарь, поломанная лавочка, перекошенный заборчик и вид на море, скрытое за редевшей жёлтой листвой и вьющемся старым виноградником. Моя любимая атмосфера драматичности и серости. В рюкзаке порядком залежались «Отверженные» Гюго, и я, вооружившись самой книгой и фонариком, принялась исправлять свою деградацию, изрядно проступившую в сознании. Разбросанные рядом с лавочкой пара использованных шприцов, на которую я приземлились, были совершенно мной проигнорированы. В полной ночной тишине были слышны карканье ворон откуда-то с проводов, шум прибоя, и жужжание неких насекомых, кружащих над моей запутанной волосней. Холод, казалось, совсем переставал волновать меня и отвлекать, потому что вскоре я его совсем не чувствовала. Только я дочитала до момента описания разгрома шайки Гаспара Бэ и жизни Краватта, что случилось спустя какие-то жалкие полтора часа после взятия книги в руки, как недалеко из кустов послышались шорохи, с каждым моментом нарастающие, после начали слышаться голоса, а потом мне в лицо устремился яркий свет фонарика, я скорчилась, зажмурившись. Когда глаза адаптировались после ярких лучей, отражавшихся ещё с минуту рябыми точками в глазах, взору предстали двое полицейских, в мгновенье ока подхватившие меня под руки. Не успела я сообразить, что к чему, как мужчина устало, однако в то же время злобно озвучил: –Ну и что это мы здесь делаем? Честно говоря, никогда до этого не попадая в подобные ситуации, я настолько испугалась, что не смогла выдавить даже вертевшееся на языке «чего?», и, похоже, удивлённое молчание сочли за попытку отвертеться и придумать план побега. А может и за каянье. Не успела опомниться, как мою тушу уже закинули в машину за решётку, где я составила компанию какой-то крашеной прости-господи, намеренно задержавшей изучающий взгляд на мне, и повезли куда-то. Теперь, наверное, не прочь было бы возмутиться: –Эй, что происходит? Куда вы меня везёте? Женщина в погонах, сидевшая на переднем сиденье рядом с коллегой, устало повернула на меня голову, локтем облокотившись о кресло. –Успокойся, милочка. Для наркоманки ты слишком резкая. Че? –Какой ещё наркоманки?! –Позвонили люди из тринадцатого дома, говорят, в парке кто-то с фонарём шастает, закладки ищет, –вздохнула она, переглянувшись с мужчиной. Они оба выглядели вымотано, с залегшими на переносицах морщинами. –Да какие нахрен закладки?! Что вы несёте! –Эй, –стукнул по рулю мужчина, призывая к тишине, и я вперила одичалый взгляд в его затылок, яростно сминая в кулаках края юбки, –А по твоему виду с расширенным зрачками и не скажешь. И руки, вон, трясутся. Посмотрела в зеркало заднего вида. Нет, ну чуть шире нужного, согласна, но. Блин, а че с моими волосами? Да и руки рили содрогаются..... –Я не нар... –В участке разберёмся, –отрезала женщина, проворчав, что уже и школьники под шприцы подсели, она так и не дала закончить мне свою волну препятствований. После этого совсем не длинного разговора воцарилась тишина, и слышны были только вздохи полицейских и скрежет колёс об асфальт. В окно засвечивали красные и зелёные огоньки тусклых светофоров, но также быстро исчезали. На меня все еще смотрела соседствующая рядом проститутка, накручивая на палец покрашенные в ярко-рыжий кудрявые волосы, тихонько отбивая незамысловатый ритм каблуком. –Реально колешься? –удивлённо, но довольно тихо, протянула она, хотя, наверное, сидящие спереди, пусть и не отчётливо, но слышали, что мы говорим. Я исподлобья взглянула на девушку. Кажется, зря она наносит столько макияжа. –Нет, –буркнула, прикладывая лоб к холодному оконному стеклу и устраиваясь поудобнее, –книгу читала. Рыжая заинтересованно причмокнула. –А че ты в парке ночью читаешь? Бездомная? Я отмахнулась, что могло показаться грубым, но я и сама не знала, почему просто не пошла домой, в тепло и уют, а поперлась в этот злополучный парк, как последняя дура. –А че за книжка? –молча протянула томик, который девушка незамедлительно приняла, чуть докоснувшись пальцами до тыльной стороны моей ладони, но неприязни я не почувствовала. Блин, я, похоже, после своего блохастого психолога, с которым судьба чудеснейшим образом свела меня в субботу, совсем перестала чувствовать тот дискомфорт, привычный в моменты, когда приближаешься или прикасаешься к чему-то «грязному», –о-о, Витька! Любишь драматургию? –меня даже как-то впечатлили познания девушки не самой гордой профессии в литературе. –Ты читала? –Спрашиваешь! Да я Мари Гюго вдоль и поперёк знаю! Могу процитировать любое его произведение. Столь необычная персона заставила меня подсесть чуточку ближе, рассматривая своего негласного собрата по вкусам в литературе. Она ведь такая молодая, да и глупой не выглядит. Зачем все это? –Как тебя зовут? –сперва мне показалось, что это она меня спрашивала, но по задорному взгляду напротив осознала, что фраза непроизвольно вырвалась из моих уст. –Женя! –я с сомнением пожала протянутую руку, оказавшуюся очень хрупкой. –Лена… В отделении, нас посадили в обезьянник, где уже были трое продажных девушек, к коим Евгения очень быстро подсела сама, сложив ногу на ногу, а ещё попыталась придвинуть меня, и несколько явно бездомных и очень бедных стариков, один из которых, казавшийся не очень адекватным, спорил с молодым полицейским, строго отвечающим что-то. На меня косилось рассеянное отделение. В этот феерически хреновый день я заснула в обнимку с рюкзаком на холодном полу полиции, уронив голову на колено Жени, и под пристальными взорами ментов, среди кучи нежелательных к общению людей. Дева Мария, надеюсь, когда выйду отсюда, то без СПИДа или ВИЧ… Биологи за эту фразу меня бы забили камнями. Впрочем, кто знает, что здесь может со мной произойти. * * * Не сложно понять, что в школу пойти на следующий день у меня не было никакой возможности. Боже, это была настоящая пытка. Знаю, многим в моем возрасте наоборот лучше прогулять весь день при любой возможности и в кайф даже просто опоздать на урок. Но, увы, не мне. Было бы всё так просто, но хрен те, Лена, нифига. Даже когда опаздываю на урок хоть на минуту, мозг охватывает такое совестливое самопокарание, что лучше повеситься, чем продолжать вести этот внутренний монолог. Однако даже это не останавливает мои постоянные (но ненамеренные) опоздания. Потому-то, как только я проснулась от сотрясаний моих бедных плеч ментярой, душу окутало привычное чувство тревоги и головная боль. Спина отчего-то болела. После того, как сдать тест на наркотики, доказавший оплошность извинявшихся после сотрудников полиции, меня выпустили на пару с абелересами, вальяжно вывалившимися вслед из отделения. Накрапывал лёгкий дождик, постепенно становившийся яро ощутимым, а затянутое облаками серое небо било в глаза ярким цветом. –Плохо спала? –подбородком кивая на бескровное лицо, спросила рыжеволосая, поравнявшись со мной. –Пипец как. –Ну, первый раз всегда так, –засмеялась девушка, пнув шину стоявшего рядом полицейского автомобиля, который она именовала «ментовозом», –Школьница? –чуть поразмыслив, озвучила она. Видимо, пыталась восстановить вчерашний разговор. Я кивнула, потирая глаза, –А класс какой? –Выпускница. –У-у-у, бедняжка. Экзамены — сущее зло. Поступать куда собираешься? Я фыркнула, отводя взгляд на мокрый асфальт. –Педфак, –ну, сейчас начнётся «да там все нервы себе испоганишь», «так и до психушки недолго, и вообще с голодухи сдохнешь». А я считаю, что учитель, как ничто иное, благородная и востребованная профессия. Кто, как ни преподаватели, ставит таких балбесов на ноги, превращая в людей? Но девушка присвистнула, гордо похлопав меня по плечу. –Молодчинка. Я тоже туда поступала. Как видишь, не доучилась, –раздвинув руками, хохотнула она. Я озадаченно окинула её глазами с головы до пят. И впрямь не скажешь. –А почему бросила? –Ды-ы, финансовые трудности, –отмахнулась она, поправляя разметавшиеся от ветра волосы, но, когда окончательно задолбалась их поправлять, вынула из кармана охрового цвета шапку, нацепив на голову. Я фигею, проститутки шапки носят? –Ну и горюшко у меня приключилось, короче, не до учёбы было. Я кивнула, поняв, что развивать тему было бы некорректно, да и, уверена, неприятно ей. Пусть по показательно безразличному и расслабленному виду рыжеволосой и не скажешь. В принципе, лезть не в свое дело у меня никогда не было привычки. Как раз, напротив, я болтала лишнего о себе, но о других молчала, как о военной тайне. А ведь даже по таким маленьким фактам уже можно собрать человека. Кусочек за кусочком, и сам не замечаешь, как окружающие могут рассказать буквально всю твою биографию. У меня были люди, которым я доверяла, но одновременно и не было. А оставаться чем-то личным для самой себя и немного тайной для других было моим главным жизненным уставом. Не хотелось себя терять. Но все время задумываюсь, а какая из всех многочисленных масок, представленных другим, я на самом деле? Но ответа не знала, впрочем, и найти его было не так уж просто, как казалось сначала. Казалось, я теряла себя с каждым днем все сильнее и боялась этого. Но страшнее всего было осознание, что вскоре наступит день, когда частички историй закончатся, и тогда-то я окончательно потеряю себя настоящую среди всей этой лжи и недосказанности. Весь мой багаж опыта и знаний, весь спектр испытываемых ранее чувств и эмоций, близкие и родные станут для меня пустыми местами. Меня уже не будет волновать, что я, по сути своей, некий индивидуум серой массы, как бы странно и смешно это не звучало. А кто-то, может, уже потерялся. И к этим людям приближаться я боялась, как ни к каким другим. Я боялась стать одной из подобных. Но ведь в Жене еще есть своя индивидуальность, свой огонёк. Его свет, пусть и неяркий, тусклый, похоже, готовый погаснуть в любой момент, я могу разглядеть в подсиненных лазурными штрихами миндальных радужках глаз и радостной, однако, и с оттенком печали, улыбке. И её протест в огненных волосах. Она жива, она живёт. И это меня притягивает в подобных людях. Во всех людях. Но, как ни странно, исключением является Громов. Почему в его личности, живой и яркой, многим ярче, чем у многих, чем у меня самой, я вижу лишь минусы и недостатки? Проблема ли в нем? Вероятно, это так. Девушка отлучилась на перекрёстке, ручкой, взявшейся в её руке из ниоткуда, начеркав свой номер у меня на ладони, видно, по старым обычаям. –Созвонимся ещё, –подмигнула она, сворачивая в круглосуточный. Я, фыркнув, улыбнулась, продолжая свой путь. А куда я вообще шла… Думаю, пойти домой было самым оптимальным из представленных перспектив. –Бабуль! –кричу с порога, но квартира отзывается тишиной. Только вечное тиканье настенных часов. По-видимому, дома никого нет. Первым делом поставила разрядившийся ещё вчера телефон на зарядку и пошла в душ, дабы смыть с себя прикосновения всех бомжей и наркоманов, успевших облапать моё тельце за эти два дня. Но вот в зеркале меня ждал la surprise. На спине, чуть ниже рёбер, расползлась огромная гематома, отливающая темно-синим. –Твою мать… Скорее всего, этот тот мужик мне своей дубинкой врезал, когда под локти в тачку волок. Блин, спасибо, теперь я выгляжу почти как флаг Нидерландов. После душа лень было переодеваться, поэтому я, замотавшись в полотенце, выползла оттуда, босиком проходя в свою комнату и собирая на чистых пятках всю дрянь из коридора. Телефон, слава Богу, реанимировался. Об этом оповещали неустанные гудки и вибрация. О, Дева Мария! тридцать три пропущенных от Дианы, четыре от Ольги Витальевны и ещё два от неизвестных номеров, вероятно, реклама. От бабушки ничего. Нет, ей не наплевать, где я пропадаю и почему не появляюсь дома по ночам. Просто так происходит постоянно. И дело уже во мне, так как я принципиальный меланхолик. Я постоянно уверяю её не волноваться по таким пустякам. Хотя, может, это пустяки только для меня? Поначалу она наотрез отказывалась, как истинная мать и бабушка, говоря, что так или иначе, она безумно за меня волнуется. Но прошли годы. Она убедилась в том, что со мной спорить бесполезно. Я часто прихожу домой поздно, бывает, не прихожу совсем. Слишком стыдно становится перед бабулей. Ощущение, что все в её жизни — сплошное разочарование: сын успешен, но эгоистичен и безбожен, муж — уперт, внучка, быть может, даже не родная — мрачная и скучная личность. Муж умер, сын ушёл, а внучка постоянно где-то пропадает. Как бы не старалась, я не могу сюда возвращаться, не могу так часто попадаться ей на глаза. Может быть, мне только кажется, но во её взгляде я вижу долю сплошной утраты веры в меня. Но я её люблю, потому и не могу так часто принуждать видеть меня, так часто вспоминать о сыне, так часто разочаровываться. И она знает это. И все равно говорит, что очень меня ценит. Я ей не верю. Верю ли я хоть кому-нибудь? Сперва решила отзвониться учительнице. Сказала, что подхватила температуру, но поправляюсь и завтра вернусь в строй. Та, недолго попричитав, что не сообщила раньше и нагружаю себя, успокоилась, пожелав скорого выздоровления. Прокатило. А вот с Воронцовой будет сложнее, она-то отлично знает: даже если буду при смерти, все равно приползу в школу. Тяга к знаниям, блять. Ну, и про статус районной наркоманки говорить как-то… не очень. Ладно, на ходу придумаю. Только палец потянулся к кнопке вызова, как в дверь позвонили, заставив меня вздернуть голову, отложив телефон на кровать, и тихонько подкрасться к входной двери собственной квартиры. Долго медлить не было причин, так что я бездумно распахнула дверь, и перед глазами предстал он, с руками в карманах, поднятым кверху бровями и в оцепенении смотрящими на меня глазами. Синяя куртка была промокшей от морозки, по влажным волосам и лбу стекали капельки воды. –Илья Петрович... Здравствуйте, –повисла я на дверной ручке, оглядывая химика. Да ты просто вездесущ! У меня складывается ощущение, что я биолога вижу в разы чаще, чем даже себя в зеркале! Увидев его я даже не удивилась. Кому ещё придёт в голову прийти ко мне домой в одиннадцать утра? Он неслышно усмехнулся, опуская глаза в пол. Оу, такого я ещё от него не видела. Тебя в роддоме подменили, или че? –Я не вовремя? –сдерживая смех, произнес учитель. –А? Да нет, заходите, –спохватилась я, отодвигаясь в сторону и провожая заходящую в мою обитель фигуру подозрительный взглядом. Чего он лыбится, как полоумный? –Ты ждала кого-то? –улыбка стала ещё шире, а в глазах сверкнули недобрые бесята. Я неясно подняла бровь. –В смысле? –проследив его ехидный взгляд, оглядывающий меня с ног до головы, я в ужасе поняла, что стою сейчас с мокрыми волосами перед своим учителем в одном коротком полотенце, –Ой, простите, пожалуйста, я сейчас! –рванув в свою комнату, крикнула я, закрывая лицо рукой. Господи, и что он теперь обо мне подумает?! Как будто реально любовника ждала! За стенкой раздался дикий смех. В шортах и растянутой футболке выкатилась к нему помидоркой в гостиную, где мужчина уже успел встать посреди комнаты и начать осматривать помещение. –Как к себе домой попал, –восхищённо улыбнулся он, особое внимание уделил старинному шкафу во всю стену, с кучей сервиза и вязаных салфеток, погребенных внутри этого бездонного монстра. –Я так и поняла… –сверлю взглядом небрежно брошенную на тумбочку в коридоре куртку. Быстро перевела невинный взгляд на учителя, будто ничего не сказала и не услышала, да и он не среагировал, лишь продолжил смотреть на обстановку дома с тёплой улыбкой. –Вы что-то хотели? –осторожно поинтересовалась, по привычке отходя на пару шажков назад. Наверно, это было одним из методов самозащиты. Мужчина, наконец, повернулся ко мне. –Да, –мои недавние попытки быть подольше от него, пошли насмарку, так как лектор сделал ко мне несколько широких шагов, вручив в руки штук пять толстых и старых тетрадей, тут же привлекших моё внимание. –Хотел отдать тебе сегодня в школе, но ты не объявилась, так что… –Что это? –Мои тетради со времен института. Господи-боже, вы точно наш Илья Петрович??! За этот месяц абсолютно все узнали и запомнили, как отче наш, что Громов бережёт все свои тетрадки, как зеницу ока. Ходит легенда, что был один исключительный раз, когда он очень нехотя и с очень недовольной рожей дал свой конспект одной девчонке из девятого класса, когда она конкретно затупила и несла какую-то биологическую хрень. И то, после того дня он почти неделю ходил весь бледный, будто ему на голову замазку пролили. Я пыталась пересилить себя, чтоб не припасть перед ним на колено в знак всевышней благодарности ясноокому господину. Во век не забуду вашу милость, Месье. –Спасибо большое… –я было подумала, что биолог святой. Но дятел протянул мне листок с заданиями на две стороны, на лицо опустилась маска «че за кидалово». И на что я надеялась? –Это тебе тест. Что не поймёшь — разберём как-нибудь. Окей? Скрип зубами. –Да, конечно, спасибо, –мило улыбнулась, пускай хотелось расплакаться. –В общем-то, на этом у меня все, –сам себе кивнул шатен, глянув на наручные часы. –Да и урок у меня скоро. Пойду я, Принцесса, –направился к выходу мужчина. –Вы что, из школы сюда тащились только для этого?! –пойдя вслед за ним, офигела я. Химик ехидно усмехнулся. –Ну да. Не смею больше задерживать, к тебе же скоро гость! –черт, теперь он будет подъебывать меня этим до конца жизни, жопой чую. Накинул куртку на плечи, открывая входную дверь. –Пока, Поднебесная. И чтоб тетради не рвала, –пригрозил он, шутливо показав мне кулак. Лучше не рисковать, вдруг и правда врежет. –До свидания, –пробурчала, выпихивая из квартиры больно радостного учителя. Расположение позвонить Диане улетучилось, поэтому первая попавшаяся из одолженных тетрадей уже была распахнута и в процессе изучения. У, а почерк у него почти каллиграфический. Особенно после криптограмм Златоумова, когда мы иногда сверяемся на счёт затруднительных заданий, так вообще сравнимо разве что с Маллой Пракрити. Я б любовалась на это вечно. Но чувство голода неумолимо держало меня под своим контролем уже почти сутки и я полезла за едой в дальние ящики буфета. Отрыв в нем малокалорийный батончик с банальным названием «съедобный», которое, как раз наоборот, вынуждало усомниться в составе данного продукта и правильности представляемого мною применения, я примостила попу на подоконнике, нервно потрясывая ногой. Снаружи все также шёл ливень, делая обзор на дальние предметы весомо смутным, а настроение более раздраженным и нервозным.