Sauveur

–Мне одной кажется, что дружба с проституткой — весьма сомнительная причина для этой мины? –выдержано рассуждала Лиза, скептически кося взгляд на мою понуренную голову с отсутствующим выражением лица, очень ненадежно скрытым под выбившимися из хвоста волосами. –Согласна, Чайна воду мутит, –кивнула Воронцова, многозначительно уставившись на меня, и откинулась на спинку стула. Моя шея, тем временем, пыталась до невозможного вывернуться, дабы спрятать лицо от этих гиен. Боже, меня многое может напрягать в этой жизни, но неуместно сидящий рядом Вася, отчётливо вникающий в нескладный и неловкий разговор, бил абсолютно все рекорды. Не понимала я и того, что здесь забыла Лиза Калиева — моя давняя приятельница, года, эдак, четыре назад выпустившаяся из школы и являющаяся студенткой лужского университета, которая непонятным боком решила нас навестить в не очень подходящее время. Мимо сновали толпы суетившихся учеников всех параллелей и возрастов, которые удивлённо заглядывались на наши по-бомжатски сидящие, на грязном кафеле, фигуры. Да мне и самой не в кайф было с самого утра чувствовать, как все капают на мозги. Нормально же жили, так чего всех так внезапно стала волновать моя маринованная рожа? Всё бы ничего, я могла рассказать про инцидент с Громовым, открутиться парой-тройкой подколов и причитаний и удалиться к себе домой. Только вот не говорила. Зачем? Да и в последнее время я была как не в своей тарелке. То вскакивала посреди ночи в кровати в холодном поту, то в голову поступала резкая головная боль, неумолимая и сверлящая, что подолгу не проходила, преследуя меня на протяжении нескольких часов, то все валилось из рук. На моей совести уже три разбитые тарелки, одна сломанная вилка и лютая злоба поварих из столовой. И так уже почти неделю. Ни таблетки, ни девятичасовой сон не помогали. Будто предчувствие чего-то скверного окутывало душу, пытаясь донести до сознания что-то, но мешал прочный барьер, и это предчувствие с каждым разом все сильнее и сильнее, все агрессивнее билось об стенку черепной коробки, отзываясь пульсацией в висках. Взгляд с каждым днем все нервнее косился на экран телефона, где высвечивались новые звонки от родителей. Бабушка подолгу не появлялась дома, и мы мало разговаривали в последнее время. И погода делала свое дело: безостановочно шли ливни, деревья остались теперь черными и лысыми стволами, под ногами противно хлюпала смесь из гнилых листьев и воды. Будто в реальность пробилась пейзажная лирика, пытаясь усугубить мой, и без того паршивый, спектр эмоций, испытываемый в последнее время. Ещё хуже было от того, что уже сегодня пятое октября. День Учителя. Черт, я бы все отдала, лишь бы он был позже хоть на пару дней. Все бы отдала, лишь бы не быть старостой, а соответственно, и частичным организатором этого мероприятия. Брюнетка молча потрясла меня за плечо, призвав оторваться от разглядывания старого и вздувшегося паркета, и перевести взгляд туда, куда девушка указала пальцем. Сборище «вождей» классов, с седьмого по одиннадцатый, угрюмой кучей безмолвно шло по коридору в сторону актового зала. Я в спешке поднялась с пола, на ходу отряхивая юбку и следуя за ними. Калиева произвела те же действия, на пару со мной, внедрившись в их компанию. Вася с Дианой, переглянувшись, молча жестом показали нам, что встретимся теперь уже в актовом. Кто-то перекидывался несколькими фразами, совершенно не замечая меня и мою приятельницу, впрочем, все как обычно. Белая лёгкая блузка, сильно просвечивающая, постоянно сминалась, заставляя нервно поправлять её. Бодро шагающая Лиза коротко констатировала неизменность и убогость здания, здороваясь со всеми подряд и улыбаясь своей привычной горько-сладкой ироничной улыбкой, играющей на бардового цвета тонких губах. В итоге, из актового зала её, конечно же, выставили, не пустив с нами дальше, и сказали ждать начала концерта. Нам в закрытой сцене разъяснили, что да как должно быть, какая аппаратура как и когда будет работать, наши должности, и попросили позаботиться обо всем, что в них входит. Ненавижу нашу школу. Почему старосты вообще должны заниматься всем этим? Даже при всей благодарности нашим преподавателям, это как-то через чур. Обычно ведь есть какой-то комитет всеобщего движа, а? Или это я настолько обленилась в последнее время? –Я до сих пор не понимаю, в чем смысл? Этот зал всех не вместит, –умозаключила Кирченко из восьмого класса. Мы наблюдали из-за кулис за вламывающейся в актовый и распространяющейся по нему толпой. На самом деле, да, сюда вряд ли уместятся даже две трети всего народа. Само-то здание рассчитано максимум на 650 человек, но есть воистину непонятная мне традиция прихода выпускников и старых учителей, уже ушедших на пенсию, на праздники, преимущественно, на День Учителя. Даже возьмём в пример Лизу. Она тащилась сюда из другого города, чтобы просто хотя бы поприсутствовать. Дичь. Когда все зрители, чудом уместившиеся здесь, заняли свои места, а если быть точнее, нашли, куда бы пристроить свою тушу, чтобы никому не помешать, директор начал речь. Обычно его никто не слушал, потому что из года в год мало что менялось в этом монотонно-торжественном вступлении. Я же, как правило, вникала в каждый произнесенный им слог до единого, жадно пробуя понять, в честь чего все эти церемонии. Находила ли я ответы? Нет, конечно. Никогда не пойму, что настолько особенного представляет собой этот праздник конкретно для нашего лицея. По-яс-ни-те. За кулисы, в наш самый-самый дальний, пыльный и тёмный угол подкатил Матвей Георгиевич — один из главных организаторов всех праздников, начав пояснять все от корки до корки, вглядываясь в глаза каждого из «вождей». В самой школе было совсем немного молодых учителей и сотрудников в принципе, а вот он являлся одним из этого вымирающего вида. На сколько помнится, ему двадцать три. Работал здесь ещё практикантом, но теперь, когда окончил пятый курс, стал здесь постоянным гостем. Забавный дядька, надо сказать. Наш 11"Г» так вообще мог рассказывать вечно, как Матвей (так его именовала почти вся школа) во время уроков молча выходил на улицу кормить собак ролтоном, или как парни с ним случайно уронили санитайзер в бочок, или множество подобных, отпечатывающихся в памяти каждого, кроме таких зашуганных ботанов, как я и Златоумов, моментах. Мы, кажется, только и делали, что сидели в стороне, читая книжки и решая уравнения. Однако лично я никогда особо и не задумывалась, что юность, считай, пролетает мимо. * * * Незаметно кончился и концерт. Все были празднично воодушевлены и рады. Кто-то весело смеялся, выходя из зала, кто-то общался с растрогавшимися учителями, кто-то приклеился к Матвею Георгиевичу. А вот я, одиноко прибирающаяся за кулисами, как всегда была угрюмее тучи. Каждый год в этот день мне кажется, что все те недели, что я старалась помочь с празднеством, организовывала и контролировала наш класс, были прожжены в пустую. В каждом моменте читала недочёты. Особенно моё участие в постановке маленькой сценки в виде пенька. Боже, я ведь чихнула... Как и всегда, закончилось все вечером, и все уже расходились по домам. Я направилась по пустующему коридору, отзывающемуся глухими ударами по полу моих винтажных туфель, в кабинет биологии, чтобы отнести все взаимствованные оттуда пробирки на их законное место обитания — то есть для продолжения порошиться на полках шкафа. Но он был на третьем этаже в другом крыле, около самой крайней лестницы, а дойти до туда в такой неудобной и натирающей до крови обуви у меня на ногах, было равносильно инквизиции. И я, пока никто не видел, решила идти босиком и нести туфли в руке. Господи, там такие мозоли, что я вряд ли смогу ходить ещё дня два так сто процентов. На пути меня магическим образом догнала Калиева, недурно напугав своей весёлой рожей. –Ленолиум, ты куда! –Инвентарь отнести, –показательно поднимаю руки со стекляшками, а заодно и туфельками, о «бомбезности» которых брюнетка высказалась ещё утром. Теперь же она нагло выдернула их и моих рук, завороженно разглядывая. –Бабушкины, –опережая вопрос, вздохнула, когда мы приблизились к кабинету. Я мизинцем, так как только он был свободен из всех имеющихся пальцев, с аккуратностью ювелира отворила скрипучую дверь, заглядывая, а после входя внутрь, за мной последовала студентка. –Клёвые. У твоей бабули просто охуенный вкус! –твёрдо и с нотками гордости заявила она, перед тем как зайти в лаборантскую, где, на моё огромнейшее изумление, сидели Громов и Перова, доселе попивавшие чай, что теперь уставились на нас, недоверчиво приподняв брови. Пипец. Ну все, приехали. Уже даже и слов ничьих не требуется, чтобы понять, что за такие словечки нас двоих пинком под зад из школы выпрут. Ей-то пофиг, может тут и вовсе больше не появиться, а вот мне не айс. Дура, можно материться и потише было. Пока я занималась мысленным самобичеванием, слёзно представляя, как на меня орут и выгоняют на улицу, Калиева времени не теряла, да и не волновалась на счет вышесказанного. Её внимание было привлечено преподавателями. –Ольга Вита-альевна! Здрасьте, –подлетела она к диванчику, присаживаясь на него рядом с женщиной, что теперь с оттенком улыбки смотрела на неё. –Помните меня? –брюнетка мимолётом глянула на химика, и улыбка её стала ещё шире. –Забудешь тебя, Лиза. Хуже всех из своей параллели год окончила, так ещё и на выпускном подралась с информатиком! –кладя руку бывшей ученице на плечо, хохотнула Перова, вставая, чтобы подать одну из аккуратных, маленьких, сервизных чашечек с горячим напитком. Дивлюсь, почему она не торгует этими кружками? А то тут такая гора… Не дай Бог упадёт на кого-то. –Это да, –кивнула девушка, резко оборачиваясь к биологу и протягивая ладонь. –Лиза. –Зализон, значит… Илья Петрович, –недоверчиво улыбнулся, пожимая руку. Дева Мария, после истории с информатиком она ему уже явно нравится. –Преподаю биологию. У неё, –большим пальцем указал через плечо на меня, брюнетка недоверительно сощурилась. –А мне Ленка не говорила, что тут такие красивые биологи водятся, –во претензии пошли! –Спасибо, –поблагодарила она учительницу за предложенный чай. Я дернулась, поняв, что все это время тупо жалась в проходе. Ольга Витальевна чуть ли не прыснула. Да, от моих-то сверстниц таких заявлений не наслушаешься. А тут, мало того что двадцать один год, так ещё и полная бескомплексность и через чур сильная открытость. Порой мне даже неловко рядом с ней находиться. –Скромница, –Господь Иисусе, уже и биологичка меня чмырить начала. Приехали, я полный изгой. Ужас какой, вы б меня побили ещё, ну, так, для полноты картины. Все мензурки и колбы были напряжённо убраны моими трясущимися руками в стеллаж, когда мужчине в голову пришёл очень важный вопрос: –Принцесса, ты где ботинки посеяла? Я сперва совсем не поняла, о чем он говорит, но после, когда взглянула на свои ноги, услышала ответ от подруги: –Я отжала! –она гордо вручила обувь в ладони Громову, быстро мне подмигнув. Знаю, что говорил её взгляд. За годы общения с этой хитрой, как змея, казашкой, я могла буквально прочитать всё, что выражали даже незаметно дернувшиеся мышцы её лица. Конкретно сейчас это была фраза: — «Что у вас тут за шуры-муры, "принцесска"?» Я невольно закатила глаза. –Ох, у меня такие же в молодости были, –вздохнула Ольга Витальевна, как только взгляд её зацепился за обувь, пошедшую, кажется, по кругу, словно проститутка, на что биолог, естественно, кивнув головой, приподнял уголки губ. –Алефтины Игоревной? –она подняла на меня глаза, однако улыбка с наших с ней губ отчего-то мгновенно сошла. Я неуверенно кивнула, чувствуя на себе два изучающих взгляда, а женщина, решив не развивать тему, печально улыбнулась. Она, пожалуй, единственный человек, кто уже много лет посвящён в сомнительную и неоднозначную историю моей семьи, от первого источника — бабушки. Ольга Витальевна, собственно, её бывшая ученица, как ни странно, моя бабуля тоже была учителем биологии, но она уволилась в год выпуска Перовой. Причину ухода, не только из школы, но и из профессии в целом, я, к сожалению, не знаю. Зазвонил телефон, судя по вибрации в кармане, очевидно, мой. Не сложно понять, что это были единственные люди, что доебывались до бедного сотового уже несколько дней подряд. На тот момент тема разговора этих троих успела уйти в другое русло, и этот звонок, кажется, остался замеченным лишь мной. Я сбросила, кинув телефон обратно в карман. Химик, в свою очередь, с оттенком беззлобной, даже теплой усмешки слушал оживленную беседу матери и студентки, лёгким жестом пригласив меня не метиться в углу, как сурикат, а присесть на его рабочее кресло на колёсиках, так как диван был окупирован. Я благодарно кивнула, поджав губы, и последовала его предложению. За окном давно стемнело, и моё настроение не повышалось, становилось даже подавленнее, чем сразу после окончания праздника. На учительских столах лежали подарки в виде букетов цветов, коробок конфет и различных фирменных пакетов. Я наблюдала за компанией, невольно сложившейся в лаборантской, и ностальгировала. Ведь ещё каких-то полгода назад мы с Ольгой Витальевной сидели здесь вдвоём, бесшумно потягивая чай из этих же чашек, что-то рассказывали, наблюдая за приятной солнечной и тёплой погодой сквозь оконное стекло. В воздухе не витал этот странный запах корицы, не было звучащих сейчас где-то по левую сторону шуток, сквозь открытую дверь кабинета был слышен отдалённых гам учеников, сновавших в коридоре. А сейчас все по-другому. Вряд ли мы с ней ещё хоть раз вот так сядем вместе и так же поговорим по душам, как раньше. Впрочем, я не знаю, хуже или лучше стало сейчас. Я не знала, что будет ещё через полгода. И ни в чем не была уверена. От удрученных мыслей меня отвлек легкий хлопок по плечу. Повернув голову, я сама не заметила, как в помещении я и Громов остались наедине, а голоса Лизы и Перовой удалялись в сторону коридора. Мужчина утомленно смотрел мне в глаза, держа руку на плече. Через долгие пять секунд я наконец почувствовала очередную вибрацию в кармане, которую проигнорировала, поднимаясь на ноги в поисках туфель. –Извините, –блин, Калиева, ты их под диван что ль закинула? Я неловко присела на колени, нагнувшись к полу, и, не удивительно, что обнаружила их именно там. Шатен в беззвучно хихиканье наблюдал за моими действиями. –Йогой решила заняться? –нет, стриптизом, блин. Лучше помоги своей ученице достать эти гребаные туфли оттуда и не заработать артрит, мудак. В слух же я жалобно озвучила: –Помогите пожалуйста, –лектор поднял бровь, опускаясь на пол, –у меня рука не дотягивается… Учитель насмешливо заглянул под элемент мебели, рукой выуживая оттуда обувь. Пока он это делал я пересиливала себя не смотреть в сторону его попки, которая пользуется большой популярностью у наших девчонок. Боже, если бы он при них так её отпятил, то точно получил бы кокетливый шлепок. Но ты сильная, Лена, ты приличная, ты не можешь хорошенько пнуть по ней. Биолог покончил с операцией по спасению моих винтажных старичков и с ухмылкой протянул их мне. Я, приняв их, тихо сказала «спасибо», натягивая на стопы. Пресвятая Богородица, с этих пор ни одним туфлям на ногах моих не бывать. Кто вообще придумал каблуки? –Хорошо сегодня сыграла, –усмехнулся мужчина, поправляя на плечах куртку, когда мы спускались вниз к выходу из школы, а из улыбки так и сочилось ехидство. –Никогда не видел настолько правдоподобную пародию пня. –Боже, не напоминайте, умоляю. Я хочу забыть это, как страшный сон. –закрыв лицо руками, взвыла, кутаясь в темно-серое махровое пальто и старый клетчатый шарф, длина которого была сравнима с канатом в спортзале. Учитель беззвучно хмыкнул, попутно проходя через турникет и прощаясь с охранником. –А вообще, я серьёзно. Очень даже неплохо. Всем ведь понравилось, значит, не зря ты корячилась весь месяц. Мы вышли на улицу, в лёгкие проникла морозная свежесть, с неба моросил лёгкий дождик. –Ну, все равно это последний год, –кивнула я сама себе, закидывая рюкзак за спину. Сзади открылась дверь, и по с разбегу прыгнувший на меня туше, чуть не повалившей на асфальт, я поняла, что это была брюнетка. –Пока, Ленусенька! Я к тебе ещё вернусь, буду любить, скучать. Жди, не забывай! Как-нибудь наберу по мобиле, –поцеловав опешившую меня в щеку, пролепетала она, заключая в крепкие объятия. –Не буду мешать, я полетела. Пока-пока, Илья Петрович! Присмотрите за моей дитеткой! –спиной вперед убегая к выходу, прокричала девушка, быстро скрываясь в ночной темноте. В последний раз её очертание, в развивающемся чёрном плаще, мелькнуло под фонарём за оградой. –До встречи! –ответил весёлый биолог, я успела лишь западло поднять руку. Надо ж быть такой скоростной. Я даже не успела сообразить, что ей ответить. –Какая у неё все-таки неиссякаемая энергия и позитив, –вздохнув, засмеялась на лестнице Перова, я обернулась на неё, удивлённо ойкнув. Мне кажется, она просто пьяная постоянно, вот и на позитиве. –Спасибо за сегодня, Ленуля, –спускаясь, улыбнулась она, и около глаз залегли морщинки. Я непроизвольно тоже сделала на лице что-то отдалённо похожее на усмешку. –Вам спасибо. Хорошо добраться до дома. –Конечно, –женщина приобняла за плечо, и наша тройка направилась за пределы территории лицея, –смотри не замёрзни в таких туфлях, не лето все-таки. –Я проконтролирую, –обнял её и подмигнул мне шатен. Если мои глаза так и продолжат закатываться с подобной регулярностью, то вскоре вывернуться в другую сторону окончательно. –Пока. –До свидания. Не знаю, сколько раз за, кстати, очень и очень малый промежуток времени нашего знакомства, мы с лектором вот так возвращались домой вместе. Точнее, ко мне домой, так как я ещё не совсем догоняю, где обитает наш общелюбимый Месье Дятел. Я пару раз за дорогу чуть не врезалась в столб, но, слава Богу, химик помогал мне остаться живой и невредимой, оттягивая в сторону за ворот пальто. Сам он, правда, наступал во всякую фигню на асфальте, невидимую даже при свете фонарей, в чем я ему, к счастью, помочь ничем не могла. Мы в основном молчали, изредка перекидываясь парой фраз, которые, в большинстве своём, заканчивались его излюбленным «ты будто из двадцатого века сбежала» или «боюсь представить, что будет с тобой через лет пятьдесят» и моим фырканьем. В этот раз, пусть тишина меня вовсе не напрягала, но прервать её мне удалось таки: –Илья Петрович? –М? –даже не повернул головы, продолжая задумчивым взором изучать появившиеся на чистом небосводе звезды. –Почему для нашей школы этот день настолько важен? –я, на самом деле, не очень-то надеялась на дельный ответ, ибо почём Громову знать об этом? Шатен хмыкнул, перевёл глаза на меня. –Вспомни-ка, Поднебесная, что у нас за школа? –я напрягла мозг, но понять, к чему он ведёт, было сложно. –Ну… Лицей, вроде, разве нет? –учитель щёлкнул мне по лбу, заставив кисло поморщиться. –Напомни, что у тебя по истории? –Пятёрка... –Ну-ну, мы с Натальей Валентиновной ещё поговорим об этом, –язвительно протянул он, но когда я было открыла рот, чтобы возмутиться, развернул меня за плечи к информационному стенду школы, мимо которого мы как раз проходили. –Читай, –шепнул мне на ухо. Видно было очень плохо, и тем не менее, я решила не повторять печальный опыт с фонариком, и справиться без него, –Выше, –взяв мое лицо в руки, поднял он мою голову, и я устремила взгляд на самый верх стенда. Даже рот открылся от удивления. –Гессе, точно… –Именно, –мужчина довольно кивнул, удовлетворенный моим неплохим зрением и, пусть даже запоздалым, соображением, –В 1938 году, после его смерти, решили основать в его честь учебное заведение. Но вскоре политика образования изменилась, потому теперь это просто лицей с химико-биологическим уклоном. Однако, День Учителя здесь продолжает пользоваться наибольшим вниманием, как воспоминание о деятельности и трудах Эрика Романовича, –черт, будто Википедия. –Спасибо за просвящение, –помедлив, произнесла я, мы возобновили шаг вдоль улицы. Больше ни я, ни учитель, не говорили. В подъезд он последовал за мной, а я, дрожащая от изморози, мысленно поражалась, как он не замёрз в расстегнутой ветровке. Мужчина на пролёте четвёртого этажа достал из малого кармана кожаного рабочего портфеля ключи и неторопливо открывал ими квартиру, находившуюся ровно под нашей. –Неожиданно… –себе под нос пробубнила я, боком пятясь на свой этаж. –До свидания, Илья Петрович, –недоверчиво прищурилась, преодолевая ступеньки. –До завтра, Принцесса, –заходя внутрь, улыбнулся он. Я, как ни в чем не бывало, продолжила подниматься, как вдруг из той квартиры послышался женский голос, а позже обоюдный смех. Это заставило меня в оцепенении остановиться, прислушиваясь, и я невольно перевесилась через перила, уставившись на приоткрытую дверь. Мелькнула женская тонкая рука, которую я определила по неброскому маникюру, и вскоре проход захлопнулся насовсем, голоса также перестали быть слышны. Лишь через пару секунд опомнилась, доходя считанные шаги до своей обители. И все же, что это было?