Sauveur

—Вау... —с видом величайшего критика подперев голову рукой и отставив выпитую уже не меньше часа назад третью чашку чая в сторону, хрипло констатировала Бесстужева, — я теперь горда тем, что из-за одиножды случившегося раза, знаю Женину фамилию, а все благодаря достопочтенному Громову, которого хочу задушить из-за этого изнасилования моего мозга в течении часов пяти, но он с душой и забесплатно ведь мне знания дарует — глядя на немалую кучу из тестов, рефератов биолога, моих помятых листочков, плюсом ко всему где-то там таинственным образом исчезли пять моих ручек, однако, слава мне, я ношу целую сумку всякого говна с собой на постоянной основе, так что пенал выглядит, будто я ограбила какое-то крупное предприятие по производству канцелярских товаров, —Как тебе столько материала в голову вообще влезает?.. Девушка, перегнувшись через стол, заглянула в ноут, где уже минут пять залипал химик, пока я пыталась отгородиться от влияния шайтан-машины и решала тесты. Я уже и жизнь свою без всех этих тестов представляю с трудом. Это норма? —О! Лена, у тебя за контрольный терминологически-практический диктант... Мужчина закрыл ей рот ладонью, пригрозив пальцем. —Только попробуй, —та, намереваясь уже протянуть «а вот и попробую», так и застывшее в воздухе, открыла рот, но учитель ее предупредил уже более радикально: —За интернет тебе платить перестану. Ее взгляд нужно было видеть собственнолично — Евгения буквально разрывалась, глядя то на меня, то в дневник с оценками. —Ну, так не честно... Прости, Ленок, я не могу. Я нацепила на лицо такое выражение, будто мне вообще плевать на оценку, которую я выбивала чуть ли не буквально потом и слезами. Хотя мне не плевать. Ой как не плевать. —Да ладно, неважно, —на секунду оторвав взгляд от листочка, махнула рукой в большее подтверждение своему тону, и снова повернулась к вопросам, —До времени выставления всего две недели осталось. Две недели, за которые я с огромной вероятностью хватану двояк по химии. —Принцесса, врать нехорошо, —оторвавшись от монитора и закрывая крышку ноутбука, улыбнулся биолог, тут же обращая внимание на мои задания, —Ты все? —не дожидаясь ответа придвигается ближе, из под рук забирая тест и бегло его осматривая. Карие глаза замерли в районе шестого номера, заставив меня примкнуть к учителю еще ближе, чтобы разглядеть, что там не так. Да нет, правильно вроде. Почти единственный ответ, в котором я могу быть уверена. Ослеп ты что ли, Дятел?.. Для достоверности снова посмотрела на химика, он в этот же момент на меня, и наши носы почти соприкоснулись. Громовская бровь взлетела вверх. —Ты откуда это знаешь? —указывая на шестой вопрос пальцем, так и не коснувшимся листка бумаги, недоверчиво взглянул на меня, напрочь игнорируя такое неестественное положение. А что удивительного, собственно? —Это ведь в начале девятого по программе, —с каждым новым словом неуверенная в себе все больше, также повторила этот фортель правой бровью, сосредоточенно взглянув в карие глаза, находящиеся в непосредственной близости. Хитрая полулыба напротив превратилась в полноценную улыбку. —Так ты химию и до этого учила? Вау, внимательная какая. Даже я начало девятого бы сейчас точно не вспомнил. Хотя в универе мы это раз пять повторяли, да и сейчас у малолеток веду, —глядя теперь на тест, сказал он, поглаживая указательным пальцем бровь. Я озадаченно скосила на него непонятливый взгляд. —Что вы имеете в виду? Конечно учила, разве Ольга Витальевна не... Что? Мне бы самой от своей же фразы смешно стало, если бы не то оцепенение, в которое ввел меня преподаватель. Вообще не понимаю, о чем он говорит. Но сам Громов даже мою несвязную речь, кажется, разобрал, потому, подняв на меня задумчивый взгляд, с едва ли заметной раздраженностью начал: —Есть у вас в школе товарищи... Я даже специально проверил их успеваемость за прошлые несколько лет по химии-биологии, в которых сплошь одни натянутые трояки. А тут, как с озарением, что не приду — так они материал зубрят. Причем с Ольгой Витальевной балду гонять продолжают, —захватив рукой свое же запястье, на котором была та самая красная нить, он, будто о чем-то вспомнив, тут же его отпустил, прищурившись, отчего мое лицо стремительно приобретало еще большее выражение полного ступора. Как и его последующие фразы, —А самое странное, что, пусть подобные странности проявляет непосредственное большинство девчонок, но ведь и парни нашлись! —теперь он выразительно расширил глаза, всем своим видом высказывая шок, —Честно говоря, ваше поколение меня пугает... Внимательно смотревшая на него Бесстужева неопределенно улыбалась, пока мои зеньки были готовы в любой момент из орбит вывалиться. Хрена у нас дикость в лицее. Радует хотя бы то, что Илье Петровичу это, вроде, не прельщает. —М-да уж... —все же подала голос, когда внезапная потеря дара речи ушла, —Я их тоже боюсь. Особенно Лилю, свою одноклассницу. Потому что если с остальными классами я вообще почти не выхожу на контакт, аки женщина Амазонка, то ее вижу каждый день, и с каждым днем ее юбки становятся все короче и короче. Я конечно не ценитель всяких там мод, однако Крылова меня скоро до инфаркта доведет. Только вот странно, что подобные вещи смущают Громова. Сам-то он с субординацией не особо дружит, хотя за границу дозволенного, по-моему, не заходит. Только вот я, сидящая сейчас в компании его и его подруги — это ведь не заход за те самые границы, как и наши совместные недопрогулки от школы до дома и в обратном направлении? До этого у меня неплохие отношения в с учителями, а точнее, именно на грани некой дружбы, были только с Перовой, поэтому я, с ней, как с женщиной, о подобных гранях совсем уж не задумывалась. Да и дома с ней чуть ли не в обнимку тесты не решала. Пока я рассуждала со своим вечным внутренним собеседником над взаимоотношениями, сложившимися странноватым образом между не только мной и Громовым, но и еще парой десятков человек, биолог уже был поглощен проверкой последующих ответов в моей несчастной работе, а Женя беспрепятственно изучала те самые университетские тетрадки, спешные взгляды на которые химик то и дело бросал, явно заботясь о сохранности своих ненаглядных. У него кинк какой-то на них? Впрочем, если бы я также красиво писала, как он, свои рукописи так вообще бы в сейф на сто замков заперла, а потом в наследство бы переписала на кого-то или заложила в музей искусств, а не раздавала их тут всяким рукожопым Ленам, не способным прожить хоть один день без неприятности. А может, для него это уже нечто повседневное и несущественное, кто знает. —Как Алевтина Игоревна поживает кстати? —произнесенный Бесстужевой вопрос помог мне очнуться и не уронить голову на соблазнительно подставленное громовское плечо, потому что глаза слипались, а сознание мутнело. Но не одну меня сей вопрос заставил удивленно посмотреть на Женю. Мы с Перовой, кажется, однажды упоминали бабушку при химике, правда так смутно и кратко, что я думала он и вовсе забыл. От долгого молчания с моей стороны взгляд миндальных глаз сделался удивленным и немного растерянным. —Что не так? —А откуда ты ее... —дар речи вернулся, однако закончить фразу не удалось: в горле отчего-то резко пересохло. Взор биолога с долей напряжения блуждал от меня к подруге. —Ну так соседи все-таки, —вновь подпирая голову рукой, на опережение сказала Евгения, пальцами второй неловко приглаживая разворот изучаемой еще минуту назад тетради, —Я, конечно, лично ее никогда не видела — так, остальные соседки рассказали. Хотя я, честно говоря, думала она одна там живет, а о тебе не догадывалась, —пожав плечами, посмотрела на рукописи, —Вы все тут, кстати, из одной биологической секты походу. Громов тихо усмехнулся, как бы подтверждая слова девушки. Реально преподавательский клан какой-то. И минимум четыре последователя. Немного успокоилась от слов Жени, облегченно вздохнув. Хотя чего я боюсь так, будто бабуля серийный убийца, которого только что вычислили менты и уже готовят наряд, чтобы атаковать нашу квартиру, а меня убрать, как сообщника? —Да все в порядке, —хотя от ее внезапной заинтересованности к постороннему человеку тревожно, —А что? —пыталась, конечно, произнести как можно более непринуждённо, но вышло обеспокоенно, что даже судорога по рукам прошлась. Мы все уже давно были отвлечены от химии, пытая друг друга взглядами. Девушка вновь пожала плечами, отводя взгляд к окну за нашими спинами. —Я вчера сильный кашель слышала... Очень сильный. Вот и думаю, что такое случилось, —ее глаза обратились к моим, а брови в непонимании взметнулись вверх, —Около одиннадцати ночи, а после еще в три часа. Ты не слышала разве? Теперь найти что-то глазами, что помогло бы расслабиться, предстояло мне. Господи, аж самой от себя противно. Веду себя, будто совершенно поебать на всю семью. А бабушка, между прочим, и есть вся моя семья. —Меня, в общем-то, дома вчера не было, —сделав голос максимально тихим, словно обращаясь к самой себе, прошептала, чувствуя, как сочувствующе смотрит Бесстужева, и как изучающе смотрит Илья Петрович. Да и не только вчера меня там не было. А что если у бабушки болезнь обострилась? Особенно если кашель слышно было с другого этажа. Я же ее знаю, к врачу ни за что не пойдет, пока силой не затащат. На последнем обследовании говорили, что от сердца может распространиться и на легкие, и на горло, а в целом может привести и к летальному исходу, если не соблюдать рецепты. А климат нашего города и вовсе не подходит для проживания ее здесь. Что, если я скоро ее потеряю? Дабы скорее отвести резкие мысли, встряхнула головой, отпив из чашки холодной воды, отчего по телу пробежали мурашки. Вот дерьмо. Длительную тишину долго никто не разрывал, и становилось так ужасно, что вопреки своей неприязни к подобному, первой признаки жизни подала все-таки я: —Я поговорю с ней, спасибо. Едва пересилила себя, чтобы не встать и по-английски уйти с суровой миной как девки из мелодрам, и осталась сидеть, глубоко вдыхая и выдыхая. Но вместо меня, а точнее подталкивая в этому, сию цепочку действий воспроизвел учитель. Вежливо сообщил, что для посиделок мы уже порядком запозднились, для пущей показательности кивнув на циферблат винтажных часов, что пророчили уже скорый комендантский час, вставая из-за стола и почти поднимая со стула меня, что аж испугал. Женя понимающе кивнула, помогая собраться и проводив к выходу. Я раза три поблагодарила ее за гостеприимство и извинилась за неудобства, за что получила наказ больше никогда с таким лицом не просить прощения, будто перед Богом грехи замаливаю. Забавы забавами, но чувство вины, уходить с которым домой одна из ужаснейших, однако, оттого не менее регулярных вещей в моей жизни, все равно продолжало прогрызать плоть под ребрами, будто культ сектантов вырезал там крест нагретым лезвием кинжала. Оставалось лишь поблагодарить биолога, потому что сидеть там в таком состоянии было бы не возможно, как и пытаться уйти, словно специально заставляя их чувствовать себя неудобно. Когда выходили на лестничную клетку зрение на пару секунд пропало, а голову парализовала боль. Твою мать, если после таких волшебных утренних падений у меня открылась мигрень, то пора уже идти и душиться тем самым физкультурным канатом. Еле схватилась об стену, с грохотом ударившись об нее плечом, в унисон с закрытием входной двери. —Поднебесная, —перед глазами все было черным полотном, и изредка глючило на виденье реальности, поэтому, полностью отдав внимание звукам и ощущениям, почувствовала, как подошедший сзади химик тронул мое плечо, через секунду уже разворачивая к себе двумя руками. Блять, какого хера у меня пропало зрение? Пытаясь проморгаться, потом зажмурив глаза и подперев спиной стену, взялась за куртку Петровича, дабы найти хоть какую-то точку опоры. Он сделал встречный шаг, помогая не заваливаться в бок, и обеспокоенно спросил: —Что с тобой? Хуй со мной. Знать бы самой, что происходит. Первым отошел правый глаз. Это я поняла спустя минуту, когда свет от лампы ослепил, заставляя опустить голову и убрать лицо в тень, создаваемую биологом. Левый по-прежнему ничего не видел. Мужчина тем временем сосредоточенно изучал мое лицо, положив руку мне на волосы, а второй держась за предплечье. —Что с тобой? —снова прозвучало почти над самым ухом, заставляя отшатнуться и удариться затылком об бетон сзади, приглушенно зашипев. Мигрень обычно образуется на фоне нескольких сотрясений кажется, да? Так че я еще не сдохла? Громов позволил выбраться из хватки отойдя чуть в сторону, чтобы не быть неприлично зажатой между его телом и стеной, потому что только после нехилой последовательности действий, ведущих к этому, я смогла немного прийти в себя и частично забить на бесполезную левую часть лица. Блин, может этот глаз вообще вывалился куда-то? Сама от себя охуела, для пущей уверенности оглядев единственным выжившим способом смотреть пол, на котором, к сожалению, ничего не оказалось, кроме рассыпанной земли от упомянутого ранее фикуса. Жаль, жить с осознанием, что у меня нет глаза было бы легче, чем жить с осознанием, что теперь я полуслепая. А так была бы как пират, к тому же пушка у меня уже имеется. —Нормально, —выставила вперед руку, ткань пальто на которой до сих пор держалось химиком. Классная у нас семейка, потому что собственное здоровье нам не уперлось, а друг друга мы согласны швырять по всем по всем ближайшим и далеким больничкам, договариваться и обсуждать с десятками измотанных врачей, в сущности ничего нового не говорящим, лишь бы подкрепить родственный иммунитет. А на себя я, естественно, следуя семейному обычаю, забью. Все-таки машина меня еще не сбила, ничего не отвалилось, а глаз — а что глаз? Все свое время я убиваю на учебу. Уж с одним видящим товарищем как-нибудь справлюсь, может даже привыкну. Когда картинка стала более четкой, посмотрела в глаза биологу, придав вид чрезвычайного выжидания. Монолит ожил, ослабляя хватку на моем плече, и тем не менее руку окончательно не убирая. Пожалуйста, скажи просто что я тест не завалила и отпусти домой. Потому что если ты сейчас станешь спрашивать, точно ли я в норме, станет только мне же хуже. А ведь день так хорошо начинался, почему всё вечно превращается в какую-то необоснованно жёсткую хуйню? Господь, что я тебе сделала такого? Ты вроде высоко, я со своим ростом тебя не увижу, даже если вместо глаз телескопы будут, чё ты от меня хочешь? —Очень надеюсь, —довольно безучастно заметил Громов, даже стало грустновато, хотя я же вроде этого и хотела, а теперь ещё дня три загоняться буду. Серьёзно обдумываю скорый поход к психотерапевту, особенно, чую, скоро ещё и приведений видеть начну, потому как с мебелью разговоры уже начались. Как там дед говорил? Если разговариваешь с мебелью — это нормально, а вот если мебель начинает тебе отвечать — то... нехерово так получается. Сам, небось, от самодельной настоячки попадал под голосовые манипуляции шкафа. Я почти уверена, что шизофрения передается на генетическом уровне. —Спасибо за, —немного сомнений на счёт того, сколько же времени мы вместе провели, с учётом того, что с лекции в двенадцать и вплоть до десяти не расставались, —сегодня, —я уже не знала, как намекнуть ему, что его чудесная и весьма полезная рука меня не напрягает, но плечо в ее тесном присутствии уже не столь нуждается, поэтому на интеллигентно-японский манер поклонилась на тридцать градусов, едва не сделав реверанс, и подобного рода действие привело к нужному, но неожиданно удачному последствию. Я выпрямилась, когда химик уже спрятал обе руки в карманы куртки, неотрывно наблюдая, то ли проверяя, не упаду ли я сейчас от резких координатных измерений в пространстве, то ли ему просто решилось над чем-то подумать, при этом не отводя взгляда. А он совсем не спешит. Молча протянул мой же рюкзак, позволяя забрать. Святой человек, я уже и забыла про этот склад бесполезных вещей на лямках. —Не такая уж я внимательная. —Внимательность — залог к хорошему складу ума. По крайней мере эту часть возложенных матерью на меня надежд я почти оправдал. —Почему почти? —Пару раз забывал про то, что мне надо работать... Так что если я однажды не приду к вам на урок, знай, что это дыра в голове расширяется, —улыбнулся, подняв брови, да причем так, что скорее всего те разы далеки от «пары». Вот что за волшебный человек — Дева Мария, у меня относительно него вечная словесная биполярка, но похуй, — взял и помог мне выбраться из уголка гнетения и самокопания за несколько незначительных фраз. Мне бы такие навыки социализации. И все равно, что на мой заспанный маринованный мозг сейчас с исполинской силой повлияет даже смерть комара в Африке, но я реально хочу его за это поблагодарить. Может, даже обнять. Однако ни первое, ни тем более второе я никак не могу себе позволить, потому что вряд ли это воспримется именно так, как то хочу передать я. Впрочем, а что я, собственно говоря, передать хочу? Я, блять, такая тупая, что не могу понять саму себя. Потому самый оптимальный вариант — откланяться и поспать, чтобы, если уж руки и вправду до того дойдут, то порассуждать над этой темой, но на свежую голову. —Мне уже пора, —снова, сука, зачем-то поклонилась, невзначай направляясь к лестнице, не прерывая зрительного контакта. Хахах, одностороннее одноглазый контакт, —До свидания? Он согласно кивнул, по мере моего неуверенного поднятия вверх не шевелясь, и подал голос, только когда я уже копалась в рюкзаке в поисках ключей напротив входной двери, а мы в то время друг друга видеть не могли: —Поднебесная, —заставил остановиться, а через пять секунд ступора перевеситься через перила, чтоб хоть как-то его лицезреть. Мужчина смотрел мне в глаза с особой... доверенностью что ли? После чего неожиданно произнес: —Лучше опомниться сейчас, чем когда уже будет поздно. И ушел. Чем отдалённее раздавались по подъезду шаги по лестнице, тем больше меня начинали трогать эти не завуалированные, но не прямые слова о единственном важном человеке. И трогали они не какой-то невероятной формулировкой, или тем, с каким бы участием он это не произнес. Даже, наверное, не тем смыслом, что вложил в них непосредственно Громов, а скорее тем скрытым, личностно моим, когда я реально осознавала: я не могу ее потерять. Права я или нет, но бабушка и правда единственная на всем свете, за кого держится моя жизнь, ведь даже не важно, какие между нами отношения, все же она та, кто меня принял, воспитал, помогал на протяжении всего этого времени. Нет, наверное дело не в том, что я буду чувствовать, когда она умрет. Скорее в том, что я не имею возможности видеть ее смерть. Бабушка — та неотъемлемая часть моей жизни, без которой эту жизнь я в сущности даже не могу представить. И не хочу на самом деле. И чем больше я осознавала, что она пережила после смерти дедушки, которая на меня, как ни жаль, не сумела кардинально повлиять, и оттого становилось еще хуже. Хотелось уже просто уронить голову на перила и наконец разрыдаться, наплевав на то, что не дошла до квартиры, на то, что это могут услышать, и на то, какой жалкой я выгляжу даже в собственных глазах. Но я не плакала. Открыла квартиру, заходя внутрь и пытаясь согнать все, о чем были мои мысли несколько мгновений назад. Родственница радушно встретила меня уже дважды, и, убедившись, что с ней все не так плохо, как я ожидала, отпросилась лечь спать, потому что, чует моя жопа, если я в ближайшие три минуты не лягу в кровать, то скорее всего поцелуюсь с полом и очнусь в больнице под капельницей от звука того, как кряхтит какой-то районный бомж на соседней койке. Последний раз сверилась с живностью своего Nokia, уже лежа под теплым одеялом впервые за последние две недели — остальные дни меня либо не было дома, либо я вообще не спала, либо спала на обложке учебника, вероломно отпечатывающейся у меня на щеке. Кликнув на высветившееся уведомление, увидела сообщение от неизвестного абонента: «К.Д.А. умер».