Без Всего

Обычно ей было все равно, где работать, и в свое время эта каморка казалась ей просто райским местом. Она пряталась тут от всего мира, себя, запирала здесь свои чувства, мысли, надежды. Эта кладовка в директорском кабинете знала гораздо больше, чем её дневник. Но сейчас Кате было здесь тесно, так тесно, что она не могла вдохнуть полной грудью, казалось, каждый раз воздуха не хватает. Ей позвонила Амура, по внутреннему телефону фирмы сообщила, что пришел Воропаев с какой-то девушкой, которую представил Кире как нового юриста ЗимаЛетто. Буйо говорила что-то еще, но той информации, которую она дала Кате в самом начале, хватило для того, чтоб ледяные тиски на её груди стали отпускать. Господи, Пушкарева за эти несколько часов ожидания успела, казалось бы все. Она молилась, рыдала, злилась и снова рыдала. Накричала на Машу за её нерасторопность, и один раз огрызнулась на Милко, когда он заявил что из-за неё, мол, он никак не может получить свою вышивальную машинку. Она гаркнула на него настолько убедительно, что он с воплями ринулся к Уютовой, жаловаться на обезумевшую Пушкареву. А Катя и правда сходила с ума, от беспокойства, нервов, перед глазами стройной вереницей восставали картины одна страшнее другой. Она исходила свою каморку вдоль и поперек, несколько раз обошла ждановский кабинет, пока его хозяин был с Кирой, несколько раз бесцельно прошлась по коридорам. Впервые работа не помогала ей отвлечься: цифры плясали перед глазами, мысли путались, руки дрожали. Она сжимала, грела в руках ручку Воропаева и просила только об одном, чтоб этот безумец, этот глупец остался цел и невредим. Когда Амура произнесла волшебное: - Тут Воропаев к Кире явился... Кате захотелось закричать от облегчения. Впервые за все это время она смогла вздохнуть полной грудью. Тиски спали с ее ребер, радость и эйфория затопили её с головой, сметая все эмоции на своем пути. А затем пришел гнев. Душная волна чистой злости за пережитые моменты ужаса. Девушка металась по её каморке, не в силах заставить себя выйти и пойти на поиски Воропаева, чтоб сказать ему, сказать ему все, вот прям в лицо сказать! Катя пыталась собраться с духом, перебирала в голове слова, которыми можно было начать разговор. Собиралась с духом, чтоб быть как можно жестче. И чтобы… Когда в дверь постучали, Катя подскочила и чуть не снесла собой шкаф с документами. - Войдите, - голос подводит её и звучит жалко и задушено. Таким мышиным писком никого не впечатлишь. - Можно? - Воропаев делает шаг внутрь “кабинета”, и девушка буквально ощущает удар в солнечное сплетение. Одетый с иголочки, улыбающийся и довольный, в привычно расстегнутом пиджаке и переброшенным через руку пальто. Её пальто. Девушка ощущает, как кончики ее пальцев чешутся от непреодолимого желания прикоснуться к нему. Ощутить тепло его кожи через ткань рубашки. Вдохнуть его запах. Катя ловит себя на том, что подается вперед, сильнее втягивая воздух, в надежде ощутить его аромат с такого расстояния. Мужчина переступает порог, не дожидаясь ответа, и укладывает на стол аккуратно сложенное пальто. - Вот, возвращаю вам вашу вещь, - он улыбается так открыто, немного непривычно, по-мальчишески задорно, словно он провернул какой-то особо смешной розыгрыш,- Катя, я … Но Пушкарева взрывается, не дав мужчине договорить. Она видит, как широко распахиваются его глаза, но остановить себя она уже не в силах. - Как вы могли! - она вскрикивает и делает шаг назад, подаваясь при этом всем корпусом вперед, - вы мне обещали! Вы обещали, а сами поехали! Вы мне солгали! Вы говорили, что вы честный! - Я не говорил, что я честный, - встревает Воропаев, максимально примирительным тоном, поднимая руки в жесте поражения. - Значит, я так думала! Я целую ночь видела ужасы! Не спала и видела, как вы погибаете снова, и снова, и снова, и меня держало только одно - ваше обещание. Вы сказали, что вы не поедете… А потом Кристина Юрьевна сказала… И я… Если бы с вами что-то случилось? Что я должна была делать? - Катенька, - Александр делает к ней шаг навстречу и протягивает руку, желая коснуться, но девушка отскакивает от него к стене, загораживаясь от него стулом. - Не смейте, просто не смейте ко мне приближаться. Я не хочу, ясно вам, я не хочу за вас переживать! Если вы сами о себе не беспокоитесь, то и я не буду! Не буду, и точка, потому что… потому что вы… вы… - Кате не хватает дыхания, она впивается пальцами в спинку стула и смотрит на Воропаева. Мужчина замирает на миг, внимательно на нее смотрит и делает к ней шаг, другой, третий, неумолимо сокращая между ними расстояние. - Не подходите ко мне, я запрещаю. Не хочу! Что вы делаете? Александр Юрьевич! Она буквально взвизгивает, когда он выхватывает у неё стул, и отбрасывает его куда-то себе за спину. Он делает еще шаг, оказываясь непозволительно близко, и она смотрит на него с вызовом. Если он решил её напугать, то этого не будет, она больше не боится Александра Воропаева, больше нет! Она ему сказала еще не все, что хотела, и она скажет, вот сейчас откроет рот и скажет! Его взгляд заставляет её сердце биться где-то в горле, он смотрит так выжидательно, так горячо, что её губы пересыхают. Она облизывает их, и видит, как он вздрагивает, словно это он ощущает прикосновение её языка. Катя замечает, как часто бьется жилка на его шее, выдавая в нем бурю эмоций под напускным спокойствием его лица. Александр склоняется к ней, укладывая свои руки на стену вокруг её головы, и девушка теряет последний запал сказать ему что-либо. Он так близко, Господи, так хорошо. Но он не касается её, и ей хочется кричать от этого. Она сглатывает, и он улыбается: - В этот раз мы очки оставим. И целует её. Это так жадно, так близко, она теряется в его поцелуе. Он не касается её руками и от этого она испытывает неясное чувство потери. Катя забрасывает обе руки ему на шею, подтягивает его ближе, сама подтягивается к нему. Еще, еще, еще. Он обхватывает её талию - рывок, и она оказывается сидящей на столе. Целоваться становится гораздо удобнее, и когда он особо сильно прихватывает её нижнюю губу, Катя стонет и ощущает, как под руками каменеют плечи мужчины. Дрожащими пальцами она касается обнаженной кожи его горла, слегка царапая ее ноготками. Мужчина прижимает Катю к себе сильнее, и она путается в собственной юбке в безотчетном желании прижаться еще больше. Александр приникает к ней с такой силой, таким напором, что девушке становится страшно, что еще миг, и это все закончится. Воропаев одумается, и это не повторится никогда. Она сжимает лацкан его пиджака в кулаке, мучительно выбирая между тем, чтоб его снять и тем, чтоб притянуть за него еще ближе. Она ощущает, что голова кружится, в легких просто пожар, Катя задыхается, и это не фигура речи, у нее реально не хватает воздуха. Воропаев отпускает её и делает шаг назад, он дышит тяжело и выглядит растрепанным и немного безумным. Смотрит на нее так жадно, что Катя подается вперед, но мужчина поднимает руку в предупреждении. - Сиди, - голос его низкий и сиплый, Катю этот голос прошивает до самых костей. Она смотрит, как часто вздымается его грудная клетка, и думает о том, что хочет коснуться его, ощутить биение его сердца. Девушка снова пытается слезть, но мужчина снова поднимает руку. - Сиди, от греха, просто подожди. Воропаев поворачивается и упирается руками в стену. Глубоко вдыхая и выдыхая. Катя тоже пытается унять сердцебиение и касается своих растрепанных волос. Нужно их переплести, думает она лениво, продолжая следить, как дыхание Александра становится ровнее, спокойнее. Он разгибается и приглаживает волосы, поправляет пиджак, словно снова скрываясь за броней своей обычной собранности. Воропаев застегивается на все пуговицы и снова выглядит так, словно это не он минуту назад одной рукой усадил её на стол и… от мыслей об этом по её венам разливается приятное тепло. Она все еще не понимает происходящего до конца, но, даже если это будет только один раз, это того стоило, решает Катя. Мужчина подходит к ней и приглаживает выбившуюся прядь её волос с непривычной нежностью. - Катя, нам очень нужно поговорить, - девушка кивает, медленно, коротко, продолжая смотреть на мужчину широко открытыми глазами, - мне нужно вам все объяснить. Это не просто поцелуй, я... Она смотрит на его губы, на их движение, и очень плохо воспринимает слова. Просто слушает звук его голоса, такой мягкий, успокаивающий. Катя буквально тает от его прикосновения и ей очень хочется его попросить поцеловать её еще раз. Просто чтоб вернуть уверенность, что это повторится. Она тянется к нему, чтоб коснуться его лица, но стук в дверь прерывает движение. Воропаев в секунду ссаживает её на пол и становится чуть впереди неё, словно защищая. Безотчетный жест заставляет Катю задохнуться от прилива эмоций. В каморку входит Жданов, он раздражен и даже зол. - И ты здесь, - недовольно бросает он Воропаеву и пытается заглянуть ему за плечо, чтоб увидеть Катю, - вы все документы приготовили? Пушкарева, делает шаг из-за плеча Александра и протягивает папку с документами Андрею. - Вот, это все основные данные, которые позволят понять истинное положение дел на фирме. Жданов буквально выхватывает папку из её рук и недовольно бросает Воропаеву: - Умерь таланты этой Ремез, она запугала Малиновского до икоты! - Пусть Малиновский сам учится защищаться, Андрюшенька. Вам с Ремез еще сотрудничать и сотрудничать. Такого квалифицированного юриста да еще и бесплатно вы нигде не найдете, это ты понимаешь? Андрей кривится, словно только что съел целый лимон и переводит недовольный взгляд на Пушкареву. - Вы еще здесь? - он буквально впихивает документы в руки девушки обратно, - сделайте пять копий и отнесите их в зал заседаний. Катя замечает как Воропаев сжимает зубы, явно собираясь сказать и без того заведенному Жданову что-то неприятное. Она стремительно касается его руки, заставляя мужчину посмотреть на себя слегка растерянно, видно, что он не ожидал прикосновения. Она улыбается, слегка несмело, неуверенная, что совершила правильный жест, и произносит: - Спасибо вам, Александр Юрьевич, я подготовлю те отчеты, что вы просили, и мы сможем все обсудить. - Спасибо, Катя, - Александр кивает и пропускает девушку, что стремительно покидает каморку. Уже выйдя из кабинета директора, Катя выдыхает. Это какое-то сумасшествие! Она открывает папку и принимается пересматривать документы, шагая в сторону ксерокса. Александр Юрьевич сказал, что хочет с ней поговорить, он сказал, что это не просто поцелуй, не просто минутное помутнение, взрыв эмоций. Катя теряется от собственных ощущений, но странная правильность происходящего греет её изнутри. А еще она совершенно глупо думает, что если этот поцелуй повторится, то она обязательно попросит его снять пиджак. От этих мыслей она краснеет и улыбается. Слишком погруженная в собственные мысли она не замечает впереди идущих девушек, врезаясь в одну из них. Папка выскальзывает из рук, и листы рассыпаются по коридору. Пушкарева опускается на колени одновременно с барышней, в которую она только что врезалась. - Простите, - только и может произнести она, не глядя на пострадавшую. - Вот, Рая, это и есть наша гениальная Катя Пушкарева, - слышит девушка над собой голос Киры Воропаевой. В нем сквозит легкая издевка, буквально на грани слышимости, но Кате впервые плевать на этот немного надменный тон, - безумно умная, но очень неуклюжая. Мы не можем решить, она для нас дар или проклятье. Катя сперва поднимает глаза на Киру, а потом переводит взгляд на девушку, которая помогает ей собирать документы. Рая смотрит на Пушкареву слегка растерянно и как-то грустно. Потом её лицо освещается совсем легкой улыбкой, и она протягивает удивленной Кате руку. - Раиса Николаевна Ремез, - Катя протягивает руку в ответ, и получает мягкое уверенное рукопожатие, - очень приятно познакомиться. * * * Вода в кране казалась недостаточно холодной, но Воропаев все равно еще раз умылся, и провел рукой по волосам. Посмотрев на себя в зеркало, он вздохнул, да, Саша, это ты очень круто облажался. Он правда собирался поговорить, спокойно, по факту. Собирался рассказать Пушкаревой все, как есть, и будь что будет. А вместо этого… Что вместо этого? Он роняет лицо на руки. Она сказала ему, что переживала, смотрела на него полными слез глазами на грани истерики, гнала его прочь, но смотрела так… А ему хотелось, ему очень хотелось подойти к ней, внутри все гнулось, ломалось от этой необходимости. Дикое напряжение во всем теле нарастало уже не волнами, оно словно достигло своего пика, и топило его, погребало под собой, заставляло задыхаться. Она так отчаянно вскрикнула, когда он смел последнюю преграду между ними - ее несчастный видавший виды стул. Александр даже не был уверен, что он ничего не сломал там у себя за спиной, не до того было. Он подходил к ней медленно, растягивая удовольствие, мучая себя еще сильнее. Его уже откровенно трясло, казалось, если сейчас он ничего не сделает, то он просто взорвется. Воропаев чуть склоняется к ней, и Катя смотрит на него с таким вызовом, словно всем своим видом проверяет его на прочность. Что-то ломается в нем, с треском, сильно упираясь в ребра. Прогони меня, давай, бьется в голове отчаянная мысль, скажи мне уйти, скажи это сейчас, и я тебя послушаюсь. Но Пушкарева молчит, сверкая глазами, вжимаясь в стену еще сильнее. Она обводит языком контур губ, и это причиняет ему почти физическую боль. Александр прикрывает глаза на миг, но жажду уже не унять. Он упирается руками в стену вокруг ее головы, все что угодно, лишь бы не трогать её, все что угодно, лишь бы не сделать хуже. Катя дрожит, но в её глазах он не видит страха, она смотрит то ему в глаза, то на его губы, и когда она сглатывает нервно, он опасливо улыбается. - В этот раз мы очки оставим. Воропаев её целует. Он уговаривает себя, что поцелуй должен быть нежным, ласковым, но когда его губы находят её, то ему просто сносит крышу. Он приникает к ней, упираясь руками в стену с такой силой, что ему кажется, что под ладонями начнет крошиться бетон. Это хорошо, хорошо слишком, и он не хочет это прекращать, Где-то на задворках сознания он понимает, что должен отступить, должен дать ей возможность отреагировать… Но к черту! Все к черту! Когда Катины руки оказываются на его шее, он вздрагивает. Она притягивает его к себе, пытается подтянуться к нему. Отвечает ему на поцелуй с не меньшей жадностью, дрожит, торопится. Александр подхватывает её одной рукой и усаживает на стол, бок простреливает болью, но это не важно, ничего не важно. Только эта женщина в его руках, только его женщина. Сдерживаться чрезвычайно сложно, его разрывает от страсти, и поцелуя становится уже недостаточно. Он прихватывает её губу чуть сильнее, но не успевает об этом пожалеть, ведь Катя тихо стонет. Воропаев ненавидит себя за то, что решился на этот шаг в этой гребанной каморке. Все тело каменеет от этого звука, и он сдерживает себя из последних сил, чтоб не сжать её еще сильнее. В этой девочке столько страсти, она так ему отвечает! Нельзя такое подделать, невозможно! Когда она касается кожи его шеи, слегка царапая её ногтями, он не выдерживает и вжимается в нее так сильно. Она притягивает его к себе еще больше, словно в диком желании продлить контакт. Ему стоит огромных усилий не оказаться с ней на этом чертовом столе. Воропаев ощущает, как Пушкарева тянет пиджак с его плеча, а потом тянет за него же на себя. Ему тоже хочется сбросить пиджак, а еще эту её дурацкую кофту. Чтобы еще ближе, чтобы кожа к коже. Он разрывает поцелуй, когда перед глазами начинают растекаться разноцветные круги. Александр буквально отталкивает себя на шаг назад, чтоб хоть немного разорвать контакт, прекратить это безумие. Он все еще помнит, где они находятся, и меньше всего он хочет, чтоб их в таком положении увидел Андрей. Плевать на то, что Жданов сказал бы ему на это, сейчас он был готов стерпеть любую выходку этого идиота. Его страшило то, что Андрей мог оскорбить Катю, сказать ей что-то острое, язвительное, неприятное. И вся эта страсть, все то желание, с которым девушка подавалась навстречу Александру, снова закроется стеной невиданной осторожности. Он пытается привести в порядок чувства, мысли, выровнять дыхание и унять эрекцию, от которой становится физически больно. Воропаев буквально приказывает Кате не двигаться с места, еще не хватало, чтоб у него снова снесло крышу. Когда он застегивается на все пуговицы, то мысленно благодарит создателей удлиненных пиджаков. Когда он чувствует, что достаточно успокоился для того, чтоб снова стоять рядом с ней, он приближается. Всегда собранная девушка выглядит растерянной, растрепанной и… довольной? Он ласково пытается пригладить выбившуюся прядку. Главное, чтоб она расценила его жест правильно. Усмотрела в этом не только сиюминутное желание, чтобы она действительно знала о его потребности. Зависимости от этих прикосновений. - Катя, нам очень нужно поговорить, - и девушка кивает, медленно, коротко, продолжая смотреть на него широко открытыми глазами. Смотреть так, словно впитывает каждое его слово, - мне нужно вам все объяснить. Это не просто поцелуй, я... Ему хочется сказать больше, ему хочется сказать все. Самое глупое место, самое странное время. Ты ничего не можешь сделать хорошо, да, Воропаев? Ему так хочется поцеловать её еще раз, ощутить, как она подается на встречу, и он практически рад, когда слышит стук в дверь, это спасет его от непоправимого. Воропаев, наконец, отходит от зеркала и поправляет на себе одежду. Наверно можно себя поздравить, первый раз Жданов оказался в чем-то ему полезен. Внутри он испытывал радость от того, что Катя буквально прямым текстом сказала ему о том, что готова с ним поговорить. Коснулась его. При Андрее его коснулась, не скрывая своего движения, словно ни капли не стыдясь того, что было между ними минуту назад. Жданов буквально налетел на него с претензиями относительно Ремез, и Александр тихо радовался, что гнев подавил любую внимательность Андрея. Он знал ужасные Раины манеры, особенно если ей кто-то не нравился, а Малиновский … Его манера общения, его поведение - это то, что достаточно сильно претило Ремез в целом. Но им все равно придется научиться сотрудничать, следует побеседовать об этом с Раей. В зале заседаний мужчины застали только Катю и Ремез, склоненных над документами. У Малиновского было другое задание - он должен был отвлечь и развлечь Киру, а заодно утащить и, не в меру любопытную, Вику, которую, как оказалось, Рая умудрилась оскорбить уже второй раз без воропаевского надзора. Девушки на открывшуюся дверь даже не отреагировали. Воропаев замер на входе, любуясь с каким пылом Катя что-то доказывала Ремез, буквально стуча ручкой по документам. Его ручкой! Он отмер от толчка Жданова в плечо: - Какого черта ты памятник изображаешь, садись, - Андрей протерся мимо него и сел напротив девушек, тоже стал наблюдать за процессом работы. Александр постоял еще какое-то время, глядя на то, как по-хозяйски Катя обращалась с его пропажей, а затем тоже сел рядом с Андреем. Жданов воззрился на него с таким удивлением, словно собирался перекреститься или перекрестить. Чтоб занять себя чем-нибудь и оторвать себя от созерцания Кати, которая то и дело бросала в его сторону короткие взгляды, он открыл предложенную ему папку. Просмотрев первых несколько страниц, он закрыл её и сжал спинку носа между большим и указательным пальцем. Твою же мать! Лучше бы Жданов снова подал идеально созданный пушкаревский отчет. Неведение блаженно. Тогда у Вертинского он видел только банковскую и кредитную сторону вопроса, сейчас перед ним лежала вся “история” компании за это время как на ладони. История была страшная. - Ты видел этот пиздец? - обратилась к нему Рая, и Воропаев заметил, как покоробило Катю и Жданова. - У Вертинского я видел только часть, - уклончиво ответил Александр стараясь вернуться к папке, только бы не смотреть, как поднимает брови Ремез. Но у девушки были совершенно другие планы. - Ты в уме? - она стукнула ручкой по столу, заставляя Воропаева обратить на нее внимание, но мужчина не отводил глаза от папки, - договаривался с Вертинским без полных исходных данных? В первые два месяца, даже если все пойдет идеально, вы не сможете ровно держать компанию, и выплачивать ему полагающуюся сумму. - Я предполагал, что может быть задержка выплаты, - Александр просматривал очередную страницу, ощущая кожей уже два женских взгляда. - Ага, ну это меняет ситуацию, - после этой фразы Воропаев бросает на неё короткий взгляд поверх папки, и Ремез взрывается, - чокнулся? Ты знал, что так будет, и даже не попытался выстроить договор иначе? - Я исходил из того, что имел на руках тогда, - повторяет мужчина, стараясь смотреть только на Раю, полностью игнорируя испуганный Катин взгляд. И её нужно было куда-то убрать, с опозданием и сожалением думает Воропаев, или предупредить Раю, что этот разговор не должен происходить при всех, - сейчас уже поздно передергивать ситуацию. - Жданов, ты то хоть понимаешь, что вы в жопе? - Ремез старается говорить спокойно, хотя голос её напряжен до предела. - Я думал, тебя позвали за помощью, а не для того, чтоб ты озвучивала очевидные вещи, - Андрей недоволен тем, что его распекают, Воропаев видит, как сжимаются и разжимаются у него кулаки. Ярость, даже ненависть во взгляде направленном на Раю. - Мне просто интересно, как ты мог согласиться на такие условия с Вертинским, если ты знал гораздо больше этого идиота, - она указывает на Александра, продолжая смотреть на Жданова, - если вы будете только отдавать долг, компания ляжет окончательно, и вас разорвут кредиторы. Если вы сделаете упор на кредиты, Вертинский разорвет его, как поручителя. - Меня там даже не было, - возмущается Андрей, - так что все договоренности это его рук дело. Я вообще не понимаю, почему мы должны отдавать что-то, чего мы не брали! Рая выдыхает сквозь зубы, явно готовя новую тираду. Воропаев бросает короткий взгляд на Пушкареву, которая смотрит на него с каким-то странным глубинным ужасом. - Ремез, остынь, не драматизируй, - пытается остудить её Александр, но девушка не слушает. - Ты издеваешься? - она швыряет через стол папку со своими пометками, - за каким хреном вы просили у такого человека такую конскую сумму? Жданов бросает ей листок обратно, даже не озаботившись на него взглянуть. - Нам нужны деньги для запуска новой коллекции. - Мы надеялись выручить на этом максимум средств, - наконец включается в разговор Катя, поворачиваясь всем корпусом к Ремез. - Ты-то умная девушка, - Рая тоже разворачивается к ней, - скажи какого… маракуя,- и Воропаев едва сдерживается от смеха, он впервые видит, чтоб Ремез отказывалась от крепкого слова в угоду комфорту другого человека. Но видно растерянная Катя для нее неплохой морализирующий стимул, - какого вы решили, что обратиться к бандитам безопасно? - Я была против, - отрезает Пушкарева, - я предлагала игры на бирже, через нашу подставную НикаМоду. Вот, - она показывает ту часть папки, которую девушки не успели разобрать. Ремез погружается в чтение, и на короткое время наступает блаженная тишина. Воропаев пытается улыбнуться Кате, но его улыбка не помогает, девушка бледнеет еще больше, а затем утыкается в папку вместе с Раей, что-то тихо ей комментируя и игнорируя шипение последней. Когда девушки заканчивают с документами по НикаМоде, которые Воропаев старается пролистать параллельно с ними, периодически поглядывая на задумчивого Жданова, Рая откладывает папку в сторону окончательно и заявляет: - Ебать меня косой! Ты в курсе, что этих двоих, - потом задумывается и добавляет, - троих, можно упечь так надолго за решетку за такие подлоги? - Примерно представляю, - кивает Воропаев, но Жданов вмешивается в беседу. - Какие-то конструктивы от тебя сегодня будут? Или ты будешь просто рассказывать нам, какие мы кретины? - Я бы тебе еще и показала, - огрызается она, - небо в мелкую клетку, например. Отдай его Вертинскому, и дело с концом, - бросает она Воропаеву, но тот отрицательно машет головой, - а я бы отдала, - заверяет она и вздыхает. Вашу НикаМоду нужно максимально легализировать. Вы хотели её сделать основным кредитором? Мы это провернем. Вы будете должны сами себе, что очень удобно. - У нас нет денег, чтоб выкупить наши долги, - напоминает Воропаев, и Рая стреляет в него глазами. - А то я, блядь, не знаю. Кто должен был играть на бирже? - с Катей она словно говорит на пол тона тише. - Коля, - растерянно отвечает та, и тут же исправляется, наталкиваясь на недовольство на лице Ремез, - Николай Зорькин. - Зорькин? - Рая снова открывает папку, и находит эту фамилию в документах по НикаМоде, - Так это реальный человек? - Катя кивает, и Рая откидывается в кресле, - мне нужен этот Зорькин. Завтра. Сегодня я займусь всеми вашими документами по максимуму, будем материализовать вашу новую фирму с юридической стороны, и заодно финансовой. Я так понимаю, право подписи у тебя и у этого Зорькина? - Катя кивает, и Ремез продолжает, - тогда завтра мне нужен он и ты. Вы двое мне не нужны завтра, - она обращается к мужчинам напротив, - поэтому займитесь своими делами. - Какими, например? - едко спрашивает Жданов, и Рая улыбается ему своей самой ядовитой улыбкой. - В твоем случае - не косячить больше, чем уже есть. Займись производством. Просмотрите оптимизацию, или еще какую хрень, которая поможет вам сэкономить средства. Бездаря этого своего шакаловатого подключи. - Когда ты сможешь уделить внимание моему вопросу? - Воропаев вздыхает, и стоически выдерживает гневный взгляд девушки. - Подготовь мне все выписки своих счетов, покажи все свои активы, которые хочешь переместить, и я поработаю с этим. Если получится, то тоже завтра. - Она стремительно поднимается, заставляя Катю слегка отшатнуться, - на сегодня всё, - она подхватывает свою папку, выделенную Катей, - завтра я буду здесь к одиннадцати, пусть Зорькин не опаздывает. Она выходит стремительно, не прощаясь. Воропаев видит, насколько она заведенная, и малодушно отказывается от идеи предложить её подвезти. Ему сейчас очень не хочется слушать её нравоучения, он и без нее все знает прекрасно. Да и Рае нужно побыть одной. Систематизировать в голове всю информацию, проще говоря, не до разговоров. Жданов еще какое-то время пенится относительно Ремез и брызжет сомнением и сарказмом. Катя молчит, уткнувшись носом в свою папку, затем поднимается, и, извинившись, удаляется из зала заседаний. Воропаев выходит из уборной и направляется к Кире. Её как раз вернул в ЗимаЛетто Малиновский. Кристина собиралась с ней увидеться, и он хотел передать просьбу старшей сестры. Всю дорогу до кабинета Киры Александр мучается мыслями о Кате. С ней нужно поговорить сегодня любой ценой. Но она была такой расстроенной после их первичного разбора ситуации, что Воропаева терзали сомнения в уместности этой беседы. Правда, хорошо он понимал только одно, если сейчас он отложит этот разговор, тот поцелуй в полутемной каморке станет для него самым лучшим в его жизни, но последним.