Без Всего

Александр шутил, что Кате по наследству достался не только кабинет Малиновского, но и его секретарша. Пушкаревой эта шутка не нравилась, а сидеть в стенах этого места было более чем неприятно, о чем она сообщила Воропаеву при первой возможности. - Потерпи, ты привыкнешь, - уговаривает он ее, поглаживая по голове, привлекая в объятия, - все равно другого места нет. И нет, ты не можешь и дальше сидеть в своей каморке. Да и Павел не позволит. - Мне там было очень даже не плохо, - вздыхает Катя, - я уже больше недели в этом кабинете сижу, а ощущения все те же, - она подставляет лоб под поцелуй. - Как дела в целом обстоят? - спрашивает Воропаев нейтральным тоном, но девушка переводит вопрос правильно, “не пристает ли к ней Жданов”. Она мнется, выбирая между правдой и спокойствием. - Мы пересекаемся чаще, чем мне хотелось бы, - она ощущает, как под ее головой напрягается плечо Александра, она поглаживает его по груди, обводя пуговицы его пыльно-розовой рубашки, - но все в пределах нормы, ничего лишнего, ничего личного. - Точно, все хорошо? - мужчина начинает накручивать локон на палец, лаская ей шею. Когда он делает так, Катя ощущает, что концентрация утекает в неизвестном направлении, а она сама поддается размякшим пластилином под его руками. Она разве что не мурлычет, и Воропаев повторяет вопрос, прекращая ее поглаживать, - я тут пытаюсь с тобой беседовать, - смеется он, - точно, все хорошо? - А? Да. С Павлом Олеговичем у меня контакт, разве что, - Катя чешет нос, испытывая неловкость, - он вдумчивый слишком такой, над одним вопросом может размышлять ну… долго. - Это ты пытаешься мне сказать, какой охрененно медлительный папа у Андрея? - Александр ухмыляется понимающе и довольно, - ты, просто, привыкла, что раньше все решения были на тебе, - он притягивает ее еще ближе, склоняется, щекочет носом ее нос, - а тут ты нужна именно как советчик, партнер, и ты ощущаешь свои руки пустыми. - Наверное, так и есть, - Катя чешет нос ладонью, разрушая романтичность жеста на корню, мужчина выгибает бровь на это чесание, с ухмылкой наблюдая, как она морщится. Девушка заканчивает со своим носом и гладит линию брови Воропаева, - мне нравится, когда ты так делаешь. Когда тебе в больницу? - Меня иногда поражает твое умение перескакивать с темы на тему, - качает головой мужчина, - мне в больницу на следующей неделе. Я очень рассчитываю на положительный результат, - он целует ее в губы, задерживаясь дольше, чем обычно, и Катя признается себе, что она тоже очень рассчитывает на положительный результат. Воропаев уже как неделю проводил на своей работе безотрывно, наведываясь всего пару раз в ЗимаЛетто, заставляя ее скучать просто-таки на постоянной основе. Девушка пытается разорвать поцелуй, но мужчина улыбается ей в губы, намеренно продолжая, зарываясь пальцами ей в волосы, растрепывая прическу, с таким трудом собранную с утра. Этот мужчина вообще знает, каких трудов ей стоит повторить то, что ей показывал Виталий? Хорошо, хоть с вещами таких проблем нет, там все было организовано в комплекты для ее удобства. А то утренние сборы стали бы настоящей пыткой! Воропаев скользит по ее ноге, от колена по бедру вверх и снова улыбается ей в губы, когда она меняет положение, желая продлить контакт с его рукой. Вот охота ему себя мучить? Все равно ведь нельзя. По крайней мере, до окончательной информации о заживших ребрах. Горячая волна поднимается изнутри, просто от мысли о том, что можно будет … Телефон Александра издает пронзительный вопль, и мужчина разрывает поцелуй. - Я не люблю твою работу, - откидывается на диване Катя, отпуская мужчину выйти из комнаты. Он подмигивает ей в дверях и уходит в направлении кухни. Боже! С этим макияжем, даже лицо толком не потереть, а иногда так хочется. Пушкарева потягивается на диване, радуясь, что сегодня у нее по-настоящему свободный вечер. Она слушает с прикрытыми глазами голос Воропаева, стараясь не слишком напрягаться от холодности в его тоне, при желании он умел останавливать любые порывы своих партнеров или подчиненных таким тоном. Говоря про тон, она прыскает смехом, вспоминая, как разозлился на Павла Олеговича Милко, когда Жданов-старший решил последовать совету Ремез по урезанию финансирования великой модной персоны. Милко рвал и метал, швырялся вещами, истерил и грозился уйти - два раза в дверь и один раз особо трагично, в окно. Павел предложил окно, как самый оптимальный вариант, потому что такое истеричное создание никто нанимать на работу не будет. Милко от этого оскорбился еще больше и пошел к Кире, выбирать подходящее окно. Именно у нее в кабинете он и столкнулся с Александром, что сидел на столе сестры, перебирая ее документы. Кира стояла рядом, помешивая только принесенный кофе, а Катя мирно сидела на диване, стараясь не влезать в разговор брата и сестры, контакт с младшей Воропаевой был у нее на двойку, ладно, двойку с плюсом. Кира заявила ей в лоб - “ вы мне не нравитесь, ни в ваших старых карнавальных костюмах, ни в новых вещах, я считаю, что вы не подходите моему брату” - по крайней мере, это было честно. Катя пообещала Александру с Кирой не ругаться, поэтому самым оптимальным было заявление - “я считаю иначе” - теперь между ними был подписан пакт о ненападении с ноткой взаимной неприязни. Но каждый раз, когда Кира оказывалась рядом с Александром, она старалась оттереть Катю в сторону незаметными, а то и весьма очевидными движениями. Ревность вещь такая, даже если это ревность к любимому брату. Пушкарева стоически терпела, в конце концов, у нее были наполненные Воропаевым вечера, полные нежности, томности, ощущения любимого человека рядом. Такие моменты стоили того, чтобы лишний раз послушать отцовские нравоучения. Ввалившийся в кабинет Милко возопил: - Это кОшмар! Как он может так сО мной! Я не ожИдал этого от Павла! - но не встретил должной поддержки, потому что Кира отреагировать не успела, а Александр не мог не съязвить: - Тебя не лишают последних денег, расслабься, - он отложил в сторону листы, - тебе грех жаловаться на свой заработок. Андрей слишком сильно тебя избаловал. - ИзбалОвал? Ты смеешь говОрить, что я избаловАный! Кира, немедленно скажи этому, этому...самОдуру, что сО мной так нЕльзя! МЕня нИкто не любит, не ценит! - Да с тобой никак “нЕльзя”, - дразнит его Воропаев, - я тебя прошу, остынь, если не будет ЗимаЛетто, то и тебя тоже не будет. Так что прекращай орать. - Саша, - Кира пытается погладить возмущенно сопящего Милко, - не надо так, ты же знаешь… Не расстраивайся, я поговорю с Павлом, мы решим что-то…- но Вукановича уже не остановить. - Милко будет всЕгда! - он машет зажатой коробкой с мелкими блестками, с которыми, как с оружием, он прибежал наперевес, - Милко это бОльшое имя, оно не пропАдет, даже если пропАдет ЗимаЛетто. - Вот то, что “Милко” это что-то большое я уже понял, - Александр сплетает руки на груди, и Катя закрывает рот рукой, следя за выражением лица Вукановича. С ума сошел, решает она глядя то на одного мужчину, то на другого, мало ли что этому припадочному гению в голову взбредет. - НАхал! - вскрикивает он, взмахивая блестками в сторону Воропаева, и Катя зажмуривается, только на слух воспринимая то, что происходит дальше. До нее доносится голос Киры: - Милко, нет! - несколько стремительных шагов, а потом вздох Жемчужины ЗимаЛетто: - КирОчка! Катя открывает глаза, и буквально давится смехом - Кира немного ниже Александра, да и прикрыть его собой она успела очень косвенно. И теперь, под ярким светом офисных ламп брат с сестрой сверкают мелкими блестками в таком количестве, что впору на эстрадную сцену. Пушкарева душит в себе смех, закусывая губу, заодно приказывая себе не красить их помадой впредь, не самый приятный вкус. Воропаев выглядит весьма и весьма угрожающе, он хмурится, встряхивая головой, рассыпая вокруг себя серебристые звездочки блесток: - А ну, звезда, иди сюда, - он пробует обойти Киру, явно с желанием пожать Милко горло. - СашЕнька, ты же нЕ будешь драться? Это не гУманно! - “звезда” делает шаг назад, собираясь драпать из кабинета. - Сашка, не смей, - Кира упирается ему руками в грудь, она, в отличие от брата покрыта блестками более равномерно. Она вскрикивает, когда Воропаев усаживает ее на стол, расчищая себе путь к Милко. - Я пОдам на тЕбя в суд! - Вскрикивает Вуканович, таки бросаясь прочь, но Александр ловит его за загривок уже на выходе и утаскивает его за дверь. Катя провожает мужчин взволнованным взглядом, все еще не решаясь, смеяться ей, или бежать следом, а затем переводит взгляд на растерянную Киру. Она так и сидит на столе, глядя в распахнутую дверь. Когда она поворачивается в сторону Кати, с нее слетает добрая порция блесток, заставляя Пушкареву буквально хрюкнуть себе в кулак. - Вам смешно? - грозно спрашивает Воропаева, сдвигая брови, но в таком виде угрожающей у нее выглядеть не получается, как не крути. - Если честно, то очень, - выдавливает из себя Катя, и заливается хохотом, следом за Кирой, которая роняет лицо на руки. - Боже, какой кошмааааар, - тянет девушка, не поднимая головы, затем она всхлипывает и поднимает глаза на Пушкареву, которая снимает очки, протирая слезящиеся глаза, - но Милко очень жалко, Сашка же его… Твою мать! - Кира соскакивает и выбегает из кабинета, оставляя за собой блестящий шлейф из серебристых искорок. Катя подхватывается следом, узкая юбка очень стесняет движения, и она клятвенно обещает себе, присмотреться к привычке Киры носить разнообразные брюки, это куда удобнее. Когда Воропаев возвращается в комнату, Катя утирает слезы от смеха. Александр выгибает бровь, следя за безобразием: - С чего такое веселье? - уточняет он, привалившись к дверному косяку, сплетая руки на груди. Катя старается перевести дух, чтобы ответить ему если не достойно, то хотя бы членораздельно: - Блес… блес… блесточки, - выдавливает она, заставляя Воропаева подкатить глаза и горестно вздохнуть. - Ты очень зря хохочешь, я до сих пор нахожу блестки в своей ванной, на своей подушке, на своих костюмах, - он медленно приближается к девушке, которая старается собраться с духом, сесть ровнее, но мужчина одним движением роняет ее на диван окончательно, прижимая ее сверху. Девушка замирает: - Так не честно, - она боится двинуться лишний раз, все еще опасаясь задеть ребра мужчины неловким движением, - ты играешь со мной совсем нечестно! - А я и не говорил, что я честный, - довольно улыбается мужчина, заставляя Катю покрыться румянцем, от воспоминания о первом поцелуе. - Значит, - она облизывает губы, перед тем как продолжить, - я так думала. ******* - Я не понимаю, чем тебе не нравится, хороший, просторный кабинет, вполне себе удобный, - Коля отпивает глоток чая из мелковатой по его меркам чашки, разглядывая Катю пристальным взглядом. Девушка вздыхает, подпирая щеку рукой. Что они все заладили - хороший, хороший, хороший - никто и не говорит, что кабинет плохой, ощущения просто неприятные. Вместо этого, она отвечает: - Это временно, когда все закончится, я оставлю это место, - Пушкарева подсовывает двумя пальцами к Николаю тоненькую папку, - хочу, чтобы ты для меня просчитал риски, ты же уже наш консультант официально, - она довольно ему улыбается, подмечая, как его нос стремится к потолку. Да, нынче Николай Зорькин не просто себе талантливый парнишка. Мужчина при хорошей должности, достойной зарплате, и пусть это появилось у него без году неделя, пока все оставались более чем довольны. - А я-то понадеялся, что ты меня просто в гости позвала, - подтягивает к себе документы Коля, - ну, на крайний случай, кабинетом похвастать. - Считай, что я хвастаю, - кивает Катя, поднимаясь со своего кресла и делая несколько шагов к окну, - на меня Маша в обиде, она думает, что Малиновского сослали из-за меня. - А его сослали из-за тебя, или все-таки из-за Воропаева? - Коля не открывает папку, давая Кате понять, что она может ему сейчас высказать все, чем она мается. - Не знаю, - неуверенно дергает она плечом, поправляя удлиненный шоколадный жакет, - я даже не знаю, чего бы я хотела больше. - Я рассчитывал, что его уволят, - честно подмечает Зорькин, - Кристина была на это настроена более чем воинственно, я был почти уверен, что она своего добьется. - Маргарита Рудольфовна, - говорит Пушкарева и замолкает, Коля кашляет у нее за спиной, демонстрируя этим свое непонимание ситуации от слова совсем. Девушка вздыхает, но так и не поворачивается к другу, - жена Павла Олеговича, это она буквально упросила, чтобы Роману Дмитричу дали еще один шанс. - Тебе Воропаев рассказал? - интересуется Коля, все-таки переворачивая первые страницы подкинутых ему документов. - Нет, Жданов, - Катя обнимает себя за плечи и даже прикрывает глаза, ожидая бурной реакции со стороны друга, но тишина за ее спиной настолько густая, что она поворачивается, чтобы удостовериться, что Коля ее слушает. Но, судя по выражению его лица, он слушает слишком хорошо. - Ты в своем уме, Пушкарева? Ты с этим человеком еще и продолжаешь общение? - в голосе Николая сквозит сомнение в ее интеллекте. - Нас сводят рабочие моменты, - оправдывается Катя, скорее перед собой, чем перед Зорькиным, он у нее сейчас олицетворение ее внутреннего голоса, так разобраться в себе гораздо проще. - Ему нужна была помощь, и он обратился ко мне, за советом. - А в огромной компании обратиться за советом ему и впрямь не к кому, да? - Коля скептичен, даже слишком, и ей кажется, что это плохое влияние его нового окружения. Она хмурится, ей бы больше хотелось, чтобы он поддержал ее… наверное. - Павел Олегович настоял, - Катя немного осекается, споймав сомнение в глазах Зорькина, - ладно, попросил, - выделяет она это слово другим тоном, - не отказывать его сыну в помощи. Как не крути, а он очень хочет, чтобы Андрей Палыч преуспел, научился чему-то. - Ты имеешь в виду “хоть чему-то”? - вставляет свое Николай, и Пушкарева награждает его грозным взглядом. - Прекрати, ему и правда сейчас нелегко, - она вздыхает, а Зорькин возвращается к документам. - Нелегко старшему Жданову или младшему? А то я не понимаю, за кого ты, сердобольная наша, решила беспокоиться, - он делает вид, что ему этот вопрос интересен весьма косвенно, хотя взгляд, который он упирает в текст документов, недвижим. Катя качает головой - притворство и блеф пока еще не его сильная сторона. - Они оба сейчас в очень натянутых отношениях, - она возвращается на свое место, вздыхая. - Павел Олегович и правда от этого всего устал, ему тяжело возвращаться в прежний ритм, его сдержанность его подводит. Редко, но все-таки подводит. - Это ты сейчас об изгнанной Клочковой? - Зорькин откладывает в сторону папку, сплетая руки в замок на столе. - И об этом тоже, - кивает Катя, - Кира чрезвычайно недовольна, смею тебе доложить. - Как так? - улыбается Николай, явно злорадствуя злоключению Воропаевой, хоть и не всерьез, - это же ее любимая подруга. - Тупая любимая подруга, попрошу заметить, - Катя не видит в ситуации ничего смешного, - когда Воропаева отстаивала право Клочковой работать в ЗимаЛетто, откуда она могла знать, как качественно она сама себя этим подставит? - Ну, насколько я помню, Павел Олегович сказал ей, что раз это такая замечательная секретарша, то она может забирать ее себе, - Зорькин улыбается, склоняя голову к правому плечу, - что ж теперь она жалуется? - Потому что Клочкова нихрена не умеет, - разводит руками Катя. - Но она же и так это знала, должна была быть этому готова. - Коля, где пропала твоя доброта? Тебе ее на твоей новой работе ампутировали? - Пушкарева зеркально отражает движение друга, а он качает головой. - Я просто стараюсь быть вполне себе логичным. Мне и Киру жаль, и даже несчастную Клочкову, не без этого. Но согласись, в ситуации виноваты только они сами. - Катя кивает, против слов друга не попрешь, а Коля тем временем продолжает, - как и Жданов, которому ты сейчас столь щедро протягиваешь руку помощи. - Он снимает очки и трет переносицу, - я просто думал, что когда ты перестала заплетать косички, то на твои уши стало гораздо сложнее вешать лапшу. Но нет, - он возвращает очки на прежнее место, - наверное ты не из тех, кто учится на своих ошибках. - Ты меня хочешь лечить? - Пушкарева ощущает, как в ней поднимается волна возмущения, с каких таких делов Зорькин говорит с ней так… жестко? - Я хочу тебя предостеречь, - он поднимает на миг обе руки вверх, немного отклоняясь назад в кресле. - Я-то из твоей жизни никуда не денусь, я буду за тобой стоять, даже если ты будешь творить что-то беспросветно жуткое, ты же знаешь. Но вот Воропаев… Я не думаю, что он одобрит твой новый виток сближения со Ждановым, - Катя поднимает палец вверх, желая поспорить с Зорькиным, но он машет рукой, - дослушай, потом скажешь. Я не знаю, что у тебя было к Жданову, понятия не имею, что у тебя сейчас к Воропаеву, поэтому разберись в себе, расставь приоритеты. И подумай раза эдак три, прежде чем отправится в поход по старым, но таким родным граблям. Если Андрею нужна будет помощь, пусть идет с этим к Кире, к Павлу Олеговичу, в конце концов. - Мне отказывать ему в помощи? - все-таки прерывает его Катерина, - или прогонять из своего кабинета? - Тебе не предлагать ему помощь самой, - отрезает Зорькин, и Катя вздрагивает, ощущая, как точно попал он в ситуацию, - не приходить к нему с идеями, подсказками и все тем, - он коротко взмахивает рукой, - с чем обычно ты приходила к нему, когда он сидел в директорском кресле. Если в тебе просыпается жалость от того, что его сослали тяжко работать, если ты сожалеешь, что Жданов вдруг осознал, что всю жизнь прожил с руками из … ладно. - Он выдыхает, - Катя, гони от себя это чувство, а то твоя любовь пожалеть кого-то несчастного конкретно в этом случае не приведет тебя ни к чему хорошему. Если вдруг тебе разонравился Воропаев… - Не разонравился, - снова вставляет она, но Зорькин смахивает рукой ее возмущение: - ЕСЛИ он тебе разонравился, поговори с ним в открытую, но и к Жданову с разгону приближаться не смей. Это так, тебе совет, который ты не просила, и который ты не обязана слушать. - Ты на чьей стороне сейчас? - интересуется она, склоняя голову к плечу, рассматривая молодого мужчину перед собой совершенно другими глазами. - На твоей. У меня всегда будет одна сторона, Пушкарева, и это твоя сторона. Но и сторону здравого смысла я покидать не намерен, по крайней мере, не в ближайшем будущем. Поэтому, если тебе кажется, что сейчас я выбираю не твои интересы, то это только потому, что они противоположны логичному и сохранному поведению. Ты мне нужна целой, довольной и счастливой, а не страдающей, но создающей счастье кому бы то ни было, но в ущерб себе. Понимаешь? - Понимаю, - кивает Катя, и правда, осознавая все то, о чем говорит ее друг, пусть и в такой, немного жесткой и непривычной из его уст форме. Нет, конечно, она не возвращалась к состоянию влюбленности, когда снова работала с Андреем, но жалость, это было именно то чувство, что смывало в ней состояние гнева слой за слоем. Там, на производственном этаже, в окружении постоянных проблем, неточностей и проверок Жданов казался очень растерянным, брошенным и одиноким. Да и Павла Олеговича было жаль, в своем стремлении проучить сына он наказывал и самого себя, страшась, что Андрей не выдержит напряжения и сломается. Поэтому он ухватился за наладившийся контакт между Катей и сыном как за спасительный круг, а Пушкарева, да, Пушкарева сама этот круг бросила ему по привычке. Ведь если она может что-то исправить, то она исправит - разве нет? Но Коля был прав, если Александр узнает, что она снова тесно работает с Андреем, какова будет его реакция? Нет, Катя не ожидала, что Воропаев проявит ревность, в конце концов, она не давала ему повода для недоверия, но… Ей все равно казалось предательством, помогать Жданову, особенно в свете того, что он был причастен к тому, что Александр попал в больницу, да и до сих пор находился под ударом. Но он раскаивался! Андрей и правда, говорил ей об этом в открытую, с лоб, винился в том, что он не должен был ни на кого полагаться, что должен был исходить из принципа “хочешь сделать хорошо, сделай это сам”. Верила ли ему Катя? Да, это она могла сказать однозначно. Она видела, как он реально устает, работая там, на производственном этаже уже месяц, как он не показывается наверху, словно узник, в редкие посещения ЗимаЛетто Воропаевым или Кристиной, как он напряжен каждый раз, когда обращается с короткими еженедельными отчетами о проделанной работе. В таком новом для себя режиме Жданов работал уже полтора месяца, а без поддержки, одобрения, элементарной помощи делать это было нелегко. Катерина только тяжело и горестно вздыхает. - Пушкарева, ау, - машет перед ее лицом Зорькин, - я не собирался заставлять тебя зависнуть, прости. Может, поговорим о чем-то хорошем? - О хорошем? - Немного растерянно моргает Катя, словно это слово не рождает в ней ни одного воспоминания, а затем выдает, - Саше в больнице сказали, что ребра в хорошем состоянии, уже можно давать средние наг… наг… нагрузки, - она смотрит на Николая, который прикусывает губу от усердия, стараясь не засмеяться, - ты чего ржешь, Зорькин? - Да так, ты уже и про средние нагрузки узнала, - он старательно сдерживает смех, прикрывая рот рукой, и Катя неудержимо краснеет. Вот мало ей шуток со стороны Кристины. Именно Воропаева позвонила ей и обрадовала тем, что Александр на пути к выздоровлению полным ходом. И тем, что нагрузки можно, если умеренно, и что… Господи, такое ощущение, что уже все окружающие ждут, не дождутся… Она вздыхает, с грустью вспоминая привычку Ремез гаркать на всех, если ей что не по нраву. Это, наверное, чтоб ее окружающие так сильно не окружали. Может взять у нее пару уроков? Она снимает и надевает очки, и так три раза, а затем обращается к довольному Николаю: - Лучше ты мне расскажи, что у тебя хорошего, может ты меня, чем порадуешь? Зорькин глядит на нее скептически, но на ее попытку спрыгнуть с темы не говорит ничего, и на том спасибо! Он молчит какое-то время, а потом начинает повествовать, о новом месте работы. Воропаев и впрямь разрекламировал его как лучшее приобретение, и теперь Коля изо всех сил старался соответствовать. Он расписывает это с таким удовольствием, так улыбается, буквально светится счастьем, что Катя просто опирается щекой на руку, и слушает, слушает, слушает, кивая в нужных, особенно эмоциональных моментах. Иногда чужое счастье и чужое удовольствие ценится гораздо больше, чем собственное. Особенно, если это счастье горячо любимого друга.