***
Он клятвенно заверяет Серого, что все повреждения, полученные в том унизительном мордобое, он давно залечил, но тот остаётся непреклонным. – Полежи ещё пару дней, – говорит он, и в голосе у него пробиваются те самые просящие нотки, которые Олегу нечем крыть. – Отдохни. Как ни странно, в вопросах такого избыточного и совершенно бесполезного постельного режима Птица с Серым согласен. Игорь заглядывает к ним на следующую ночь и приносит с собой пакет крошек от печенья, кровь на одежде и костяшках и на глазах рассасывающиеся фингалы. С пристыженным видом он сгружает пакет на стол. – Виноват. Прокопеныч передавал вам печенек, но я по дороге с Илюхой зацепился, и слово за слово он получил по ебалу. Судя по его виду, по ебалу получил не только Илюха. Так или иначе, они с Игорем проводят неплохие час или два за чашечкой чая, пока Серый расфасовывает крошки по всем окрестным кормушкам. «Я думаю, это птичья солидарность», – со знанием дела утверждает Игорь. Юля присылает в подарок антуриум в горшке, чем добавляет определённых хлопот. Едва Олег видит на пороге курьера, уже в красках представляет, что случится с бедным растением в случае его долгой отлучки: трудоголизм и увлечённость Серого явно способствовали полному игнорированию предметов обстановки, как живых, так и не очень, а всё, что ему было известно о цветах укладывалось в краткий, но справедливый тезис о том, что им требуется определённо больше света, чем ему самому. Вполне могло оказаться так, что по возвращению Олег обнаружит, как пока что живой и здоровый, но в перспективе многострадальный, антуриум поливали остатками крови из кружки. Цветок было решено героически спасать. Сперва они долго ищут для него место в виду практически отсутствия в квартире окон, пропускающих свет. Серый усердно старается выяснить, на какую сторону выходит окно в зале, и игнорирует бесспорное «в той стороне солнце заходит», потому что солнце для него, очевидно, не аргумент. В итоге ему приходится смириться с тем, что Олег говорит правду с самого начала, но шанса сыграть оскорблённую невинность не упускает. Птица просто ржёт, его крайне забавляет сам вид цветка. Затем они проводят полночи на сайтах магазинов для садоводов. Совершенно без задней мысли Олег настаивает на покупке светильника для растений, на что получает крайне выразительный ты-надо-мной-издеваешься взгляд, а Птиц с содроганием сообщает, что всегда знал о его скрытом желании их прикончить. По крайней мере, возня с цветком неплохо успокаивает, и суета вокруг него явно снижает градус тревоги у Серого. Через пару ночей после обретения нового члена семьи они устраивают шуточную перестрелку на новеньких пульверизаторах (теперь Олег понимает, почему они с Птицей настаивали на покупке двух), и Серый, со смехом заправляя за ухо непослушную влажную прядь предлагает: – Давай прогуляемся.***
В это время пустынно даже на Рубинштейна. Они проходят мимо памятника Довлатову (Олег его помнит во многом благодаря коктейлю, который подают в баре в этом же здании) и на Пяти углах сворачивают к набережной. Юля однажды упоминала, что хотела основать капеллу здесь, что-то про схождение силовых линий, которые то ли облегчали магию, то ли обеспечивали подпитку, Олег не особо вникал. Он вообще не имел привычки забивать голову тем, что ему никогда не пригодится. Серый всё упорно несётся вперёд, перескакивая с интересных фактов о городе (иногда действительно интересных) на обсуждение исторических реконструкций (эту тему Олег с лёгкостью подхватывает) и новости о работе (тут он может только глубокомысленно кивать в надежде, что не делает этого невпопад). Своей внезапно проснувшейся любовью к пешим прогулкам он немного настораживает. Останавливается Серый только у большого гранитного моста, будто выдохшись, он облокачивается на перила, его не успевшие просохнуть волосы покрыты инеем. С задумчивой сосредоточенностью он ковыряет ногтем трещинку в камне. – Дима мне написал. Приятные новости. – Как у него дела? – Отлично на самом деле. Юля пришла к князю с претензиями за заговор примогенов против неё и ещё с, ты не поверишь, следи за руками, распечаткой фото распечатки – той самой, что Игорь притащил на презентацию, помнишь? И вместе с шерифом убедительно попросила его отменить охоту, иначе сегодня же ночью эта инфа окажется залита в соцсеть. – Тебя удивляет её находчивость или..? – Или, Олег. Представь, какое шакалье качество было бы у этой картинки. – Но ваш князь ведь повёлся? – И даже больше. Она посадила его на узы крови. Способность Юли обернуть любую ситуацию в свою пользу Олега восхищает так же, как и пугает. Он помнит, как она планировала посадить на кровь его самого, и не уверен, что Юля оставила эту идею. – В общем, Дима получил амнистию, официальные извинения двора и свою должность хранителя обратно. Юля получила ещё больше поводов для головной боли, но её это, кажется, не напрягает. Вроде как она уже разрабатывает схему по избавлению Игоря от обязанностей бича. Зильченко связался со мной и просил утвердить проект строительства в Лахте. Я этому очень удивился, но Птиц сказал, всё идёт по плану. Короче, всё у нас будет если не отлично, то в порядке, я думаю. Серый отталкивается от перил, немного зло пинает основание парапета, прикрывает глаза на секунду. Будто на что-то решается. – Ладно, – говорит он, – всё хорошее имеет отвратительное свойство кончаться. Он начинает рыться в карманах куртки, недовольно бурча, что он вечно забывает, куда что положил. Когда он вкладывает что-то Олегу в руку, пальцы его чуть дрожат. В Олеговой ладони лежит крохотная фигурка Чармандера. – Тебе пора к племени. Прости, что задержал. Ох. Вот оно что. Тогда им так не удалось это обсудить, Серый чуть не с порога налетел с предложением своего несомненно гениального плана. Олег думал, что выйдет как всегда: в попытке уйти от неприятного разговора тот загрузит себе мозги как можно большим количеством информации, и благополучно обо всём забудет. Выходит, всё это время он себя ещё и по этому поводу накручивал. Давящее чувство благодарности рождается в горле и ухает через всё тело – куда-то в кишки: Серый со всей своей неуёмной энергией и своей бракованной подзорной трубой в будущее не смог – или не захотел смочь – раскрыть самому себе решение Олега и решил полностью довериться. Олег вкладывает фигурку обратно в руку Серому. – Она твоя. – Если это такое хитрое обещание вернуться к нам, то… – Я никуда не собираюсь уходить, – он старается не смотреть на Серого, потому что уверен, рассмеётся как последний балбес, едва увидев выражение его лица, и бесславно испортит этот странный момент абсолютной честности. У Серебряных Клыков есть шанс, но их спасителем Олегу быть больше не хочется, как давно расхотелось становиться спасителем мира в целом. Мир в целом – большой мир, не нуждается в его поддержке, как бы он ни бился; мир останется стоять и переживёт их всех или всё же не справится с собственной тяжестью и рухнет, и никому из них не достанет сил этого предотвратить, даже если и стоит попытаться. Эта истина далась ему тяжело, ведь старейшины хорошо умели взрастить иллюзию причастности, играя на грубых струнах юношеского максимализма, но, познав подобное смирение, он понял, что наконец свободен. Его собственный мир с каждой ночью позорно сужается до крайне эксцентричной группки взбалмошных нелюдей и парочки сварливых духов. – Я останусь защищать каэрн, но к племени не вернусь, – продолжает он. – Ты! – в ярости выдыхает Серый. – Зараза! Олег всё-таки смотрит – и, конечно же, не удерживается от короткого смешка – у Серого на лице праведный гнев мешается с уязвимой беспомощностью, будто он не решил, стоит ли ему сейчас разрыдаться или рассвирепеть: подрагивающая нижняя губа и подбородок, огонь в глазах и сведённые к переносице брови. – Ты бы это знал, если бы хоть раз послушал кого-то, кроме себя. – То, что ты прав, ещё не значит, что я не могу на тебя злиться, – Серый снова пинает невинный парапет. – Это самое унизительное чувство, что я ощущал за последние двадцать шесть лет. – Тебе двадцать шесть. – Вот именно! – Ну, кто-то же должен спускать тебя с небес на землю. Со стоном Серый опускает голову на руки и мычит что-то слабо различимое. Олег шутливо тычет ему кулаком в плечо, давай на бис, дорогой. Серый повторяет, уже внятнее: – Птиц будет рад. – Конечно. – Не говори ему, что я его сдал. – Не буду, – легко соглашается Олег. Город вокруг них отзывается яркими огнями проспекта и оглушающей тишиной глухого предрассветного часа. Внизу у самых опор моста чёрной глянцевой поверхностью воды отсвечивает полынья, и её зияющий провал наталкивает Олега на печальную мысль. Возможно, кое с чем сегодня они всё-таки распрощаются. Он осторожно расстёгивает цепочку на шее и взвешивает в ладони серебряный кулон. Светлый отблеск металла бликует в глаза грустным напоминанием о детских мечтах стать героем, когда он вырастет, да только героя из него не получилось. Тапио верит в лучшее в нём, но духи тоже могут ошибаться и вместо реальности уповать на собственные фантазии. Олег уже протягивает руку вперёд за перила, собираясь выбросить клык в воду, но Серый мягко касается его запястья. – Постой. Не руби сплеча. Он осторожно высвобождает цепочку из захвата пальцев, зажимает клык между большим и указательным, и Олег вздрагивает от ледяного прикосновения к коже, когда Серый вдруг обхватывает его за шею и застёгивает карабин на ощупь, не разрывая зрительного контакта. – Прости. Думал, что не успел ещё настолько остыть. – Уверен, – он откашливает внезапно вставший в горле ком, – уверен, я переживу. – Надеюсь. Но я к чему веду. Это, – Серый вертит в пальцах клык, – твоя память и твоё прошлое. Кем бы ты ни считал себя сейчас, оно навсегда останется частью тебя. Не вышвыривай его. Наверное, такое легко говорить, если направление вектора времени для тебя не имеет значения. – Синий, – добавляет Серый невпопад. – Что? – Ты весь синий. Он прав: на продуваемом всеми ветрами мосту становится зябко, хоть Олег и не замечал этого, пока его не ткнули носом. Но теперь, по закону подлости, желание оказаться в тепле, в идеале с кружкой чего-то горячего в руках, растёт с каждой секундой. Он заправляет кулон под куртку и предлагает: – Пойдём домой? В глазах у Серого – такая же бездна, что в полынье под мостом.