(Не прелюбо)действуй

Сехмет кашлянула несколько раз, прикрывая плотно сжатый рот платком, скомканным в дрожащих пальцах. Боль в груди не прекращалась, а только накатывала — водопадом, горным ручьем, проникая в каждую клетку. Ткань быстро пропиталась кровью, и Камиль, вместе с платком, скрыла от других людей и сильное головокружение. Несколько других гостей обеспокоенно на неё обернулись, но женщина уже нацепила на себя маску превосходства, едва удерживая равновесие на тонких каблуках. Она должна была здесь сиять, а не умирать. Что будет с сыном, если она так быстро сдастся?.. — Синьора Камиль, вы как всегда очаровательны, — организатор весь вечер заваливал её комплиментами, но это женщину не интересовало — ей нужны были только деньги. Все благотворительные вечера были настолько бесполезны, что Сехмет хотела смеяться грудным смехом, от которого потом першило горло. — С вами уже давно хочет встретиться синьора Савада, вы подавали документы на рассмотрение. Точно. Синьора Савада, благодетельница, спасительница всех омег, посещающая каждую благотворительную встречу. Ангел во плоти. Сехмет не могла не опасаться, что в этом тихом омуте будут самые жуткие черти, которых она когда-либо видела. — Спасибо, — женщина нашла взглядом Саваду на другом конце зала и растянула губы в фальшивой улыбке. Внутри неё всё плескалось паникой, но виду она не подала: научилась за многие годы. Любимый человек погиб, а она улыбалась. Сын гаснет вместе с ней, а Камиль способна только обнять, делая вид, что не рыдает по ночам. Тяжелый металлический запах, перебиваемый нотками свежескошенной травы, разносился вместе с ней по залу, как и медленные шаги. Савада пахла совсем иначе, и Камиль почувствовала вновь себя не такой, как другие омеги — с этим можно было смириться. Почему остальные пахли сладостью, лаской и нежностью, в то время как она всю жизнь мучилась со своим запахом яркой крови? Женщина в задумчивости покрутила оцарапанное обручальное кольцо на своем безымянном пальце, а после преодолела последние шаги, чтобы заговорить с посетительницей. Девушка (у Сехмет не поворачивался язык называть эту молоденькую омегу женщиной) подняла на неё свои солнечные, будто светящиеся изнутри, глаза и улыбнулась так, словно встретила свою лучшую подругу посреди непримечательной прогулки. Камиль потерялась в догадках, была ли это хорошая игра, или Савада немного сумасшедшая. С другой стороны, эта омега даже не поморщилась от её тяжелого запаха, так что это позволило женщине немного расслабиться в чужом присутствии. Львица скреблась внутри, оскаливая острые клыки, будто учуяла равную конкуренцию. Женщина привычно подавила свою омегу, чтобы та не влияла на её социальные контакты, и маска радостной просительницы, осознающей, какая ей выпала честь, даже не дрогнула на лице Камиль. — Художники хорошо потрудились над картинами, — она решила начать с чего-то отрешенного, как обычно и делалось в светском обществе. Так было легче — и не выглядело со стороны так, словно люди разговаривают о чем-то только для того, чтобы обменяться своими услугами. Савада приняла игру сразу же, и её красивые серьги с настоящим жемчугом колыхнулись, когда она повернулась в сторону выставки. Беседа шла дальше: обсудили и ясную погоду, и запыленность городского воздуха, и детские дома, и новую моду. А после всё же свернули в сторону того, о чем так хотела услышать сама Сехмет, хоть и пыталась сделать вид, что вовсе не волнуется по такому «незначительному» поводу. Савада, которая на второй минуте разговора попросила называть её просто Киоко, сменила свою вежливую гримасу на непривычное сожаление. — Боюсь, что врачи ничего не могут сделать, — японка вгляделась в рваные мазки на одном из холстов, надеясь, что не увидит, как эта новость разрушила в который раз чужую жизнь. Камиль поджала крашеные алым (прямо как кровь, которая уже высохла на платке) губы, и не издала ни звука. Это было ожидаемо. Так предсказуемо. Высокая вероятность такого исхода. Но почему тогда так больно? — Понимаю… — Сехмет гордилась тем, что голос не дрогнул. Дрожала незаметно рука, сжимающая изящный бокал для вина, но заметил ли это хоть кто-нибудь? Всем было все равно на личную драму в её жизни, и для остальных гостей важным было лишь видеть её улыбку, чтобы поверить, что всё хорошо. — Но можно ли как-то помочь моему сыну? Нефертум был омегой тоже — однако он, как наказание за её ошибку, болел с самого рождения, находясь на грани жизни и смерти. Извечно высокая температура, астма и не проходящие аллергии. Камиль любила его нежной, материнской любовью, и не могла относиться к сыну так же критично, как относилась к себе. С упрямой твердостью и потаенным страхом не успеть женщина вставала каждое утро, соблюдала дисциплину, работала-работала-работала, бегала по врачам и уже похоронила себя. — Да, но есть одна проблема, — Савада прервалась на половине предложения. Зацепившись взглядом за стрелку на часах, она вдруг встрепенулась. — Дева Мария! У вас не будет телефона? Я совсем забыла взять сумочку… Камиль скользнула вниз, к незаметному карману на платье, чтобы достать нужную технику. Киоко благодарно улыбается, приняв предложенную вещь, и тут же расцветает, когда трубку на том конце провода берут. «Муж», — с ироничной усмешкой поняла Сехмет. Кольцо на руке жгло — когда-то и у неё был муж. Когда-то и она так искрилась от одного только вида любимого мужчины, искала свободное время, чтобы провести с ним лишний выходной. Женщина украдкой вздохнула, и её хмурый наклон бровей оттолкнул всех, кто хотел к ним подойти для разговора. Всех, кроме одного. — Женщина, с этим мусором болтаешь? — резким и чеканным шагом к ним присоединился неизвестный мужчина. Сехмет видела его впервые, но его первое появление не оставило после себя приятных впечатлений. Выгнув тонкую бровь, она оглядела пришедшего с ног до головы — стоило признать, что выглядел мужчина по-хищному привлекательно. Не её тип, но что-то в нем было. И тянуло, словно магнитом. Воздух рядом с ним был горячим, наполнялся острым виски с примесью пороха. Камиль старалась не обращать лишнего внимания на грубые шрамы, покрывающие будто бы клочками всё его тело в открытых местах. Что такой варвар мог забыть на благотворительном вечере? — Передай ему, чтобы в зад себе запихнул свои требования по отчетам, — поняв, что Савада, которая приняла недовольный вид, говорить такое в трубку не собирается, он вытянул ладонь вперед, чтобы она передела ему телефон. Киоко вынужденно подчинилась. Камиль с равнодушием глядела на передачу собственного имущества. — Ты, мусор, еще раз я такое увижу, я тебя сожгу вместе с твоими щенками и зданием. Он ненадолго замолчал, видимо, выслушивая ответ собеседника. Сехмет задумалась, а не пора ли ей уйти, пока не стало слишком поздно, но вовремя решила, что ещё один раз не сможет найти встречи с Савадой, а вопрос с болезненностью сына нужно решать как можно скорее. Да и, к тому же, телефон оставлять было жалко — она, конечно, могла в любой момент купить новый, но на этом была хорошая камера, и в заметках сохранялось составленное расписание. Не хотелось бы терять. — Не мои проблемы. Я всё сказал, — альфа, не дожидаясь встречной реплики, сбросил вызов и протянул резко телефон обратно Саваде. Та жестом показала, что телефон не её. — Черт возьми, женщины, я тут угадывать должен? Заберите свою технику. Камиль потянулась к телефону и взяла его пальцами, когда они с неизвестным коснулись друг друга. Она тысячу раз слышала от других истории, как образовывалась Истинная связь, и как это невероятно ощущалось, и надеялась, что с ней этого никогда не произойдет. Львица внутри была иного мнения — замурчав, животное в подсознание тут же легло на спину, подставляя мягкий живот. «Чертовка, ты его в первый раз видишь», — упрекнула собственную суть женщина, резко отдергивая руку с телефоном. Мужчина нахмурился, и его странные брови дернулись, когда он перевел свои тяжело-алые глаза на неё. Сехмет пробрал раздирающий кашель, который она тут же задавила в себе путем глубоких усилий. Она знала, что нахождение Истинного должно ослабить разрушающее действие её порочной связи с другим альфой, но излишняя гордость не позволяла ей просто так подставить шею под метку незнакомого человека. И теперь они будут вынуждены находиться рядом только потому, что так когда-то решила природа. — Оставлю вас наедине, пожалуй, — Киоко, будто бы знающе приподняв уголки губ, поспешила скрыться, пока парочка не переварила все события и не втянула её в свои «семейные» разборки. «Стоит поблагодарить Тсу-куна», — сдерживая хихиканье, девушка махнула рукой организатору, — «о, он будет просто счастлив». Камиль проводила её взглядом, как последнего предателя. По привычке женщина начала крутить обручальное кольцо у себя на пальце, и гость тут же это заметил, склонив голову набок в оценивающем жесте. Стало быть, ему не очень понравилось то, какая омега ему досталась. Что ж, и самой Сехмет было не особенно радостно. Её муж был достойным человеком, ради которого можно было бы умереть, а этот незнакомец навевал страх одним своим видом. Камиль приходилось несколько раз работать с такими людьми, а после она решила, что больше не хочет рисковать. — Мусор, — констатировал мужчина так, словно это было его самым любимым словом. Было видно, что он едва сдерживается от закатывания в раздражении глаз — как он вообще попал на благотворительное мероприятие? Сехмет хмуро поджала губы, отчего её челюсть обострилась. На дне его зрачков сверкнула неприкрытая ярость от того, какой смирившейся и несчастной выглядела омега. — В комнату. Стоило признать, что он был достаточно властным альфой. Камиль невольно шагнула за ним, прежде чем стряхнула с себя своевольно чужой контроль, чтобы пойти уже добровольно — решить эту проблему всё же стоило. Может быть, удастся даже уговорить его просто поставить метку и разойтись до течки или гона, чтобы у них обоих не было никаких претензий. Они уже достаточно взрослые люди, и едва ли их характеры позволят ужиться. Украдкой она вдохнула витающий в воздухе аромат, и отчего-то непрекращающаяся боль в солнечном сплетении улеглась. Как же это всё было безумно — до одури смешно, что такая мелочь способна хоть как-то приостановить тот разрушающий процесс, что доводил её до грани последние несколько месяцев. Сначала всё было не так плохо, но теперь… ей поможет только чудо. За ними хотел увязаться какой-то странный человек с торчащими в стороны усами, но альфа резко махнул рукой, очень хорошо ориентируясь в незнакомом доме. Несколько пролетающих мимо темных дверей, два поворота, и мужчина остановился, отворяя комнату. Тьма. Внутри света нет. Сехмет лишь на секунду замялась в сомнениях, но проскользнула внутрь под тяжелым взглядом. Щелкнул выключатель, и свет ослепил уставшие от бессонницы глаза. — Занзас, — сказал незнакомец, и Камиль не сразу поняла, что он своеобразно представился. Привычная вежливая улыбка сама легла на губы, когда омега медленно кивнула, чтобы не провоцировать никаких резких движений со стороны Истинного. Он действительно выглядел опасным, властным, статным — на грани грубости и невежества. Так обычно описывали средневековых альф, за которыми можно было укрыться, как за живым щитом. Сехмет уже давно лишилась мечтаний о крепкой опоре. А тут вон оно как вышло. — Сехмет Камиль, — женщина дернулась, чтобы протянуть руку, но в последнее мгновение остановила себя. Так странно знакомиться со своим Истинным, и почему никто не упомянул во время своих рассказов это состояние растерянности и беспомощности? Словно теперь жизнь начала зависеть от другого человека. Внутреннее противоречие взросло новым приступом кашля, и его женщина сдержать была не в силах. Сехмет постаралась откашляться быстро и незаметно, но жжение в грудной клетке не позволило так быстро забыть о недуге — пришлось, другой рукой доставая новый платок, ладонь прижать ко рту под чужим пристальным взглядом. Из кармана, как насмешка судьбы, выпала окровавленная ткань. Кровь окрасила приставленные к губам пальцы, а после и новый платок окрасился в алые разводы. Мужчина раздраженно хмыкнул, словно этого и ожидал. — Сдохнуть собираешься? — ирония ядом сочилась в его голосе. Сехмет вытерла подбородок тканью и поджала окровавленные губы. Умирать ей не хотелось — наоборот, хотелось жить. Так сильно, что и вынужденная связь с Истинным теперь казалась благословением, а не проклятием. Лишь бы только догадки были верны, лишь бы только это спасло сына. — Мусор, отвечай. Этот неизвестный Занзас был очень напряжен. Камиль чуть не засмеялась, выплескивая в грудном звуке всю застоявшуюся боль; вместо этого женщина опустила глаза и нахмурилась, не зная, что может на это ответить. «Мусор». Так никогда к ней не обращались. Это звучало обидно, резко и… правдиво? Сехмет горделиво приподняла голову, не желая потакать чужим бредням. — У меня есть имя, Занзас, — выцедила омега, смотря прямо на него. Это было очень смело, ведь на самом деле всё внутри дрожало от страха перед ним. Что бояться незнакомого человека, если всё это время была угроза гораздо внушительнее? Может быть, она даже погибнет этим вечером. — Я умираю, это правда. Ты правильно подумал, это из-за моей связи с другим альфой. У меня есть сын. Если ты поставишь мне метку, то болезнь должна уйти в ремиссию. Женщина безразлично скользнула взглядом по богато украшенной комнате, в которой было слишком много места для них двоих, и перевела эти пустые, до одури безжизненные, глаза на Занзаса. Он приподнял бровь. У Сехмет был взгляд мертвеца. Мужчина часто видел такие глаза у тех, кого пытал, в кого собственноручно стрелял, но не ожидал, что встретит его у своей Истинной. Как смешно. — Что это? Ты делаешь мне предложение, мусор? — насмешливая ухмылка скользнула по губам, но напряжение из тела не уходило. Он так и продолжал звать её мусором хотя бы потому, что не считал женщину себе равной. — Это будет выгодно для нас обоих, — женщина пропустила обращение мимо ушей, не желая ввязываться в бессмысленный конфликт. Это звучало, как детское оправдание взрослой ошибки. — У меня своя жизнь, у тебя своя. Мне это всё не нужно. Камиль словно пыталась убедить саму себя, ломко ухмыльнулась, но поднятие губ чуть подрагивало. Если бы она засмеялась (истошно, срываясь на безумный крик), то это переросло бы в плач (захлебывающийся, неизбежный). Занзас молча подошел ближе, Сехмет отошла на несколько шагов назад, пока не уперлась спиной в запертую дверь. Мужчина поднял руку, никак не комментируя некие догонялки, и дотронулся до участка шеи совсем рядом с местом, где должна стоять метка. Он инстинктивно оголил острые клыки, отчетливо видные в тусклом свете закрытой комнаты. Оскал получился слегка недовольный — казалось, что само понятие подчинения природе было для него сродни пытке. Сехмет под его горящим взглядом подсознательно оголила шею, наклонив голову вбок. На коже не было никаких меток: несмотря на то, что у неё был муж, он оставил о себе напоминание лишь в виде кольца, ведь оба знали, что метка обернется куда большими последствиями для их связи. — Я жалеть тебя не собираюсь, — альфа приблизился, окутывая Камиль своим тяжелым запахом, как теплой курткой в прохладную погоду. Она ощущала горячее дыхание, что рассеивалось мурашками на голой коже, и непоколебимо фыркнула, хотя уже давно дала слабину. — Ты моя с самого чертового своего рождения, что бы ты там себе не надумала. Тебе никуда не деться, омега. Казалось, что ему доставляет искреннее удовольствие ломать её хрупкие мечты. Он ухмыльнулся, прежде глубоко укусил доверчиво подставленную шею, вонзая острые клыки. Сехмет, готовая к боли, лишь сдавленно охнула — ничего такого не было, будто перед самим укусом вкололи хорошую дозу обезболивающего. Тонкая нить связи в один миг обрела опору, и Камиль впервые за несколько лет поняла, что не чувствует давку в солнечном сплетении. Чужеродная ярость ударила по вискам, а после скатилась липким жаром по позвоночнику вниз. Камиль готова была вплести дрожащие пальцы в темные волосы альфы, но не смогла найти в себе сил, чтобы двинуть рукой. Львица внутри довольно замурчала, и Сехмет поморщилась — омега слишком много себе позволяла в последнее время. Низкое мычание завибрировало где-то глубоко в горле у Камиль, когда Занзас одним широким движением лизнул метку, собирая проступившие капельки крови. Тишина звеняще поглотила комнату на один короткий миг, прежде чем альфа впился в чужие губы жалящим поцелуем. Сехмет с дрожью встретила его язык, открыв рот, и все же вплела пальцы в жесткие темные волосы, невольно задев вдетые украшением перья. Мужчина не целовался — кусал губы и требовательно давил своим пьянящим ароматом горяченного виски с примесью пороха, что обжёг ей кожу. Камиль вцепилась в него, как утопающая, и едва дышала от того, как сильно всё это казалось нужным в данный момент. Ещё никогда в жизни она так не нуждалась в прикосновениях и эмоциях. — Попробуй только умереть. Я тебя из-под земли достану, поняла? — сквозь зубы прошептал Занзас. Его глаза блеснули дьявольским огнем, когда он прижал женщину своим телом к вертикальной поверхности двери. Сехмет показалось, что она полностью забыла итальянский, и теперь все звуки были мешаниной каких-то слогов и тянущихся гласных. Ей хотелось ответить чем-нибудь острым, но открытый рот был тут же заключен новым поцелуем: влажное переплетение языков, исступлённое доказательство их связи, всепоглощающий огонь. Камиль невольно сравнила всё это со своим предыдущим опытом и поразилась тому, как контрастно это было — щемящая нежность против деспотичной властности. Широкая ладонь легла на горящее бедро, и мужчина притиснулся ближе. Утопая в невыносимых чувствах, омега едва успевала отвечать на череду прерывистых поцелуев. Небольшое трение спровоцировало тихое мычание, которое Сехмет тут же постаралась подавить, чтобы никто из оставшихся гостей не услышал. Хотя обилие смешивающихся запахов и так тонко намекало на это, не стоило давать лишних поводов для раскрытия. Играясь с застежкой на платье, Занзас вдруг отстранился. Он выглядел так, словно только сошел с обложки, сама же Камиль таким похвастать не могла: занятие выдавало как сбившееся дыхание, так и лихорадочный румянец на щеках. Мужчина довольно сощурился, хотя ярость всё ещё затапливала всё его нутро — Камиль знала об этом благодаря связи так же хорошо, как и то, что трава зеленая, а свет потухших звезд доходит до нас сквозь космос точками на небесном полотне. — Приятно было познакомиться, — альфа отошел в сторону. Сехмет готова была поспорить, что он чувствовал себя победителем после того, что произошло, и это невероятно её раздражало. Обручальное кольцо больно кололо душу. — Ещё встретимся. — Нет, — тут же отрезала Камиль, поправляя платье так, чтобы метку не было заметно. Благо, что воротник позволял это сделать — не зря крутилась перед зеркалом в долгих раздумьях. Занзас хмыкнул так, как обычно хмыкают альфы, почуявшие конкуренцию, и протянул руку, чтобы смять ткань воротника и огладить проступившую метку. Сехмет сдержала дрожь, держась на упрямом противоречии самой себе. — Ты придешь ко мне, — констатировал мужчина, и уголок его губ предательски дернулся в сардонической усмешке. — Ты придешь, и я приму тебя, омега. С твоим сыном и прошлым. Ты всё равно моя. Аккуратно толкнув Камиль, Занзас открыл дверь. И ушел. Женщина задумчиво покрутила кольцо на пальце — а после сняла этот бесполезный отныне элемент. Вот же… дьявол.