Герой

      Бывало ли у вас такое, что вроде вы уверенны в себе, а вроде и нет? Такое неоднообразное чувство… Вроде кажется: а что может случиться? Но с другой стороны — вариантов у вашего провала много.       Вот и Мидория сейчас чувствовал что-то похожее. Ему очень хотелось узнать, что же хочет от него учитель. Но что-то внутри болезненно сжималось, не давая успокоиться.       Но сомневаться в своих решениях было поздно, ведь он уже постучал в дверь. А значит, пора отбросить все сомнения и просто идти.       — Войдите, — хриплым и немного раздражённым голосом отчеканил Айзава.       Нервно сглотнув, мальчишка как можно незаметнее зашёл в кабинет, аккуратно закрывая за собой дверь.       Учительская никак не изменилась с тех пор, как Изуку был тут в последний раз. Был с кем-то очень любимым.       Был с кем-то желанным. Был с кем-то.       Мысли Мидории прервал негромкий, но вполне настойчивый кашель учителя — Айзавы, который внимательно оглядывал его.       — Садись, — скомандовал Шота. Он никогда не отличался гостеприимностью или добротой. Но все ученики и учителя уже привыкли к этому. Как и сам Деку.       Мальчишка быстро сел на диван, стараясь не делать лишних движений. То странное чувство, сковавшее его тело, все никак не унималось — наоборот: оно крепло, словно становилось крепкими цепями, не дающими спокойно пошевелиться.       — Итак, как ты уже наверняка понял, я позвал тебя сюда, чтобы кое-что обсудить, — Айзава говорил спокойно, но что-то в его голосе было не то. Казалось, что Изуку что-то упускает. Но что именно?       — Возможно, этот разговор будет для тебя болезненным.       Мальчишка насторожился. Что-то болезненное? Неужели учитель хотел поговорить с ним о Всемогущем? Нет, не может такого быть.       — Я хочу задать тебе довольно личный вопрос, Мидория, — теперь же в голосе Шоты появились нотки заинтересованности и… волнения? Изуку не был уверен.       Мидория сейчас хотел задать Сотриголове много вопросов, но его язык будто онемел после последней фразы учителя. Все тело покрылось мурашками. Неужели он узнал про отношения?       Другой вопрос: но как? Они тщательно скрывали это от всей школы. Об отношениях Тошинори и Изуку знала разве что только Инко. Неужели где-то была брешь?..       — Я надеюсь, ты ответишь честно, ладно?       Честно? Он уверен, что Мидория мог соврать… Значит, это и вправду что-то очень личное.       Деку редко врал, а если и врал — то только в редких случаях. Ему не хотелось обманывать кого-либо.       Айзава сделал глубокий вдох, после чего произнёс:       — Ты ведь любил Всемогущего, верно?       Зрачки Изуку резко сузились. Он ожидал, что вопрос будет чем-то очень серьёзным, однако до последнего не хотел воспринимать одну из самых близких догадок.       Как учитель узнал? Неужели Тошинори сказал ему? Нет, не может такого быть. Он обязательно сообщил бы Деку об этом.       Мидорию немного потрясывало, ему хотелось уйти. Убежать из кабинета. Но он не мог. Тело не хотело слушаться его.       Ноги будто онемели, а руки и вовсе перестали существовать.       Воспоминания. Изуку снова вспомнил всё: как он сражался, как хотел спасти Тошинори… И как не успел.       К нему вернулись все те ужасные чувства, которые тот испытывал. Мидорию снова затягивало в этот тёмный омут отвратительных мыслей.       Мыслей о вине. Ведь никто другой не виноват в смерти Символа мира. Никто… кроме него. Кроме Деку.       — Мидория?       Изуку сам и не заметил, как ушёл в собственные мысли, так и не сказав ни слова. Игнорировать вопросы учителей некультурно, так ведь?       — Я… — голос Деку был тихим, немного хриплым. Казалось, что ещё чуть-чуть — и мальчишка заплачет.       Шота тяжело вздохнул. Он знал ответ. Уже давно.       Все началось с повышенного внимания к Мидории со стороны Яги. Сначала Айзава не бил тревогу, только иногда бросал хмурый взгляд на этих двоих и уходил.       Так продолжалось какое-то время, пока Сотриголова не начал понимать, что же всё-таки происходит.       Он заставил Тошинори рассказать всё, но Яги, кажется, и не был против. И единственное, что тот попросил после разговора с Айзавой: никому не рассказывать.       Шоте понадобилось время, чтобы осмыслить всё то, что услышал в тот вечер в учительской. Но, как и обещал, говорить об этом никому не стал.       А сам Всемогущий не стал рассказывать Изуку только по одной причине: он знал, как Мидория запаникует, если кто-то чужой узнает о чем-то настолько личном.       Тошинори не хотел, чтобы Деку боялся Айзаву после этого. Поэтому умолчал об их разговоре.       Шота же, узнав о том, что Яги не решил посвящать Изуку в подробности, побушевал немного, но быстро успокоился.       Личная жизнь, она на то и личная — в неё не стоит лезть посторонним.       Айзава заметил, как несколько прозрачных капель скатилось по щекам Мидории, когда тот сжимал руками одежду, пытаясь сдержать новый порыв слез.       Учитель встал со своего стула и, осторожно обойдя маленький столик, присел на корточки у ног Изуку:       — Посмотри на меня, пожалуйста.       Мальчишка совсем не ожидал такого. Если Деку не изменяла память, Шота мало с кем так обращался.       Но выполнять просьбы учителя — одна из обязанностей учеников. Поэтому Мидория, хоть и через силу, но всё-таки приподнял свою голову и посмотрел изумрудными глазами в тёмные — как уголь, глаза учителя.       Какое-то время Айзава и Изуку просто смотрели друг на друга. Но так не могло продолжаться вечность, пока…       — Ты можешь не отвечать, я понимаю.       — …       — Мне жаль.       — П-простите м-меня. Я не хотел этого!..       От этих слов у Сотриголовы будто что-то сжалось внутри. Неужели всё это время Мидория винил себя в смерти Всемогущего?       — Ты не виноват.       Подобные слова стали чем-то недостающим для Изуку. Чем-то важным.       — К-как вы у-у-узнали? — дрожащим голосом спросил Мидория, тихо всхлипывая. Откуда учитель может знать так много о нем? Это оставалось секретом.       — Ты не умеешь врать или скрывать что-то настолько серьёзное, даже если постараешься, — Шота приподнялся чуть выше — чтобы быть с учеником на одном уровне; и осторожно развёл руки в стороны, приглашая Деку в объятия.       Наверное, Изуку удивился бы собственной реакции и осмысливал ситуацию ещё очень долго, но у него просто не было сил на это.       Он больше не мог держать весь свой тяжёлый груз. Поэтому позволил буквально упасть к учителю в объятия, выпуская всё то, что так упорно держал в себе.       — Ты не виноват в своих слезах, — последнее, что смог разобрать Деку, прежде чем совсем потерялся в мыслях, прижимаясь как можно ближе к чужому телу.       Скорее всего, одежда Айзавы промокнет, но не это ли самый большой пустяк на данный момент?       Эти двое потеряли счёт времени. Сколько они просидели так? Час, два, а может… и весь вечер. Сейчас подобные вещи и понятия уже не волновали.       Хотелось, чтобы это продолжалось вечно.