Неспящие в Мацумото

Реакция Дракона больше всего удивила его самого. Момент, которого он ждал, о котором думал, уткнувшись лицом в подушку, чтобы не разбудить весь дом, и бешено надрачивая свой член – желанный, недостижимый, восхитительный момент вызвал в нем совершенно противоположную нафантазированной реакцию. Масамунэ передернуло, и он с силой оттолкнул Катакуру от себя. – Не смей!.. С-с-с-суууу… Не смей шутить со мной так! Он дернулся поднести руку ко рту, не донес, снова опустил. – Какая же ты с-с-сука, Кодзюро... Он сам не знал, что теперь делать: злость, что его обманули (конечно же, обманули!), мешалась с унизительным, постыдным желанием просить о продолжении – пусть так, пусть с гребанными Кодзюриными воспитательными целями, всё равно, лишь бы снова почувствовать эти крепкие объятья и заставляющий терять опору под ногами язык в своем рту. Ни на кого его тело не реагировало так быстро – и так однозначно. – Простите меня, Масамунэ-сама. Он сжал пальцы в кулак. Шит! Факин шит! Если бы Катакура еще не извинялся, если бы была хоть какая-то надежда, иллюзия того, что этот поцелуй был не просто методом воспитания... Оу, факин гребанный шит! – Сука-а-а!.. Удар пришелся криво – в плечо, по косой, как бьют истеричные бабы в дешевых сценах ревности – рука у Масамунэ просто не поднималась на бывшего телохранителя, тело сдавало, сдавало его с потрохами. – Сука! Не смей! Не смей меня больше целовать в воспитательных целях! Не смей, если не хочешь того сам! Кодзюро! Не смей! Он сцепил зубы и замолотил уже с дух рук – в корпус, куда попадет, промахиваясь, не в силах вложиться в удары. Катакура даже не пытался закрыться, и это било куда больней, чем если бы он надавал ему оплеух, как в детстве, когда Бонтэнмару слишком уж зарывался. – Кодзюро-о-о-о-о!.. Последний удар пришелся уже совсем в никуда. Масамунэ бессильно опустил руки, пытаясь отдышаться. Перед глазами все плыло, волосы прилипли ко лбу, и Докуганрю даже не сразу понял, что то, что мешает ему смотреть – просто слезы. – Простите, Масамунэ-сама, – голос Кодзюро был совсем тихий. – Простите. Я... не имел права это делать. Дракон с трудом выпрямился. – Олл райт, – сказал он. – Не имей ничего и дальше. Спи со своими телками, я сам себе устрою пати. У меня тоже есть дохуя с кем спать. Нажрусь – и на любую встанет. А ты и дальше не имей никакого права. Он боялся, что голос у него дрогнет, но нет – все получилось сказать достаточно спокойно и внятно. Масамунэ сделал шаг из ванной. – И не смей меня учить! Катакура склонил голову в вежливом поклоне. – Вы вольны поступать так, как Вам заблагорассудится. Я, Катакура Кодзюро, несомненно не могу Вам указывать, я переступил рамки допустимого. Прошу Вас, потерпите мое присутствие, пока все не успокоится. После того, как я обеспечу Вам безопасное возвращение, я немедленно подам в отставку. Масамунэ замер там, где был. Его плечо почти касалось плеча Катакуры, и даже краем глаза он мог видеть, как напряжен его телохранитель. В голове у Дракона быстро защелкало – вот он отпускает Мигимэ, вот тот уходит на вольные хлеба, вот заводит себе дом и кучу детишек… Или не уходит. Не уходит, а искупает свою ошибку так, как это положено – кровью. Дракон с силой ухватился за отцовского вакагасиру. – Факин ноу! Никуда ты не уйдешь! Слышишь?! Никуда ты не уйдешь, Кодзюро! Я тебя не отпущу! Ты – мой! Слышишь, сволочь, ты – мой! Мне плевать, что ты обо мне думаешь – я не отпущу тебя! Тело Катакуры замерло под его руками, стало на миг совершенно деревянным, потом телохранитель как-то странно выдохнул и рывком прижал его к себе, целуя и повторяя в редкие промежутки между вдохами: «Масамунэ-сама, Масамунэ-сама!..» Дракон опешил. Его кулаки сначала уперлись Катакуре в грудь, потом стремительное осознание, наконец, накрыло его, и Масамунэ вцепился в рубашку телохранителя, притягивая к себе еще ближе, не давая передохнуть, отвечая на поцелуй яростно и победно. Всё было по-настоящему! Он мой! Кодзюро мой! Он тут же забыл, что только что орал на Катакуру, ненавидел его за холодность, пытался ударить – всё растаяло вмиг, не оставив после себя ни укола совести: Катакура был его, и он не собирался им делиться ни с кем. – Ты определись, Кодзюро, – счастливо произнес Масамунэ, на секунду, чтобы отдышаться, отлипая от вакагасиры «Драконов», – ты или в отставку собрался валить, или спать со мной. Только учти, первое сделает меня вери сэд, так что давай сразу начнем с чего-нибудь более плезант, а? Катакура двинул бровями, явно показывая, что думает про такие провокации, но все же поцеловал своего господина еще раз и, подхватив на руки, понес из ванной. И это было как раз вовремя, потому что и до того неверно стоявший на ногах Масамунэ уже был готов совсем рухнуть. – Сначала – Ваше здоровье, Масамунэ-сама. «Что-то более приятное» мы обговорим с Вами несколько позже, – заявил Кодзюро невозмутимо, опуская Дракона в постель и вручая ему сорбент и чашку чая. Датэ скривился. По всему выходило, что его опять начинают загонять обратно в рамки. Он залпом выпил лекарства и снова потянул к Катакуре руки: – Дан. Начинаем говорить про приятное. Катакура присел на кровать, отставил чашку подальше и подчеркнуто вежливо произнес: – Как скажете, Масамунэ-сама. Говорите. Он склонился чуть ниже и отвел волосы у Дракона со лба. – Или мы можем не говорить. Масамунэ зарычал, хватая его за отвороты рубашки, рванул на себя, впился губами в губы. Границы дозволенности – он знал, что нужно ломать их здесь и сейчас, пока отцовский вакагасира не спрятался за своим чувством долга, не позволил соображениям рациональности перекрыть свои желания, пока не нашел, как обойти ультиматум припершего его к стенке молодого Дракона. Он вылизывал Катакурино нёбо, сосал его язык, стукался зубами о зубы, отрываясь на секунду, только чтобы глотнуть воздуха и начать сначала. Он едва замечал, что ему отвечают, но то, что успевал показать ему телохранитель, рождало безумные надежды – у Кодзюро был огромный опыт, гораздо больше его собственного, и Масамунэ хотел это испробовать на себе. Полностью. Немедленно. Дракон приподнялся на локтях, дернул за ворот Катакуриной рубашки, пытаясь ее расстегнуть… В этот момент у Катакуры в кармане зазвонил телефон. Он бережно, но решительно высвободился из рук Докуганрю. – Прошу простить меня, Масамунэ-сама. Это Сарутоби. Нужно узнать, как у них обстоят дела. Дракон недовольно фыркнул. Он присел на кровати, собирая вокруг себя одеяло и обнимая Катакуру сзади за талию. – Про Юкимуру спроси, – приказал он, прикладывая голову с другой стороны мобильного. Кодзюро настойчиво отодвинул его со своего плеча. – Катакура слушает. – Мы на месте. Проблемы решили. Вы? Масамунэ было плохо слышно, поэтому он завозился и снова упер подбородок о Катакурино плечо. – Про Санаду, – прошептал он едва слышно. Катакура вновь попытался вывернуться. Датэ это не понравилось – или понравилось, но родило совершенно другие идеи, и он, забыв про Санаду, потому что у «Тигров» все явно было хорошо, попытался лизнуть телохранителя в ухо. Кодзюро отпрянул. – Мы... тоже, – произнес он в трубку, с трудом удерживая голос ровным. – Сарутоби-сан, я прошу прощения, но я хотел бы перезвонить несколько позже. У нас... небольшие... чисто внутренние проблемы. Масамунэ отпустил его ухо и теперь лез пальцами в промежутки между пуговицами, пытаясь расстегнуть рубашку и шалея от ощущения голой кожи под пальцами. Катакура сдался и свободной рукой накрыл его руку, поглаживая и заставляя отпустить ткань. – Буду ждать, – сказал он в телефон. – Я еще раз прошу тебя передать мою огромную благодарность Юкимуре-доно за то, что он не бросил Масамунэ-сама. Масамунэ едва не застонал в голос. То, что делал Кодзюро сейчас было... было... Он уткнулся лицом в Катакурину рубашку, закусывая губу. Ну когда же тот прекратит разговаривать! Словно услышав его мысленный вопль, Катакура нажал на сброс и повернулся, обнимая Дракона и укладывая обратно на кровать. Расстегнутая рубашка разошлась в стороны, парусом нависая над брючным ремнем, прядь идеально зачесанных волос телохранителя упала на лоб. – Торопитесь, Масамунэ-сама? На сей раз он взял инициативу в свои руки, и уже его язык хозяйничал у Дракона во рту, поглаживая, посасывая. Дразня и отступая. Проходясь по кончикам зубов, прихватывая губы, скользя вдоль чужого языка и вынуждая его тянуться за новой порцией ласки. У Масамунэ было ощущение, что его сносит огромной приливной волной, лишает осознавания здесь и сейчас, заставляет забывать дышать. Он обхватил Катакуру за шею, яростно прижимая к себе, пытаясь подхватить этот всепоглощающий темп, ответить на брошенный вызов... Он продержался какое-то короткое время на верхушке этой восхитительной волны, потом руки его разжались и Дракон провалился в спасительное небытие – ночной наркотик, стресс и приложенные физические усилия вырубили его вернее всякого снотворного. Катакура, ожидавший этого эффекта уже полчаса, аккуратно прикрыл его одеялом и выпрямился, застегивая рубашку и приглаживая волосы назад. – Я очень люблю Вас, Масамунэ-сама, – тихо сказал он. – Люблю больше жизни, но если мои чувства будут хоть как-то угрожать Вашему положению, простите меня, мне придется от них отказаться. Он опустил голову на руки, не замечая, что разворашивает только что восстановленную прическу.