Неспящие в Мацумото

«Все хорошие намерения – путь в Бездну, – говорил когда-то Датэ Тэрумунэ, наблюдая, как угловатый насупленный пацан в черном костюмчике готовится принять священную чашу. – Ты понимаешь, что ломаешь ему жизнь, Сигэ*?». Бывший синтоистский священник, после смерти жены променявший белые одеяния каннуси** на пиджак вакагасиры, только криво усмехнулся: – А куда ему еще податься. Я весь день пропадаю на работе, чужая женщина мне в доме не нужна. Так я хоть буду знать, что за ним присмотрят... Тэрумунэ скосил на помощника скептический взгляд и вдруг громко расхохотался: – Смотреть за ним? Нет, это он будет присматривать! Катакура всегда вспоминал этот момент так: хохочущий глава «Драконов», растерянное лицо отца и напряженно сжатые кулачки вызванного из жилой части резиденции Масамунэ. – Я клянусь защищать Вас любой ценой, Бонтэнмару-сама, – сказал он тогда, еще не понимая, что уже никто и ничто до конца жизни не сможет освободить его от данного слова. Защищать бона стало его целью, его новым, но безукоризненно точным рефлексом, срабатывающим быстрее, чем успевало сработать сознание. Так было в той самой первой войне с группировкой Хатакэяма, когда слишком увлекшийся молодой Дракон оказался под огнем молодчиков Ёсицугу и Катакура вытащил его единственно доступным способом – перетянув внимание противника на себя. Так было и позже, когда Ёсихимэ окончательно слетела с катушек... Вот и сейчас отработанная годами реакция снова взяла в нем верх над осторожностью – стадо солнечных зайчиков, постепенно отвоевывающее у утренней полутьмы старого дома сантиметры пространства, переместилось слишком близко к Масамунэ, и Кодзюро протянул руку прикрыть лицо господина от света. И, конечно же, разбудил. – Ммм?.. – Одноглазый Дракон повернулся, безошибочно обхватывая телохранителя за талию и упираясь носом куда-то в бедро. – О? Я спал? – Он уселся, используя Кодзюро как опору, и зевая во весь рот. – Извините, Масамунэ-сама, я разбудил Вас. Сейчас я дополнительно завешу окна, и Вы сможете отдыхать да... – Фак офф твои шторы, Кодзюро. В голосе молодого Дракона не была ни капли сна. Зато вполне сформировавшееся желание – было. То же самое, которое упиралось теперь в бедро Катакуры и светилось в полуприкрытом наглом глазе. События раннего утра Масамунэ не забыл. И оставлять их без продолжения не собирался. – Так на чем мы там остановились? Катакура придирчиво оглядел своего господина. – Как Вы себя чувствуете, Масамунэ-сама? Датэ оскалился углом рта, и, уже окончательно проснувшись, потянул Катакуру за рубашку, заваливая вслед за собой на смятую кровать: – Экселлент. Я чувствую себя экселлент, Кодзюро. И если ты сейчас попробуешь съехать с темы, я тебя зарою. Только сначала трахну, слышишь меня? Он прижимался к Катакуре всем телом – без повязки, растрепанный, во вчерашних так и не смененных «боксерах», которые с трудом удерживали уже начинающий вставать член, – и по-хозяйски давил коленом на ноги Кодзюро. Вакагасира «Драконов» едва заметно улыбнулся. Манера бона забивать на переговорный процесс в пользу ультиматумов была ему прекрасно известна. Масамунэ не хватало терпения сидеть и планомерно выдавливать результат: любая акция, даже если она и начиналась как тщательно спланированное поэтапное наступление, рано или поздно все равно срывалась в стремительную атаку. Но атаки эти – и это Катакура тоже помнил прекрасно – всегда заканчивались победой. За одним единственным исключением. – Вы уверены, что у Вас это получится, Масамунэ-сама? Полуприкрытый Драконий глаз вспыхнул синим огнем. – Вонт ту трай, Кодзюро? Он опустил ресницы еще ниже, скрывая свои намерения, но Катакуре было достаточно и этой мимолетной вспышки: секундная обманчивая податливость – и мгновенный победоносный удар, следующий за ней. Так Бонтэнмару удирал в детстве от нянек, так Масамунэ, уже будучи взрослым, пробивал защиту людей, которые думали, что хорошо его знали. Но сейчас поле было совсем не его. Катакура потянулся и мягко поцеловал юношу: – Можете попробовать. – Прикосновение губ было почти невесомым, коротким, не обещающим – но в следующее мгновение эти же губы коснулись кожи за ухом Дракона, оставили дорожку поцелуев на худой напрягшейся шее, исследовали выступ ключицы и на секунду прижали нитку пульса в яремной ямке: – Попробуйте. Если сможете. Докуганрю замер. – Я... – его голос на мгновение охрип, справляясь с эмоциями. – Я не стану пробовать. Мы будем делать это. Твоя рубашка. Тэйк ит офф. Он перевернулся, опрокидывая отцовского вакагасиру на спину, уселся сверху – взъерошенный, со скрываемой под бравадой дегтярной каплей неуверенности – и Катакура снова тактически отступил, ничего формально не предпринимая, и тем заставляя Дракона проваливаться в ловушку все глубже и глубже, отфильтровывая его сомнения и страхи и отрезая им путь назад барьером из поднимающегося желания. Чуть поднятая бровь – «тебе надо, ты и делай» – вырвала из горла Масамунэ глухой рык, он рванул пуговицы на рубашке бывшего воспитателя, едва не выдирая их с корнем – и снова пропустил удар. Вакагасира «Драконов» погладил голое предплечье своего бона едва ли не с откровенной насмешкой над этими попытками доминирования: мягко, но настойчиво проскользил от запястий к сгибу локтя, чуть прижал и вновь вернулся к кистям рук, целуя тонкую кожу на внутренней стороне запястий, заставляя разжиматься пальцы на своей рубашке и вызывая у Масамунэ хриплый вздох. – Шит. Кодзюро, ты... Он рванул рубашку на Катакуре, заставляя пуговицы разлететься во все стороны, осыпал поцелуями его шею и плечи, впился губами в губы. – Ты мой, ю си? Мой, Кодзюро... Поцелуи сыпались один за другим, молодой Дракон не задумывался, останутся ли после него следы, он совал свой язык в чужой рот, насколько мог, он кусался, он сосал и лизал. Вставший член юноши упирался Катакуре в живот, и он знал, что Масамунэ точно так же ощущает сейчас и его собственное возбуждение. – Мой... Кодзюро повел руками по спине Одноглазого Дракона, прижимая того к себе, позволяя возбужденной плоти потереться друг о друга – и в следующий же момент перекатился. Ладонь уверенно легла на член Масамунэ, язык оббежал напрягшиеся бусины сосков. – Может, всё же так, Масамунэ-сама? Не стоит идти против того, чего Вам действительно хочется. – Шит... Он поцеловал Дракона, захватывая в плен его язык, лишая дыхания, прокатил между пальцев мокрые от слюны соски, погладил живот. Тело выгнулось навстречу так послушно, словно они репетировали это не один год в подряд, Масамунэ застонал в поцелуй, двинул бедрами, толкаясь в Катакурину ладонь настойчиво и бесстыдно, и вдруг забросил ноги ему на поясницу. Руки его сомкнулись на шее отцовского вакагасиры. – Ты же не остановишься, решив, что не имеешь права? – спросил Дракон сорванным голосом. – Донт стоп, Кодзюро. Донт ю дар ту стоп. Слышишь? Катакура вздрогнул. Долго сдерживаемая страсть прорвала границы в один миг – он прижал Масамунэ всем телом, покрывая его лицо и шею поцелуями, прикусывая кожу над ключицами, трясь о собственные пальцы, плотно сжимающие Драконий член. Второй из Драконов, столь же жадный, столь же эгоистичный, столь же яростный – мог ли он остановиться, если бы ему приказали? Эта внезапная мысль остановила поднимающуюся темную волну, словно выплеснутое за борт масло. Он – второй. Его интересы – это интересы его господина. Его желания существуют, пока они вписываются в намерения Масамунэ-сама. «Я люблю Вас, – подумал Катакура. – Я не сделаю ничего, что бы могло Вам навредить». Он не остановился ни на секунду, не изменил ритма, не усилил ласк, но Масамунэ под его руками внезапно застонал, запрокидывая голову и еще сильнее сжимая ноги на Катакуриной талии. – Кодзюро-о-о... «Я люблю Вас, Масамунэ-сама». Он поцеловал Дракона еще раз, а потом откатился чуть в сторону, в пару движений догоняя своего партнера. «Я люблю Вас, Масамунэ-сама, но вряд ли когда-нибудь об этом скажу. Мне хватит того, что Вы подарите мне эти несколько раз. Незачем связывать Вас обязательствами». Тяжело дышащий Дракон внезапно перевернулся на бок и перехватил его руку. – Факин ноу. Какого ты кончаешь без меня. – Масамунэ-сама, но... Датэ нетерпеливо махнул головой. – Буллшит. Ты мой, даже не думай, что не дашь мне подрочить тебе. Он облизал выпачканные пальцы и прижался пахом к паху, смешивая свое семя с семенем Катакуры и толкаясь членом в ладонь. – Ай вонт ю, Кодзюро. Вот ю со бэд. Летс континью.