Раф под нашей крышей.

— Это что?.. — Игорь притащил. Лина с умилением рассматривала вмятины на лице спящего на сложенном диване Димы. Да он и сам был одной сплошной вмятиной. — А почему он у вас? Сложа руки на груди и прислонившись поясницей к подоконнику, Катя буравила взглядом свою подушку под чужим плечом. — Потому что товарищ полицай пить не умеет. На полу заляпанные очки. Пытался, видимо, снять трясущимися руками. А потом прилетел подзатыльник от Грома. — А почему Игорь не отвёз его домой? — Потому что я дура. Обе тихонько по очереди отхлебнули холодный кофе из стаканчика. — Звонит, говорит, что ментёнок по всем фронтам проебался и спрашивает что делать. — А ты? — А я шуткануть решила. Одного его, мол, оставлять нельзя, обблюётся-захлебнется. Лина пшикнула, как отпариватель, приняла ту же позу, что и подруга и склонила голову ей на плечо. — И где сейчас этот «усатый нянь»? — — Почивать изволил. В ванне. Кате аж самой смешно стало до дрожи. Прямо сейчас в её квартире дрыхли двое дядек-полицейских. Один валялся в позе Ленина за белыми бортиками, другой завернулся чуть ли не в обивку дивана. Проходя на кухню мимо Грома, Лина с трудом сдерживала смех. У него торчали ноги, шея согнулась так, что будет болеть, но брови при этом хмурились даже больше обычного. Неудобно. Неприятно. Говорили в основном шёпотом. За исключением тех моментов, когда понять друг друга можно даже по взгляду. Сначала молча по чашке чая, чтобы придти в нужное настроение, а затем спокойная беседа об учёбе. Тяжело учиться на педагога, когда «педа» — причина твоего истерического смеха вечерком. Не менее тяжело быть менеджером по туризму, владея английским на уровне «what is love — Владислав» Катя наматывала липкие ниточки мёда на деревянную ложку. Аккомпаниатор — сап Дубина. А Игорь во сне зубами скрипит, благо сейчас не слышно. Только хрюкает периодически. — Мой пить не особо умеет, — Лина держала чашку обеими руками и смотрела в окно. — Вы ему хоть «белого русского» мешали? — форточка приоткрылась. — Не, я слишком люблю Серёжу, — хихикнула подруга. — а ещё люблю свой паркет. И не хочу, чтобы его кто-то заблевал. — Был опыт? — А ты думаешь, почему мы поменяли? Двойной смешок прозвучал уж слишком громко, Лина прижала палец к губам и беззвучно дрогнула. — Знаешь, если бы ты показала тот кусочек на выставке современного искусства… -… Давай закроем тему, умоляю. Пахло мокрым асфальтом и пылью. Уставший Петербург остывал от тяжёлого дня. Тема погоды зависла в медово-чайной кухонке. Подметая одеялом тёплый пол, на кухню плелся Дима. Почти не видя, он ударился ногой о столик, задел ванну и, возможно, сиганул бы в раковину, но вовремя остановился. Подруги молча наблюдали за этим «Вийем», тихонько допивая чай. Всё ещё не протрезвевший Дубин выглядел необычно. Губки бантиком, бровки домиком. — Кать? — Да, родной? Он звонко чихнул и накрыл голову кусочком алой ткани. Лина сжала ручку чашки, широко улыбаясь в керамический краешек. — Можно мне тоже чайку? — Топай на диванчик, я принесу. Лицо его просияло розовым румянцем. Дима тихонько поплелся назад. — Ути какой котик, — Катя выбрала рыжую чашку в белый горошек. — чаёчку захотел, какая прелесть. — Во-во, а говорила, что детей никогда не заведёшь, — подруга развернула конфету. — Сами завелись. Случайно уронила банку со столовыми приборами. И… Призвала ещё одно тело. Загорелые плечи покрылись гусиной кожей. По всему лицу видно, что пробуждение не было приятным. Он оперся на бортики обеими руками и, не без труда, вылез на край. — — Восставший из зада, — кивнула Катя. Чайник бухтел, пока не закипал. — Ну, не издевайся над человеком. Князь тьмы ещё не раздуплился. Гром глянул в сторону клубка Дубина на диван и окончательно вылез. Со сна пол показался ему ледяным. Обычно приходит в себя быстро, но, оценив обстановку, понял, что может расслабиться. — Давай тоже чайку? — предложила Лина, указав на свою кружку. Игорь шатался к столу, но пришатался к Кате, всем весом наваливаясь объятиями на плечи. Она подняла кружку к его голове и вздохнула. — Так и живём. Он противно хлебнул чай. Ощущение, что бухнул сам Гром. Шлейф от него приятный, как обычно. Алкогольного душка не найдётся. Шатнувшись в сторону, он опустился на колени, укладывая голову, собственно, на чужие колени. — Ну не при всех же, Шарик, — смеётся Катя, поглаживая его по волосам и за ухом. — дурка какая-то. — Это ещё цветочки, — машет рукой Лина, совсем не придавая значения новой компании. — Серёжа же так и лунатит. Помнишь, как на моем дне рождения он борщ ладошкой хлебал? Это тоже пока ничего. Большинство залетов Разумовского Кате давно были известны, но сейчас, похоже что-то новенькое. Она остановила руку на спине Игоря и заинтересованно уставилась на подругу. — Пытался штору поджечь. Спичками горящими кидался, ты представь! — Это ж жесть какая-то, — ложка в чашке звонко заметалась по часовой. — чего его так штырит? — Заработался, наверное… Засранец. Пытаюсь его из-за компа вытягивать, а он даже во сне бредит кодами своими. — Помню, — Катя мельком посмотрела вниз. — майор-помидор тогда перепугался. — «А я говорил, что он робот!» — процитировала Лина, хихикая. — от Робокопа слышу. — Ну-ну, это у вас на загнивающем западе Робокопы. А у нас… Шурик, — кивнула она на Диму. — и Глеб Жеглов. Так ведь, товарищ? С дивана послышался утвердительный чавк, с пола фырканье, а девушки наблюдали за этим, думая, что такого и ожидать не могли, переезжая в этот город. Чайник закипел. В голове заиграло: «Ап!» — и тигры у ног моих сели.