Раф под нашей крышей.

А дело было осенью. На свой двадцать первый день рождения Катя отнесла в тату салон кучу денег и вышла довольная, но больная от шеи до поясницы. Мандалы. Разо всю спину. Цветные узоры растянулись на полдня работы, начиная с етить-его-через-коромысло-утра. От звонка Игоря Лина рассмеялась так, что перепугала спящего у неё на груди Серёжу. Погладила по медным волнам и отвернулась, поудобнее хватая телефон. -… Чувствую себя нянькой. Помогаю одеться, помыться, рюкзак её таскаю, как пятиклассник. — А что ты хотел, дорогой? — Разумовский фыркнул и лениво убрал волосы с глаз. — тебя обо всем предупреждали, нефиг жаловаться. — А я жалуюсь что-ли? — неожиданно воодушевленно спросил Гром. — я живу с ежом колючим, а тут выпал шанс потискать. Я вообще-то порадоваться звоню, похвастаться. Уже от этого хохота Серёжа возмущённо посмотрел на неё и пригрозил пальцем. Мол, ещё хоть раз и уйду. А Лина успокоила его, погладив по плечу. Однако Разумовский её руку положил себе в центр груди и снова спрятал нос в чужую футболку. Кот котячий. — Поздравляю вас, майор, вы дослужились до сиделки. — Премного благодарен. Процесс заживления татуировок она долго изучала. И совершенно точно знала, что ближайший месяц Игорь обречён мазать чужую спину мазью для заживления и жалеть, потому что спать Кате можно только на животе. — Вперёд, Игорёк, помогай моей девочке! Телефон пиликнул низким уровнем зарядки, на тумбочке пропустил гудок и вырубился до завтрашнего утра. — Олег татуировку в армии делал, — не открывая глаз буркнул Серёжа. — а переделывал уже в Питере. Помню, как помогал плёнку менять. Зубы сцеплял, конечно, но я слышал, как он орёт внутри. — Тебя-то когда забивать будем? — улыбнулась Лина, погладив его по боку. — Наверное, — нараспев затянул Серёжа. — в следующей жизни… Когда я буду кошкой… — Набьем тебе цветочки на жопе? — Любоваться не сможешь. — И то верно. Но на какую-нибудь парную птичку на запястье Лина все же его раскрутит. Когда-нибудь. В будущем.