Раф под нашей крышей.

Семейная идиллия. Единственный доступные родные в Питере — Прокопенки. Фёдор Иванович (он же дядя Федя, но не на работе, Игорек) и тётя Лена. Добрая пара, которая, видимо всю жизнь отчаянно хотела детей. И теперь имеет аж пятерых взрослых чад, частенько захаживающих выходными вечерами в гости. . Полная атмосфера советского фильма. Кружевные салфеточки, здоровенные часы «чайка», ковры и тяжёлый телевизор. Эдакая «Москва слезам не верит» на современный манер. Это, наверное, и делает квартиру по-семейному очаровательной и такой родной. Да, что уж тут, у тёти Лены даже иглы лежат в коробке от печенья! Олег задерживался. Хотел покурить на улице прежде, чем зайти. Неплохо было бы ещё побрызгаться чем-то, чтобы запах убрать… Хотя о его привычках всем давно известно. Просто традиция, видимо, у людей такая. Вспоминать детство и шкериться от старшего поколения с сигареткой по углам. И совершенно Волков не думал, что банка на бортике клумбы, куда он стряхивал пепел — «пепельница», которую ему давно поставила жена полковника. Он смотрел на желтый свет в окнах второго этажа, различал в них контур кухонных шкафов и люстры. На полу сидела Катя. Спокойная, но сконцентрированная, она водила руками, наматывая между них нить из клубка тёти Лены. Просто запутались они от времени, нужно привести в божеский вид. А тут и минутка выдалась, и не мешает никто. И по телевизору «Анжелика и король» на беззвучном. Лина с Фёдором Ивановичем разбирались в новом телефоне полковника. Подбирали мелодию на вызов, контакты переписывали. Прокопенко держал перед лицом полуразложенные очки и посмеивался чудесам техники. Всё порвались «Би-2» перекинуть… А Игорь с Серёжей расположились за столом. И разговаривали вполголоса, сложив локти. -… Да я никогда не был настолько уверен в своём решении, как сейчас, — усмехнулся Разумовский и отвёл взгляд. — Давно пора, — в том же духе ответил Гром. Серёжа поджимал губы. Теребил в руке маленькую коробочку, обитую кирпичного цвета бархатом. А внутри то, что многие воспринимают грузом. Неким якорем в одном единственном месте. Думают так только слабаки. Те, кто не уверены ни в ком и ни в чем. Кольцо выполнялось на заказ. Тонкие золотые спайки меж изумрудных граней «листьев», алые «звёзды» в шахматном порядке. Напоминает гранатовые деревья. И именно такие, как Разумовский и рисовал ювелиру. Она заслуживает чего-то особенного. Такого же неповторимого, восхитительного и чудесного. Как все те утренние поцелуи перед работой. Как объятия во сне. Как шёпот, которым волшебница заговаривает чужую руку, а потом, жмурясь целует и прикладывает к своей щеке. В человеке все должно быть прекрасно. И лицо, и одежда, и то, с чем она наденет свадебное платье. Свою коробочку Гром из стороны в сторону водил по столу. Маленькая, из тёмного дерева. Ему она напоминает старый комод на даче крестных. С такими же бронзовыми петлями и лаковым отблеском. Не хватает только облезлой наклейки с олимпийским мишкой. Кольцо в данном случае было делом формальности. Как бы обидно ни было Игорю, выпендриться он может только упаковкой. Потому что слишком хорошо знает Катю и её вкус на украшения. Широкое кольцо из белого золота. Совсем без чеканки или гравировки. Просто блестит. Главное, сука, чтобы блестело. В детстве сам такие делал из вилок на батиных тисках в гараже. Надо было ещё тогда целый мешок наколотить, чтобы сейчас передать в надёжные, хрен-пойми-какой-размер-кольца руки. Да хоть хомут затягивай и измеряй так сикось-накось. — Серёж! — позвала Лина, вырывая из транса. — помоги, пожалуйста, нам нужно найти здесь разрешение камеры. Кажись за Разумовского опять распорядился господин случай. Как познакомились по вине случайности, так, видимо, навсегда ею и скрепят союз. Гром усмехнулся, похлопал его по плечу и кивнул. — На колено аккуратнее вставай, там пол скрипит. Всю романтику обосрёшь. Но никто уже не слушал. Дышать стало тяжело, однако он не сомневался. Ни на секунду не хотел отступить. — Мне тоже кое-что нужно, — Серёжа почесал затылок и украдкой глянул по сторонам. — узнать. Плетёная из нарезанных тряпок ковровая дорожка слегка заскользила. На это обратил внимание Фёдор Иванович и оторвался от экранчика. Хотел было предупредить, что тут упасть можно легко, но… — Лин? — и снова на коленях. Как и в тот раз, когда смог назвать её своей любовью. Покаяться в грехе уныния за прошлое. Естественно, не шибко трезвый… Однако сути не меняет! Она удивлённо сверкнула глазами. Взгляд чародейки. Самой настоящей ведьмы. — Серёж, тебе плохо? — заботливо поинтересовалась тётя Лена, жестом командуя Катя остановиться. — Очень ему хорошо, — шепнул себе под нос Игорь, делая последний глоток чая прежде чем встать из-за стола. И в самом деле хорошо. Чувствует, что его руки развязаны, а сердце наполнено такой сладостной мукой нетерпения, что хочется истерично смеяться. — Спросить хотел, — повертел в руке коробочку, будто та была причудливой игрушкой в цепкой хватке ребёнка. Крышка щёлкнула. — Хочешь… Стать Разумовской? Навсегда. Секунда, а то и минута глухой тишины. Каждый слышал, как его кровь гонится по венам, словно охотничьи псины за молодой лисичкой. Это дикая охота на отзвук и треск. Она закрыла рот ладошами, будто сдерживая самый громкий в своей жизни крик. Катя улыбалась. Странно ещё, что Серый в самый первый день не разжился колечком и запонками в тон. А то, чего мелочиться? С первой встречи и лимузин забронировал бы, и детей записал на очередь в садике. Катя сдернула со стола белую салфеточку, дожидаясь ответа вместе со всеми. А Лина спустилась на пол, в ту же позу, что и Серёжа, обнимая его, как после долгой разлуки. И только в звенящем напряжении слышно беспокойное сердце тёти Лены, волнение дяди Феди и тихонькое девичье: — Да… Прокопенко по-доброму рассмеялся. По-отечески, пусть Разумовский и не знал, что это такое. А тётушка хлопнула в ладоши, положила их под щеку и самым ласковым, но звонким тоном сказала: — Господь всемогущий, счастье-то какое! Тем временем Катя уже накинула на невесту «фату» и отошла к стене, шутя: — Крестницу мне. И поскорее. А Гром усмехался и слегка мотал головой. Не догадывается она ещё… Совсем. И только коробка в кармане джинс выдаёт его скорые намерения. Может и взгляд… Потому что терпел долго, едва сдерживает порыв прям сейчас подбежать и решить; да-да, нет-нет. Молодые встали так же, как и сидели. Обнимаясь, перешептываясь, не в силах надышаться друг другом. Отдельными всхлипами звучит любовь. Искренняя и чистая. Прошедшая ночные кошмары и вполне реальные. Катя подошла к Игорю. Ровно перед ним, откинув голову на широкую грудь и любуясь счастливыми лицами их старичков. Удобно очень. Мягко, но мягко только для неё. И его рука, обнимающая за талию, только добавляет моменту теплоты. Это невероятная радость за людей, фактически ставших уже родными. Подавись тот, кто усомнится в их дружбе и сдохни всякий, кто клевещет. — С телефоном, похоже, придётся разбираться мне. — Не спеши. Гром поцеловал её в макушку. Прям так, вынул из кармашка коробочку, протянул где-то на уровне её груди и вздохнул. — Я, в общем-то, в речах не сильно хорош… Но он и в этой не отличился. Катя повернулась к нему лицом и поцеловала. Да так, что даже зубы звякнули. Не ожила майор такого напора. Обняла за шею, будто сама на ногах не устоит и крепко-крепко сжала в пальцах свое новое сокровище. — Моя прелесть, — передразнила Лина, вспоминая те ночи, в которые слышала «Властелина колец» из кухне. Когда подруги ещё снимали квартиру на двоих. Тётя Лена расплакалась. Фёдор Иванович, по правде говоря, тоже глаза не от усталости тёр. Сын единственный. Женится. Обидно было полковнику, что ему заранее не сказали… Да и бог с ним. Главное все дома. Все рядышком. Кольцо Лина попросила надеть на неё самому Серёже. Как-то нежнее у него получится, трепетнее и правильнее. — Хочу порепетировать заранее! Смотрелось оно просто чудесно. В свете ламп переливается, блестит. Как будто ночь в турецком саду. Звезды, гранаты… Надо будет слетать туда. В качестве свадебного путешествия. Катино выглядело, как влитое. Как будто всегда там и было. Будто всю жизнь она невеста Грома. А Олег пришёл с бутылкой «Вермута». Конфетами «коровка» для тёти Лены и банкой сгущёнки к чаю. Знал он обо всех планах. Хорошо и давно. Мешать не хотел. И так полная хата народа. Кто пищит, кто хнычет. Сам бы разревелся, как девчонка. Ещё бы, практически брата женит. За столом сидели двое. Прокопенки со свадебным альбомом. Платочки летели от тёти Лены, как петарды на новый год. В кресле Лина с Серёжей, обсуждая тот мандраж, с которым он сидел у ювелира. Целовали друг друга в щеки, носы, подбородки. Совсем невесомо и по-детски. С пола, сидя в обнимку, Игорь с Катей слушали своего бородатого товарища о свадебных традициях Афганистана, Сирии и Ирана. Гром попивал чай со сгущёнки, которым его по ли прям из собственной кружки и, на удивление, интересовался всей этой восточной лабудой.