Раф под нашей крышей.

Дело шло так. Заметившая дохлого, вероятно с прошлого века таракашку, Лина затеяла уборку. А Катя закрыла дверь в свою комнату. Вихрь чистоты сбивал пылиночки со всего, что видел. Подоконники, полки, столы, даже рамы картин. Как будто бегучая-ползучая хрень родится от одного немытого угла. Содрала шторы, перестирала с жасминовым кондиционером, полила все цветы и помыла зеркала. Пахнет свежестью и хлоркой. Ванну пыталась отмыть. Только ногти попортила и разозлилась на хозяев картины. Сраные неряхи, которые не убирались со времен Рождества Христова. Лина вывалила мокрые вещи в таз. Проходя мимо чужой комнаты остановилась и постучала локтем. — Слышь, астматик, я все равно до твоего ковра доберусь! — Что тебе сделал Анвар?! — В нем грязи больше, чем во всем доме! До конца не понятно почему Лина так чтит чужие границы. Вроде не упырь, чтобы приглашение ждать, а все равно без спроса не заходит. Катя открыла дверь сама. Из комнаты таким жаром обдало, будто в Эмираты по щелчку прыгнула. Советский обогреватель, светящий кроваво-красным по периметру, по окнам. Неужели уже стемнело… Время так быстро летит, когда у тебя выходной и паранойя. — Вот из-за этого к нам тараканы и приходят! — возмутилась Лина. — думают, что у тебя дискач. — Не, у нас с ними договор о ненападении. Этот контрас никак не мешал подругам, но пугал гостей: комната, окно в которой не закроет даже атомная бомбардировка и комната, напоминающая хамам. Нейтральная зона — кухня. Окно открывали только ночью. — А на мой счёт можешь договориться? — усмехнулась Лина. — давай таз с бельём у тебя оставим? Оно просто так высохнет! — Издеваешься надо мной, — притворно обиделась Катя. — Не любишь. Не ценишь. — Да-да-да, и шмотки твои стираю от большого неуважения, — а среди вещей действительно мелькали чужие майки и рубашки. — Так и быть, — Катя забрала тяжёлый таз, не ожидав веса наклонилась и потащила вглубь комнаты. Уютная такая парилка. Пугачева с ноутбука играет, новогодние игрушки хаотично на гвоздях в стенке висят. Тишь-гладь, только бы так душно не было… — Собираюсь пересматривать «Вийя», присоединишься? — Только, если ты откроешь окно! — На какие жертвы я иду ради тебя… Лина вытянулась на чужом диване. Уборка вымотала её, спина очень болела, а в ушах шумело. Она прикрыла глаза и вздохнула. Есть своя прелесть и в порядке, и в хаосе. Но все же приятно, когда хаос не в твоей комнате. Катя на самом деле и не рассчитывала на фильм. Просто хотела дать подруге отдохнуть. Ибо та, скорее всего, выйдя в коридор, заметила бы ещё пылинку и отдраила все в двадцатый раз. А так… Минут пять и сопит. И хорошо. Отдыхает. В универе дрючат, на работе дрючат, дома… Получается тоже дрючат! Катя забрала ноутбук, убавила мощность обогревателя и ушла на кухню. Перекусить чем-нибудь без опасения, что чай разбавят хлоркой. Жевала финики, запивая остывшим кофе, расставляла цветы со стола по их привычным позициям. Очень захотелось плова. В жизни происходит полная неразбериха. Дела сердечные, как бы банально это не было. «Любовь, Фимка, у них — слово амор. И глазами так…» А глаза дурные. Лина вон, как только познакомилась со своим рыжим-рыжим с лопатой, так сразу в облаках завитала. Чувствами делилась, закинув ноги на стену и раскидав волосы по дивану. Как будто мыслей больше, если ступни свои рассматриваешь. Описывала состояние каждый день по-разному. То её в жар и холод, то отрицает все, то плачет. Сильный человек, но перед любовью каждый обезоружен. Вот так вот её выслушиваешь, по голове гладишь и «Ведьмака» включаешь. С Катей дела обстояли как-то совсем глупо. Понимает, что что-то не то… Даже просто при виде мента этого. А ни с чем не торопится. Так и сейчас. На мониторе «Это всё.», лапки сложены, мысли в бесконечном нихуя. То ли хочется любви. То ли человека мучать не хочется. С её-то характером… Отхлебнула кофейку. Захотелось в деревню, к печке. И кота на колени. Чтобы отвлечься от всех этих дум, от учёбы, работы. Просто почувствовать себя сычом в колючем одеяле. Чтобы ещё тапочки дали, чай с вареньем. Там будет не до майоров, не до прокуроров. Лина спокойно спала на фоне настенного ковра. Тихо, соседей больше нет. Разве что бабка… Да и хрен с ней. Кате на душе было хорошо. Неспокойно, но хорошо. Состояние, как в середине сессии. Один зачёт сдал, к другому готовишься. Вот примерно так. Когда уже и расслабилась, и успокоилась… А все равно из головы Гром не выходит. Ирония. Крыша съезжает из-за Грома. Песни менялись, освещая ночную кухню разноцветным светом обложек треков. "— Вот и всё… Ну и что?» Надо будет позвонить. Спросить не прибили ли его ещё в тёмном переулке. А за Лину можно быть спокойной. Это ж сам Разумовский пожаловал в её сердце! Статный такой, мизантроп-стесняшка. Но, судя по рассказам, простой, как резинка от трусов. И носит футболку «ЛДПР» под молнией толстовки. Рискованно. Но королям ночной Вероны не писаны законы. О Сергее Катя в последнее время узнавала много. Слишком много. Про то, как он убирает волосы, когда не мелькает в камерах. Как подворачивает джинсы, чтобы было видно полосатые носки. Зелено-фиолетовые. — Абонент «Птенчик» принес вам милости на хвосте! — покричала Катя, и тут же из ванной выбежала Лина в одном полотенце, с маской из голубой глины на лице и схватила свой телефон, чуть ли не вырывая зарядку из розетки. — Доброго утра пожелал, — улыбнулась она. — сам, наверное, ещё не ложился. — А ты предложи вместе прилечь, — полетела подушка. — аура у тебя, мать негативная! Закончила рефлексию. Закрыла ноутбук, сунула под мышку и вернулась на свой диван, под два одеяла (ибо обогреватель все же надо вырубить). Случайно пнула тазик. Пострадала только нога и кулак, который за пару секунд услышал больше мата, чем работник МФЦ. Думала, что зря кофе попила, а-н, нет. Заснула минут через пять бессмысленного созерцания складки на шторе, под белый шум чужого сапа.