Раф под нашей крышей.

Русский дух, банный дух! Ради одной только бани Игорь согласился почистить снег на дачном участке Прокопенок. Те спокойно вручили ему ключи и улеглись спать. А вся великопитерская шайка-лейка разжилась полторашками «Клинского» (все возгласы трезвенников заткнуло: «потом поймёте»), кое-какими продуктами питания и, с подсказки Грома, одеялами. По приезду Олег с Игорем сразу вооружились лопата и отрыли вход в дом. Зима выдалась буйная… Дачники жаловались, что в такие морозы у них не одно деревце не выживет. А Волков в своей кожанке на рыбьем меху выглядел совсем печально… Здоровье у него завидное, но тут хоть сам Илья Муромец застудится по самые помидоры. Растопили печь — благо поленница у дяди Феди была в гараже, проветрили хоть немножко, чтобы двухнедельную затхлость прогнать, чайник поставили. Желтоватый свет, бьющий в ночную тьму. А и не страшно. В доме играет с чьего-то телефона «Ретро фм», Лина режет огурчики-помидорчики, Серёжа колдует над стареньким телевизором. А в бане деятельность бурная. Катя вытаскивает на снег старую, сырую золу и угли на мятой газете, Олег носит дрова, все больше краснея на холоде, а Игорь держит в зубах коробок, чиркая сразу несколькими спичками на рекламки, которые подсовывает в ящик местный почтальон. Пламя разгорелось быстро. Бак с водой проверили дважды. В предбаннике подмели, поставили пиво под скамейки. Полотенца, уже поглаженные Линой, сложили на полочку над зеркалом. Первыми в жар полезли Игорь и Олег. Задача стояла следующая: избить татарина до полусмерти берёзовым веником, дубовым вытрясти всю душу из обоих и обтереться чистым снегом аж до скрипа. В чёрных волосах на сиськах путаются тонкие листочки, рожа уже багровая. Однако хорошо. Тепло. С мороза все покалывает. А веник все набирает обороты. — Чо ж в тебе дури? — прошипел Волков. — В полицию других не берут, — и удар приходится на самое хозяйство. — лежи и получай удовольствие, Волч, не часто менты бьют и отпускают. — Пошёл в, — но удар пришёлся в лицо. — Тепло не трать. Зато кашлять и не подумает. Это ж от большой любви такая экзекуция, не корысти ради, нет-нет. — Ты ж живого места не оставишь, — перевернулся Олег и тут же получил веником по заднице. — Вроде осталось. Но я не уверен. Ну-ка, — он посильнее ударил по лопаткам. Заглушенный лавкой рык. — живой! — Ненадолго… — Нет, дружище, я тебя в обиду не дам. Лёгкими постукиваниями двух веников Игорь прошёлся от затылка и до пят, а затем обратно. — Кайф… — Это из тебя сигареты выходят. Кофе твой, выхлоп. Что ещё ожидаем? — Пивко… — Ну это свято дело. Игорь подал другу руку, помог подняться и занял его место, сразу заложив руки за голову. — И не страшно тебе? — перебрал веточки в венике Волков. — Не-а, — Гром улыбнулся. — я в банном деле мазохист. — Да как угодно. В предбанник выползли двое красных, исцарапанных, порядком вымотанных тела. Глотнули пива. И… Катя курила на ступеньках у дома. Лина на веранде попивала чай, держа чашку обеими руками и разговаривая с подругой под потрескивание огня печи в доме. Ночь стояла особенно приятная. Тихая, тёмная… Снежок блестит. — Серёгу застебали, говорит, — Лина усмехнулась. — мол не мужик. — Фига се не мужик, такой раритет воскресил, — где-то в доме шли «Чародеи». — Типа градуса и веника боится. Нежный слишком. — Ну-ну… Как тепловой удар стукнет, оба разнежатся. — Да этих стукнет, они сдачу дадут! Катя рассмеялась, выдыхая рваные клубки дыма. — Что-то дверь у них открыта, — Лина прищурилась. — жарко что-ли? — Я вот другого боюсь… И опасения подтвердились. Один за другим вылетели две красные задницы. — Ебать, — удивилась Лина и отставила чашку. — Может позже. Нет, конечно, для Кати зрелище плюс-минус привычное, но в таком контексте… Олег с Игорем с ходу прыгнули в сугроб, поднимая снежную пыль высоко-высоко. Растирались, неистовым ором оглашая окрестности. Да таким, что даже Разумовский выскочил из дома, босой и лохматый. — Что происходит? — он бросился к окну веранды, щурясь и протирая стекло. — Серёж, заболеешь, — заботливо рукой любимой из обувного ящика были извлечены тапочки, а на плечи приземлился дядь Федин прожженый ватник. — Ты, Серёж, сказку про конька-горбунка читал? — Катя затушила сигарету о снег и спрятала окурок в карман. — Это ты к чему? — Царь там был. В воде студеной, в варёной, в молоке… — И кто у нас царь? — Разумовский улыбнулся, обнял Лину, делая глоток из её чашки и вздохнул. — Два шута, — ответила девушка. — И то верно, — кивнула Катя. И, когда в доме шла уже не первая игра в лото, Волков с Громом завалились на порог. Тепленькие во всех смыслах, покачиваются, куртки прям на пол кидают. Серёжа уже смекнул; они и трезвые над ним подшучивали, что теперь-то? Сунул ноги в чьи-то калоши, схватил пакет скрабиков и уволок Лину в баню. Подходя к ворогу Разумовский достал из карманов две банки мохито. Неплохая альтернатива быдлянскому пиву. Тем более, что совершенно безалкогольная. Это было потрясающе. Кофейная масочка аж до самой шеи, закрученные тугими пучками волосы. Разомлевший не-мужик валялся на лавке лицом вниз пока на спине орудовали масла и длинные красные ногти. От веника он сразу же отказался. — Бля… — вибрирующим от постукиваний голосом протянул Серёжа. — Хорошечно? — Не то слово. В парилке пахло пихтой, шалфеем и апельсином. В углу тазик с баночками, тюбиками, щеточками. Отдельно в пакете банка гречишного мёда. — Оргазм просто, — вздохнул Разумовский. — Лавку не испачкай. Лина чуть приоткрыла дверь из парной, чтобы впустить воздух. Все-таки после прошлых оккупантов здесь было жарковато. Все в листьях… Страшно подумать что они делали друг с другом. Это ж с какой силой лупить надо?.. Она села в ногах не-мужика, прислонилась к горячей стене лопатками и круговыми движениями растерла по лицу шалфей с базиликом. Просто волшебно… В тазу замачивается крапива для укрепления волос, рядом в ведре полынь для ног. Из бани они выйдут чистые и совершенно счастливые. Сразу лягут на мягенький диван под привезенное из дома пуховое полотенце и… До завтра вне зоны доступа. — А Катя? — А она сказала, что её ни веники, ни масочки не интересуют, — улыбнулась Лина. — не подумай, я предлагала. Она сама отказалась. — И мы оставили её в доме с двумя бухими телами? — Эти тела наши друзья. — Эти тела по пьяне прыгали через костёр. — Брось, — она прилегла на спину совсем изнеженного Разумовского, вывод масляные сердечки на бледной коже. — я прожила с этой женщиной достаточно, чтобы понять, что она приструнит хоть роту таких, как Олег и Игорь. — Н-да? Какие-то запрещенные приёмы? — Ну… В доме наступила почти полная тишина. Не считая, конечно, «Место встречи изменить нельзя» по телевизору. В одной комнате сопел Волков, раскинувшись поломанной полуголой звездой на узеньком диванчике. В другой похрапывал Гром, более скромно расположившись на двуспальной кровати тёти Лены с дядей Федей в своём полотенечке с именной вышивкой. А на кухне Катя. В мойке две ещё тепленькие кружки из-под молока с мёдом, по телевизору приключения Высоцкого. У самой на вилке солёный грибочек из трехлитровой банки. В отличие от прошлых товарищей, Лина с Серёжей вернулись полностью трезвые. Тихонько поздоровалась, расплели мокрые, дважды после масок промытые волосы и ушли в свою комнату. Настал черёд Кати. И вот, в благоухающей всем, чем только можно парной сидит человек в обнимку с запотевшей полторашкой «Клинского». Чёлка заколота назад, голова откинута на лавку. Только она догадалась подкинуть дров и сесть на пол, чтобы не так жарко было. Ей бы просто кости прогреть… Каждый больной позвонок, суставчик… А потом дома пошевелит угли в печи, закинет полотенечко наверх и уляжется под бок Грома. Хороший выдался денёк…