***
Вернувшись из школы и обнаружив, что дома никого нет, Саске обрадовался ровно настолько, насколько мог обрадоваться человек, которому на следующий день предстояло ехать на кладбище, где под толщей земли покоился смысл его жизни. Он вышел из своей комнаты и ещё раз прошёлся по всей квартире, последовательно заглядывая в гостиную, бывшую раньше комнатой Итачи, спальню родителей, ванную и кухню – никого. Наверное, мать ушла в магазин за продуктами или куда-то ещё. На обеденном столе виднелись разложенные столовые приборы и тарелка, а на ещё тёплой плите остывала кастрюля с супом: Микото позаботилась о том, чтобы он не остался голодным в её отсутствие. Несколько дней после их последней перепалки в комнате Саске они не разговаривали, но мать продолжала ухаживать за ним, даже, казалось, с ещё большим усердием, чем раньше. Однако драгоценный геймпад она ему так и не вернула, принципиально следуя озвученному ею запрету. Саске удивлялся, откуда в Микото была такая жестокость: она не могла не знать, насколько ему дорога эта вещь, хранящая в себе воспоминания об Итачи. И всё же отчасти он мог понять чувства матери, которая в конечном счёте желала ему добра, поэтому в душе простил её за этот поступок и даже первым пошёл на мировую. Однако окончательно смириться с утратой геймпада он не мог и уже давно искал какую-нибудь возможность хоть ненадолго вернуть себе джойстик и брата в виде призрачной гоночной машины. Подросток вернулся к дверям родительской спальни и застыл на пороге. Кажется, сегодня, наконец, ему представился долгожданный случай. Он был очень кстати, потому что состояние Саске оставляло желать лучшего: ему была жизненно необходима разрядка, чтобы на какое-то время отвлечься от беспроглядности реального мира. Сглотнув, младший Учиха решительно ступил в комнату и огляделся по сторонам. Он понятия не имел, куда мать могла спрятать геймпад, но был уверен в двух вещах: несмотря на свою угрозу, она не могла его выбросить и она спрятала его где-то здесь. После того, как из бывшей комнаты брата, ставшей теперь гостиной, вынесли все вещи, та пустовала: наверное, родители не решались вновь заняться её обстановкой. На кухне же слишком часто рылся Саске в поисках съестного, когда на него накатывала тоска, а про ванную и говорить нечего – прятать вещи там было негде. Так что спальня была тем самым единственным местом, где ему, словно в каком-то заумном квесте с головоломками, предстояло отыскать своё лекарство, пока тикает невидимый таймер. Первым делом Саске тщательно проверил все полки тумбочек и шкафов, потом основательно взялся за кровать, перевернув её вверх дном, а напоследок даже подтянул стул к гардеробу и пошарил рукой по его верху. Стоя посреди изрытой им комнаты, он пытался отдышаться и одновременно лихорадочно соображал: поиски запустили покрывшиеся ржавчиной шестерёнки в его мозгу, и он даже ощущал непривычный прилив энергии. Взгляд его вдруг упал туалетный столик со стоящей на нём маминой шкатулкой. Её размеры вполне позволяли вместить в себя такую, в общем-то, небольшую вещь, как геймпад, но была одна загвоздка: в шкатулке виднелась замочная скважина. С одной стороны, это даже увеличивало шансы на то, что нужный Саске предмет спрятан именно там, с другой же, это значило, что квест усложняется: теперь нужно было отыскать ключ от этого сундучка. Младший Учиха подобрался к столику, минуя кипы разбросанных им по полу вещей из гардероба, и взяв шкатулку, повертел её в руках, пытаясь оценить, каких размеров должен быть подходящий к ней ключик. Неожиданно её крышка щёлкнула, и Саске поспешно поставил шкатулку на место, чуть не ударив себя по лбу. И с какой стати он решил, что она обязательно будет заперта? Он снова надавил на язычок крышки, на этот раз уже целенаправленно, и шкатулка открылась. Саске с горящими глазами тут же схватил покоящийся в ней истёртый серый геймпад, мысленно празднуя победу. Такого лихорадочного возбуждения он уже давно не испытывал, и, оглянувшись на учинённый им в комнате бардак, младший Учиха ни капли не пожалел о потраченных на поиски силах: теперь главное успеть убраться до прихода матери. Важнее было то, что его реликвия снова возвратится на своё законное место в его комнате, а матери он, конечно, не скажет, что геймпад исчез из шкатулки. Всё равно, кроме него, там ничего больше не было, разве что какая-то белая бумажка на дне… Саске нахмурился, ещё раз посмотрел внутрь отделанного красным бархатом сундучка и достал открытый бумажный конверт, очевидно ни разу ещё не использованный, из которого торчали разноцветные уголки. Торопливо потянув за них, он вынул несколько тонких, но твёрдых картонных карточек, заботливо перевязанных атласной ленточкой. Открытки? Подросток не глядя опустил пустой конверт обратно в шкатулку, развязал ленту и удивлённо воззрился на прямоугольные изображения, перебирая их в руках. Какие-то зарубежные панорамы, уличные объекты, иностранные вывески, музейные экспонаты… Саске поочерёдно переворачивал открытки тыльной стороной, но на обороте каждой из них не было ни даты, ни текста, ни даже коротенькой подписи. Пустые строчки адресата также были не заполнены. Времени стоять и дальше рассматривать детали у него не было. Быстро засунув карточки под резинку домашних треников, Саске вложил ленточку в отверстие конверта, лежащего на дне шкатулки, и приступил к приведению перерытой им сверху донизу спальни в первоначальный нетронутый вид. Несмотря на внешнюю миловидность, его мать могла быть поистине страшна в гневе.***
— Может, объяснишь мне, что это значит?! — рассерженная Микото положила на обеденный стол перед носом Саске идеально сложенную по всем правилам кружевную сорочку. — Ты копался в моих вещах? — С чего ты взяла? — недоумённо оторвался от тарелки с рисом и рыбой Учиха. — А ты не видишь? — подозрительно сощурилась мать, а потом, убедившись, что сын искренне не понимает, что не так, неожиданно прогремела роковым колоколом, так что Саске невольно вжал голову в плечи: — Да она же вывернута наизнанку! У подростка застрял комок в горле, и он, поперхнувшись, дёрнулся к стоящему рядом стакану воды и быстро сделал несколько глотков. — Ну, наверное, ты не заметила, когда складывала, — равнодушно пожал он плечами после паузы, вновь принимаясь за еду с поистине зверским аппетитом. — Не держи меня за дуру, Саске, — угрожающе покачала головой Микото. — Что ты там искал? Свою игрушку? Отвечай! Фугаку оторвался от бумаг – у него была занимательная традиция читать вечерами материалы по совершенным за последнее десятилетие преступлениям – и, сдвинув очки ниже на переносицу, исподлобья посмотрел на жену и сына. — Не забирала бы ты у него этот геймпад, Микото, — вздохнул он. Его расшатанные за тяжёлый рабочий день нервы раздражал шум, поднятый из-за такой ерунды. — Хоть какой-то интерес был у парня. — Да ты просто не видел его, Фугаку, — возмутилась женщина, поражаясь тому, что муж встал на сторону виновника. — Он, как зомби, целыми днями играет в одну и ту же игру! Пальцы скоро отвалятся! Ну а ты, сынок, признавайся: что ещё интересного нашарил в моём белье? — снова язвительно обратилась к Саске мать. — А не надо было прятать его от меня! — стукнув ножом и вилкой по столу, парировал Саске, имея в виду, конечно, геймпад. — Ты же знала, что рано или поздно я начну его искать! И, кстати, спасибо, что напомнила: я действительно нашёл кое-что ещё и хотел бы спросить вас с отцом об этом. Лица Фугаку и Микото одновременно вытянулись, когда подросток вытащил из-за пояса небольшую стопку карточек и в гробовом молчании положил их на середину стола. — Что это и откуда это у нас? — вызывающе поинтересовался Саске, глядя поочерёдно то на отца, то на мать. Микото ахнула, закрыв рот ладонью, Фугаку же неторопливо отложил свои бумаги и, надвинув на нос очки, взял в руки стопку и внимательно изучил каждую карточку. — Это почтовые открытки, — вынес он вердикт, поднимая глаза и спокойно выдерживая требовательный взгляд сына. — Я догадался, — нетерпеливо качнул головой Саске. — Но кто их посылал и почему она, — он показал пальцем на мать, — прятала их от меня вместе с геймпадом в своей шкатулке? Что-то я не припомню, чтобы у нас были знакомые-путешественники! — взглянув на испуганно заломившую руки Микото, Саске совсем разошёлся. — Она опять что-то от меня скрывает, да?! — Сын, как бы это ни звучало, но мир не вертится вокруг одного только тебя, — строго сказал Фугаку, кладя карточки обратно на стол. — Тот факт, что ты опустился до того, чтобы сначала без спроса лезть в личные вещи матери, а потом предъявлять ей беспочвенные обвинения, совершенно меня не радует. Я понимаю, что после всем нам известного инцидента ты стал на редкость подозрительным, но это уже переходит все границы. Ты совершенно не умеешь держать себя в руках, — он наклонил голову и сурово посмотрел из-за стёкол очков на притихшего сына, желая, чтобы тот осмыслил сказанное, а потом стальным голосом отчеканил: — Немедленно извинись и никогда больше не смей повышать голос на мать. — Да-да… — буркнул себе под нос Саске, устыдившись своего поступка. Уже и без слов отца он понял, что зря вспылил. — Извини, мам. Сам не знаю, что на меня нашло. Микото лишь грустно посмотрела на него из-под опущенных ресниц, а затем поспешно поднялась с места, прошла к раковине и, встав спиной к домочадцам, начала вытирать полотенцем мокрые тарелки. Фугаку утомлённо вздохнул, снял очки и потёр пальцами переносицу: спокойно почитать ему сегодня вечером уже не дадут. — Никто нарочно их от тебя не прятал, Саске, — терпеливо начал объяснять отец, протирая стёкла очков вынутым из кармана носовым платочком. — Твоя мать держит их в своей шкатулке, потому что это памятные ей вещи. Эти открытки мы привозили из наших первых совместных поездок за рубеж в студенческие годы, ещё до твоего рождения. — И что, вы побывали во всех этих местах? Даже в Нью-Йорке? — младший Учиха недоверчиво ткнул пальцем на панораму со Статуей Свободы и виднеющимися на заднем плане небоскрёбами, изображёнными на открытке. — В то время с поездками за границу было намного проще, — задумчиво протянул Фугаку, откидываясь на спинку стула. — Да и нам с твоей матерью не нужны были апартаменты, ездили так, налегке, жили в хостелах, ловили машины на трассах. Молодые были, мир хотелось посмотреть… А потом родились вы, два спиногрыза, — хмуро усмехнулся отец, лукаво поглядывая на сына. — А помнишь, Микото, как мы всю одежду на себя нацепляли, чтобы в самолёте за багаж лишний раз не платить? — ностальгически улыбнувшись, вдруг обратился он к замершей у раковины жене. — Да уж как такое забудешь! — неестественно громко рассмеялась в ответ мать, не оборачиваясь, и после секундной заминки весело добавила: — Вот ведь были приключения! Уже немного успокоившийся Саске не сдержал смешка, представив себе родителей, закутанных, как кочаны капусты, в несколько слоёв одежды, а потом опять посмотрел на снимки перед собой и нахмурился: его вновь охватили сомнения. — Если это было столько времени назад, тогда почему эти открытки выглядят, как новые? — подозрительно покосился он на отца. Фугаку смерил его долгим красноречивым взглядом, будто бы спрашивая: «Ну сколько уже можно?», и тяжело приподнялся со стула. — Потому что твоя мать специально хранила их в самом укромном месте, чтобы твои руки до них не добрались. Но, как видишь, это не помогло, — устало завершил он, беря со стола очки и документы и направляясь к выходу. — Все остальные вопросы, если они ещё остались, завтра, Саске. Дай нам с матерью хоть минуту покоя от твоих психозов. Пойди вон в гонки поиграй. Младший Учиха, устремив взгляд в тарелку с недоеденным ужином, скрежетнул зубами – слова отца неожиданно больно задели его. Сейчас он чувствовал себя, как побитый пёс, или, скорее, ненормальный параноик, которому всюду мерещатся заговоры. И то, что все свои особенности психики он вымещал на родителях, было неправильно: они не были виноваты в том, что Итачи убил какой-то сумасшедший маньяк и с этого момента всё пошло по заглавной букве «П», в том числе и его собственный характер. Саске встал вслед за Фугаку, рассеянно собрал со стола разбросанные открытки, и, подойдя к отвернувшейся от всех матери, обнял её со спины. — Прости меня, мам. За всё, — выдавил он, зажмурив глаза и крепко сцепив руки вокруг ткани халата. — Всё будет хорошо, сынок. Мы обязательно справимся, — глухо ответила Микото, так и оставшись неподвижно стоять. По её лицу ручьём текли слёзы.***
Саске был настолько эмоционально опустошён после разговора с родителями, что обратил внимание на то, что всё ещё сжимает в ладони картонные края открыток, только когда оказался в своей комнате. Первым его порывом было немедленно отнести их обратно на кухню и вернуть матери, но он замешкался, решив пересмотреть картинки ещё раз. Всё же было интересно взглянуть на те места, где успели побывать родители, и потом при случае расспросить их подробнее о путешествиях по другим странам – сам-то Саске никогда не был за границей. Улёгшись на кровать и подложив под спину подушку для удобства, младший Учиха закинул ногу на ногу и начал неспешно рассматривать воспроизведённые на открытках достопримечательности. Одна из картонных карточек была фотографией округлого здания цилиндрической формы, напоминающего роскошный торговый центр, на боку которого красовалась сверкающая разноцветными огнями надпись Riviera. На другой были изображены какие-то артефакты, очевидно, музейные – Саске бросилась в глаза небольшая, будто игрушечная, статуэтка лошади на платформе с колёсами («Детский сад какой-то», — скривился Учиха, повертев в руках открытку). Третья была снимком уютной, явно европейской улочки с ярко-красным кафе на углу (Саске вгляделся в название вывески – что-то на французском и жёлтая цифра «2» посередине). Объекты же на двух последних открытках, в отличие от первых трёх, оказались хорошо знакомы Саске – то были амфитеатр Колизей, запечатлённый с высоты птичьего полёта, и панорама Нью-Йорка, о которой он спрашивал сегодня отца. Учиха невольно задержался взглядом на великолепии городского пейзажа, заснятого, видимо, с воды: на переднем плане красовалась высеченная из зеленоватого камня женщина-гигант со звездой на голове, гордо держащая в поднятой руке факел, в то время как позади неё тянулись ввысь тёмные здания, упираясь верхушками в низкие серые облака. Саске пристальнее вгляделся в очертании небоскрёбов на горизонте, и его брови подозрительно сдвинулись к переносице. Учиха сощурился сильнее, впившись глазами в одну-единственную точку на панораме. Неожиданно, как ошпаренный, он вскочил с места – открытки разлетелись по кровати – и, всё ещё не уверенный в том, что не ошибся, кинулся к стоящему на его письменном столе ноутбуку, который принадлежал раньше брату. Саске, даже не присев на стул, торопливо застучал кнопками по клавиатуре, вбивая в поисковик сумбурный запрос: «теракт в нью йорке башни близнецы дата» Поисковые механизмы сработали исправно, мгновенно выведя на экран восемь цифр, из которых Учихе были важны только последние четыре. Едва завидев их, подросток почувствовал, как его пальцы покрываются липким потом. Сердце забилось сильнее, и он, не устояв на ногах, сел прямо на пол, продолжая снизу вверх смотреть на обведённую жирным шрифтом чёрную дату. 11.09.2001 Саске нашёл среди разбросанных по пледу снимков нужный и ещё раз убедился в отсутствии на нём двух одинаково торчащих рядом шпилей башен-близнецов – вместо них на панораме виднелись лишь какие-то невысокие сооружения. Сомнений не оставалось – фото на открытке было сделано уже после теракта. Подросток глубоко выдохнул и закрыл глаза, сопоставляя про себя факты и проводя математические расчёты в уме, благо, они были уровня начальной школы. Отец чётко сказал ему, что они с матерью ездили за рубеж до его рождения. Он родился летом 2002-го. Хорошо, с ним всё действительно было более-менее понятно: родители могли съездить, допустим, в конце 2001-го, когда башен уже не стало, а его ещё на свете не было. Но Итачи-то, родившемуся в 1997-ом, на момент теракта должно было исполниться уже 4 года! Куда родители могли деть такого маленького ребёнка, пока разъезжали по заграницам? Или они брали его с собой? Мозг Саске начинал медленно плавиться. И потом, разве студенческие годы родителей не должны были кончиться намного раньше? Саске схватил со стола ручку, выдрал лист из первой попавшейся под руку тетради и принялся лихорадочно подсчитывать на клочке бумаги приблизительное время выпуска отца и матери из университета. Его голова шла кругом, и, тяжело дыша от напряжения, он всё же перебрался на кровать. Всё сходилось – точнее, не сходилось ничего в версии, рассказанной ему за ужином отцом. Согласно расчётам младшего Учихи, получалось, что родители в своё время никак не могли приобрести эту открытку, явственно демонстрирующую последствия теракта 2001 года. И даже если она действительно была куплена позже в Нью-Йорке кем-то из них, в чём Саске сильно сомневался, тот факт, что его снова обманули, свидетельствовал о том, что родителям было что скрывать. А значит, вероятнее всего, Саске не ошибся: все открытки, а не только эта, действительно были новыми. И их кто-то присылал из-за границы, причём знала об этом не только мать – Фугаку ведь совершенно не удивился, увидев снимки, а затем, разыграв спектакль на пару с Микото, ловко обвёл сына вокруг пальца. Младший Учиха судорожно перевёл дух и, выпустив из ослабевших рук листок с вычислениями и ручку, медленно опустился спиной на клетчатый плед. Экран включенного им ноутбука давно погас, а он так и лежал, распластавшись на кровати. Вокруг него выложились замысловатым узором красочные фотокарточки, некоторые из них были перевёрнуты задней стороной; на полу вместе с ручкой валялся упавший обрывок бумаги, исчирканный синими чернилами; на краю стола покоился на своём привычном месте геймпад. Саске повернул голову, дотянулся до него пальцами и прижал к груди, с нежностью поглаживая потёртые края серого пластика. В комнате неожиданно немного потеплело: то на выжженном пепелище души неясными красноватыми угольками тлела, вопреки всякому здравому смыслу, безумная надежда, готовая от любого малейшего дуновения взметнуться к небу разгоревшимся золотистым пламенем костра.