Теория игр

На прудах ВДНХ Олег впервые — мягкий теплый свет фонарей греет аллею рыжим, деревья остались совсем голыми, и последняя листва чернеет под ногами — Сергей идет рядом, для себя слишком медленно. И так красиво — волосы сияют, и даже глаза — каждый вскинутый взгляд Олег ловит внимательно — глаза тоже этим вечером особенные. Морозит, и замерзает нос — и губы обветрились и болят — Сережа целует в темноте парка, прямо на тропе пролеска — Олегу хочется остаться в этом поцелуе еще и еще, даже глаза приоткрывает, чтобы всмотреться — есть ли там кто-то впереди, в желтеющем свете начинающейся за деревьями аллеи. Все обостряется на эти секунды — и шелест листвы становится приятнее, как холодная кожа сережиной перчатки на запястье. Теперь — идут среди прохожих, и даже пальцы не касаются — а так хочется. — Слушай, — Олег оборачивается — у Сергея щеки розовеют на вечернем морозе. — А что тебе так понравилось в том эссе? — Каком? — Разумовский удивленно тормозит и отбрасывает прядь с лица — Олегу хочется самому — пропустить эти пряди сквозь пальцы, убрать, замереть на затылке рукой — спуститься к выступающему позвонку. — Ну, там, в курилке еще…когда первый раз заговорили. — Не заговорили, — вдруг недовольно обрывает Разумовский, — ты меня проигнорил. Олег от такой претензии не сдержал улыбку. — Это просто было странно. — Ну, не менее странно, чем твой текст, — Сережа улыбается хитро. — Ты не ответил. — Значит, надо переформулировать вопрос? Олег чувствует себя так, словно пытается найти выход из лабиринта или обыграть комп в пасьянс — как это? Разумовский такой другой — с каждым днем чуть-чуть ближе, и так по-разному чувствующийся — сегодня острый, на языке как будто шипучка покалывает. Олегу бы поупражняться в словоблудии, попросить у Вадика пару уроков, иногда Сережа говорит — и Волков только слушает, замирая. Разумовский поворачивается, чувствуя повисшую тишину. Олег уже хочет ответить, как — Ты такой красивый. Волков себя чувствует нелепо — тем более в найковской куртке, перекупленной у парня из 1471 год назад — она немного велика и висит стремно, и еще — у него, наверно, весь нос красный от холода. Но в груди — горячо и приятно, и так незнакомо — словно гладят по сердцу. — Я тебя смутил? — Сергей улыбается, все еще бросая взгляд — мягкий и легкий по резному профилю. — Немного, — Олег повернулся, растерянно смотря в ответ, — не знаю, никогда такого не слышал. Разумовский выглядит удивленно и спрашивает так же, не стесняясь глупости вопроса: — Правда? — Да, — Олег пропускает смешок от странности разговора и жмет плечами, ну а что — с чего бы ему это слышать? Как будто он действительно какой-то красавчик. В зеркале каждое утро лицо самое скучное из всех — даже Вадик посимпатичнее будет, во всяком случае, так показывает статистика по количеству разбитых сердец. Да и вообще — карие глаза самые распространенные, темные волосы всегда самые невзрачные, а все остальное — ну, средненько. Он смотрит на Сергея улыбаясь, от него так приятно звучит. И вообще приятно — кому-то нравиться. Разумовский думает недолго, а потом все-таки: — А твои…партнеры? — и добавляет быстро, просто так, — девушки? Это, наверно, очень глупо — начинать разговор про бывших, сразу ощущение вторжения инородного в мягкое и приятное вдвоем, но Сергей не может удержаться от подвернувшейся возможности — так интересно, что же там у Олега. — Ну, — Олег неопределенно жмет плечами, — не то чтобы мы много говорили. Это самое идиотское, что ты мог ответить, Олег. Хочется добавить — потому что трудно говорить с теми, кого не существует, но Разумовский, кажется, понимает по-своему и тему мягко поворачивает: — Мне приятно и интересно с тобой разговаривать. — Он тормозит, делая несколько шагов к перилам оградки, облокачиваясь. — Есть темы, на которые ты бы хотел поговорить, но всегда было не с кем? Олег задумчиво встает рядом — локти упираются — смотрят на воду вместе, и чувство странное — обычно Олег стоит вот так один на этажном балконе в общаге — смотрит вниз с высоты на теперь любимые пруды — каждый раз стреляет взглядом в сторону той дорожки у самой воды. Да, боже, он о чем только не мечтал поговорить, например — все вокруг не понимают, что такое бесконечность вселенной или только он? У Сергея, наверно, есть ответы точно поумнее вадиковых — представь, что ты идешь вперед, и у тебя всегда плюс один шаг, типа на беговой дорожке. Или вот — извечная загадка из детства — почему мои руки — это мои руки, как я это знаю? Надо было, наверно, пытаться понять, что там на философии Радзинский рассказывал. Или — Есть, — кивает Олег, осмыслив, — как ты думаешь, есть судьба? Или там…ну…предназначения всякие. Потому что Олегу Волкову кажется с недавних пор, что — да. Сергей поворачивается, всматриваясь в задумчивый профиль. У него все еще каждый раз щекотно в солнечном сплетении от одного только взгляда на чужие губы — как можно было ему не сказать о его красоте? об этих глазах? об этих руках — кто смог быть рядом и молчать? — Думаю, свобода воли есть, но ограничена обстоятельствами, — не могу же я сказать — конечно, есть, ты что, не заметил? — Это не то… — Олег шарит по карманам, — покурим? Щелкает зажигалкой — в быстром пламени прикуривают вместе, Олег бросает острый взгляд — и у Сергея снова все внутри как там — на кровати собственной спальни в пятницу. В темноте лежали пьяные — свет на минимум. На диване целовались долго и так, как еще никогда до этого — Олег скользит пальцами по чужой шее, к ключицам, по плечам — боже, Сергей чувствует, что сейчас сгорит — жарко, хочется выключить всю эту музыку, заваливаться на диван, исцеловать по губам, подбородку, колющейся шее, возбуждение подкатывает медленно от алкоголя, но так чувственно — пламя разливается в груди. Но Олег тормозит, отстраняется, Разумовский убирает руки с чужой груди — может, это перебор? Все разные — и Олег…не самый тактильный человек. — Я хочу тебя еще целовать, — Сергей шепчет, чувствуя, как припухли губы, язык не слушается, тянет у корня — так сладко и долго ласкать чужой рот. — Да… я… тоже… — у Олега в ушах шум от крови, сердце заходится восторгом так, что вот-вот проломит грудь. Сережина рука на коже — ее хочется, горячее дыхание на скуле — хочется, и гладить эти плечи, эту нежную шею тоже хочется. Еще никогда прежде не было вот так — желанно, так возбуждающе. Это ни с чем не сравнить. Олег схватил узкую ладонь и прижался щекой порывисто. — Я в тебя влюбился. Это от вина, от музыки этой, от того, как у Сережи блестят глаза и губы. Сидят в тишине — Сергей не знает, что ответить, а потом мгновение ускользает, остается только смотреть друг на друга. Нарушается смешным и хриплым: — Я есть хочу. Через несколько минут Сергей смотрит в холодильник пьяно, весело от всего — чем Олега кормить? Тофу? — Хочешь тофу? Олег молчит. — Омлет из тофу? Волков неоднозначно подергивает плечами. Утром Разумовский все-таки сделает свой омлет из тофу — Олег вежливо отказывается до последнего, потом пробует с чужой вилки. — Совсем не нравится? — сочувственно спрашивает Разумовский. Олег смотрит ему в глаза, собираясь пиздеть до последнего, но все-таки разрывается смехом от выражения сережиного лица. — Я пока не готов к таким экспериментам. Но пока что, здесь — в ночной кухне — пьяному Олегу кажется, что он вообще ко многому готов. Сергей по-джентельменски предлагает свою спальню — Олег лежит в тишине недолго, пишет Вадику, что все норм, в ответ — уебищные стикеры с текстами «снимай трусы», потом — или ты уже? — а потом еще — «руки на стол». Олегу смешно и очень странно.  — Спишь? — Сергей выглядывает из двери, растрепанный, переодевшийся. — Почти… Как можно уснуть? Голова немного кружится. Сергей так и стоит в дверях — теплый свет обрамляет его целиком — он весь как будто солнечный зайчик, растрепанная птичка. — Иди сюда, — Олег чуть двигается на кровати, — поболтаем. Сергей ложится, а в голове одно только — пожалуйста, веди себя нормально. — Расскажи сказку, — звучит немного неловко, но Сережа сейчас себе разрешает, а когда еще попросить? — Помнишь, ты один раз написал. — Он водит осторожно пальцами по чужому предплечью, словно рисует узор — старается на ощупь вдоль выступающих вен, но иногда срывается с маршрута — гладит. — Помню, — Олег аккуратно убрал выбившуюся рыжую прядь со лба. — Какую? — Какая тебе больше всех нравится? Олег задумался — сложно было вспомнить хоть что-то, когда сережины пальцы скользили по плечу так мягко и так нежно. — Снежная Королева. Мама ее всегда рассказывала. Сергей улыбнулся, чуть придвигаясь, и прикрыл глаза. — Рассказывай, — рука замерла на чужом плече, — только…чтобы с хорошим концом. Олег рассказывал и смотрел, как трепещут чужие светлые ресницы, в какой-то момент рука на его плече резко сжалась, и Сережа встрепенулся, как будто ото сна. Но тут же положил ладонь обратно, одобряюще поглаживая — продолжай, я тебя слушаю…я тебя очень хочу слушать. Олег говорил мечтательно, постепенно погружаясь в воспоминания о том, как это звучало в детстве — как будто чужой голос мог создавать целый волшебный мир. Когда Герда встретила большого Ворона, Сергей вдруг открыл глаза, щурясь от глухого света вокруг: — Хочу ворону. Олег засмеялся, не договорив: — Ворону? — Ага. Всегда хотел завести ворону, — Разумовский глубоко вздохнул и вдруг притянул Олега к себе за руку, так близко, что почти уткнулся носом в чужое плечо, — белую. Олег закончил историю быстро — сразу прыгнув в Лапландию. Герда и Кай любовались цветущими кустами роз, а Олег Волков — нежно уснувшим на его плече. Теперь — мерзнут на пруду, смотрят друг на друга с новым, с любопытным — хочется Сережу взять и всего изучить, все-все спросить. Например, лекции — это сложно? На следующий день в аудитории возбужденно и шумно — сегодня предзачетная проверка, и автомат или хотя бы полу- хочется всем. Вадик важно шаманит над распечатками, бросая между делом: — Ну, я надеюсь, все на мази? Олег закатывает глаза: — У меня — да. — А за друга попросить?! Впадлу?! — Бля, — Олег забирает листы, всматриваясь, — мы все это обсудили на парах уже по несколько раз, по-моему никакой проблемы нет. Вадик присвистнул, и Катя обернулась с интересом, Олег помотал головой утомленно — мол, да не тебе… — А математичность теперь че, — Вадик зашептал, наклоняясь, — половым путем передается? Ты давно такой беспроблемный стал? — под конец вопроса тон превратился в настолько заговорщицкий, что Волков не удержался и заржал вместе с Вадимом, но тот быстро вернул себе серьезность и, взглянув на Олега особенно внимательно, добавил, видимо, для пущего эффекта: — Меньше на ветру сосаться надо. Олег замер, ощутив такое удивление от услышанного, что даже не нашел, что ответить. — А ты че думал? — Вадик довольно ухмыльнулся и подмигнул. — Губы просто так не обветриваются. Обветриваются — подумал про себя Олег раздосадовано, но спорить не стал. Аргументов против такого обвинения у него все равно не было, а вот в пользу — бесконечно. Ударил минус — подмерзали лужи — вечером на общем балконе такой мороз, что приходится возвращаться в комнату — кутаться в шарф. Вадик комментирует лениво, но с охотой и энтузиазмом, по возвращении предлагает — слушай, давай я сам свалю, ну что за позор — уличный интим? так глядишь и интимка отморозится. В первый год Олег еще не понимал, откуда это обилие бредовых формулировок, хотя, казалось когда-то, что уродливее детдомовского — дубок, козы, сухариться — невозможно, потом вынужденно свидетельствует первый раз разговор с мамой — и в общем-то все ясно. Там семейное. Сергей Дмитриевич отдает распечатанные тесты Оганян — та поднимается юрко, передает листы. Олег смотрит на вариант с разочарованием, Вадик — с облегчением. Ну, блять. — У вас тридцать минут на работу, — Разумовский обошел кафедру, вставая перед столом, бегло пробегая взглядом по аудитории, — я надеюсь, на самостоятельную. Большинство кейсов мы разбирали на лекциях и семинарах, только практические задания, никаких теоретических доказательств. Сергей быстро стрельнул взглядом на галерку — Вадим, что странно, уже усердно что-то написывал, а Олег Волков смотрел взглядом печальной собаки…прямо на него. Разумовский сдержал улыбку и вернулся к осмотру остальных. Олег чувствовал себя идиотом — кажется, он отупел от любви в прямом смысле слова — надо собраться с мыслями и вспомнить все, не могло же быть такого — что он все это слушал, писал и вообще не запоминал? Когда через семнадцать минут Сергею Дмитриевичу пришло отчаянное: 11:47 сереж что в 3…… и фото. Он повернулся на мгновение спиной к студентам, чтобы сдержать лицо. Как ответить ему без мата? Чтобы одновременно — ты охуел?! — и — бляяяяяя ахахахаха. 11:47 Олег, это не этично💕 11:47 пиздос Все-таки хихикнув, Сергей повернулся обратно к аудитории, заметив, как Яна мгновенно дернулась и замерла, и выразительно сказал самым непредвзятым тоном самого компетентного и неподкупного преподавателя: — Советую вспомнить теорему Бондаревой и равновесие Штакельберга, думаю, многим эти концепции могут пригодиться, если знать, где…и как их применять.