Virgin skin

Домой я вернулся после девяти вечера. Мать, естественно, дома, но я даже не знаю, как с ней поздороваться - не то, что разговаривать. Я максимально тихо прикрыл дверь за собой, повернул замок и юркнул в комнату, решив раздеться, кроме обуви, уже внутри. Сбросив портфель, но прихватив напряжение, я начал тихо, но быстро переодеваться, чтобы успеть до возможного визита матери в свою комнату. И, как и ожидалось, она вошла. Ровно в тот момент, когда я успел переодеться полностью. Молодец, Джисон, успел. Я поднял взгляд на маму, у которой на лице читались злость и недовольство. Я уже был готов получить своё наказание в любой его возможной форме, но это не сможет затмить то, что я теплю в груди с вечера. Те остатки неизведанных чувств нежности и заботы грели меня, словно младенца, пока я стоял и ждал огненной тирады в свою сторону, уже не боясь ни брани, ни рукоприкладства. - Где ты был? - У одноклассника, - я смотрю ей в глаза и искренне признаюсь в содеянном. - И чем это ты с ним занимаешься после школы, скажи мне? Она что-то подозревает с тех пор? Думает, наверное, что я стелюсь под каждым представителем мужского пола. Стало даже немного обидно от этого тона в вопросе. - Мы готовились к экзамену по корейскому. - Что ты мне рассказываешь здесь?! - В меня летит моя футболка, в которой я сегодня был на физкультуре - первое, что попалось ей под руку. Я достал из рюкзака купленные за собственные сбережения тетради с тестами и швырнул их перед матерью на кровать, чтобы та удостоверилась в моих словах. Она осмотрела названия предметов и отошла на шаг назад, кивнув - неужели поверила? Я даже немного удивился тому, что мои слова, в довес с доказательствами возымели какое-то влияние. Мне теперь под каждым словом нужно что-то ещё? - Почему явился так поздно? В доме нет никакой работы? Ты видел этот срач? - Она ткнула пальцем в сторону моего стола, к которому я стоял спиной - вещи там просто лежали не на своих местах. Казалось, можно было уже расслабиться, но я даже с подготовкой к экзаменам налажал - слишком долго готовился, как оказалось. Будто я уже совершенно ничем не мог ей угодить. Я посмотрел на тетради, затем на маму и тихо вздохнул - сказать нечего. Создавалось ощущение того, что придраться всегда было к чему, даже если я делал всё, о чём она просила. Всегда это сопровождалось циничными фразами в духе: "неужели я дождалась от тебя помощи" и "мог бы сделать это сам и без моей просьбы, тяжело самому додуматься?". Мама всё ещё ждала ответа, а я молчал. Её глаза цеплялись за малейший шорох, прищуриваясь и выискивая ни то подвох, ни то очередной повод - это напрягает. Я мысленно пытался воспроизвести ощущения от объятий Минхо на себе, чтобы хоть немного чувствовать себя спокойнее и в безопасности, потому что с некоторых пор я перестал любить время, проводимое с мамой наедине - ничем хорошим это уже не заканчивалось на протяжении последних лет десяти. По коже пробежали мурашки. Я прикрыл глаза и отвернулся от неё в сторону стола, забрав перед этим свои огромные тестовые тетради с кровати, которые я всё ещё обнимал руками. - Джисон, ты что? С ним спишь? С одноклассником своим? Как его зовут? Дай мне его номер - я поговорю с его родителями! Тетради выпали на пол после этой фразы. Я мог бы потерпеть всё, что угодно сегодня: наказание за несделанную уборку, нестиранное бельё, неприготовленный ужин и бардак на собственном столе, но не подобный бред. Я крепко зажмурился, цепляясь руками за край стола и проговаривая ответ сквозь зубы: - Мам. Если ты не в духе - оставь список дел на холодильнике, и я всё сделаю без традиционного конфликта. Пожалуйста. - Я тебя спросила. - Моё вчерашнее признание сгоряча не должно было быть поводом для того, чтобы думать обо мне так. Это очень больно, учитывая тот факт, что я ни с кем даже за ручку не держался - не то, что даже целоваться с кем-то! - Я улыбался, толкая усилиями по горлу подкатывающие слёзы. - Ты можешь хотя бы один раз поздороваться хотя бы со мной, если о делах не спрашиваешь? Да ты хоть что-то обо мне знаешь, кроме того, что я бездарный и ни на что не способный? Казалось, ей не нашлось слов на то, чтобы ответить мне, но я всё ещё чувствовал лопатками её пристальный взгляд, пока пытался выровнять дыхание. Я не знаю, что мне чувствовать. Нога чесалась, в груди жало, а воздух в лёгкие пробирался будто комками. Я, правда, не понимал, за что ко мне такое отношение с её стороны, ведь я даже не понимал как я подаю поводы для агрессии, претензий и осуждения. Кажется, со вчерашнего дня я упал в глазах матери на самое дно, откуда мне теперь не выбраться. Помимо того, что я испытываю некоторые трудности с учёбой, не всегда прилежно выполняю домашние обязанности и в придачу выгляжу точь в точь как мой отец, я ещё и гей. Браво. Ты только и умеешь, что разочаровать, Джисон. Не удался по всем фронтам, ожидания родителей не оправдал, так теперь и вовсе не смогу оправдать больше никогда, ведь обратного пути уже нет и не будет. Не впервые уже назревали вопросы о том, зачем я родился и почему меня всё ещё терпят. Я не выбирал рождаться, а, если бы я знал, какую жизнь мне предстоит прожить - то выбрал бы никогда не появляться на свет, чем, безусловно, порадовал бы родителей, ведь не было бы в их жизни такой обузы в лице меня, который никогда не заслужит ничьей любви и признания. Я бы не испортил мамины планы на жизнь, хорошее будущее отца - они бы продолжали строить карьеру, не обременяя себя мной, который в итоге всё равно вырос жалким ничтожеством. - Теперь со школы ты идёшь только домой, понял? Мать покинула мою комнату, а я, собрав пижаму, припрятал в ткани банки со спиртом и перекисью, чтобы она не заметила, как стремительно заканчивались бы наши общие в аптечке. Я пошлёпал в душ и, раздевшись, присел на холодную поверхность внутри ванны, сдирая с себя повязку вместе с присохшей корочкой. Зрелище довольно мрачное: кровь запеклась на и вокруг порезов, выглядела, скорее, как грязь из-за средств обработки, вокруг всё ещё были красные и припухшие отёки, с содранных мест крупными каплями скапливалась кровь - жгло. Я включил воду и направил на кровоточащее бедро, шипя от неприятных ощущений. Провожу свободной рукой по рельефу, смываю кровь, задевая ногтями целые корочки, закатываю глаза - приятно. Нажимаю сильнее, провожу по старым и новым порезам, размазываю вытекающую кровь из растянутых ран, жму сильнее и сцепляю челюсти от всех ощущений боли и облегчения. На крышке унитаза, где лежали вещи, вибрирует телефон, оповещая о новом сообщении. Я неохотно отстраняюсь от своего занятия и тянусь через бортик, цепляя телефон пальцами, тут же, влажными руками снимая блокировку и вчитываясь в текст уведомления: LeeMint: пообещай мне кое-что Hanji: я не думаю, что смогу LeeMint: тогда я предлагаю тебе интересное условие Hanji: я слушаю LeeMint: если ты сегодня не будешь себя трогать - я обниму тебя снова Hanji: а если я сделаю это, то что? LeeMint: всё равно обниму Hanji: зачем, Минхо? LeeMint: ты никогда не говоришь о том, что беспокоит тебя, но могу я попросить стать твоим островком спокойствия? Hanji: звучит глупо LeeMint: в любом случае - моё предложение всегда в силе. доброй ночи. Сказать, что я покрылся мурашками - равно ничего не сказать. И, нет, я не замерз. Это что-то странное, непонятное - я даже не могу понять нравится ли мне это. Я говорил, что Минхо странный, но я не ожидал, что всё станет ещё страннее вокруг него. Отложив телефон, я неспеша продолжил мыться, после чего сразу же обработал раны и наклеил новую повязку, чувствуя себя немного спокойнее, чем обычно. Мысли заняли слова Минхо и воспоминания о сегодняшнем вечере, проведенным с ним. Это нормально, что у меня с тех пор в груди постоянно щимет? Оно как бы не больно - по большей части просто странно. Это заставляет меня думать ещё больше, но уже не о проблемах, а об ощущениях. Я немного напуган и смущён ими. Наверное, все испытывают это, когда прикасаются подобным образом друг к другу. Или нет? Я не знаю.