Find love

Лиам громко хлопает по обивке кожаного кресла, довольно улыбаясь, чем вызывает очередную волну стыда и негодования. — Давай уже. — Уилл... — Не уиллкай мне тут, давай, вписывай. Имя, кличка, вид... Давай-давай, ты не маленький оленёнок, чтобы тебя контролировать. — Когда я говорил, что хотел бы найти отношения, я не имел в виду сайт знакомств! — Томас недовольно прижимает ушки к голове, впериваясь взглядом в экран. Он замер на вкладке с регистрацией на сайте «Find love», чьё название было в самом верху страницы написано розовым курсивом в окружении прифотошопленных сердечек и блёсток. Никакого доверия сайт не вызывал, но Лиам гарантировал, что сайт хороший и никаких извращенцев там нет. «Если, конечно, ты их не ищешь» — подмигивал наглец, вызывая лёгкое омерзение таким странным намёком. Том вообще никого не искал, но его одиночество бесило наглого американца, который снимал с ним квартиру напополам. Олени оленей не бросают, как говорил он каждый раз после очередного похода по дамам. В такие моменты он расчёсывал рога, заставляя их блестеть от воска, лоска или что он там использовал для того, чтобы они выглядели презентабельно. Всё равно на фоне своего брата его рога выглядели не так шикарно. Да, большие и раскидистые, но лосиные рога Джона были больше, мощнее и непонятно как держались на голове. Даже несмотря на то, что у всех них имелись дополнительные мышцы для удержания головы на месте, чтобы позвоночник не треснул под весом этих нескольких килограмм. Томасу в этом плане не повезло. Вместо раскидистых рогов, присущих его виду, у него были небольшие рожки, чьи кончики делились на два сегмента и на этом всё. Никакой гордости. Хотя отец — который совсем оленем не был, относясь к семейству барсуковых — говорил, что это нормально. У всех оно по своему растёт. Странно, потому что Лиам был меньше Тома на два с половиной месяца. А уже имел шикарную корону, на которую обращали внимание как оленухи, так и другие девушки и женщины, заинтересованные таким приобретением. Может по этой причине Томаса Алана Лондона обходили стороной любые отношения. Маленькие рожки, непритязательный окрас ушек, который сливался с волосами, едва он решал их прижать, и даже небольшие серые пятнышки на боках, появляющиеся когда он переходил в полную форму, которые показывали, что он ещё мелкий оленёнок, а не взрослый олень, который готов сразиться на дуэли с любым, кто подумает тронуть его партнёршу. Или партнёра. И такое у них было. — И почему мы замерли, м? — Лиам резко сжимает плечи своего соседа, отчего тот подскакивает на кресле, заставляя американца довольно расхохотаться. — Трусишка пушехвостик. — Рогоносец, — недовольно бурчит в ответ Томас, всё же решая вбить свои данные для регистрации. А дальше пусть пойдёт как пойдёт, лишь бы Лиам только отстал от него. «Имя?» — Томас, — вслух, но шепотом произносит Лондон, нажимая на буквы клавиатуры. «Фамилия или кличка?» — Лондон. «Возраст?» — Двадцать лет. «Вид? (обязательно для указания)» Томас лишь закатывает глаза на надпись в скобках. Он знает, что некоторым видам лучше не контактировать из-за инстинктов и рефлексов, но всё же не все такие глупцы, как он надеется. Поэтому чаще всего травоядные — или, как их оскорбительно называли, веганы — строили отношения с травоядными, а хищники с хищниками. Только вот такое разделение было чисто условным, потому что никто из них не ел только зелень или только мясо. Так что по факту все были всеядными. Хотя, Том всё равно предпочитал фруктам, овощам и мясу сладости. Желательно пончики. Ещё желательней — с шоколадом. — Cervus elaphus или благородный олень. — В тебе минимум благородства и максимум сучности. — Сейчас у нас на Теодора Рузвельта станет меньше как раз таки из-за моей сучности, Уилл. — Я Джона позову. Томас чуть проворачивается на кресле, довольно улыбаясь. Американец от этой улыбки насупливается и опускает глаза, стараясь не смотреть в ответ. Джонатан может и выглядит как машина для убийств, но на деле не опаснее попугая. Но, конечно, ровно до того момента, как ему или его семье угрожает опасность. Поэтому опасность и не угрожает. Никто даже в дикой природе не смеет на взрослого самца лося броситься, что уж говорить о городской жизни. — Всё, — Том вбивает последние данные в виде номера телефона и своего города, в котором он живёт и учится, а затем падает на кресло, пока страница обрабатывает его запрос на регистрацию. Спустя минуту ему открывается мир вкладок с анкетами для знакомства. Множества мужчин и женщин, разного возраста и видов, кто-то ищет любовь на час, кто-то на всю жизнь. Томас медленно ползёт взглядом по разным фото. Рога, хвосты, уши, зубы и даже глаза — десятки вариаций и десятки видов, которые показывают себя. Когда-то давным давно все эти признаки скрывали. Уши прятали под платками или привязывали тонкими нитями цвета волос к голове, хвосты прятали под юбками и брюками, а рога спиливали. Потому что считали, что это дефект дикой природы, который нужно скрывать, потому что у идеальных божьих тварей не может такого быть. Только вот превращения это никуда не убирало. Даже если бы спрячешь всё "лишнее", то в какой-то момент ты просто превратишься в то, чем ты являешься. Все превращаются, рано или поздно. Это как финальный этап пубертата, когда шишечки на голове становятся рогами, а хвост наконец-то начинает тебя слушаться. И в финале всего ты в первый раз переворачиваешься. Раньше это было неожиданностью, но сейчас этому обучают в школе на уроках физической подготовки. С этими уроками дети легче переносили иногда болезненные трансформации, а затем могли самостоятельно и без проблем вернуться в свою прежнюю форму. В прежние времена дети иногда застревали, теряли себя и становились животными, которых излечить не удаётся даже сейчас. И как бы не ныли все эти противники контроля перевоплощений, но когда их дети подходили к нужному времени, то они все как один начинали таскать их по курсам и урокам, лишь бы ребёнок остался собой, а не бездушным зверем, который ассимилируется с другими такими же или простыми животными. Взгляд как-то случайно цепляется за странную фотографию парня на скамейке. Никаких звериных черт Том на фотографии не наблюдает. Совсем. Ни ушей, ни хвоста, ни когтей, даже рогов нет. Обычный парень, пусть и странно-белый с солнцезащитными очками на переносице, которые интересно оттеняют сам образ. Фото анкеты под собой гордо красуется надписью «Гилберт, 33 года». И ещё ниже приписка «не ищу отношения, ищу только секс». — У-ум, на старичков потянуло? — Томас долго выдыхает, качая головой, а затем пихает Лиама локтем в живот. Американец недовольно стонет, хватаясь за повреждённый участок и делает шаг назад. — Сучка... — Учусь у мастера, — отвечает Том, пролистывая анкеты дальше. Но в голове всё же оставляет место для номера телефона этого Гилберта. — Вот пока ты учишься не забывай, что нам через полчаса на пары и мы опаздываем на автобус, — фыркает Лиам, наблюдая, как у Лондона округляются от шока глаза. — Побежали, блядь! С этого момента день идёт под откос. Начиная с вваливания в аудиторию и лёгкой угрозы преподавателя обломать им рога, если они ещё раз опоздают. В особенности он угрожает этим Лиаму, который лишь фыркает, падая на свободное место и сдвигаясь, чтобы и Том мог сесть рядом. Как будто ему не плевать на учёбу, что было для всех фактом из-за принципа жизни Лиама — найти себе женщину побогаче и радовать её всю жизнь. Может поэтому его все и звали оленем, альфонсом и рогоносцем, но ему было плевать. Совершенно. Главное любовь. Ну, ещё деньги. Но это на втором месте. Потому что без любви или того хуже с омерзением в сексе будут проблемы. В конце-концов, у него тонкая душевная организация, от травмы которой Уильям-младший отказывается вставать. — А теперь попрошу минуту внимания, — в аудиторию заходит ректор и все резко прекращают галдёж. Потому что эту хищную — в прямом и переносном, из-за длинного кошачьего хвоста и острых когтей — женщину боятся и уважают. Есть за что. — Как вы знаете, наш уважаемый декан ушёл в декрет, — большая часть аудитории одобрительно аплодирует, отчего ректор даже коротко улыбается, но всё же поднимает руку и шум затихает, — поэтому он попросил найти себе замену на этот период. Так что знакомьтесь, — в дверях помещения появляется фигура, которая делает несколько шагов вперёд, вставая недалеко от главы университета. — Ваш новый декан. Томас в шоке прикрывает рот ладонью, переводя взгляд на едва сдерживающего смех Лиама, пихающего его локтем с такой судорогой лица, будто он сейчас умрёт, если не скажет что-то очень важное. Рядом с ректором останавливается точная копия парня на скамейке. Бледный, с белыми волосами, на которых смешно и странно выделяется розовая полоска, с каким-то странным пятном на запястье и пирсингом уха и брови, которые вызывают вопросы. Не к внешнему виду, а к тому, как его взяли в преподавательский состав университета. Единственный плюс и отличие от фото на скамейке в том, что там он был одет в простую футболку и серые джинсы, а тут он в рубашке по локоть с ярко-алым галстуком. Но всё так же в джинсах. В чёрных. — Гилберт Байльшмидт, — кивает знакомый из анкеты, отчего Лондон краснеет и упирается лбом и передними кончиками рожек в деревянную поверхность парты. Чёрт возьми, это правда. — Я могу с ними поговорить наедине? — ректор кивает, уходя из аудитории и забирая с собой преподавателя, прикрыв дверь. Байльшмидт кидает взгляд на хлопнувшую деревяшку, а затем подходит к столу, опираясь на него бёдрами и скрещивая руки на груди. — Итак, ребята, я с вами в благородство играть не буду. Не знаю, кем был ваш прошлый декан, но со мной играться у вас не выйдет. Я буду следить за каждым из вас, и если хоть кто-то не сдаст экзамены или зачёты, то вы все вылетите отсюда, это понятно? — все студенты тут же поворачиваются к Лиаму, который в непонимании крутит головой, наблюдая злобные взгляды с угрозами расправы. — Значит поняли. А теперь все быстро это забыли, потому что я не такое чудовище, — декан довольно фыркает. — Главное не подставляйте свои жопки под вылет, а я уж помогу, если вы хотите спастись. Тонущим кораблям не помогаю, это я говорю сразу. Вопросы? — Какую позу в сексе предпочитаете? — громко произносит Лиам, заставляя Томаса панически впереть в него взгляд, сопровождая его негодующим шипением и прижавшимися к голове чёрными ушками. Он с ума сошёл?! — Шестьдесят девять, — буднично отвечает Байльшмидт. — Ещё какие-то вопросы? — А вы к какому виду относитесь? — раздаётся вопрос с задних парт. — К своему, — уклоняется декан. В этот же момент начинается галдёж предположений и мыслей, которые подкрепляет тот факт, что солнцезащитные очки Гилберт не снял даже в помещении, что запрещено. — Смелее, время у нас пока есть. Лиам ехидно пихает Томаса с такой силой и в такой уязвимый участок тела, что Лондон подскакивает на месте, вскакивая на ноги. — Да? — глава факультета поднимает нечитаемый из-за чёрных стёкол взгляд на Тома, из-за чего тот сначала смотрит уничижающим взглядом на своего друга, а затем на декана. Румянец стыда тут же наползает на скулы, а ушки стыдно отводятся назад в своём опущенном состоянии. — У меня... Нет вопросов, — Лиам довольно ухмыляется на взгляд «я тебя убью, Уильям». Полным именем его чаще зовут именно из-за желания его убить, так что у него есть некоторые подозрения к матери, которая всегда его так зовёт. Не Лиам, как он привык и как его называет отец, а именно Уильям. Только Томасу простительно звать его Уиллом. — А у вашего друга они, судя по всему есть. И какие же они? — Вам правда тридцать три? — фыркает Лиам, не реагируя на недовольный пинок по голени, едва Томас опускается на скамью. Лишь дёргает светло-коричневыми ушками в сторону друга, прислушиваясь к его возможным угрозам. — Никогда не любил медлить с чем-то, так что да, — в лиамной манере отвечает декан, а затем вспоминает кое-что важное. — А, и важная информация для вас, которую госпожа ректор забыла сказать. С этого дня я буду вашем преподавателем по истории. Так что вспоминаем всё, что знали ещё со времён школы. Если как декан я добренький, то как преподаватель... — завершением фразы становится какая-то зловещая улыбка. Томас болезненно стонет, пряча лицо в локте. Почему жизнь к нему так жестока? Сначала этот сайт, потом неожиданный новый декан, так теперь и его ведущий предмет преподаёт человек, которого он заметил на сайте знакомств. Для кого-то это звучит не так серьёзно, но для него это кошмар. Гилберт ведь ему вроде как понравился... Ничего такого, просто любопытство в классической плоскости обычного общения. — Ну как, познакомились? — с интересом спрашивает вошедшая ректор, дёргающая кончиком длинного и гладкого хвоста персикового цвета с чёрным кончиком. Пума. Это все знают. — Конечно, — обворожительно улыбается декан. — Увидимся завтра, ребятки. Завтра же? — ректор кивает. — До свидания мистер Байльшмидт! — хором отвечают студенты, провожая преподавателя взглядами. Оставшееся время пар проходит почти обычно, исключая только шепотки по разным частям аудитории, заинтересованные в новом преподавателе. Молод, вполне себе обворожителен и доброжелателен... Такие обычно идут в бизнес, а не учить людей. Наверняка бы в бизнесе у него бы получилось всё. С такой-то улыбкой. Даже несмотря на эти странные очки. — Ты ему понравился, — шепчет Тому Лиам, собирая нехитрые пожитки, чтобы перебраться в следующую аудиторию. — Пошёл ты, Уилл. — Я-то пойду, только тебя сначала надо проводить. Так что давай, вставай. Будем тебя знакомить с этим красавчиком. Хотя, он не в моём вкусе. В моём вкусе женщины постарше, а не мужчины, которые мне почти в отцы годятся. — Ему тридцать три, а не сорок три, Уилл. — А я о чём? — доброжелательно спрашивает Лиам. Том только долго выдыхает, сгребая ручки с тетрадями в сумку. — О чём-то своём, как обычно. К моменту окончания учебного дня у Лондона остаётся лишь одно желание — лечь под одеяло и не вставать больше никогда. Лиам подтрунивает над ним ещё две пары после знакомства с Байльшмидтом, но затем прекращает из-за надоедания темы. И это всё равно не прекращает бурление всего университета на почве нового декана, новость о появлении которого распространяется подобно опухоли. И в скором времени в каждом углу, в столовой и даже в туалетах все обсуждают это. Аж голова из-за настраивающихся на любой шорох ушей начинает побаливать у висков. Слава всем Богам, что хотя бы они не знают о том, что видел Том и Лиам. Последний ведь не из тех, кто разносит чужие новости и секреты. Он предпочитает иметь эту информацию в своём кармане на всякий случай. Шантажист недоделанный. — Посмотри-ка на это, — американец присвистывает, видя на парковке университета "свеженький" авто, который они никогда не видели здесь. Porsche белого цвета довольно сияет на солнце, выглядя слишком для такого незаурядного местечка. — А девочка-то дорогая. — Да ну? — Сто восемьдесят тысяч, пушехвостик. И то, подержанная и повреждённая. А эта крошка только из салона, как мне кажется. У Томаса мягко говоря отпадает челюсть. — Кто же у нас такой богатый? — вслух думает Лиам, хотя и ему, и Тому уже понятно, кто. Новая машина, которую они никогда здесь не видели, новый преподаватель, который только сегодня появился здесь... Они не глупые парни, они сразу понимают, кто и чьё. — Тебе не кажется это странным? Если у мистера Байльшмидта есть деньги на такую машину, то зачем ему работать в университете? — А может он кредит взял, — раздаётся позади Лондона, и он резко разворачивается. Настолько резко, что ноги его не удерживают, и от падения его спасает чужая рука, удерживающая его за локоть. Правда, от падения на колени его это не спасает. — Ой, — негромко пищит Том, но всё же встаёт. — Ой-ёй, — пищит вместе с ним Лиам. — А я вас помню. Те студенты из первой аудитории, — оба студента кивают, замирая в напряжении. Они не знают, что можно ожидать, так что на всякий случай стараются не провоцировать. — А зовут вас..? — Я Уильям Скотт, а это мой друг Томас Лондон. — Приятно познакомиться, — в голосе декана и правда звучит дружелюбие, так что Лиам расслабляется. Томас же нет. — Моё имя вы уже знаете. — Знаем, мистер Байльшмидт, — на подобное обращение мужчина фыркает, отчего американец задаёт неожиданный вопрос: — Вам не нравится, когда вас так зовут? — Я не настолько стар, чтобы быть мистером. Вне учебных заведений предпочитаю, чтобы меня звали по имени. — А, ну ладно, — Лондон почти незаметно пихает друга, обращая его внимание на часы на запястье. Те показывают самые ужасные цифры. — Блядство... — тянет Лиам, а затем вздрагивает, поняв, что сказал это перед преподавателем. — Прошу прощения. — За что? — За мат..? — по выражению лица Гилберта понятно, что на мат ему плевать. — Эм-м... Извини... те... А не могли бы вы нас подвести? Наш автобус только что ушёл, а следующий будет только через несколько часов. И он не доезжает до нужной остановки, из-за чего нам придётся топать ещё пару километров. — Конечно. — Простите, — тихо произносит Томас, хватая Лиама за руку. — Мы на секундочку. Спустя пару шагов Том недовольно шипит на друга: — Ты серьёзно? Поехать с незнакомым мужчиной в его машине? — А что тут такого? Тем более мы уже знакомы. — Ага, пару часов назад познакомились, — хмурится Лондон. И хмурится ещё сильнее, когда Лиам треплет между ушей и по ушам, легко и безболезненно дёргая мягкий мех. — Эй! — Ну хочешь я Джону позвоню, чтобы он нас встретил? Скажу ему, кто и на чём нас должен привести, а если он нас не найдёт дома, то позвонит в полицию. Тебя такое устроит? — Устроит, — кивает Том, скрещивая руки на груди. — Звони. — Окей, пушехвостик. — Только быстрее. — Звоню. — Звони, — Лиам показывает другу язык, набирая знакомый номер за несколько секунд. — Джон, мы тут на автобус опоздали, так что попросили кое-кого нас подвести. А Том у нас паникёр, так что я тебе скажу, что нас собирается подвести наш новый декан Гилберт Байльшмидт, на своей новенькой порше панамера, и нет, это не понты, а реальность. Щас номер тебе пришлю в эсэмэске. Если не приедем домой, то сразу звони в полицию, а то вдруг вместо того, чтобы отвести домой повезут насиловать. Ага, да. Люблю, целую, — американец кладёт трубку и быстро набирает на телефоне номер припаркованной машины, на которой они и собираются ехать, после чего отправляет эти данные брату. — Всё. Теперь ты успокоишься? — Да. Пойдём. Гилберт улыбается, когда они подходят вновь. — Все данные списали? — Были бы не против, если бы могли сделать фото вашего паспорта, — отвечает Лиам, на что ему действительно показывают паспорт. Почти весь, потому что участок с фотографией Гилберт закрывает ладонью. Американец недолго думая делает фото, отправляя и его брату. — Воу. А если мы сейчас пойдём кредит возьмём с этим? — Нет фото, нет кредита, дружок, — отвечает Байльшмидт. — Садитесь. Адрес навигатору скажете, я вряд ли найду маршрут. — Это... Крыша опускается? А то, — Лиам указывает на рога, отчего Гилберт кивает и нажимает какую-то кнопку на пульте машины. Крыша порше тут же отъезжает, позволяя обоим оленям расположиться с комфортом, без угрозы стереть себе рога и сломать шею. Да и повреждать салон такой красивой машины им не хочется. Поэтому все те, у кого есть рога, покупают себе машины с откидной крышей. И поэтому в любом модельном ряде всегда есть кабриолеты. Или, как их называет Лиам, кабриолени. Совсем не смешная шутка. Американец с удобством усаживается на заднем сидении, наслаждаясь мягким покрытием, едва проседающим под его весом. Да, это не автобус, где всё неудобно и жестко, а ещё сесть так, как хочешь, нельзя. Томас садится рядом, только вот удобство и комфорт он не принимает, сидя напряжённо и скованно. То ли от стыда, то ли от страха. — Так... Вы скрываете свою видовую принадлежность? — интересуется Лиам, игнорируя дёрнувшиеся уши друга, прислушивающиеся сами по себе, без желания хозяина. Его собственные подняты и направлены вперёд — ему не страшно от слова совсем. — В каком-то смысле да. А что? — Да так... — тянет Лиам, игнорируя чужое шипение, на которое обращает внимание Гилберт. — Что-то случилось? — Всё хорошо, прошу прощения, — отвечает Томас. — А почему скрываете? — Людям не нравится. — А вам? — Меня всё устраивает. Просто не хочу людей пугать. — Неужели голый землекоп? — Байльшмидт на это негромко смеётся и качает головой в отрицании. — Какое-нибудь насекомое? — Не хочу об этом говорить. Я это просто я, без всяких там животных. — Как хотите, — пожимает плечами Лиам, кидая взгляд на Лондона. Тот задумчиво вперивается взглядом в пространство перед машиной, наблюдая, как она едет по привычной им дороге. Интересно, а почему скрывает? Том никогда не слышал о таком. О том, что людям не нравится их вид, да, но не о том, что кто-то это скрывает. Да и как скрыть? Везде предпочитают спрашивать это, чтобы не было никаких казусов и проблем на работе, дома или в досуге. Потому что их инстинкты сильны в любой форме. В особенности охотничьи или половые. Поэтому всем без каких-то проблем дают выходные дни в периоды гона. И никто не думает даже о том, чтобы погулять лишние дни. Потому что это не болезнь, а нечто серьёзное, что может угрожать им. Или они могут угрожать кому-то. Кстати... На сайте ведь указывают видовую принадлежность. Надо будет посмотреть там. — Ты спишь, пушехвостик? — сидящий спереди декан фыркает, слыша это обращение. — Не зови меня так при... — Да-да, я знаю, не звать тебя при сексуальных преподах. Томас краснеет, переводя взгляд с довольно ухмыляющегося Лиама на смеющегося Гилберта. — И насколько я сексуален? — Для меня на троечку, а вот для него десять из десяти. Или одиннадцать? Том хочет умереть. На десять баллов из десяти хочет. Ему очень и очень стыдно. — Вот как. Ну, хорошо. И всё же, прежде, чем умереть, он должен придушить Лиама. — Сегодня домой я вернусь один, Уилл, — злобно шипит Лондон. — А Джону скажу, что ты сам убился! — Не надо меня убивать, — просит Лиам. — Хотя бы не в моей машине это делайте. Мне лень машину в химчистку везти и салон отмывать от крови. — Хорошо, — отвечает Томас, отчего Лиам сдвигается поближе к двери. — Том, Томас, Томми, давай не надо меня убивать. Кто с тобой будет за квартиру платить? Кто с тобой будет дружить? — Кто-нибудь, друга я всегда найду. — Ну-ну, — фыркает американец. — Такого, как я, ты нигде не найдёшь. — Я конечно не хочу отвлекать вас от жарких фантазий, но мы приехали, — прерывает конфликт Гилберт, и оба оленя только тогда замечают, что машина уже как несколько минут стоит на месте. — Большое спасибо, что подвезли, — кивает Лиам, хватая сумку и выходя из машины, выжидая немного, чтобы и Том сделал то же самое. — Пойдём. Я хочу жрать. — Есть, Уилл. Мы же не животные. — Есть я хотел пару часов назад, теперь я хочу жрать. Так что топай быстрее, пока я не стал каннибалом. Томас кивает, но говорит Лиаму идти вперёд. На чужой разворот Гилберт реагирует вопросительно поднятой бровью, от чьего движения двигается и бледный металл пирсинга. Несуразно, но красиво. В какой-то мере. А ещё пятном на запястье оказывается рисунок маленькой змейки, кусающей свой хвост. Уроборос, вроде бы, если Том правильно помнит. Символ вечности и возможного хаоса. — Я... — начинает Том, но дальше у него ничего не получается сказать. — Что такое, Томас? — Мой друг не шутил. Байльшмидт фыркает и улыбается. — Я знаю. От этих слов Том краснеет, и опускает взгляд вместе с ушками, прижимая последние к волосам максимально близко, отчего мех сливается с волосами в цветовой палитре. Стыдно, как же стыдно. Зря он решил задать вопрос, который хотел задать. — Можно? — спрашивает Гилберт. — А? — не понимает Лондон. — У тебя интересные уши. Впервые вижу, чтобы они сливались с цветом волос. Можно потрогать? — Д-да? — уши у оленей никогда не были чем-то прям личным. Просто уши, которые трогать можно, хотя желательно с разрешения. Вот уж что нельзя трогать, так это хвост. Как и у всех них. Чувствительная зона, личное пространство, животная суть против нарушения последнего и против касания к первому. Чёрные ушки послушно приподнимаются и подставляются, хотя и заметно дрожат в желании спрятать их обратно и уложить назад, как Тому привычней. В детстве, когда он был ещё маленьким и пятнистым, его пытались таскать за уши, дёргая их в разные стороны и с разной силой. Это было настолько больно, что он начинал плакать, а соседские дети наоборот. Они смеялись над ним и тыкали в него пальцами. Чёрный олень. Некондиция и оскорбление в одном флаконе. Смехота какая. Только Томасу было не смешно. Ему было больно и обидно. Как будто он выбирал, кем ему родиться! Даже если бы и мог, то едва ли он тогда понял, в чём его отличие от остальных оленей. Том с силой сжимает веки, когда ощущает лёгкое прикосновение к кончикам ушей, ожидая боль и резкий рывок. Только ничего не происходит. Ушки легко оглаживают пару раз, без даже намёка на желание дёрнуть их. — Больно? — Н-нет. Лондон совсем немного приоткрывает глаза, чтобы увидеть чужое лицо, но понять, что думает декан ему не удаётся из-за всё тех же очков, которые даже с приближающейся полной темнотой остаются на переносице. В голову закрадывается мысль, что он может быть слеп, а ориентируется по вибрациям и звукам, как какой-нибудь крот или действительно землекоп. — Мягкие, — констатирует Гилберт, убирая руку. — Спасибо. Надеюсь, у вас это не значит какой-нибудь призыв к чему-нибудь. — Нет, всё хорошо, — Томас слабо улыбается, а ушки остаются в том же положении, в котором и были — гордо стоят, направленные вперёд. Байльшмидт улыбается в ответ, наблюдая теперь настоящую оленность, а не только небольшие рожки. У его друга всё видно сразу — и рога, и уши, а тут Том будто прячется и прячет часть себя. Хотя... Он милый. Как вид, а не как человек. Но-о... Может и как человек тоже. Они стоят в тишине какое-то время. Не в давящей и неловкой тишине, а эмоционально полной и спокойной, в которой хочется находиться, а не сбежать. — Ладно, я поехал. Увидимся завтра, Томас. Постарайтесь со своим другом не опоздать на первую пару, которую буду вести я. — Д-да, хорошо. До свидания. Гилберт коротко кивает головой под углом, имитируя простенький поклон, а затем садится в машину и запускает двигатель, отъезжая и уезжая, освещая фарами ещё тёмную улицу, на которой ещё не включились постоянно опаздывающие фонари. Том провожает его взглядом до первого поворота, а затем возвращается в их с Лиамом квартиру. Судя по наличию дополнительной пары обуви к ним в гости нагрянул Джон, что не такая уж и редкость. — Ты там с ним провёл где-то десять минут. Так что либо он скорострел, либо вы не трахались. — Лиам, однажды моё терпение кончится, и ты со своими шуточками отправишься обратно в Сиэтл к матери, понятно? — громкий голос Джона даже оглушает в первые секунды. Да и сам вид Джона из-за отвыкшей за неделю памяти во всё те же первые секунды пугает. Потому что сложно не испугаться человека под два метра, с таким обилием мышц, что он напоминал больше быка для корриды, чем человека. И всё же эта груда плоти и стали по характеру была добрым щенком, любящим мир, порядок и единорогов. Без шуток. Томас видел фотографию его коллекции, которую скрытно сделал Лиам. — Бе-бе-бе, — бурчит американец, поглощая бутерброды и чай. Это не является ужином, скорее десертом, потому что на ужин оказывается запеканка, порция которой услужливо ожидает Томаса в микроволновке. Тёплая и вкусная, что очень даже хорошо. — Как твои дела, Джон? — Нормально. Обещают дать повышение на следующей неделе, — это радует. Не потому, что это даст дополнительные деньги на еду и всякое другое, а просто потому, что Джонатану нравится его работа. Ему нравится продавать машины, как в старых американских фильмах 80-х и 90-х годов. Да и к общению с людьми у него талант, несмотря на его внешний вид. Многих даже привлекает его общительность при таких габаритах. В особенности кошек. В особенности девушек-кошек, которые были бы не против провести ночь с таким гигантом. И всем Джон отказывал и отказывает до сих пор. Он живёт работой и уже имеющейся семьёй, к которой уже давно относится и сам Томас. — А наш милый Том нашёл себе любовь. — Серьёзно? — удивляется Джонатан. — Нет, — отвечает Лондон, хмурясь. — Он наш новый декан и преподаватель по истории. — Ты же знаешь, что с преподавательским составом лучше не спать? — интересуется брат Лиама, отчего Том краснеет и прячет лицо в ладонях. — Почему вы оба именно про это говорите? Я не собираюсь с ним заниматься сексом, я вообще ни с кем не собираюсь этим заниматься. Это Уилл сказал мне зарегистрироваться на сайте знакомств, потому что ему не нравится одному ходить по девушкам! Джон поднимает ладони в сдающемся жесте. — Прости-прости. Больше не буду об этом говорить. И ты, Лиам, тоже. — Почему-у-у-у-у? — по-детски тянет Лиам, недовольно надувая губы. — Они же прекрасная пара. — Тогда я позвоню твоей бывшей, хочешь? Вы с ней тоже прекрасная пара. — Понял, — американец быстро меняется в лице, становясь серьёзным. — Больше не буду. — Умница. Томас моет посуду в полном спокойствии и будничных диалогами, которые никак не касаются Гилберта, что радует. Настолько, что Том даже не прижимает ушки, показывая хорошее настроение, и тихо напевает себе что-то под нос, готовясь к завтрашнему дню. После недолгих сборов он смотрит на компьютер и недолго думая заходит на «Find love», достаточно быстро находя знакомую анкету. Пара кликов и взгляду Лондона предстаёт все вложенная в анкету информация, в одной из граф которой он узнаёт хоть что-то. В виде у Гилберта значится «Lepidosauromorpha», что Томас не узнаёт, а потому открывает новую вкладку и вносит в поиск это странное слово. Которое усложняет всё. Нет, не так. Всё. Потому что Байльшмидт указал не вид, он указал инфракласс. В какой-то степени правда, но чёрт его знает. Потому что... Том не знает, кто он именно. А хочется. Это может быть объяснит, почему он носит очки. Или нет. Неизвестно. А теперь уж совсем точно нет. Ну, хотя бы стало понятно, что он не млекопитающее, а какая-то рептилия. Какая из? Том может на это лишь плечами пожать и больше ничего. Но он выяснит. Точнее, это выяснит Лиам. Томас просто не сможет это сделать из-за стыда. Как и не может позвонить или написать по указанному номеру. Ему не просто стыдно это делать, ему настолько стыдно, что даже страшно, пусть и очень хочется. Но... Может быть он мог бы..? Спустя несколько часов мук Лондон всё же будит Лиама с просьбой создать ему фейковый аккаунт, чтобы написать Гилберту. Всего лишь переписка, ничего особо серьёзного, да? Просто диалог о погоде, о вкусах, ничего более. Может это хотя бы немного поможет приоткрыть завесу тайны, окружающую этого странного мужчину. Ничего более, даже несмотря на то, что Лиам что-то там себе придумал. Это Лиам, у него всегда была и будет бурная фантазия, которую ничего не сможет остановить. В том числе и простое правило: преподаватель не имеет права строить отношения со студентами, как и студент не имеет права строить отношения с преподавателями. И пусть даже американец скажет, что по факту Том строит отношения — а он не строит, нет! — отношения не с преподавателем, а с мужчиной с сайта знакомств. А то, что он декан в университете, в котором Томас учится, так это просто удачное совпадение. За которое Тома могут исключить. Или того хуже, могут устроить разнос Байльшмидту за соблазнение студента. Повезёт, если просто соблазнение, а не что похуже, что могут придумать как студенты, так и некоторые другие преподаватели. Тут уже смотря у кого и на что хватит мерзости фантазии. А хватит на многое, это давно известно. Но, скорее всего, выгонят именно Лондона. А это не то, что он хочет. Он уже привык ко всей этой обстановке, к Лиаму и Джону, к университету, и у него нет никакого желания расстраивать отца, который долго копил деньги, чтобы он сюда попал. Так что фейковый аккаунт, фейковые фото из смеси фотошопа и нейросети и новая почта на всякий случай. Всё ради любопытства. Главное, чтобы оно не убило кошку. В случае Лондона — оленя.