А.»
Только буква от имени, ведь фамилию он ненавидел с той же силой, с какой надеялся однажды стать вновь её достойным. Сергей уставился на написанное так, словно собирался воспламенить взглядом. Если бы он только мог. А затем вырвал лист из книги и скомкал в кулаке. «Ублюдок, какой же ублюдок! Сдохни: вот тебе моё желание на семнадцатилетие!». Если бы он оказался рядом, Сергей бы придушил его собственноручно. Как вообще хватило наглости о себе напомнить, да ещё так! Сергей быстрым шагом вернулся к вахтёрше, положил книгу на стол перед ней: — Тёть Свет, возьмите. Если вам не нужно — отдайте в библиотечный фонд, — прозвучало как-то жалко, Сергея всего колотило от переизбытка эмоций, преимущественно ненависти и отвращения. — Что-то случилось? — встревожилась она. — На тебе лица нет. — Ничего. Хорошая книга, но мне не нужна. «Мне ничего от этого человека не нужно». На ИЗО у него так и не получилось толком собраться. Рисовали углём, Сергей пачкал пальцы… и бумагу тоже именно что пачкал, так как результат ему не нравился. В плане техники всё было терпимо, но чего-то неумолимо не хватало. Осенний, растерявший листву лес в туманном мареве выглядел недостаточно живым, чтобы приковало взгляд, поглотило, заворожило. Скорее всего не хватало контрастности. Наверное, рисунок ещё можно было вытащить из болота невзрачности. Поэтому, когда Евгений Дмитриевич отпустил всех, Сергей задержался, высветлил клячкой верхушки деревьев ближе к центру, а по краям наоборот сделал фон темнее, используя угольную палочку вместо винного карандаша. — Вот, гораздо лучше, — одобрил Евгений Дмитриевич, подошедший к нему. — Вам нравится? — поднял на него глаза Сергей. — Вышло интересно. В том, что ты изобразил, мне видится грусть и потерянность. Есть свет, но ему противостоит тьма. Есть туман, который что-то скрывает… Тебя что-то беспокоит, но ты не можешь об этом рассказать? У Евгения Дмитриевича большие добрые карие глаза, как у собаки. Мужественная широкая челюсть — его девчонкой уж точно не дразнили из-за белых, осветленных волос, постоянно собранных в куцый хвост; или ярких шейных платков, которые он подбирал почти под любой костюм, или серьги в ухе. Он был экстравагантным, но это воспринималось как должное, очаровывало даже. Вот бы вырасти таким же из костлявого и нелепого. — Вы пытаетесь разгадать меня или картину? — И то, и другое, — он улыбнулся, и на его щеках появились очаровательные ямочки. — Можете попробовать, но я не буду вам в этом помогать. — Другого ответа я и не ожидал. Могу я забрать твой рисунок? — Конечно. Евгений Дмитревич взял рисунок, положил его поверх кожаного портфеля. — Я не настаиваю, но если захочешь выговориться, знай, я всегда могу выслушать и никому не разболтаю. — Спасибо, — ответил Сергей. Хотел добавить «буду иметь в виду», но передумал: зачем врать. Евгений Дмитриевич производил впечатление хорошего человека, но идея грузить его своими проблемами казалась совершенно дикой. Сергей привык справляться сам. Должен справляться сам. У него нет никого, на кого можно положиться. И вряд ли когда-нибудь такой человек появится. Вон даже Олег вытер об него ноги, хотя до этого вёл себя едва ли не как рыцарь в сияющих доспехах. Вот только потом встретил подходящую «благородную даму» и вспомнил, перед кем на самом деле нужно выпендриваться. Мудак. А ведь Сергей, подумать стыдно, едва не купился. Для кого-то Олег и правда будет хорошим. Для своей девчонки, например, о которой не подумает плохо при первом же случае. Она ведь домашняя, хорошо воспитанная и благополучная, как можно?! Сергей сглотнул, собрал вещи и вышел из аудитории. Надо перестать думать об Олеге. Он вообще того не стоил. Глупо получилось. Нужно было послать его ещё в день знакомства так, чтобы и заговорить больше не захотел — и тогда бы так противно не сдавливало грудь, как будто полный вдох сделать теперь невозможно. И ведь подозревал же, что ничего хорошего не выйдет, и всё равно в это влез. «Поздно жалеть». Днём в общем-то было терпимо. Сергей загрузил себя делами и учёбой так, чтобы не хватало времени и сил на лишние мысли. Вот ночью — тошнотворно. Потому что опять начали мучить кошмары, как когда-то до крика, до холодного пота — и попробуй потом усни. И не спать совсем Сергей не мог. Он уже и так отвратно выглядел, и голова начала плохо соображать. Так ещё и олимпиаду завалит, вот позорище будет. Мелькнула мысль начать пить таблетки снова, — но нет. Лучше держаться от этого подальше. Тем более в прошлый раз… Сергей в общем-то не был уверен в том, что произошло в прошлый раз. Кровать Кузнечика поскрипывала: опять он с Анькой кувыркался. Они сначала злились, что Сергей, в отличие от остальных, после отбоя не спал, часто сидел с фонариком над книгой или конспектом; потом договорились просто на него внимания не обращать. Сергею их возня была неинтересна совсем, только звуковое сопровождение, к которому примешивался храп Лося, раздражало. Вот и сейчас на прочитанном не выходило сосредоточиться, от усталости буквы плясали перед глазами. Так хотелось оказаться где угодно, но не здесь. Остался всего год. Сергей вышел из комнаты на цыпочках, чтобы не шуметь, прокрался коридорами к застеклённому балкону в правом крыле. Он замыкался, но больше для вида, на самый беспонтовый замок. Вскрывался на раз. Внутри было холодно, но думалось легче. Сергей решил, что этой ночью обойдётся без сна.***
Гулкие шаги по бетонным ступенькам. Узкая полоса света от фонарика — как бы не навернуться и не сломать себе глупо шею. Впереди маячила спина Хольта, одетого в чёрное. — На кой я вообще за тобой попёрся? — озвучил мысли Сергей. Было странно. И то, что они ночью зачем-то торопливо поднимались по ступенькам лестницы какой-то заброшки, и то, что снова оказались вместе. Как будто не должны. Сергей не мог вспомнить что-то важное, а Хольт не спешил объяснять. — Потому что адреналина захотелось. — Ну да, — с сомнением сказал Сергей. Это определённо небезопасная затея: здание старое, недостроенное, видимость хреновая. И хрен с ним, с рисками, но чего ради? Сергей решил принять правила игры, и дальше шёл молча. Дойдут — и он сам всё увидит. Если будет на что смотреть, конечно. Хольт первым вылез на крышу. Когда Сергей взобрался вслед за ним, тот уже стоял на самом краю, смотрел вниз, как будто собирался прыгнуть. Не прыгнет, конечно, не прыгнет, но Сергей заволновался. — Без глупостей, ладно? — Смотря, что ты считаешь глупостями. — Хольт качнулся чуть вперёд, нарочно играя на нервах. Сергей скрестил руки на груди, задавив в себе порыв оттащить придурка от края. Нечего за него переживать. — Если грохнешься — на похороны не прийду, вообще забуду, как тебя звали. — Не ври: меня, как и моё имя, ты точно не забудешь. В лицо подул сильный ветер, едва не сбивая с ног. Сергей зажмурился. Когда открыл глаза, Хольт стоял по-прежнему на краю, а огни города редели, гасли один за другим на глазах. «Что происходит?» — Сергей сам не понял, подумал ли это или спросил вслух. Стало совсем темно, не считая полоски света фонарика, уткнувшейся Хольту в спину. Свой он выключил. — Ницше сказал, если долго вглядываться в бездну, то бездна начнёт вглядываться в тебя. Что думаешь? — Думаю, невовремя тебе захотелось философа вспомнить, — сказал Сергей, подойдя к нему. Глянул под ноги: непроглядная тьма. Хольт включил фонарик и направил себе в лицо. — Ну как я тебе? Видишь бездну? Сергей поднял на него взгляд, думая, что сейчас произойдёт какой-то дурацкий розыгрыш — и оцепенел от ужаса. У Хольта были абсолютно пустые, зияющие чёрными дырами глазницы, кровь из которых стекала по щекам; он выглядел мертвее мёртвого, но почему-то стоял и ухмылялся. А затем толкнул Сергея в грудь, и он сорвался с крыши вниз, в темноту. Проснулся Сергей от собственного крика. Яркий свет. Много людей. Белые стены. Сергей заморгал, приходя в себя. Он в классе, сидел на полу возле своей парты, опираясь на правую руку. На него ошарашено пялились одноклассники и учительница географии. Он что, заснул посреди урока и свалился со стула? Похоже на то. Он явственно ощущал беспокойство Олега, но старательно игнорировал его самого. — Анна Павловна, можно я выйду? — Тебе плохо? Может, провести тебя до медпункта? — Нет-нет, справлюсь сам. — Уверен? — Уверен. Сергей вышел в коридор, игнорируя шепотки одноклассников. Наверняка будут потом обсуждать, что он чокнутый. Ничего нового в общем-то. В мужской уборной он умылся холодной водой. Уткнулся пустым взглядом в квадратное зеркало над раковиной. Оттуда на него смотрело мрачное бледное отражение с бескровными губами, синяками под глазами и растрепавшимися волосами. Да уж, видок. Всё-таки не стоило настолько упорно игнорировать сон. Если бы кошмары ещё не донимали. Теперь ещё и Хольт… Они действительно ходили на заброшку ночью. Надо быть совсем долбанутым, чтобы согласиться идти туда с человеком, оставившим свою сестру инвалидом при тех же обстоятельствах. С человеком, с которым больше враждовал, чем нормально общался. Сергею почему-то показалось заманчивым принять вызов. Наверное, просто потому, что он в достаточной мере долбанут. Там они впервые поцеловались после выкуренной на двоих сигареты. Сергей снова плеснул в лицо холодной водой. Дверь открылась. Сергей бросил взгляд через плечо и, увидев Олега, недовольно поджал губы. Увязался-таки. Сергей и ожидал чего-то подобного: всё-таки Олег был довольно предсказуемый, почти синоним слова скучный. Почти, а жаль… Так выбросить его из мыслей и жизни оказалось бы гораздо проще. — Ты в порядке? — Что в просьбе держаться от меня подальше тебе было непонятно? — огрызнулся Сергей, повернувшись к нему. — Я знаю, я заслужил… — Вот и проваливай. — Выслушай меня хотя бы раз. — Что, заготовил речь? — оскалился Сергей, скрестив руки на груди. — Ну валяй. Нас давно в драмтеатр не водили, посмотрю хоть бесплатное выступление. Олег покраснел от стыда. И замялся. Никакой речи он не готовил явно. Сергей надеялся вдоволь позлорадствовать с его унизительной попытки как-то себя оправдать, но на душе было паршиво до ужаса. Хотелось развернуться, уйти прямо сейчас, чтобы не мучить их обоих. Но это было бы трусостью, разве нет? — Наверное, это прозвучит, как бред, но человек, которого я считал своим другом, специально нас рассорил. — М-м, прямо взял и заставил бедного тебя вылить кучу дерьма на меня? — Нет, конечно. Я не отрицаю, что виноват, что ужасно погорячился и обидел тебя зря… Сергей покачал головой. — Ты обидел меня, потому что тебе ничего не стоило подумать обо мне плохо. Ты и так подсознательно держал всё это в голове: что я детдомовец, что у таких, как я, ни совести, ни сострадания, что кражи и прочая низость для нас обыденное дело. Что я не чета твоим друзьям и девушке из благополучных семей. — Нет, — горячо возразил он. — Да, Олег, да, — горько настоял Сергей. — Вот только я такую жизнь не выбирал. Понимаешь? Я её не выбирал. В глазах защипало. Сергей прикусил щёку изнутри. Вот ещё, он не заплачет. Тем более при Олеге. — Понимаю, — тихо, с сочувствием отозвался тот: кажется, всё-таки заметил. Они застыли друг перед другом в молчаливой нерешительности. Звонкие удары капель, срывающихся с плохо закрученного крана в раковину, казались слишком громкими. — Прости меня, я был дураком. Олег привык, что его легко прощали. Ещё бы, он умел нравиться, вселять доверие. Даже с Сергеем это сработало, как он ни пытался противиться. И простить его хотелось всё равно. Но они ведь с Хольтом похожи даже. Больше внешне, конечно, но… Верить Олегу Сергей тоже не мог, нелепые обвинения явственно это показали: тот его ни во что не ставил. — Был? — Можешь и сейчас дураком назвать, но я не хочу тебя терять. Прозвучало-то как, надо же (Сергею понравилось как, пусть и дурость, пусть и до смешного нелепо). Наверное, потому что никто ему таких слов не говорил. И он знал, как это: бояться потерять. Потому что в тот день, когда Олег упал, так страшно похолодело внутри, что Сергей думал и замёрзнет весь, перестанет дышать. А потом отпустило. Он понял: Олег жив, но с ним что-то случилось. Безумно хотелось оказаться рядом, но когда удалось узнать всё необходимое, почему-то было сложно собраться с духом и прийти, ещё и наказание дурацкое так не вовремя ему впаяли. А теперь рядом находиться было сущим наказанием, вот уж ирония. — Думаю, ничего у нас не получится, — ответил наконец Сергей. По сути уже ничего не вышло. Нужно было говорить твёрдое «нет», но Сергей запутался и устал. От одиночества особенно. Как бы не наделать новых ошибок. — Давай попробуем и узнаем. — Мне кажется, или это твой девиз по жизни? — язвительно спросил Сергей. — Может быть. Пойдём воздухом подышим. — Иди и дыши, если тебе надо. — Это тебе надо. Пойдём. — И блекло улыбнулся: — Буду молчать, если раздражаю. В раздевалке Сергей забрал ярко-оранжевую куртку. — Обменял? — только и спросил Олег, грустно посмотрев на него. — Обменял, — сухо подтвердил Сергей. Он позавчера так психанул, что собирался уйти без куртки вовсе, но вовремя одумался: начало ноября, небольшой минус, прогулка в тонком свитере до «Радуги» точно закончилась бы пневмонией. И нафига такие жертвы? Сергей уломал Лося махнуться. Тот пошёл на сделку неохотно, как будто себе в ущерб, наверное ожидал какой-то подвох, потому что куртка Олега выглядела слишком классной, чтобы менять ее на откровенное дерьмо. Сергею ничего не оставалось, как пообещать ещё и домашку несколько вечеров за Лося порешать в довесок. Его куртка воняла потом и перегаром, пришлось пересилить себя, чтобы её надеть и не умереть от отвращения. Уже в приюте Сергей зашил дырку подмышкой и уговорил прачку забросить куртку в стирку вне очереди. Всё равно носить её было неприятно из-за того, что она по-прежнему ассоциировалась с бывшим владельцем - неряхой, ещё и напоминала об обстоятельствах, при которых пришлось на неё меняться. На улице моросил мелкий дождь. Они свернули за угол, спрятались под навесом. Сергей прислонился спиной к стене, уткнулся взглядом перед собой. На свежем воздухе он действительно почувствовал себя лучше и спокойнее. Олег молчал, старательно не навязываясь. Чувство вины, исходящее от него, буквально горчило у Сергея на языке. — Что за друг нас рассорил по твоей версии? Олег закурил, встав так, чтобы ветер не нёс дым на Сергея. Тот от сигареты отказался. — Вадик. Он сам сознался. Ты его видел в больнице, кстати. — Белобрысый амбал? Олег затянулся, кивнул. Сергей вспомнил цепкий взгляд узких льдистых глаз и гаденькую ухмылку. «Познакомишь с принцессой?». — Ну, допустим. И зачем это ему? Олег пожал плечами: — Не знаю. Он какую-то чушь нагородил. Если б я его столько лет не знал, подумал бы, что он приревновал. Сергей иронично приподнял бровь: — А так Вадик, конечно, не такой, он за пацанов и двор, и гроза всех педиков на районе? — Ну, типа. И всё-таки сомневался. О чём-то думал и вспоминал, чем ещё больше укрепил Сергея в догадках. Олег не тупой, он специально игнорировал вещи, которые замечать не хотел, которые, например, могли сделать дружбу «неудобной». Он ни разу не спросил у Сергея об ориентации, хотя о ней судачила вся школа. И в себе он ничего «лишнего» находить не хотел, если оно, конечно, было. Хотя было, ещё как было. Сергей иногда ловил на себе его взгляды, которые… в которых что-то льстило без слов. Он раньше не придавал этому особого значения, так, смутил Олега пару раз забавы ради. Но что, если у него только что появилась отличная возможность отыграться? Пусть тоже почувствует себя уязвимым, не таким. Пусть хлебнёт страха, что от него могут если не все, то многие отвернуться. Пусть и правда хоть немного поймёт. До подлости уровня Хольта Сергей опускаться не собирался, но попробовать устроить Олегу кризис ориентации во всей красе — почему бы и нет. — Что тебя так обрадовало? — покосился на него Олег. Почувствовал что-то, так как внешне Сергей свою реакцию не выдал. — Да так, просто ты смешной, — пожал он плечами. Олег удивлённо приподнял брови, но принял за сомнительный прикол и докапываться не стал.