Чувств твоих отражение

      Новость об исчезновении Хольта стала самой обсуждаемой в классе. Большинство считали, что его похитили, чтобы потребовать баснословный выкуп. В принципе, логично: детей богачей чаще всего крадут для шантажа и вымогательства. Но Юлю эта теория не впечатлила, потому что банальщина. К тому же интуиция, высокоразвитая по её словам, подсказывала ей, что всё здесь не так просто. Олегу тоже так казалось, хотя по сути ему ли судить. Он Хольта даже в глаза не видел. Разве что не стоило труда догадаться, что в больнице Сергей рассказал как раз о нём. Богатый парень, от которого семья не то чтобы полностью отреклась, но как будто глухой стеной отгородилась после мутного случая с сестрой. Но, как бы там ни было, в выкупе они вряд ли откажут. Это уже совсем дикость.       Сам Сергей делал вид, что страшно занят, даже перекусить на большой перемене отказался. Олег решил пока его не донимать, и отправился в буфет в компании Игоря, Юли и Димы. Там они продолжили разговор о Хольте.       — Мне почему-то тоже кажется, что всё не так просто, — сказал Олег. — Хотя, может, это у нас воображение разыгралось.       — Нет. Я прям чувствую, что тут что-то не то. Но пока нет никаких соображений, что именно. А, уж тем более, доказательств. — Юля вздохнула. — Мне ещё покоя не даёт то, что Лизу до сих пор не нашли.       — Да, — согласился Дима. — Уже сколько… Больше двух месяцев прошло?       — Почти три. И никаких новостей. Да и с поисками, наверняка, сильно не заморачиваются, так, для галочки. Сирота, никому не нужна, по сути, — с грустью сказала Юля.       — Брату нужна, — возразил Олег.       Лёшу было жаль: ходил бледным, потерянным привидением по школе, казалось — вот-вот и совсем прозрачным станет. Олег, как впервые его увидел, сразу понял, что это он, к тому же, с Лизой они были сильно похожи. Серёжа сказал, что он в комнате теперь только ночевать появлялся. Всё искал сестру: и с волонтёрами, и сам.       — Угу, только у него ни влияния, ни денег, сечёшь?       — Ну, ты не перегибай, Юль, — угрюмо одёрнул её Игорь. — Хватает в полиции тех, кто добросовестно делает свою работу.       — В том-то и дело, что их не хватает, — покачала головой она. — Далеко не все такие, как твой отец, не спорь.       Игорь вздохнул:       — Надеюсь, однажды это изменится в лучшую сторону.       — А этот Хольт… — поинтересовался Олег: — Что он вообще из себя представляет, ну, помимо того, что мажор?       — Золотой медалист. Не такой, каким Гречкин выпустится отсюда, а с реальными знаниями в голове — учился действительно очень хорошо. Ещё он высокомерный сноб. — Юля пожала плечами. — Вечно себе на уме. Когда хотел общения, сорил деньгами направо и налево — и подпевалы слетались к нему, как птицы к кормушке. Когда не хотел — посылал всех вокруг и упивался одиночеством. Наверное, ему казалось забавным, какую власть имеют деньги над людьми, ведь многие его охотно прощали, стоило поманить к кормушке снова.       — Но и врагов он так нажить мог. Или очень нехороших завистников.       — Не знаю. Я думала об этом. Тип он неприятный, но из наших более или менее очевидный повод его ненавидеть есть разве что у Разумовского.       — Почему? — насторожился Олег.       — Ну, там некрасивая история была, — Юля наморщила нос и понизила голос почти до шепота, Олегу стоило труда, чтобы различить его в общем шуме обедающих в буфете: — Если кратко, то этих двоих застукали в школьном туалете, когда они обжимались. Хольт сразу же на Разумовского всех собак повесил: мол тот за деньги сам себя предложил, а он по приколу согласился. Ну, и Разумовского зашеймили, очень жёстко, а с Хольта как с гуся вода. Некоторые даже посчитали, что он молодец.       — Молодец, как же. Дерьма кусок! Ясно же, что он солгал, чтобы прикрыть себе жопу!       Олега колотило от злости. Каково было тогда Серёже, он боялся даже представить. Хольт не просто предал — втоптал в грязь перед всеми. Совершенно ужасно… И многое объясняло. И поведение «мне никто не нужен». И недоверие, и желание постоянно держать дистанцию в целом. Наверняка, не одного Хольта в этом заслуга, но его вклад явно был весомым.       Юля кивнула:       — Я тоже так думаю.       — Пиздец! И ты ещё спросила, не в курсе ли Серёга, как сейчас этот Август поживает! — упрекнул Олег.       — Спросила, — спокойно сказала Юля. — И его ответ меня ни в чём не убедил.       Олег нахмурился. Он тоже нихера не понял реакцию Сергея на внезапную новость — и не понимал до сих пор, но Юле рассказывать об этом не собирался. Надо бы сначала самому разобраться.       — Только не говори, что всерьёз его подозреваешь?       — Не знаю. Что-то мне в нём утром не понравилось. Но это Разумовский, он мне вообще никогда не нравился. — Юля задумчиво мазнула взглядом по лицу Олега. — Ты слышал, что он наблюдался у психиатра?       — Слышал, но причины не знаю.       — Он нашего бывшего одноклассника, Лёшу, тоже детдомовского, чуть до смерти куском трубы не забил, их едва успели разнять. Мы думали, Разумовскому билет в психушку пропишут, но нет, хотя лечиться заставили и на учёт поставили. С тех пор вроде никаких рецидивов, но тот случай у меня до сих пор не выходит из головы.       — Это потому что ты до сих пор чувствуешь ответственность за Лёшку, хотя вы дружили чёрти когда, — вмешался Игорь: — В первом-втором классе, кажись? Серьёзно, Юль, хватит уже думать, что ты должна была его лучше опекать — и дерьма бы не случилось. Спутаться с компанией отморозков — его решение, как и всё остальное тоже. Того же Разумовского они лупили всей шайкой только в путь. Каждый несёт ответственность за свою жизнь сам.       — Он был всего лишь ребёнком! От которого все, включая меня, отвернулись.       — В том-то и дело, что мы все были всего-лишь детьми, — возразил Игорь и мягко накрыл её руку своей. — Тебе не за что винить себя, правда.       — Так, а что стряслось? Сильно пострадал?       Юля опустила глаза. Вместо неё ответил Дима:       — С переломами в больницу загремел. Заикаться начал. Его сразу после выписки перевели в другой детдом и школу, чтобы с Разумовским развести от греха подальше. Но для Лёши это всё равно плохо закончилось.       — Почему? — удивился Олег.       — Вскрылся через несколько лет, — сказал Игорь. — Никаких предсмертных записок не оставлял, но поговаривают, что он это из-за буллинга. В новом приюте его травили из-за того же заикания и бог знает чего ещё.       — Да уж, невесёлая история, — кисло сказал Олег.

***

      Подперев щёку, он наблюдал, как Сергей, страдальчески закусив губу, тщетно пытался сосредоточиться на системе уравнений в тетради. Крутил ручку между указательным и большим пальцами, что-то чёркал, психовал, и почти не сдвинулся в решении, которое на деле было простым. Даже Олег его давно видел. Казалось бы, бесценная в своей редкости картина: главный умник школы — и откровенно тупит. Но сейчас было не до шуток на этот счёт.       Хотелось бы спокойно разобраться во всём, но как подступиться к болезненной теме так, чтобы моментально не посраться, у Олега всё никак не получалось просчитать. Это же Разумовский, он, блядь, временами как бомба, в которой какой провод не выбери — один хрен рванёт. А из Олега сапёр к тому же по-любому никудышный.       Ну что ж, рванёт так рванёт.       — Серёж, — негромко позвал он.       — Сейчас, — тот махнул на него рукой, не отрывая глаз от тетради.       — Вот именно: сейчас. — Олег выдернул тетрадь из его рук и захлопнул. — Сейчас мы поговорим не о чёртовой алгебре, потому что сегодня мне на неё плевать, а о тебе и о том, что с тобой происходит.       — Нет уж, разговор по душам я не заказывал, — пренебрежительно махнул рукой Сергей и встал из-за стола. — И раз уж алгебра тебя сегодня не интересует, то разреши откланяться, мне дорого моё время.       Он, клоунадничая, поклонился, сгрёб свои школьные принадлежности в рюкзак и направился на выход. Олег нагнал его у двери, развернул к себе за плечо.       — Нет, так дело не пойдёт. От чего ты так бежишь? От проблем? От меня? От себя?       — Отвали, пока я тебе не врезал.       — Можешь врезать, если думаешь, что тебе полегчает. Давай, врежь. Вот только ничего тебе это не даст. Я, может, единственный человек, кому на тебя не всё равно, но это-то тебя и пугает. Заставляет ждать подвоха больше, чем от кого-либо. — Олег выдохнул и уже тише сказал: — Я знаю о Хольте.       Серёжа скривился, отшатнулся. В глазах появилась злая обида авансом, как будто Олег собирался всю грязь, что говорили о нём в школе, выплюнуть в лицо. Как будто добить пытался, а не достучаться в конце-то концов.       — Вот оно что: сплетники донесли, — холодно сказал он и с вызовом вскинул голову: — Ну и? Что ты хочешь? Подробности какие-то узнать? Мне рассказать, как мы трахались? Какие позы предпочитали? Сколько денег он мне платил?       — Никакие подробности мне не нужны. — Олег едва сдержался, чтобы не заткнуть ему рот ладонью: ну что он такое, блядь, несёт?       — Ладно. А что нужно? Хочешь шлюхой назвать — так не стесняйся, назови!       — Серёж, успокойся.       — Я спокоен! — выкрикнул тот ему в лицо.       — Я, блядь, вижу! — вскипел Олег и тут же осёкся: сам ведь не лучше. — Боже, ты ведь и мёртвого можешь достать… Не верю я, что Хольт тебе что-то платил, вот зачем ты врёшь, зачем провоцируешь?       — А ты зачем лезешь не в своё дело?!       — Беспокоюсь за тебя придурка. Я же вижу, чувствую блин… — он запнулся, ткнул пальцем в грудь, туда, где взволнованно билось, ныло от чужой и своей тревоги сердце, — что с тобой происходит какой-то пиздец.       Серёжина злость испарилась резко, словно по щелчку. Он весь погас, как лампочка, может, на одной злости только и держался, а теперь стоял перед Олегом бледный, уставший, потерянный. Смотрел с мрачной обреченностью.       — Возможно, мне и правда пиздец.       — Расскажи, — попросил Олег. — Может, я смогу помочь.       — Да ничем ты не поможешь. — И всё же Серёжа прислонился спиной к двери, сам себе отрезая путь к отступлению.       Передумал всё-таки сбегать, сверкая пятками. И это хорошо. Олег надеялся, что это хорошо.       — Расскажи, — попросил он ещё раз.       Серёжа опустил взгляд и тихо сказал:       — Я видел Хольта в день исчезновения.       — Что? Погоди, вы типа снова вместе?       Прозвучало абсурдно. Да и вообще, спросить следовало совсем не об этом в первую очередь, но язык мысли опередил.       У Сережи задрожали плечи. Олегу на секунду показалось, что у того истерика, но он рассмеялся, громко, неловко и нервно, заслонив рот рукою. Затем заговорил торопливо, слова как будто полились из него сами:       — Боже, да не было никаких «вместе» никогда. Так, взаимная дрочка и пара минетов. Чем всё закончилось, ты, вроде, и сам знаешь: я — дешёвая шлюха, а он так, не при делах, просто попользоваться решил. Ну, а в этот понедельник он напился, подкараулил меня у приюта, когда я от тебя возвращался, полез с извинениями. В нём это давно уже сидело: чтобы его простил ну хоть кто-то. А нахрена они мне? — Серёжа запустил пальцы в волосы, зачесывая назад выбившиеся из хвоста пряди, скривил губы. — Всё мертво. Я вспылил, наговорил ему всякого, ну, и мы чуть не подрались. Он попытался меня удержать, я его толкнул так, что он упал, — и свалил. А теперь мудак исчез — и, чувствую, доставит мне проблем… Как же я его ненавижу, он как будто специально, как будто назло! Меня ведь могут в ментовку затаскать, если узнают, что я… Свидетель? Подозреваемый? Хрен знает, как всё обставят.       — Мда, дела, — ошарашено протянул Олег. — Но я думаю, если ты расскажешь всё, как есть — ничего они на тебя не навешают. Может, даже следствию поможешь.       — А может, стану главным подозреваемым — и будут дрючить меня по поводу и без. Я ведь идеальный кандидат, чтобы сделать меня крайним: детдомовец, репутация хуже некуда и мотив найти нетрудно. Вон, даже ты, когда серьги пропали, — на кого сразу побежал кражу вешать? Правильно, на меня.       — Прости. — От нахлынувшего разом стыда Олегу стало душно, как будто из комнаты резко выкачали кислород. — Я тогда ужасно облажался.       — Поступил, как почти любой на твоём месте, — нахмурился Сергей. — Вот в этом-то всё и дело, понимаешь? В этом всё и дело.       — И ты собираешься промолчать?       — Не знаю. Скорее всего. — И с вызовом спросил: — Осуждаешь?       — Нет. Я бы, вероятно, поступил по-другому, но я не осуждаю.       Повисло молчание. Серёжа смотрел на него долго, неотрывно, и это не было чем-то навязчивым, как будто не разглядывал, а пытался удостовериться, что он, Олег, и правда есть. Существует. А затем пробормотал: «спасибо» и развернулся, чтобы уйти.       — Давай проведу, — сказал Олег, последовав за ним в прихожую.       — Опять ты за своё, — фыркнул Серёжа. — Не нужно со мной рыцаря в сияющих доспехах изображать. Я умею за себя постоять и, если надо, — быстро убегать. В «Радуге» это практически жизненно важные навыки, можешь мне поверить.       — Я просто подумал: Хольт пропал, за тобой кто-то непонятный до этого следил, ну мало ли что.       Сергей невесело рассмеялся:       — Да кому я сдался? У Хольта богатенькие родители, а я сирота-оборванец, что с меня взять? — он фыркнул. — Ну, кроме тела. Или ты в телохранители и набиваешься? Так мне толком нечем платить. Ну, опять же, кроме тела.       Это было не смешно вот ни разу. По-хорошему Серёже вообще подзатыльник полагался за такие шутки. Как он в принципе мог шутить, когда внутри — ядерный пиздец, который Олег ясно ощущал и сам? Реакция на стресс, наверное. У Олега что-то его теперь тоже дохрена.       Он прыснул:       — Нашёл о чём шутить.       — Юмор, даже самый дрянной, иногда сильно помогает не сдохнуть. — И хотя Серёжа явно старался, чтобы голос звучал бодро, сам он снова помрачнел. — Мне не нужны няньки, Олег, просто смирись. И давай больше не возвращаться к этой теме, достало.       — Как знаешь, — согласился Олег и принялся обуваться, — но я всё равно проведу тебя немного: курить охота.       — А с каких пор на балконе не вариант? — иронично спросил Серёжа, понимая, что это всего-лишь топорный предлог.       — Вот с этих вот.       Серёжа закатил глаза, но возражения у него закончились. До остановки они шли по большей части молча. Серёжа жадно поглядывал на сигарету в руках Олега, хотя сам же отказался курить за компанию. Попросил всё же сделать затяжку-другую. Олег не понимал подобных заморочек: нахрена выделываться, когда тебе целую сигарету предлагают? То ли опять детдомовский заскок, то ли иллюзия борьбы с вредной привычкой: выяснять было лень. Олег собирался сигарету просто передать, но Серёжа перехватил его запястье и затянулся прямо так, касаясь кончиков пальцев губами. Вроде бы ничего прям такого, чтоб через край, и всё же оторопь взяла, неожиданно сладкая, и всё в ней — это «что ты творишь?» и «продолжай» одновременно. Серёжа руку отпустил разочаровывающе быстро, медленно выдохнул клуб дыма.       Кожа там, где он ещё пару секунд назад касался, покалывала, как будто старалась запомнить, удержать чужое тепло. Губы у Серёжи были мягкие. Не та информация, которую Олег должен в принципе знать, но она теперь явно так просто не выветрится из головы.       «Не сходи с ума».       Нелепо до ужаса. Олег ведь не озабоченный девственник и не отчаянный романтик, чтобы такие мелочи, почти невинные, вот так глубоко в нём отзывались. Как, впрочем, очень многое из того, что касалось Серёжи. Может, это связь так влияла? Или это всё же что-то между ними без всех этих соулмейтных заморочек? Как разобрать?       Хотелось бы знать, что думал сам Серёжа. Часто он был на грани и за гранью с его шуточками и провокациями. Вот только зачем? Добивался чего-то, развлекался или даже сам за собой не замечал?       Серёжа шёл рядом с абсолютно невинным видом, и ничего из этого Олегу не было понятно.       Ночью он долго не мог заснуть. Листал ленту новостей, но никаких новых подробностей об исчезновении Хольта не нашёл. Выкуп если и потребовали, то в сеть эта информация не утекла.       Олег рассмотрел подвернувшиеся фотографии с Хольтом. Красивый и холёный, как и представлялось. Типажом несколько похож на самого Олега: смуглый, кареглазый, темноволосый. Но лицо узкое, нос — прямой и острый, глаза почти везде хитро прищурены. Вызывал ассоциации с крысой, вполне возможно потому, что Олег был необъективен по отношению к нему. Как он мог так поступить с Серёжей? Из-за школьной репутации в выпускном классе?       Да, тупо спалиться, конечно, попадос, потому что быть геем — своего рода клеймо в глазах большинства. Ты отличаешься, ты не такой, ты неправильный и испорченный. Среди пацанов ходило, что пидорами становятся последние неудачники, те, кому даже самые некрасивые девчонки не дают. А ещё извращенцы. И Олег считал, что это мерзко, дно дна… А потом случился Вадик, и ничего в общем-то не случилось, нигде не ёкнуло и, слава богу, никакого возбуждения или чего-то такого, но это было не мерзко, это в общем-то было никак. Как спьяну поцеловаться с кем-то, кто банально не привлекает, вот и всё. И Вадик неудачником точно не был, геем, скорее всего, тоже, так как девушек и секс с ними вполне очевидно любил. Может, на эксперименты потянуло, может… Да чёрт с ним с Вадиком. Дело вообще не в нём.       О Серёже, точнее об его ориентации, Олег изначально не думал, как о чём-то отвратительном. Он очень старался не думать об этом в принципе. Слишком странные чувства вызывало: и неприятие, и необъяснимый страх, и, что вообще ни в какие ворота не лезло, — любопытство. Не стоило копать глубже, определённо не стоило. Однополые отношения его интересовать в принципе не должны: есть и есть. Его не касалось.       Но теперь он об этом не думать не мог, потому что Хольт случился, вся эта грязь с Серёжей случилась. И в голове не укладывалось всё равно, потому что даже клеймо пидора не так страшно, как просто взять и предать. Оболгать и прикрыться, как живым щитом, кем-то, кто, возможно, тебе доверял, кто, возможно, испытывал к тебе что-то. «Всё мертво», — сказал Серёжа — значит, было чему умирать, пусть гордость ему не позволит признать.        Как вообще Хольту после такого спалось? Судя по всему, не очень хорошо, раз всё-таки попытался извиниться. И надо же, и тут умудрился нагадить, реально, как специально!       На следующий день Серёжа был всё ещё дёрганным и раздражительным сверх меры, но уже не в таком моральном упадке, как вчера. Олег подумал: он справится. А этот подонок Хольт найдётся, и всё будет в порядке. Должно быть.       Но их классная руководительница прервала урок астрономии, объявив:       — Разумовский, к директору. Вещи с собой, тебя снимают с уроков до конца дня.       И это не сулило ничего хорошего.       Серёжа с Олегом переглянулись. Узнали? Отправят на допрос, или это так, какая-то школьная ерунда? Чёрт знает.       «Надо было всё-таки пойти в полицию и рассказать», — подумал Олег, но озвучивать мысли не стал. Что уж теперь, да и, может, ложная тревога.       Хотелось поддержать, но он понятия не имел, как это сейчас сделать. Серёжа собрался с духом, с непроницаемым лицом сгрёб вещи в рюкзак и покинул класс.