В среду Олег неожиданно соскочил, прислав короткое сообщение о том, что вечером будет занят. Сергей знал, что его позвали на какой-то бухач, вроде как часам к восьми. Олег не планировал переносить их вечернюю встречу из-за этого, но, видать, планы изменились. Сергей чувствовал себя довольно мерзко из-за того, что хотелось попросить, нет, потребовать, чтобы никуда он не ходил. Позвала Инна с параллельного, которая и раньше Олегу заискивающе улыбалась, а теперь, судя по всему, решилась перейти в наступление. Может, через ту же Пчёлкину узнала, что у Олега сейчас никого нет.
Как же паршиво, оказывается, быть этим «никем», Сергей раньше даже не представлял. Они не отлипали друг от друга всю неделю, стоило оказаться наедине, Сергей продолжил прогуливать рисование, хотя наказание закончилось и можно было обойтись освободившимся окном в два часа, вот только с Олегом хотелось проводить как можно больше времени. То ещё фиаско, на самом деле. Сергей наивно понадеялся, что случайный минет на кухне станет лёгкой, ничего не значащей разрядкой, и желание, в котором он медленно варился, наконец отпустит. Но, как оказалось, он сам же и отворил настежь дверь этому желанию, чтобы оно не ело его потихоньку, а сожрало сразу, жадно, целиком. И всё. Уже не хватало никаких сил на то, чтобы остановиться. Слишком это оказалось нужным, но в то же время болезненно острым и сложным.
Всё ведь закончится, вопрос только в том, как быстро. С Хольтом Сергей думал так же, но чувствовал по-другому. Без ощущения, что неминуемое расставание выдернет из него всю душу, без отчаянного желания бороться за каждую секунду до того, как это случится. Просто страница жизни, которую Сергей не колеблясь перелистнул, пусть это и причинило боль.
Хольта он никогда не ревновал. Возможно, Сергей был единственным, к кому тот возвращался, но уж точно не единственным в более значимом смысле. Хольт иногда пах чужими духами, но Сергей не задавался вопросом, чьи они. Смысл? У него не было никаких прав на Хольта, как и наоборот.
И вот как теперь объяснить себе, что с Олегом это должно работать точно так же? У них ведь вроде как без обязательств, вроде как перспективы этих отношений (точнее, их полное отсутствие) предельно ясны, а у Сергея было ощущение, что он попросту сдохнет, если Олег будет пахнуть кем-то другим.
«Мне плевать. Плевать, плевать, плевать! — злился Серёжа, выводя кистью алые маки на холсте. — Даже если он прямо сейчас там с Инкой этой мутит, то…»
Кисть в руках задрожала. От злости аж зубы свело. Воображение слишком уж хорошо нарисовало, как эти двое флиртуют, касаются друг друга как бы невзначай и…
Сергей выдохнул, зажмурился. Он это надумал, ничего нет. А даже если есть, то всё равно справится, переживёт, вот ещё!
Сергей вернулся к рисованию, но эмоции так и не улеглись, выплеснулись вместе с красками на полотно. Маковое поле, задуманное совершенно обычным, вышло фантасмагоричным, как будто вывалилось из одного из тревожных снов, что его донимали. Стебли слишком длинные и тёмные, с затесавшимися непонятно откуда тонкими и острыми шипами, бутоны агрессивно-яркие, кричащие на мрачном фоне. Вместо закатного неба — ночное, с тусклым серпом луны.
Сергей недовольно закусил губу: мазня какая безвкусная. Поднял обречённый взгляд на Евгения Дмитриевича:
— Можно я не буду вам показывать?
Стыдно-то как. Учитель и задержался из-за того, что Сергей закончил последним, а ведь получившееся не стоило и минуты его времени.
— Я ведь должен оценить результаты. К тому же, твои работы не разочаровывали меня никогда. — Евгений Дмитриевич подошёл к Сергею и встал за его плечом.
— Значит, эта будет первой, — нервно усмехнулся он.
В глубине души ему хотелось, чтобы Евгений Дмитриевич всё равно его похвалил. У того хороший вкус и очень тонкое восприятие, да и в целом он был яркой харизматичной личностью, конечно, его мнение было важным. А ощущать себя бездарностью, даже в какой-то отдельный момент, очень болезненно.
Евгений Дмитриевич молчал, и Сергей уже успел подумать, что рисунок совсем уж отвратительный, но затем он сказал:
— Мрачно, но при этом мощный акцент на красный, он буквально кричит с полотна. Что это? Ревность? Агрессия? Страсть?
— Всё вместе, пожалуй.
— Это действительно не лучшее, что выходило из-под твоей кисти, но мне нравится. Знаешь, здесь куда больше жизни и эмоций, чем в предыдущих твоих работах за долгое время. Думаю, это хорошо.
Сергей неопределённо пожал плечами. Евгений Дмитриевич вздохнул:
— Я должен тебя предупредить. — Сергей поднял на него глаза, настороженный его тоном, ставшим подчёркнуто нейтральным. — Я написал на увольнение, дорабатываю последние дни, поэтому со следующей недели постарайся не пропускать занятия, мало ли как к этому отнесётся новый преподаватель.
— Увольняетесь? Что? Почему? — Сергей чувствовал себя так, словно ему дали под дых.
Не хотелось, чтобы услышанное было правдой, но Евгений Дмитриевич, конечно, не стал бы так шутить.
— Переезжаю.
Учитель старался скрыть грусть, но она скользила и в голосе, и во взгляде карих глаз. Что-то у него всё же случилось. Сергею было жаль, и себя тоже, потому что возникло чувство большой потери. Занятия Евгения Дмитриевича были для него отдушиной, небольшой зоной комфорта в пропитанных ненавистью и отчуждением стенах «Радуги», а теперь на его место мог прийти кто-то, кто всё испортил бы. Кто-то озлобленный и безразличный, как большинство. Это так ужасно несправедливо, что именно Евгений Дмитриевич решил уйти! Почему в его жизни вечно так: те, кто важен, исчезает? Как будто он недостоин, как будто проклят!
Интересно, как скоро свалит Олег, несмотря на то, что они соулмейты?
Глаза защипало. Сергей часто заморгал, прогоняя дурацкий порыв расплакаться от досады. Уж кто-кто, а Евгений Дмитриевич ему ничего не должен, но известие об его уходе резко ударило по больному.
Сергей взял себя в руки, спросил:
— Надеюсь, хоть причина хорошая?
Евгений Дмитриевич грустно улыбнулся:
— Нет, но говорят ведь: что ни делается — к лучшему. Посмотрим.
— Удачи.
— И тебе.
Сергей вздохнул:
— У меня с ней плохо. Иначе я бы не оказался здесь.
— Тогда от тебя ничего не зависело. Но вот будущее, оно в твоих руках.
— Угу, — уныло согласился Сергей, сейчас совершенно не способный думать ни о каком абстрактном будущем, хотя обычно такие мысли и правда придавали сил. — Спасибо вам за всё.
Ему стало грустно, что он прогуливал. Даже представить себе не мог, что пропускает последние занятия любимого учителя. Вряд ли он поступил бы по-другому, даже если бы знал, но осознание почему-то тяготило.
Хотелось побыть в одиночестве, но в комнате на пятерых на это и рассчитывать не стоило. Покрутившись на территории «Радуги», Сергей решил наведаться к Машке из их класса: она просила восстановить какие-то данные с флешки, естественно, не бесплатно. Вообще, Машка с техникой плохо ладила, вечно у неё что-то то зависало, то не туда сохранялось (оно само, да), то ещё какая-то фигня. В последний раз она пролила на клавиатуру ноутбука кофе, повезло, что не слишком много, удалось его спасти. Вообще, Машка могла с этой фигнёй доставать кого-угодно, но прошлой весной с девками из их класса поспорила, что соблазнит даже «этого педика» — и регулярные приглашения домой стали частью программы. Вскрылось всё довольно быстро, так как кокетливые ужимки и попытки якобы случайно прикоснуться быстро вывели из себя Сергея, тем более в их искренность он не поверил ни на грамм: Машка его часто высмеивала, а тут нате, снизошла вдруг. Совсем уже его за лоха держала. После короткой ссоры Машка с домогательствами отстала, а вот с компьютерными проблемами — нет. Сергей, несмотря на лёгкую неприязнь, не отказывался: деньги на дороге не валяются, пусть даже весьма скромные.
Пока он разбирался с поврежденными файлами на флешке, Машка накручивала тёмные пряди на плойку у зеркала.
— Слушай, мы тут опять поспорили…
— Если на меня, то предупреждаю сразу: отвалите, — Сергей выразительно посмотрел на неё, обернувшись.
Машка была самой популярной девчонкой в их классе. Красивая жгучая брюнетка с пышным бюстом и округлыми бедрами, ходила в боевом раскрасе, несмотря на регулярные замечания учителей, и крайне редко выходила из образа гламурной дуры. Совсем уж тупой на самом деле не была, больше притворялась.
— Не. Насчёт Олега. Вот скажи: есть у него кто или нет?
— Откуда мне знать? — буркнул Сергей.
— Конечно, знаешь, вы ж общаетесь.
— Я помогаю ему с уроками, а не с личной жизнью.
Сергей повернулся обратно к монитору, раздражённый этим разговором. Да, Олег симпатичный, но серьёзно, им что, парней мало? Вот сам Сергей, если бы не соулмейтная связь, изначально на него внимания и не обратил бы. Ему нравились утончённые, стильные, с широким кругозором и хорошим вкусом, как тот же Хольт, или хотя бы очень рельефные парни вроде Грома (физиология, чтоб её). А Олег что? Ну, ладно, парнем он был крепким, хотя до мускулистости Грома ему далеко, но в остальном же довольно обычный. Простой. И простота его должна бы минусом являться, синонимом слова заурядность, но почему-то не являлась.
— Ещё б ты помогал, — хмыкнула Машка. — Я просто хочу знать, есть у него кто-то или нет. Девчонки говорят, что со своей расстался, но не знаю, какой-то он сейчас незаинтересованный, что ли. Может, израненное любовью сердце до сих пор болит? — Машка издала полный драматизма вздох, живо напомнив, что она вообще-то звезда многих школьных постановок.
Судя по всему, она уверовала в озвученную версию и в мечтах уже вовсю исцеляла сердечные раны Олега. Сергею про «незаинтересованного» понравилось тоже, вот только так ли оно на самом деле? Тем более, никаких сердечных ран у Олега не наблюдалось и близко, по Марьяне вроде бы не сох больше, а с Сергеем первое, о чем он спросил, так это без обязательств ли у них. Ясно же, зачем. Чтобы со всякими Инками гулять без зазрения совести.
— Может. Но мне не докладывал.
— Так спроси, — продолжила гнуть своё Машка.
— Делать мне больше нечего.
— А может, тебе он тоже нравится? — бросила она небрежно.
Сергей на секунду зажмурился. Надо же, как специально — по больному. А ведь специально бы и не попала, не додумалась бы.
Стараясь придать голосу максимальное безразличие, Сергей ответил:
— Вот ещё.
— Ну, и правильно, тебе всё равно ничего не светит. Олег явно не из «ваших».
— Да, Маш, вообще без шансов, — стараясь скрыть сарказм, ответил Сергей.
Про себя подумал, что в следующий раз, когда отсосёт Олегу, получит заодно огромное моральное удовлетворение, пусть Машка и ее дуры-подруги об этом никогда и не узнают. Никто не узнает.
— Ничего, будет и на твоей улице праздник, — неожиданно попыталась подбодрить его Машка.
Надо же, наверное, вид у него совсем печальный, раз она снизошла до утешений.
Когда Машка положила на стол деньги за работу, Сергею в голову стукнула откровенно тупая, но соблазнительная идея.
— А знаешь, я передумал. Насчёт спора на меня. Ещё косарь сверху, — он ткнул пальцами в купюры на столе, — и можешь хоть всей школе растрепать, что мы целовались.
— Фига се башня наклонилась, — Машка сузила глаза. — Это ты что, так свою славу педика решил исправлять? Поздновато что-то спохватился.
— Твоё какое дело?
— Ну-у, — протянула Машка. — Ты мне совсем уж бездарную трату денег предлагаешь.
— Не хочешь, не надо, — пожал плечами Сергей, уверенный в том, что это всего лишь жалкая попытка торговаться.
Машка ожидания оправдала полностью:
— Ладно, всё равно никакого веселья. Давай так: мы целовались, и у тебя встал.
— Сойдёт. Но на этом всё.
Пусть Олег немного помучается тоже. Если ему, конечно, не плевать. Не должно б, но мало ли.
Машка рассмеялась:
— Ну ты даёшь. А по-настоящему засосаться не хочешь? — она призывно сложила губы «уточкой», прекрасно понимая, что он откажется.
— Не, Маш, не хочу.
На том и распрощались. На обратном пути в «Радугу» Сергей зашёл в супермаркет, купил бутылку энергетика, чтобы как-то протянуть до ночи из-за недосыпа: его, бывало, вырубало прямо посреди дня, а ведь домашка сама себя не сделает. Помявшись какое-то время перед полкой с интимными товарами, оглянувшись и убедившись, что вокруг никого знакомого, Сергей всё-таки взял упаковку презервативов и маленький тюбик смазки для анального секса. Он не был уверен, что правда хочет этого. Или Олег. Тот вроде как не подводил к чему-то такому, но, вполне возможно, ему проникающего секса не хватало. Надо бы набраться смелости и поговорить об этом.
Попробовать, возможно. Как ни крути, было любопытно.
Хольт его когда-то почти уломал, но Сергей умудрился в последний момент бездарно слиться. Как-то не с того они начали и не так. Хольт снял шикарный номер в гостинице, шампанское с клубникой заказал, всё по принципу «дорого-богато». Такая дикость, если учесть, что до того они в основном зажимались по тёмным углам и в заброшках. У Сергея резко возникло чувство, что он снимается в паршивой пародии на «Красотку», того и гляди та самая въедливая мелодия заиграет. Ему точно не хотелось, чтобы на него пытались произвести впечатление подобным образом: роскошная жизнь, может, и манила, но не так же, не когда тебя банально покупают. Надо было сразу это пресечь, но Сергей зачем-то попытался втянуться. Закончилось всё стыдливо сведёнными коленями и жалким «нам-нужно-притормозить-я-так-не-могу». У Хольта лицо вытянулось от разочарования, а затем он вдруг рассмеялся: «Что, до свадьбы ни-ни? Прости, Рыжуля, твоя задница, может, и хороша, но за кольцом ради неё я не побегу». Они тогда разругались, жаль, что ненадолго и невсерьёз. Хольт больше с «а давай по-взрослому» не давил, но не сомневался, что Сергей ему всё равно даст, вопрос времени лишь. Так бы, наверное, и случилось, если бы это время у них было. Застукали их в туалете через недели две после.
Впервые после этого вспоминать Хольта было в первую очередь грустно. Раньше преобладала злость. Она и сейчас осталась, но чуть померкла. Наверное, на фоне усталости и стресса. Хотелось уже отпустить до конца ситуацию, но внезапное исчезновение Хольта как будто тянуло назад, заставляло проживать остатки обиды и тревогу перед неизвестностью.
Сергей пробил товар на кассе, сунул презервативы и смазку во внутренний отдел рюкзака, энергетик открыл, чтобы пить на ходу. Он надеялся, что на свежем воздухе почувствует себя лучше, но наоборот, на улице его очень быстро догнало беспокойство: как будто кто-то снова пристально следил за ним. Это чувство стало сильнее, острее, чем в прошлые разы. Чужой взгляд аж жёг между лопатками и холодом стекал по позвоночнику. Сергей завертел головой: поток машин, спешащие пешеходы, какой-то высокий парень толкнул в плечо, потому что он слишком резко остановился.
Всё нормально. Никому до него дела нет. Не должно быть.
Кому он вообще нужен? Ревнивый дружок Олега вроде как не при делах, детдомовские или кореши Гречкина, если бы собирались отмудохать где-нибудь в подворотне, давно бы уже так и сделали, не впервой. А больше некому, по сути.
Но беспокойство всё нарастало. Сергей накинул на голову капюшон, чтобы хоть немного укрыться от мелкого колючего снега, торопливо зашагал по направлению к «Радуге». Он старался успокоиться, но дыхание давалось всё сложнее, как будто он не на улице, а в тесной душной комнате, и люди вокруг — её медленно сдвигающиеся стены. Вот-вот раздавят. Он старался их обходить, как будто это они забирали у него кислород, но всё было напрасно.
Сергей знал, что с ним, но не мог это остановить.
«Пожалуйста, нет! Не будь слабаком!»
Но мир схлопнулся, звуки и краски слились в что-то неразборчивое, монотонное, несущественное. Сергей упал на колени, бутылка выскользнула из пальцев и покатилась, разливая энергетик по тротуару. Перед глазами стремительно потемнело. Сергей впился ногтями в ладонь. Боль тускло, с большой задержкой, но пришла.
«Дыши! Дыши! Дыши!!!»
***
— Дыши, милый, глубоко дыши, — говорит школьная медсестра, вынуждая опуститься на кушетку. — Лежи и медленно дыши. Вдо-о-ох, выдо-о-ох, вот так, да, вдо-о-ох, выдо-о-ох.
Кислород в лёгкие наконец приходит, но на груди по прежнему вся тяжесть мира как будто лежит. Глаза жжёт от невыплаканных слёз, Серёжа, смотрит, не мигая, в белый потолок. Всё происходящее — неправда. Он, как Алиса, провалился в Зазеркалье, но это пройдёт, скоро всё снова станет нормальным.
Медсестра осторожно гладит тыльную сторону его ладони. Серёжа от пережитого шока ничего не чувствует.
— Дать тебе воды?
Серёжа поворачивает голову к ней, моргает наконец:
— Я хочу домой. Отпустите меня, пожалуйста, домой, к родителям.
— Милый, мы не можем… — сострадание в её больших серых глазах режет по живому.
Лгунья! Они все лгуны!
— Вы всё врёте! Перестаньте! Перестаньте врать, я вам не верю!
Его родители не могли быть мертвы.
***
Возможность нормально дышать вернулась. Звуки тоже. На ладони яркими пятнами выступили капли крови.
— Молодой человек, вам плохо?! — к нему обратилась незнакомая женщина в тёплом красном пальто, за руку её держала перепуганная девочка лет пяти.
Сергей покачал головой. Ответить что-то внятно не хватило сил. Давно же его паничкой не накрывало, однако, здравствуйте. Этого следовало ожидать. Его тревожность в последнее время только росла, но что он мог сделать? Если решится попросить помощи, его направят к Рубинштейну, и тот опять будет таращиться на него, как на подопытного кролика. Очень любопытного подопытного кролика.
От воспоминаний о нём мерзко до жути.
***
— Ты отвечаешь на вопросы рационально. Даже слишком. Как будто даёшь ответы на заранее решённые задачи. Но я вижу в тебе много боли, много скрытой агрессии, — мозгоправ утыкается подбородком в сцепленные замком пальцы, смотрит на него через стёкла очков как на интереснейший экспонат в музее. — Такие, как ты, или одерживают верх над собственной нестабильностью, или растворяются в ней, делают непростительные вещи. С собой или с кем-то ещё. Ты уже поддался слепой ярости однажды. Прошло десять сеансов, а я всё ещё не могу быть уверен, что это не повторится снова.
— Не повторится, — стараясь сохранять спокойствие, пообещал Серёжа. — Я раскаиваюсь, я всё осознал и буду держать себя в руках.
— Нет, не раскаиваешься, — мозгоправ улыбается в одному ему понятном умилении.
— Раскаиваюсь, — упрямо повторяет Серёжа.
Враньё, конечно. Он не испытывает ни капли жалости к Лёшке. Почему он должен жалеть кого-то, кто вместе с другими избивал его до кровавых соплей? Его, Серёжу, никто ведь не жалел и не собирается.
Но говорить об этом нельзя, поэтому он старается изобразить чёртово раскаяние. Внутри — пустота.
Мозгоправ не верит, как будто насквозь видит эту пустоту, как будто находит её чертовски притягательной. Серёжа чувствует себя неуютно, алчный взгляд психиатра норовит забраться под кожу и вывернуть наизнанку.
От него нужно бежать.
***
Тогда спасло, что директриса замолвила за него словечко, считая перспективным, ценным для репутации детдома. Сергей доверие оправдал, выиграв много конкурсов, и, как мог старался держать себя в руках, не вляпываться ни во что серьёзнее обычных драк.
И сейчас нужно было справляться самому, а то с мерзкого докторишки станется вместо таблеток, которые не факт, что помогут, билет в дурку прописать. Сергея брал озноб от одной только мысли.
Он встал, тяжело дыша; кофта неприятно липла к вспотевшему телу.
— Разумовский, ты чего? — услышал он голос Пчёлкиной, обернулся: — Может, в больничку?
Одета она была непривычно: в коричневую шапку с огромным помпоном, полностью скрывающую малиновые волосы, бесформенный бежевый пуховик, лакированные сапоги с острыми носками. Вязанный шарф широкой петлёй обмотан вокруг горла. Сергей никогда на ней не видел этих вещей. В голове щёлкнуло: это что, маскировка такая? И действительно, он вряд ли бы её узнал, завидев издалека.
Сергей сузил глаза и злобно прошипел:
— Откуда ты тут взялась? Следишь за мной?
— Да-а, так слежу, что сама к тебе подошла. Ты совсем долбанулся?
— Тогда что это за дурацкая маскировка? — он скрестил руки на груди.
— Одеваюсь как хочу, не придумывай то, чего нет.
Сергей скорчил недовольную мину:
— Ну-ну.
— Что ж, я рада, что тебя отпустило, — наигранно улыбнулась Пчёлкина, выдернула из сумки блокнот и ручку. — Кстати, я номер сменила, сейчас новый напишу, чтоб у тебя был.
— Да нужен он мне, — удивился Сергей: можно подумать, он ей когда-то звонил.
— Конечно, нужен, я же активистка класса, забыл? Нравится тебе или нет, но ты — часть школьного коллектива, — она что-то черкнула на блокнотном листе и протянула ему. — Держи.
Сергей неохотно взял протянутую бумажку, всё равно собираясь выбросить её в урну. Цифр там не было. Всего три слова. «Не ходи один». Это что, прикол такой? Зная про его тревожное расстройство, они решили постебаться? С громовской компании, конечно, могло и не такое дерьмо статься.
Когда Сергей поднял глаза, Пчёлкина уже как ни в чём не бывало шагала прочь.
— Эй! — крикнул он вдогонку. — Это не смешно, вообще-то!
Он скомкал бумажку и бросил в ближайшую урну. Могла ли Пчёлкина что-то знать или просто поиздеваться решила? Кто её знает. И ведь даже объяснять ничего не стала, не снизошла.
«Конченая!» — разозлиться на неё было куда проще, чем попытаться понять.
Ощущение слежки пропало. Интересно, это правда была Пчёлкина, или всё-таки его паранойя? А, может, кто-то другой? Фантазия рисовала кого-то страшного и невидимого, прячущегося у него прямо за спиной, но так не бывает.
Так не бывает.
А вот Пчёлкина сталкерить вполне могла. В каждой дырке затычка, как же она его бесила! Что только разнюхать хотела? Насчёт Хольта? Надеется на сенсацию? Не там рыть решила, дура.
Сергей вернулся в «Радугу» почти бегом. Засел за домашку, но очень быстро глаза начали смыкаться. Он попытался бороться с сонливостью, но в какой-то момент голова оказалась слишком тяжелой, и он заснул, лёжа щекой на раскрытой тетради.
Снилась какая-то откровенная мура, где Пчёлкина зловеще смеялась и тащила за руку куда-то в ночь. Её крашеные волосы отросли до задницы и шевелились отдельными прядями, как змеи. «Иди сюда, ты должен это увидеть». И он пошёл. Там, на грязном затоптанном снегу лежал на спине Хольт, широко раскинув руки и глядя в небо стеклянными глазами. «Он там, где ты его оставил», — пояснила Пчёлкина. Сергей не помнил, почему его оставил. Наклонился, чтобы проверить дыхание. Его не было.
Миг — и лицо перед Сергеем стало другим. В снегу теперь лежал Олег с таким же стеклянным взглядом в никуда.
— Нет, — Сергей опустился рядом с ним, положил голову к себе на колени, — нет, пожалуйста, только не ты.
Он весь был ледяным, как будто и не жил вовсе, как будто горячая кровь не бежала по венам никогда. Хлопья снега блестели на его лице синюшного цвета и не таяли. Кожа не сберегла даже остатков тепла.
Сергей не верил. Сергей отчаянно хотел вдохнуть в него жизнь обратно, но не знал, как это сделать.
Сзади кто-то медленно шёл, приближаясь к нему, снег скрипел под его ногами. Сергей обернулся, чтобы посмотреть на него, и проснулся, резко выпрямившись на стуле.
Как же достали кошмары, такие навязчивые, словно старались все силы из него выпить (и преуспевали)!
Сергей потёр ноющую шею, игнорируя недоумевающие взгляды немногочисленных сидящих в комнате для самоподготовки.
— Ненормальный, — шепнул кто-то из девчонок.
— Ты ужин пропустил, — сказал Лёшка, листающий учебник за соседним столом. — Тётя Оля оставила тебе порцию, переживает, что ты совсем задохликом стал.
— Что ж, воспользуюсь тогда своей привилегией есть холодные макароны.
— Гречку.
— Значит, гречку.
Есть действительно хотелось, поэтому Сергей решил воспользоваться этой акцией невиданной щедрости. Обычно, кто не успел на ужин, тот вынужден ждать завтрак, так как столовая закрывалась ровно в восемь. Насколько же паршиво он выглядел, если его вид разжалобил повариху?
Сев за стол, на котором стоял поднос с гречкой, кефиром и капустным салатом, Сергей решил воспользоваться временным одиночеством и позвонить Олегу. Глупый сон, конечно, ничего не значил, но услышать его голос ужасно захотелось.
— Сейчас выйду, тут шумно, — сказал в трубку Олег.
Фоново донеслось чье-то громкое ржание и крики. Сергей поморщился, хотя другого не ожидал, там и Инка небось где-то рядом трётся. Он запихнул в рот ложку холодной гречки с подливой, которую никогда не любил, и поморщился ещё раз: гадость даже с голодухи.
— Что-то случилось или так? — спросил Олег.
— Так, просто, — прожевав, сказал Сергей.
— А голос чего такой грустный?
У самого Олега тон был расслабленный, довольный; явно успел накатить.
— Очередной дерьмовый день, ничего особенного.
— Не расскажешь?
Сергей вздохнул. Про паничку говорить не хотелось, стыдно как-то, что его с нифига унесло. Олег укрепится во мнении, что у него проблемы с головой, и, в общем-то, будет прав.
— Кажется, меня сталкерит твоя подружайка Пчёлкина.
— Юля? Да не, ты что-то путаешь.
— Конечно, — съязвил Сергей, — это ж так не похоже на Пчёлкину: совать нос не в своё дело.
Он вспомнил про странную записку, но решил о ней умолчать: всё равно ерунда какая-то, а с Олега станется таскаться за ним повсюду и переживать. Заманчивая, конечно, перспектива, но нет уж, Сергею няньки не нужны.
— Мне с ней поговорить?
— Не надо. Надеюсь, отвалит и так. Да и ничего интересного ей всё равно не нарыть. Тоже мне, Шерлок.
— Всё равно как-то неприятно.
— Я всегда считал её конченой, так что моим ожиданиям она полностью соответствует.
— Ну, мне временами кажется, что ты обо всех вокруг невысокого мнения.
— Неправда, не обо всех.
— О, и кому же повезло стать исключением? — с надеждой уточнил Олег.
— Марго — абсолютно прекрасное создание, я считаю.
Олег рассмеялся, и слышать его смех было ужасно приятно, даже чуть-чуть отлегло на сердце.
— С этим не поспоришь.
Повисло короткое молчание. Сергею казалось, Олег улыбается. Он очень хотел бы увидеть его улыбку сейчас.
Тот как будто мысли прочитал:
— Хочешь, я приеду?
— Вот так всех бросишь и приедешь? — недоверчиво переспросил Сергей. — Ты же сам хотел на этот ваш бухач.
— Им весело и без меня, а у тебя что-то совсем грустный голос.
— Так ты у нас что, шапито имени Волкова? С гастролями по вызову?
Олег прыснул:
— Только если по твоему.
Сергей не сдержал улыбки: надо же, какие глупости. Глупости, которые ради него никто и никогда раньше не совершал просто потому, что голос грустный. Надо же.
— Так что, у тебя получится улизнуть, или накажут?
Можно было попробовать сбежать после отбоя: через запасной выход, дубликат ключа у Сергея имелся, как и у многих «старшаков». И Олега ужасно хотелось увидеть. Ну, и не только увидеть, конечно.
Сергей красочно представил, как где-нибудь в темноте аллеи прижмётся к Олегу крепко-крепко и поцелует глубоко и долго, так, чтобы до дрожи от желания, до помутнения рассудка. Сердце ускорилось от одной только мысли.
Он уже собрался ответить: «да, конечно, приезжай», но вдруг засомневался.
Странная слежка, Пчёлкина эта назойливая… Что, если кто-то спалит, и подробности об их отношениях разнесутся по школе? Олег не просто оборвёт все нити между ними, даже в его сторону больше не взглянет без презрения.
У Сергея внутренности скрутило в тугой узел, стоило представить. Ну нет, он не станет так рисковать! Да и за домашку нужно засесть, он и так кучу времени потратил на что угодно, кроме неё.
— Если я сейчас навязываюсь, скажи прямо, я не обижусь, — Олег трактовал его затянувшееся молчание по-своему.
— Нет, я бы очень хотел… — Сергей понуро опустил голову. — Правда. Но сегодня не получится.
— Ладно, — в голосе Олега отчётливо слышалось разочарование, — тогда увидимся завтра.
— Ага, — уныло сказал Сергей: вновь нахлынула тупая ревность, ведь Олег навеселе, запросто найдёт себе кого-нибудь. Может, последний дурак он, что отказался. — Слушай, а тебе там кто-то нравится?
— Да нет, вроде.
— Вроде?
— Ну, я как-то не задумывался на этот счёт.
— А, ясно, — протянул Сергей, совсем не удовлетворённый таким ответом.
Как по заказу, он услышал девичий голос, обращающийся к Олегу, судя по всему. Тот ответил: «сейчас» и вздохнул в трубку:
— Ладно, меня зовут. Давай, до завтра. Не грусти.
— Угу. До завтра.
«Не находи там себе никого», — мысленно попросил Сергей, понимая, что это глупо, но ничего с собой поделать не мог.
