***
Четырнадцатого февраля в Питер совсем не кстати нагрянуло потепление, превратив снег под ногами в чавкающую кашу. Около семи утра спустился дождь, и Олег пожалел, что не взял с собой зонт, да и вообще, что пошёл в школу. Стоило переступить порог, и праздничная суета обрушилась на него: яркие плакаты на стендах, бокс для анонимных валентинок, рассыпанные лепестки роз по полу (во уборщица обрадуется), Танюха из одиннадцатого в окружении других девчонок цепляла на спину короткие искусственные крылья (будет на переменах «почту» на пару с другим «купидоном» разносить). И вроде бы всё понятно, жизнь продолжалась, Олег и сам хотел, чтобы она продолжалась, так правильно, так и должно быть… но слишком яркие краски в школе всё ещё резали глаза, как стеклянная крошка. Юля любила праздники. Сегодня её было бы много, сегодня она бы всех тормошила, может, конкурсы какие-нибудь придумала, выбила бы спортзал под дискотеку. Но Юли больше нет, уже месяц, как нет, и эта мысль каждый раз вызывала спазм в горле. Олег остановился, не дойдя до гардероба несколько шагов, сделал несколько глубоких вдохов. Так, нужно сосредоточиться на том, что прямо сейчас. Какой первый урок? Вспомнилось со скрипом: геометрия. Вот, отлично, значит нужно идти на геометрию, а потом не подохнуть ещё на шести уроках. План понятный и простой, угу. Олег отдал куртку гардеробщице. — Привет. Подождёшь? — услышал он голос Димы сзади. Олег повернулся и кивнул. Удивлённо заметил: — Ты без очков? Диме вроде бы шло: лицо перестало казаться по-детски круглым, серые глаза визуально стали ярче, выразительнее. С другой стороны следы тотального недосыпа и переживаний проступили отчётливей, словно печать наложили: взгляд воспаленный, заострившиеся черты, синяки под глазами, как у детектива L из «Тетради смерти». Дима много времени проводил с Игорем, и помимо собственного горя в него, как соулмейта, вливалось ещё горе чужое, безразмерное. И всё же Дима чудесным образом находил в себе ресурсы поддерживать и Игоря, и Олега, и к Юлиным родителям и сестре не раз заходил. Сила его духа не могла не восхищать. — Пытаюсь носить линзы, — раздеваясь, ответил Дима. — Мама уговорила. — И как? — Кажется, не подходят: постоянно хочется тереть глаза, не жжёт, но мешает что-то. Досижу до конца уроков и смотаюсь к окулисту. — Может, снимешь их пока? Дима прослушал, обернулся на входную дверь холла и замер в ожидании. Внутрь впорхнула стайка девчонок класса так седьмого-восьмого, но Олег понял: — Игорь, да? Если бы у него была наблюдательность Юли, он раньше заметил бы, что они связаны — это действительно видно. — Да. Он сегодня… — Дима метнул на Олега взгляд, сглотнул, — будет забирать документы из школы. — Не из-за меня хоть? Мысль дурацкая, конечно, но Олег и без того ощущал себя виноватым. Он предал доверие Игоря, пусть это, вероятно, и спасло им жизни; а теперь не мог оказать ему поддержку — не имел права. Они сожгли мост дружбы между ними, а новый если и сумеют когда-нибудь построить, то точно не в ближайшее время. — Нет, что ты. Ему нужны перемены, он здесь задохнётся. Сам понимаешь… — Понимаю, — грустно согласился Олег. А что тут не понять? После трагедии ему самому сложно было находиться в школьных стенах, но его горе, каким бы большим оно ни было, несоизмеримо с горем Игоря. Они ведь с Юлей росли вместе, он любил её, для него других девчонок как будто и не существовало. И, конечно, он винит себя за то, что не уследил, потом — не успел. Хотя всё не дано знать наперёд. Никому. — А ты? Дима вздохнул: — Я останусь. Он хочет начать с чистого листа. Это не значит, что мы перестанем общаться, но он хочет сам… сам начать справляться. В холле стало тихо, когда зашли Игорь с отцом. Олегу знакомо: его тоже после выхода из-под домашнего ареста встретили резко наступившим молчанием и жадно-любопытными взглядами, как будто на нём написано что-то интересное, а они изо всех сил старались прочесть. Хорошо хоть, его появления быстро перестали производить сомнительный фурор — и так тошно. Игорь приветственно махнул Димке рукой, по Олегу скользнул ничего не выражающем взглядом и прошёл мимо. Олег проглотил вставший в горле ком, бросил взгляд на настенные часы: без пятнадцати. Успеет покурить, если в школьном туалете, а не на улице. Олег так и сделал, открыв окно на проветривание. В голове — ни одной ясной мысли, на душе — ядерный пиздец. «Надо было пойти с тобой», — вспомнились ему слова Игоря. Он бы не вынес того, что там увидел. Он и так прежним уже не будет. Никто из них уже не будет. Оставалось просто жить. Оказалось, это сложно — просто жить. Олег, сидя на подоконнике, глухо стукнулся затылком об оконный откос, вдохнул сырой воздух с улицы. Какое-то время сидел в оцепенении, опомнился, когда догорающая сигарета стала жечь пальцы. Он выбросил окурок в урну, закрыл окно и вышел в коридор. На него сразу налетела Яся из параллельного, как будто поджидала. Может, и правда поджидала: странно столкнуться с девчонкой лицом к лицу у мужского туалета. — Олег, Олег, — она взволновано смотрела ему в глаза, преисполненная непонятной решительности, — хочу сказать тебе лично: ты — мой герой! Олега аж передёрнуло: напомнило письма, которые ему принялись слать в соцсетях. Он потому и снёс профили везде: не хотел, чтобы к нему лезли, особенно незнакомцы. Он не нуждался ни в чужом одобрении, ни порицании. Яся впихнула ему в руку валентинку, поцеловала в щёку, вспыхнула и сбежала. Олег озадачено стёр жирный след блеска для губ. Наверное, не до конца, потому что в классе Серёжа моментально заметил: — О, я смотрю, ты только в школу заявился, а тебя уже успели облизать. Вид у него был крайне недовольный. Олег задавил порыв оправдаться, не при всех же, и перевёл всё в шутку: — Что поделать, природный магнетизм. — Осторожно, Волков, а то так ещё самого Разумовского притянешь, — прыснул с соседнего ряда Колька, бывший кореш Гречкина. Бывший, потому что Гречкин сразу забрал документы после случившейся трагедии. Их школа обрела дурную репутацию, скорее всего, надолго, пусть убийцу и его сообщников нашли, и ученикам, вроде как, ничего больше не угрожало. — Хотя… в каком-то роде ты его уже притянул. — Колька заржал над собственной шуткой, кто-то вяло поддержал. — Смотри ты пиздюли не притяни, — пригрозил Олег. То, что теперь все знали — и судачили — о его связи с Серёжей, неприятно задевало. Это было глубоко личным, а теперь вот разнеслось по всему свету. Олег не стеснялся Серёжи, пусть у него школьная репутация и пробивала дно, но то, что между ними, — хотелось уберечь от чужих взглядов и домыслов. Наверное, потому что помимо связи были чувства, — и вот они всё усложняли, и вот о них никто не должен знать посторонний. С ними бы как-то вдвоём для начала разобраться, а это совсем не простая задача на самом деле… С того поцелуя в лифте прошло несколько дней, а они так и не поговорили. Надо же, раньше оба не имели проблем с решительностью, а тут застыли, каждый ожидая следующего шага от другого. И было в этом ожидании что-то тяготящее и предвкушающее: они как будто должны начать совместный танец, и шагать нужно вместе. Они или собьются, или войдут в правильный ритм. Олег нервно усмехнулся своим мыслям: кажется, Марь Павловна слишком въелась в подкорку с репетициями прошлогоднего вальса. А хотя… Танец — интересная мысль. Что, если и правда поможет настроиться на одну волну? И расслабиться — это им капец как необходимо. Он покосился на Серёжу: тот с непроницаемым лицом слушал вошедшую учительницу, но всё ещё злился. Приревновал, что ли? — Волков, к доске. — А чё сразу я? — вяло возмутился он. — Не чёкай, выходи давай.***
За день навалило валентинок выше крыши, но Олег не открывал их, решив подождать более подходящего настроения: сейчас он не чувствовал ни праздника, ни желания в нём участвовать. Он предложил Серёже провести обычный вечер и ничего не отмечать, и тот, к его облегчению, согласился. Но пути со школы он вдруг спросил: — Так у меня красивые глаза или классные волосы? — И то, и другое. А почему ты спрашиваешь? — Что, обе от тебя? — удивился Серёжа. — Обе что? — переспросил Олег. Серёжа хмуро вгляделся в его лицо, выискивая что-то, а затем в нём вспыхнула обида: — Ничего. Он сунул руки в карманы и зашагал быстрее. Олег сначала уставился ему в спину, ничего не понимая, затем дошло: валентинки, блин! Сегодня помимо признаний в любви в почтовый ящик бросали комплименты: нужно было написать одну вещь, которая особенно нравилась в том, кому адресуешь открытку. Олег раньше активно участвовал в таких движах, но в этом году не смог пересилить нахлынувшую на него апатию и всё пропустил. Даже в голову не пришло, что Серёже будет важно получить от него хоть какой-то знак внимания. Ему и самому было бы важно, если бы опять не накрыло из-за Игоря и вообще. — Слушай, прости, я… — Да забей, — нервно перебил Серёжа. — Просто я их никогда раньше не получал, вот и подумал… А так выходит это благотворительность какая-то или прикол, не буду забивать голову даже. — Ну конечно, — с сарказмом согласился Олег, — ты ведь такой урод, что писать комплименты тебе могут разве что обливаясь слезами сострадания. — Да дело не в этом! — вспылил Серёжа. — И даже не в открытках! Я всё никак не могу понять, чего ты хочешь от меня? Со мной? Ты сам-то понимаешь? Или тут как с поступлением: а хуй его знает? «Ого, вот и ларец с претензиями подъехал. Интересно, много там скопилось?» Олег открыл рот, чтобы резко ответить, что ему сейчас вообще не до поступления и нечего ему припоминать, но сдержался, выдохнул и сказал: — Давай у меня спокойно поговорим. — Давай, — нервно согласился Серёжа, и остаток пути шёл мрачно, как на казнь. Олег и сам предчувствовал, что они в шаге от того, чтобы очень крупно поругаться. Даже странно, потому что в последнее время они хорошо ладили, Серёжа, к тому же, на таблетках стал в разы спокойнее, но сегодня, похоже, крайне паршивый день выдался и у него. Олег чувствовал, что виноват. Он вообще много перед кем виноват, так уж вышло. В прихожей их встретила Марго, с радостным карканьем описала круг вокруг них и приземлилась на свободное место на полке для обуви. — Привет-привет, — отозвался Серёжа чуть оживившись и почесал под клювом: там Марго особенно любила. Олег впервые задумался о том, что с ней будет, если его всё-таки посадят. Аню она не признавала, Серёжа забрать не сможет, отдавать кому-то чужому — жалко очень. Он тут же прогнал эти мысли: будет решать проблемы по мере поступления. — Ну так что? — спросил Серёжа, когда они зашли к Олегу в комнату. — Сначала ты скажи: для чего спрашиваешь? — Хочу знать. Это очевидно, разве нет? — Это ведь не потому, что ты решил, будто задолжал мне? Серёжа вздохнул, поправил безразмерный синий свитер, съехавший с правого плеча: — Аня рассказала, да? — Угу. И ты рехнулся такое предлагать! Это ж твоё наследство! Олега тронуло то предложение Серёжи и в то же время очень сильно напрягло: как бы он не придумал себе мифический долг, который должен выплатить хоть материально, хоть как-то ещё. У Серёжи временами странные понятия и гордости через край, а Олегу никакого «возмещения» не нужно. Вот он стоит живой, права качает, — значит, всё было не зря. — И я могу распоряжаться им, как угодно, — упрямо ответил Серёжа и скрестил руки на груди. — Но это к делу не относится. Я всё пытаюсь понять, кто мы теперь друг для друга. Мы были друзьями, затем друзьями с преимуществами, ну а сейчас? Кто мы сейчас? До смешного: Олег ведь тоже задавался этим вопросом. И вот кому-то из них двоих придётся на него отвечать. Серёжа, похоже, вознамерился переложить всё на него, но о своих желаниях при этом молчал. Нечестно получалось. — А чего бы ты хотел? — Нет, Олег, — отрезал Серёжа, глядя с вызовом, — мы уже договорились, что сначала поговорим о том, чего хочешь ты. Так что давай, выкладывай, и будь предельно честен, пожалуйста. Олег вздохнул, признавая поражение, сел на кресло и посмотрел на Серёжу снизу вверх. Ему очень шёл растянутый широкий свитер, своей синевой подчёркивающий глубокий цвет глаз; влажные волосы в хвосте, перекинутом через плечо, чуть вились на концах. Он был потрясающе красивым и уязвимым в этот момент. Напустил на себя вид строгой учительницы, допрашивающей двоечника, но Олег отчётливо улавливал его волнение, которое усиливалось собственным. А ещё была нежность, много скрытой нежности, тоже обоюдной. Как когда-то, когда Серёжа в совершенно безумном порыве опустился перед ним на колени и стащил штаны, а Олег позволил случиться всему остальному. Сейчас он чувствовал, что Серёжа точно так же уступит, сбросит маску почти воинственной строгости, если утащить его к себе на колени, чтобы вместо любых ответов целовать долго и страстно, сделать мягким и отзывчивым, каким он бывал во время близости. Вот только ответы действительно необходимы. И Олег решился. — Я знаю, как ты относишься к подростковым отношениям, но ты спросил, и я отвечу: я хочу встречаться с тобой. Нормально встречаться, а не всякие там «без обязательств». Серёжа недоумевающе свёл брови к переносице: — Я думал, тебе наоборот важно. — Что важно? — Свободным остаться. Ты ж тогда первым делом попросил, чтобы было без обязательств. — Я спросил, а не попросил. — Что? — Я спросил, — с нажимом на второе слово повторил Олег. — Хотел знать, что думаешь ты. А ты мгновенно согласился. — Блядь, — Серёжа с сокрушённым видом хлопнул себя по лбу. — То есть ты тоже этого не хотел? Серёжа покачал головой: — Я ведь говорил, что секс мне не слишком интересен. Это к тебе потянуло с такой силой, что голову снесло. Других для меня тогда не существовало. И до сих пор не существует, если тебе интересно. От этих слов стало горячо и щекотно в животе, но Олег не мог не спросить: — А чё там с Машкой-то было? — Да ничего, — пожал плечами Серёжа. — Мы даже не целовались. — Зачем соврал тогда? — непонимающе спросил Олег. — Хотел, чтобы ты ревновал. — Но зачем? — День выдался паршивым, ты ещё тогда с Инкой попёрся, а ведь ежу было понятно, что она вешаться на тебя будет. — Не было у нас с ней ничего. — Это хорошо, — голос Серёжи чуть потеплел. — Хорошо, что не было. Но я не знал, надумал себе всякого. Олег закатил глаза, скрестив руки на груди: — Машина Додумывания имени Разумовского временами страшная штука, конечно. Я ведь в тот вечер хотел сорваться к тебе, а ты меня отшил, ещё потом про Машку напиздел. Как я себя должен был чувствовать? — Вряд ли я чувствовал себя лучше, — грустно сознался Серёжа. Какое-то время оба молчали, но тишина не была тягостной. На Олега нахлынуло облегчение: пусть их ссора и осталась в прошлом, но хорошо, что разобрались, хорошо, что поняли друг друга наконец. Это действительно было необходимо. Серёжу захотелось прижать к груди, и в этот раз Олег не стал откладывать романтические порывы на потом: утащил его к себе на колени, сцепил руки за спиной. Серёжа был абсолютно расслабленным, податливым. Как будто вовсе и не он деревенел раньше в объятиях и позволял себе сбрасывать напряжение медленно, осторожно. С недавних пор Серёжа в принципе стал более тактильным, нередко сам проявлял инициативу. Он наклонился чуть вперёд так, чтобы соприкоснуться с Олегом лбами и носами. Прикрыл глаза. Кончики прохладных пальцев медленно заскользили по шее Олега снизу вверх, ласково взъерошили волосы на затылке. По позвоночничку пробежали мурашки. Олег зажмурился, чувствуя абсолютное блаженство, растворяясь в почти невинной, но очень интимной близости, слушая дыхание, которое, казалось, сейчас одно на двоих. — Я буду, — прошептал Серёжа рядом с его губами. — Будешь? — Олег знал, на какой вопрос он только что услышал ответ, но всё равно отчаянно хотел услышать подтверждение. — Буду с тобой встречаться. Олег рассмеялся, чувствуя себя счастливым. Всё ещё разбитым, но здесь и сейчас — счастливым, как будто в этот момент всё остальное отступило, осталось где-то за пределами комнаты. «Так хорошо», — подумалось ему. — Я люблю тебя, — ляпнул он вслух, сам от себя не ожидая. Серёжа отстранился, вгляделся в лицо с растерянностью ребёнка, которого родители не научили отвечать на такие вещи. На щеках проступила краска смущения. Несколько секунд Серёжа что-то напряжённо прикидывал, затем забил и ответил просто: — Я рад. — Класс, — с лёгкой иронией ответил Олег, но не обиделся, во всяком случае не всерьёз. Рад и рад, позитивные эмоции — это очень даже замечательно, особенно с учётом того, что оба принимали антидепрессанты, чтобы не хотелось сдохнуть. Да и к тому же нежность и влечение между ними были взаимны, и если раньше Олег боялся, что связь могла оказывать влияние, сбивать с толку, то теперь не сомневался: она здесь вообще не при чём. — Что не так? — насторожился Серёжа, готовый уйти в глухую оборону в случае претензий. — Всё так, — Олег снова привлёк его к себе, шепнул на ухо: — Ты замечательный. И мне всё в тебе нравится. — Подлиза! — Вот и говори тебе компли… Серёжа заткнул ему рот пылким поцелуем, Олег, в общем-то, ничего не имел против. Они потеряли счёт времени, утопая в друг друге, целовались долго и голодно, губы болели, а было всё мало. Радовало, что Аня ушла на свидание с очередным ухажёром и должна прийти поздно, а то вид у них наверняка палевный. Никаких засосов, но вон у Серёжи глаза блестели, как у пьяного, и губы припухли от поцелуев. Олег наверняка выглядел так же. — Мы всё ещё говорим о моих желаниях? — спросил он. — Так, — Серёжа заглянул в глаза, приготовившись слушать. — Я хотел танцевать с тобой сегодня. — О не-е-ет, — протянул Серёжа, пряча лицо на плече Олега. — Обещаю не оттаптывать ноги. — Спасибо. А то у меня после вальса с Бочкарёвой травма, хорошо, что только моральная. Фамилия Олегу показалась незнакомой, девчонка выпустилась, наверное, после девятого. — Так ты танцевал вальс? — Заставили, — буркнул Серёжа недовольно. — Я заставлять не буду, так что можешь отказаться, если не хочешь. — Да ладно. Всё путём. В конце концов, ты не Бочкарёва. — Чем она тебя так допекла? — Да всем. Оттаптывала мне ноги специально, распустила слухи, якобы у меня изо рта воняет, ну и жаловалась на всё, что только могла придумать. — Нахера? — Чтобы самоутвердиться и похихикать с остальным тупым стадом. А ты ещё удивлялся, почему я от валентинок тех ничего хорошего не жду. Ты — другое дело, тебя искренне ценят, даже дружбу со мной легко простили. Но если узнают о чём-то большем — не простят, с говном сожрут. — Угу, будем осторожными. — Олег уткнулся взглядом в плейлист на ноутбуке, выискивая что-нибудь похожее на медляк. — Да, — тихо сказал Серёжа. Олег уловил его грусть. Вспомнил о том, как поступил с ним Хольт в прошлом году? Олег повернулся, заглянул в широко распахнутые расстроенные глаза: ну, конечно, вспомнил. — Я бы никогда не поступил с тобой так. — Я знаю. Ты совсем другой, — мягко сказал Серёжа, сразу поняв о чём он говорит, и после задумчивого молчания признался: — Я его простил. Не могу и не хочу нести в себе дальше эту обиду. — И правильно. — Жаль, для него это уже ничего не меняет. Олег проглотил вставший в горле ком. Да, жаль. Хольт был тем ещё подонком, но смерти он не заслуживал. Никто из жертв Коршуна не заслуживал. А ведь и Олег с Серёжей тоже могли оказаться в числе убитых. И не сидели бы здесь, и не говорили бы друг с другом о чувствах и желаниях. Никаких вторых шансов, мечтаний и стремлений. Вообще ничего… Как же это страшно. — Ну вот, я испортил тебе настроение, — со вздохом заметил Серёжа. — Всё в порядке. Танцевать-то будем? — Только не под Басту, — наморщил нос Серёжа, заглянув в плейлист. — Принято. Ещё пожелания будут? — Не. Если я всерьёз начну выбирать, это будет долго, ещё и с риском моей смерти от кринжа. Олег пожал плечами и включил «House of the hill» Pretty Reckless. Сердечный ритм во вступлении сменился грустными гитарными переливами. Вокалистка запела низко и неспешно: «Somewhere in the end of all this hate There`s a light ahead that shines into this grave That`s in the end of all this pain» — Пойдёт? — Да уж, оптимизмом песня так и прёт. Но пойдёт. — Серёжа слез с колен и протянул руку в приглашающем жесте. — Кто вести-то будет? Олег издал короткий смешок: он как-то об этом и не подумал. — Давай ты, раз приглашаешь. — Олег оттолкнул кресло подальше, чтобы не мешало. — Ладно, давай я. Они соединили ладони лодочкой, Серёжа обнял его за талию, сократив расстояние до минимума. Заглянул в глаза: — Я надеюсь, ты рассчитываешь на нелепые топтания по кругу, а не на что-то нормальное? — Нелепые топтания — идеально. — Хорошо. — Серёжа ему улыбнулся. Они сделали первые шаги. Сбились, повезло хоть не оттоптав друг другу ноги. Запорол Олег: слишком привык проявлять инициативу в танце, не удержался, автоматически попытался перехватить. — Просто расслабься, — сказал Серёжа, как ни странно, ничуть не раздражаясь. Олег кивнул. Вся эта затея с танцем, она ведь именно для того, чтобы расслабиться, разве нет? И он, отбросив лишние мысли, отдался музыке и Серёже. Что-то особенное было в том, чтобы передать контроль другому человеку, просто следовать за ним. Серёжа вёл уверенно, касался бережно, смотрел нежно. Вручить ему всего себя? Да проще простого, на самом деле. Перед сном Олег разобрал валентинки. Среди них нашлась одна с комплиментом, который он сразу узнал. «Парню с чуткими руками (и не менее чутким сердцем)» было написано в ней мелким почерком с длинными закорючками. Серёжа однажды говорил такое о его руках. Сущая мелочь, но Олегу запомнилась, запала в душу почему-то. Удивительно, что Серёже запомнилось тоже. Значит, не шутил, искренне тогда говорил. Приписка в скобках грела душу отдельно. Надо же, как мило. Прямо день невероятных открытий. Первое: Сергей Разумовский умеет быть милым. И второе: Олег Волков умудряется влюбиться в него ещё сильнее, хотя, казалось бы, сильнее уже просто некуда.