Чувств твоих отражение

В мае Сергей увидел Анну Винокурову в суде. Он боялся этой встречи и в то же время ждал. Надеялся взглянуть в глаза и ощутить что-то вроде удовлетворения. Мол, вот, смотрите, я живой, а вы проиграли и сядете в тюрьму. Она и выглядела так, что в пору позлорадствовать: блеклая тень той роскошной женщины, что очаровала его за беседой за чаем. Осунувшееся лицо, синяки под глазами, осанка, лишившаяся былой твёрдости. Она смотрела на Сергея — и не видела его совершенно. Смотрела сквозь. Всё ещё проживала собственное горе. «А сколько горя принесли вы сами?! — хотелось спросить Сергею. — Разве вы имеете право горевать?» Он бы отнял у неё такое право, будь у него возможность, отнял бы у неё всё. Но возможности не было, желанных эмоций тоже, только какая-то смутная гадливость. Надо же, как он был когда-то очарован этой семейкой. Евгением Дмитриевичем, конечно, в особенности. Буквально в рот ему заглядывал, переполнялся восторгом от каждой похвалы. Лиза тоже. И хотя Коршун уже никогда ничего не расскажет, Сергей знал, как это было. Лиза точно так же села в машину к нему добровольно. Точно так же пила чай с его мамой и думала, какая она умная женщина и как потрясающе для своих лет выглядит, пусть и одета старомодно. Точно так же очнулась в подвале голая, прикованная цепью. Их с Лизой это объединяло: они шагнули в ловушку добровольно, ослеплённые блеском фальшивой доброты и ужасного таланта. Уже после, когда пелена очарования спала с глаз, Сергей ощущал себя дураком. Думал, ему обязательно кто-то должен сказать: «ты чёртов придурок, где твои глаза были». Но никто не говорил. В детдоме напротив шептались о том, что Евгений Дмитриевич казался самым нормальным из всех. Казался, ага. Винокурова сказала, что все её действия были продиктованы любовью к сыну: она не могла защитить его от того, что внутри, поэтому делала всё, чтобы защитить от всего, что снаружи. Сергей знал, что она так скажет, может, отчасти даже понимал, но простить никогда бы не смог. Есть вещи, которые не прощают. Винокурова, должно быть, считала так же, потому что в конце короткой речи с признанием вины сказала, что ждёт справедливого суда и для убийцы своего сына. Она пристально посмотрела на Олега в зале, хотя все и так прекрасно знали, о ком она. «Никто не видел, что это была именно самооборона, а не жестокость в ответ на жестокость, — сказала Винокурова. — И, наказывая за одно преступление, вы не должны закрывать глаза на другое. Этот мальчик и его друзья не позвонили в полицию, они вломились в дом. И я не верю, что их помыслы были чисты». По залу прошёлся ропот. Олег сжался под наплывом страха и отвращения, а у Сергея задрожали руки. Собственная ярость бурным потоком перекрыла эмоции соулмейта. Окажись он рядом с мерзавкой, выцарапал бы глаза или что похуже. Как она посмела? Как. Она. Посмела?! — Да чтоб ты сдохла! — взорвался Сергей, вскочив со своего места. — Тебя там черти в аду заждались, конченная ты сука!!! Кто-то сзади положил руку ему на плечо, призывая сесть, но Сергей увернулся и бросился к выходу, не в силах оставаться на месте. «Сука-сука-сука!!!» — психовал он по пути на улицу. Впрочем, а что ей оставалось, кроме того, чтобы жаждать мести? Она потеряла свой центр вселенной, который оберегала ценой всего, ей теперь плевать, её, наверное, ничто не способно больше радовать. И пусть бы эта холодная пустота оставалась с ней до конца её дней, потому что любого другого наказания для неё будет недостаточно. Она уже проиграла. Вот только от этого не легче. Из здания суда Сергей вылетел пулей. Как бы он ни настраивался на то, что для Олега всё непременно закончится хорошо, тревога грызла изнутри. И не только его собственная, когда они находились рядом. Всё-таки соулмейтная связь временами не столько дар, сколько тяжёлое бремя. Но в этом, вероятно, и был весь чёртов смысл родства душ: делить друг с другом не только лучшее, но и худшее, вместе падать и взлетать. От журналистов Сергей сбежал в ближайший переулок: спокойно подышать воздухом ему бы не дали. Интерес к делу Коршуна пока, к сожалению, не стихал. Питер убийствами во имя искусства, конечно, не особо удивишь, но много факторов сделали эту историю широко известной. И то, что «соулмейтная связь спасла», и то, что Винокурова дама богатая и влиятельная, и что сынок её имел репутацию среди учеников «самый добрый учитель на свете». Ну и вишенкой на скандальном торте стало то, что школьник «порешил» маньяка-серийника. Вот уже после суда над Олегом шумиха должна пойти на спад. Сергей очень хотел обратно свою жизнь без клейма «выжившей жертвы маньяка». Ещё больше он хотел справедливости и спокойствия для Олега. И всё же боялся чёртового дня Икс. Ну а кто бы не боялся? «Ты как? Куда пропал?» — пришло сообщение на телефон. Олега тоже вынудили давать показания в суде — пока в качестве свидетеля. Сергей зажмурился, прогоняя страшные мысли, что совсем скоро увидит его совсем в другой роли. Желудок скрутило от очередного приступа тревоги. Чёрт! Надо было пить успокоительное горстями, а он что-то наоборот расслабился, стал пропускать приёмы. Одно время чувствовал себя хорошо, уверенно, вот и перестал себя строго контролировать, придерживаться графика — зря. Теперь нервы ни к чёрту, ещё и эта его гневная тирада в суде… Ну, почему не промолчал? Сыграл суке на руку, явив миру «агрессивного подростка», как будто подтверждая её конченную теорию. Впрочем, против Олега это использовать всё равно не смогут: не он ведь суке прилюдно смерти желал. «Ох, блядь». Сергей сделал глубокий вдох-выдох и нервно подрагивающими пальцами написал: «Всё норм. Сбежал от журналюг. Увидимся?» Пришёл ответ: «Ага. Пиши, где тебя найти». Они прошлись по парковой аллее. Сергей купил им по мороженному, попутно поругавшись с Олегом, попытавшимся расплатиться за него. Да, он нищий, но гордый нищий — и раз в пятилетку в состоянии угостить своего парня какой-то фигнёй (угу, самому смешно). И пломбир, политый карамелью, и молочная глазурь оказались вкусными, но настроение не подняли. С этим не управилась и безветренная солнечная погода, так-то на вес золота в Питере. — Как у вас в детдоме лето проходит? — спросил Олег, когда они сели на одну из лавочек, неподалёку от пруда. — Ездим в Диснейленд, — раздражённо съязвил Сергей, — так что утрись, домашний мальчик. Он нагрубил не специально, просто говорить о детдоме что-то не хотелось совсем, как и о лете. Тревога терзала его, заставляя ощущать себя как на иголках, несмотря на отчаянное желание расслабиться, притворяясь, что всё в порядке. С Олегом тоже что-то происходило не то. Наверное, зря они не разбежались сразу после суда в разные стороны, лучше бы подождали, пока тяжёлые эмоции схлынули. Хотя, возможно, ждать пришлось бы долго — до следующего суда, например, через две недели. — Да ладно, я же не издеваюсь, — обиделся Олег. Сергей вздохнул и уступил, принявшись унылым тоном рассказывать: — За спортивные или учебные достижения есть возможность куда-нибудь поехать, само собой. Ещё можно попасть в гостевую семью на пару месяцев. Это обычно круто, потому что почти что угодно по сравнению с «Радугой» курорт. Да и «родители на каникулы» обычно довольно щедрые, им очень хочется быть хорошими, а быстро стать хорошими для чужих детей можно разве что покупая и подкупая. Иностранцев среди них, кстати, хватает, а это вообще выигрышный билет, другую страну, как-никак, посмотреть можно. В этом году, например… — Сергей прикусил язык, поняв, что чуть не выболтал лишнее. Поздно. Олег заинтересовался: — Например, что? — Не важно, забей. — Да говори уже. Сергей закатил глаза: — Семейка итальянцев подала заявку. Я, типа, к ним кандидат номер один. — Так это ж круто! — Олег искренне обрадовался. Сергей этой радости вообще не понял: — Чё крутого? Я всё равно никуда не поеду. — Почему? — По кочану! — огрызнулся Сергей. — Ты вообще охренел у меня такое спрашивать?! «Я же с тобой хочу остаться!» — Нормальное спрашиваю. Ты ж столько всего тарахтел про итальянских художников, памятники культуры и прочее, а тут такая возможность… — Хуёжность! — Серёг, ну ты чего? — Олег с недоумением уставился на него. — На хуй иди, раз не понимаешь, — в сердцах выпалил Сергей, но остался сидеть на лавочке, как приклеенный, смотря себе под ноги. Он, блин, думал, они проведут лето вместе. Ни на секунду не сомневался, что это желание обоюдное. А Олег тут со своей — ладно, и вовсе она не его, — Италией. И да, Сергей годами мечтал о подобной возможности, но всё равно не колеблясь выбрал Олега. А ему, видите ли, это нафиг не сдалось. Может, даже рад шансу спровадить. Может, хочет уже чего-то — кого-то — другого, а сознаться прямо кишка тонка. Не верилось, но всё равно стало так тошно, что захотелось набрать в лёгкие воздуха побольше и заорать. На сердце грузом лежало дурное предчувствие, ощущение неминуемого падения, которое отчаянно хотелось предотвратить. Мир не рухнет, но что-то важное точно разлетится в дребезги. — Серёж, — вывел его из ступора голос Олега. — Объясни, пожалуйста, что я сделал или сказал не так, я ведь не умею читать мысли. Ему было очень плохо, надо же, Сергей умудрился сделать ещё хуже. Ну что, блин, за день такой? Сергей поднял на него глаза, и спросил срывающимся от непрошедшей обиды голосом: — Я хотел провести лето с тобой, ну что тут тебе непонятно? Выражение лица Олега стало поистине мученическим. — Ты же знаешь, моё лето может быть… Всяким. «Так вот в чём дело». Сергей в глубине души догадывался, но всё равно услышанное стало ударом. Олег как будто сдался, как будто решил, что всё предопределено — и впереди худший финал из всех возможных. Ну уж нет, ни за что! — Перестань! Мы же говорили об этом миллион раз: всё будет хорошо! А Винокурова — конченая мразь, такая же, как и её сын, пусть даже собственноручно никого не убивала. Она обвинила тебя специально, чтобы ты чувствовал вину, чтобы ты сломался. Но ты не виноват! Ты защищался. И спас меня. Олег устало кивнул и после продолжительного удручённого молчания сказал: — Послушай, на счёт Италии: это ведь шанс для тебя сбежать из этого дурдома хоть на время, отдохнуть, набраться новых впечатлений. Я бы очень этого хотел. В какой-то другой жизни, в которой всё сложилось бы по-другому, Сергей хотел бы того же. Но точно не так и не сейчас. Преисполненный мрачной решимости, он покачал головой: — Никакая Италия без тебя мне не нужна. «Нахер мне город, в котором я не встречу тебя…» — вспомнилась ему строчка из песни. Сейчас он её не просто понимал — проживал. Он не сможет уехать в другую страну, оставив Олега позади, чем бы там дело в суде не закончилось. Даже мысли о таком казались предательством. Странно, что Олег отказывался это понять. — Серёж… — Не будем спорить, ладно? — перебил его Сергей, выставив руки в предупреждающем жесте: не хватало им ещё зайти на второй круг бессмысленной ссоры. — Я всё уже решил. Олег осуждающе вздохнул: — Осёл упрямый. — Да, такой! — запальчиво подтвердил Сергей, а затем сбавил тон: — Извини, кстати, что на хуй тебя послал, я погорячился. Олег прыснул, чуть приободрившись: — Да мне не привыкать. Мы даже познакомились, можно сказать, как-то так. «Привет, я Олег», — начал он, пародируя их первую встречу: — «А я Сергей, и иди-ка ты на хуй, Олег». Сергей издал короткий смешок. — Не так всё было. И ты спросил, сосу ли я члены за деньги, — с деланным возмущением напомнил он, а затем, оглянувшись и убедившись, что они не находятся в пределах чьей-то слышимости, шутливо толкнул Олега плечом: — А теперь я сосу твой бесплатно, ты хорошо устроился, однако. —Да, лучше всех, — Олег мягко улыбнулся ему. Сергей невольно залюбовался им, ставшим на короткие мгновения снова свободным от оков страха перед неизвестностью. А затем спросил: — Не знаешь, когда твоя тётя будет дома? — Вечером. Она отпросилась с работы всего на пару часов. Я сказал ей, что справлюсь. Сергей кивнул, затем предложил: — Поехали к тебе. Что бы там ни было впереди, здесь и сейчас он отчаянно хотел любить. Это желание словно перемахнуло через ступеньки пирамиды Маслоу, чтобы затмить их все, стать единственным важным. Он раньше терпеть не мог вопрос, пользующийся огромной популярностью: как ты провёл бы день, если бы знал, что он станет последним? Отвечать принято либо креативно, либо обещая сумасшедший размах, типа: ограблю банк, трахну тридцать шлюх и улечу в открытый космос. Полный идиотизм. Сергей и сейчас так считал, но твёрдый ответ на дурацкий вопрос у него наконец появился: свой последний день он провёл бы с Олегом. В чём никому бы всё равно не признался. И нет, он не собирался думать о смерти, но то, что у всего есть своё начало и конец — оно ведь не только про трагедии. Оно про ценность каждого прожитого мига, каждого впечатления и ощущения — ничто не повторится. За закрытыми дверями комнаты Олега Сергей долго целовал его, прижимаясь, а затем принялся снимать с себя одежду. Абсолютно всю. И руки не дрожали, и тревоги никакой. Он, похоже, справился. — Ты уверен? — озадаченно спросил Олег, наблюдая, как он складывает одежду на стул стопкой в приступе неуместного перфекционизма. Между лопаток опять начало нехорошо покалывать, но Сергей выпрямился и, взяв лицо Олега в ладони, сказал: — Абсолютно. Хочу ощущать тебя каждой клеточкой — и чтобы никакой одежды. Хочу, чтобы здесь и сейчас ты думал только обо мне и ни о чём другом. Хочу, чтобы ты был во мне. У Олега зрачки расширились, и это чертовски круто — так явственно видеть в его глазах отражение собственных желаний. Олег погладил ладонью как раз между лопаток — и противное покалывание исчезло, разбежавшись мурашками по коже. Сергей прильнул к нему всем телом и нежно поцеловал. Не отлипая друг от друга, они двинулись к кровати. Олег сел на край, Сергей устроился у него на коленях и деловито поинтересовался: — Смазка и презервативы есть? — Ну те, которые ты бросил мне в лицо когда-то. Сергей закатил глаза: — Тебя послушаешь, так страшнее меня абьюзера нет. Олег тихо прыснул: — Я ж не жалуюсь. Он коротко поцеловал Сергея в губы, пересадил на кровать, а сам достал из тумбочки пачку презервативов и тюбик со смазкой. Не вспомнить глупейшую ссору накануне похищения не получилось бы при всём желании, но она давно не имела никакого значения. Главное, не вспоминать в красках, что случилось дальше. Сергей поднял глаза на Олега, встречаясь с ним взглядом. Из-за собственной наготы — и того, чем они собирались заняться, — он ощущал себя уязвимым и доверчивым. Олег — надёжный, с Олегом — правильно, ему можно всего себя отдать. Но всё равно, конечно, было волнительно, первый раз, как никак, хотя они оба уже далеко не невинные цветочки. А ещё, наверное, будет больно, и… Как там лучше? У Сергея не то что впечатляющая база знаний в данной области, хотя матчастью, естественно, интересовался. Он прочистил горло: — Наверное, я буду сверху? — Эм… да? — Олег оторопел, побледнел, и принялся что-то про себя лихорадочно прикидывать. — Да не в том смысле, — прыснул Сергей, когда понял в чём дело. — Сверху — в смысле просто сверху. «Наездница», типа, точнее «наездник». — А-а-а, — протянул Олег и почесал затылок, ощущая ужасную неловкость. — А что, ты готов рассмотреть другие варианты? — Прямо сейчас, нет, если честно. Сергей кивнул. Другого он и не ожидал. У Олега в голове наверняка имелся свод правил, чего делать нельзя, чтобы не дай бог внутренняя мужественность не пошатнулась. У Хольта был похожий сдвиг. Стремился к раскованности, но сам же загонял себя в рамки, как будто если, например, отсосёт кому-то, то на лбу загорится целая неоновая вывеска: «ЧЛЕНОСОС» или что-то вроде. М-да, думать сейчас про бывшего, тем более мёртвого бывшего, было прям максимально неуместно. Сергей поморщился, раздражаясь на бардак в собственной голове. — Всё нормально? — спросил Олег, поцеловав в плечо. — Конечно. Не считая того, что ты не голый, — перешёл в наступление Сергей. — Почему ты всё ещё не голый? — Не научился ещё, как Брюс Всемогущий, из одежды за секунду выпрыгивать, — сказал Олег и стащил с себя чёрную футболку. — Ну вот, Волков, теперь ты знаешь, что есть к чему стремиться, — отозвался Сергей, подражая ироничной интонации их классручки на классных часах. Олег на него поднял глаза: — Оу, у нас намечаются ролевые игры? — Не, это так, дурная импровизация. Сергей расстегнул ремень на джинсах, дальше Олег сам их стащил с себя вместе с бельём. Со злополучного февраля он похудел, да так и не набрал толком мышечную массу, хотя в последнее время снова начал заниматься на турниках. Всё равно у него красивое, ладное тело: широкие плечи, узкие бёдра, поджарый живот, по которому от пупка вниз вела дорожка темных волос; большой член. Сергей только прошёлся по Олегу взглядом снизу-вверх — и почувствовал жар возбуждения, окативший с головы до пят. Вечно у них всё было в спешке, чаще всего, не раздеваясь толком, теперь вот наконец-то по-другому (если только тётя Олега не вернётся раньше вечера, что приведёт к эпическому облому). Но пока ничего такого не происходило –стоило наслаждаться моментом. И друг другом. Как будто этот день последний — и неважно, сколько таких дней на самом деле впереди. Олег ласкал его медленно, много уделял внимания особенно чувствительным местам: за мочкой уха, у основания шеи, внизу живота, на внутренней стороне бёдер; но член остался стоять неприкосновенным. Как и задница. Хотелось съязвить: «Ты вообще помнишь, зачем мы тут собрались?», ещё больше хотелось жалобно проскулить: «Олег, ну пожалуйста…». Второе, собственно, и вырвалось наружу, так как мозги уже поплыли настолько, что даже попросить что-то конкретное не получилось. Сергей попытался собрать мысли в кучу, чтобы высказаться более внятно, ожидая от Олега уточнения «Пожалуйста, что?», но тут почувствовал влагу его рта на члене — и в голове стало совершенно пусто. Олег бы никогда — но Олег реально это делал. Неумело, но старательно, двигая рукой по своему члену примерно в том же ритме … И вау. Просто вау. Олег не просто отсасывал ему, его ещё это явно заводило: лучший разрыв шаблонов на сегодня. Сергей пялился во все глаза, захлёбываясь от восторга, выплескивая его словесно; и к оргазму его потащило со стремительностью и неотвратимостью снежной лавины. Олега тоже накрыло очень быстро вслед за ним. Какое-то время они лежали, обнявшись в сладкой неге. Сергей, конечно, ожидал совсем другого, но не ощущал себя обманутым. А вот сбитым с толку, пожалуй, да. — Так уж и «вау»? — шепнул ему на ухо Олег, чуть забавляясь: самооценка, наверное, взлетела до небес. — Да, но сравнивать мне не с чем, честно говоря. — Серьёзно? — Олег искренне удивился. — Угу. Вот уж не думал, кстати, что дождусь от тебя минета. — Почему? — он приподнялся на локте, вглядываясь в его лицо. — Ну, как же. Все эти понятия чётких пацанов, мол кто в рот берёт — тот пидорас… — Он осёкся, потому что Олег громко и выразительно фыркнул. — Что? — Я влюблён в тебя, я сам предложил тебе отношения, с чего бы именно минет должен был донести до меня мысль, что я не совсем натурал? Сергей открыл рот и закрыл. Не рассказывать же о Хольте и его внутренней гомофобии — это ведь всё равно что тащить призрак бывшего к ним в постель. Пересказывать гомофобные детдомовские понятия тоже не тянуло, да и Олег наверняка и так наслышан. Сергей спросил: — Ты говоришь, как будто легко принял правду о своей ориентации, но это до сих пор не так, правда? — Правда. Сергей вздохнул, вроде бы и благодарный за честность, но в тоже время ощущая груз на сердце. — Я просто боюсь, что ты в любой момент можешь решить откатить всё назад, чтобы ощущать себя нормальным, правильным. Для тебя это важно, я знаю. — Не важнее тебя, как видишь. «Надолго ли?». Сергей часто заморгал, но вслух не спросил. Не имело смысла. Олег ведь и сам не знал. Он и в будущее заглядывать не любил, жил одним днём. Это Сергея долгосрочное планирование спасало от безысходности настоящего в «Радуге», вошло в привычку. Он прочистил горло, отгоняя прочь грустные мысли: — Так что, займёшься со мной любовью? — Ого, мне очень нравится постановка вопроса, — у Олега глаза засияли. Сергей вспыхнул. Он вообще-то не собирался говорить об этом именно так, но вырвалось само. И ощущалось правильно: то, что между ним и Олегом — это не только про секс; безумная нежность в его карих глазах, отзывающаяся мягкой щекоткой где-то под рёбрами, тому подтверждение. — Только сразу договоримся: если что-то пойдёт не так, ты мне скажешь. — Конечно. Буду сама честность и открытость, — пообещал Сергей. Про себя он решил, что если будет хотя бы терпимо, то ничего останавливать не станет, а то они так могут до основного действа вовек не добраться, или добраться, но закончить не так, как хотелось бы. Олег грел на пальцах смазку, спокойный и сосредоточенный. Красивый и родной. Сергей разглядывал его, обнажённого, стараясь не пялиться непосредственно на член, чтобы не начать лихорадочно прикидывать свои физиологические возможности и паниковать. Окей, у Олега сильно больше среднего (что вполне себе круто), но не прям порнушный агрегат ака третья нога (да и те в кого-то же влезают), так что всё будет нормально. Сергей сосредоточился на россыпи маленьких родинок на правой груди, похожей на симпатичное созвездие. «Нарисовать бы», — мелькнула мысль, но он тут же дёрнулся: ничего рисовать не станет. Хватит с него художников, в том числе и своего внутреннего. — Может, какое-нибудь стоп-слово? — предложил Олег. Сергей собирался возразить, что у них тут не ВDSM-сессия, но быстро передумал: фиг знает, чё у них получится без достаточного опыта в анальном сексе у обоих. — Канделябр, — буркнул он. — Чё? Ты его хоть выговорить сможешь? — Ну, выговорил же. — Так это я за тебя ещё не взялся. Сергей тихо рассмеялся и сказал: — Ну, так берись уже. Олег сунул ему под поясницу подушку и закинул ступни себе на плечи. Сергей зажмурился, ожидая активного вторжения, но вместо этого получил поцелуи на внутренней стороне бёдер и осторожные поглаживания ягодиц, затем между ними. Ощущалось классно… и немного стыдно. Так, наверное, и должно быть? И всё же Сергей подал голос: — Я не хрустальный, между прочим. — Это ты так думаешь, — послышалось возражение между бёдер. Олег взял его член в рот, едва сжимая губы. Задвигал головой вниз-вверх издевательски медленно, больше распаляя, чем реально занимаясь делом. Сергей жмурился от удовольствия, запустив пальцы в короткие волосы на затылке: мало, было очень мало. Но, плавая в зыбкой пелене удовольствия, он не подстёгивал Олега, решив дать тому действовать на своё усмотрение. Он ощутил давление, с которым в него медленно въехал палец, — и дёрнулся, ойкнув. Казалось бы, ну а чего ты ждал? Сергей мгновенно разозлился на себя: вот осёл! Сильно расслабился, хотя это, по идее, наоборот к лучшему. Олег мгновенно остановился, но палец, вошедший всего ничего, вытаскивать не стал: — Ты как? — «Ой» — это не канделябр, так что продолжай. — Точно? — Точно. Сергей откинулся назад, стараясь снова расслабиться и привыкнуть. Ощущения были странными, дискомфортными, но никакого «канделябра», во всяком случае пока. Олег продолжил проталкивать палец медленно и осторожно, Сергей кусал губы, стараясь не издавать никаких несексуальных звуков вроде того самого «ой!». Губы Олега вернулись к члену, и тело сначала отзывалось не очень охотно, принимая действие его пальца (а это был только один палец, блин) за маленький террор, но потом возбуждение вернулось, начав качать на тёплых волнах, уменьшая дискомфорт. Палец ходил внутри уже гораздо легче, в одном ритме с губами на члене, и удовольствие пришло, новое, непривычное, слегка болезненное. — Вот так хорошо, — прошептал Сергей, прерывисто дыша. Было на самом деле плохо-хорошо, но хорошего на порядок больше. Впрочем, когда Олег начал вводить второй палец, перевес ощущений изменился в сторону первого. Сергей снова невольно дёрнулся, скрипнул зубами, сдерживая ругательства. Голова Олега вновь поднялась между его бёдер: — Мне притормозить? — Не, всё норм, — отозвался Сергей, уверенный, что скоро снова станет более чем терпимо. Потолок, казалось, слегка кружился. По спине вдоль позвоночника бегал табун мурашек. Сергей моргал, стараясь расслабиться, поддаваться движениям пальцев. Он всё правильно сделал. Олег — тот самый, как это принято говорить. С кем, как ни с ним? Сергей приподнялся на локтях, чтобы смотреть на Олега, ласкающего его, растягивающего. Жар растекался по всему телу, щёки и уши так пылали, что казалось, вот-вот повалит пар. Это ведь и правда происходило. И круче, чем представлялось. Потому что настоящее. Не идеализированное, а живое в целом спектре ощущений. И приятных, и не очень. Снова стало легче, а удовольствие острее, объёмнее. Сергей невольно выгнулся, застонав. И ещё. И ещё. Перед глазами заплясали цветные круги. Пришлось собрать всю силу воли в кулак, чтобы попросить: — Подожди… Не то… я так кончу. — Может, так будет лучше для первого раза? — спросил Олег, послушно остановившись. — Ну уж нет, — в голосе Сергея появились дурацкие хнычущие нотки, с которыми он ничего не мог поделать. — Хочу тебя. Пожалуйста. — Я не уверен, что… — Попробуем. Чё не так — я сразу говорю. Всё как договаривались. — Ладно. — Но сверху будешь всё-таки ты. — А как же «наездница»? — удивился Олег. — Нахер «наездницу». Во всяком случае, сегодня. Слишком насыщенный спектр ощущений размазал его по кровати, да и испарилась уверенность, что сверху он сможет сделать всё как надо, ещё и выглядеть при этом сексуально, а не в духе «без слёз не взглянешь» из-за страдальчески-перекошенной мины. Ну нафиг. А Олегу он доверял, как самому себе. Тот совершенно точно не сделает ничего против его воли, а значит, без разницы у кого из них будет контроль. Олег натянул презерватив, добавил смазку — и себе, и в Сергея, хотя в нём её и так было дофига по ощущениям. На Сергея накатила абсолютно нелепая робость, и ему пришлось напоминать себе о том, что он вообще-то и есть инициатором сего действа: тупо теперь смущаться и изображать полено. Олег тоже волновался, но не так. «Ещё бы, не его же задница в случае чего пострадает», — подумалось Сергею, а затем его ошарашила внезапная догадка: вообще-то Олег в целом действовал вполне уверенно. Как будто знания не ограничивались только теоретическими. — Я у тебя не первый? То есть, понятно, блин, что не первый, я в смысле: такой секс у тебя тоже не впервые? Ничего удивительного, в общем-то, он не раз слышал, что некоторым девочкам анальный секс нравится, да и в «Радуге» такие были, если верить пацанам (хотя они приврать как раз любители). Сергея тогда это всё не волновало совершенно, а теперь вот выбило землю из-под ног. Ему-то и в голову не пришло спросить Олега о его опыте. Он думал, для них обоих это впервые. Ему почему-то нравилось так думать. — Вот ты вовремя, — удивлённо и чуть насторожено сказал Олег. — Ну, было пару раз. С девушкой, конечно, поэтому всё равно по-другому. А мы правда будем обсуждать это прямо сейчас? — Да, можешь начать меня трахать и рассказывать, — чуть ревниво сказал Сергей, — чтобы я знал хоть, кого хочу убить. — Выбрось эти глупости из головы, — сказал Олег, нависнув над ним на выпрямленных руках; его кулон с волчьим клыком проехался остриём по груди Сергея. — Ты для меня единственный. И я никого так сильно не хотел, как хочу тебя. Ясно тебе? Сергей, засмотревшись в его глаза с расширенными зрачками, кивнул, словно лишённый воли, и скрестил ноги у него за спиной. Сердце взволнованно стучало. Олег качнулся, войдя в него осторожно, совсем немного, даже до пресловутого «на полшишечки» не дотягивало. Сергей сцепил зубы, но сдавленное «ох ты ж бля» таки вырвалось наружу. Боль была терпимой, но резкой, а потому пробрало. — Канделябр? — встревоженно спросил Олег. — Нет. Всего лишь «ох ты ж бля», так что продолжай. — Серёж, — прозвучало нежно и с укором одновременно. — Всё нормально, говорю же. Олег взял его за руку, соединил их пальцы, вдавливая в матрас, и, вглядываясь в лицо, чтобы считать каждую реакцию, толкнулся в него, опять неглубоко. Замер. Уже не так больно. Сергей сцепил зубы, но без ругательств. Привыкая, свободной рукой он гладил напряжённую спину, вдыхал запах чужого — родного — тела, коротко целовал в шею, линию челюсти и куда получалось попасть, шумно дышал. Олег был над ним, Олег был внутри, Олег был всем — и это ощущалось так остро, острее, чем, казалось бы, можно вынести. Но, как ни странно, в нём наоборот лишь разгоралась жажда большего, жажда раствориться-потеряться в друг друге в конец. Сергей двинул бёдрами навстречу и застонал в голос. Удовольствие сплеталось с болью так, что уже и не отделить. Делить и не хотелось. Хотелось отдаться по полной, теряя рассудок. Олег по-прежнему не спешил, но входил глубоко, полностью. Член Сергея упирался головкой ему в живот, и одного трения могло бы хватить, чтобы кончить, но ощущений в совокупности было слишком много — и это наоборот рассредоточивало, отвлекало. Слишком необычно — узнать о своём теле (или о себе в целом) что-то новое. Он балансировал где-то на тонкой грани — и никак не мог перемахнуть за край. Самая сладкая пытка, которая могла только быть. Пальцы впились в Олегову мокрую спину, царапая, Сергей, не помня себя, шептал: «быстрее, пожалуйста, быстрее», и: «я люблю тебя», и: «хороший мой». Олег ускорился, и Сергея на особенно сильном толчке выбросило за черту. Крепко зажмурившись, он уткнулся лбом в напряжённое предплечье Олега. По телу разлилась упоительная освобождающая лёгкость. Олег поцеловал его, убрал мокрые пряди со лба, а затем отстранился, вышел из него, стащил презерватив и, быстро додрочив рукой, кончил ему на бёдра и живот. Сергей наблюдал за этим, всё ещё ощущая себя так, словно плавал в невесомости. Олег обтёр их обоих влажными салфетками и, рухнув рядом, притянул Сергея к себе, обнимая одной рукой. — В душ надо будет всё равно сходить. — Угу, — отозвался Сергей, и улыбнулся ему, словно пьяный: до чего же всё-таки было хорошо, даже не верилось. — Ты как вообще? — Обалденно, — выдохнул Сергей. Задница саднила, и то ли ещё будет, наверное, когда он решит встать, но он ни о чём не жалел, это точно. — А ты? — Лучше не бывает, — отозвался Олег, и, чуть помолчав, довольно заметил: — И ты всё-таки сказал это. Сергей сразу понял: он о его полубредовых словах о любви. Стало немного стыдно — вот это его понесло, — но, с другой стороны, а почему нет? Олег, к тому же, говорил о своих чувствах к нему не раз, пусть и не во время секса. А может, это кринжово, признаваться в любви во время секса? Сергей вздохнул, не в силах ломать над этим голову: — Сказал, да. — Повторишь? Сердце забилось часто. Сергей заглянул Олегу в глаза и, умирая от нежности, — одной на двоих, — сказал: — Люблю тебя. Как сумасшедший.