После мрака свет

      Входя в квартиру Неда Лидса, Питер не может отделаться от лёгкого беспокойства, что этот Нед потерял своего друга слишком уж зелёным и невинным, чтобы приноровиться ко всему этому сумасшествию и поверить ему на слово.       Но если и имеется на свете одно обстоятельство, в котором Питер не сомневается ни на миг, так это твердое устремление Неда быть на его стороне всегда и во всем.       Нед, конечно же, плачет вместе с Питером и заключает его в самые крепкие объятия, на которые только способен, и Питер испытывает быстрый укол вины. Потому что есть в этом мире человек, который счастлив, настолько счастлив видеть его перед собой, что готов, как заведённый, твердить это снова и снова, пока Питер действительно не поверит, что старый друг тосковал так безудержно по нему, а не по другому парню.       Ну, тому, что навеки теперь остался с этой зудящей приставкой «герой».       — Что ж, резюмируем, — предлагает Нед, вытирая слезы и снимая кофейник с плиты, — ты — Питер Паркер из другого измерения, где вместо тебя Перчаткой щёлкнул Железный Человек. А здесь ты оказался, попав под заклинание фиолетового волшебника со странным светящимся камнем?       — Если уж совсем коротко, то да, — смеётся Питер. Кажется, впервые за дни, прошедшие с момента появления его на лужайке у озера, он позволяет себе чуть расслабиться.       — Ты должен всё-всё-всё мне рассказать! — Нед опирается локтем о спинку дивана и подпирает голову рукой, глядя на Питера с трепетом, воодушевлением и восторгом. Безусловная любовь друга взамен беспокойства и раздражения, что имели место быть в его мире, придавливает его тяжестью своей к полу. — Я имею в виду… Пять лет! Питер, боже, мы… в твоем мире мы вместе поступили в универ, как и планировали? Мы стали соседями по комнате? Я хочу услышать все подробности!       Сердце Питера пропускает удар, а плечи напрягаются, и титанических усилий ему стоит скрыть внезапно подступившую тревогу за беззаботной ухмылкой:       — Да ничего особенного, чувак. Ты… ты же работаешь в Фонде будущего! Это… чёрт, я так тобой горжусь!       — Ты что, гуглил меня? — Нед как-то странно улыбается, словно вновь собирается заплакать, и Питер чувствует острую нехватку кислорода. — Ну, то есть, что-то помимо моего адреса?       — Конечно, — выдыхает Питер, будто это самая очевидная на свете вещь. Нет такой вселенной, где он не горел бы желанием узнать, что у Неда Лидса всё хорошо, — ты же мой лучший друг.       Нед прикрывает рот рукой, и, похоже, сдерживается из последних сил, качая головой:       — Боже, я так счастлив! Не могу передать, как это приятно — увидеть тебя снова.       — Мне тоже, — улыбается Питер, задыхаясь от эмоций, для которых сейчас совсем не время, — прости, что я так… нагрянул из ниоткуда…       — Издеваешься?! — восклицает Нед, — узнай я, что ты оказался в нашей реальности, а я, как дурак, прошляпил встречу… Это был бы настоящий кошмар! И вдвойне удачно, что ты застал меня в этой квартире, потому что я, ну, как бы… подумывал о переезде…       — Ты серьёзно? — брови Питера взлетают вверх. Он и не осознавал, как сильно все эти годы ассоциировал Неда с именно Нью-Йорком, — хочешь уехать из города?       — Сейчас на Западном побережье просто прорва отменных технических вакансий, — улыбается Нед чуть застенчиво, будто признаваясь в постыдной слабости, — неплохие, ну… возможности для роста. А этот город… Это дом, конечно, но кроме прошлого меня здесь ничего особо и не держит.       Лицо Неда говорит в этот момент куда красноречивее его слов, потому что смотрит он в упор на Питера, и Питер знает, о каком таком прошлом идёт речь. Его смерть нельзя просто так вынести за пределы этого уравнения.       — Ты сам-то хочешь уехать? — осторожно уточняет Питер, чувствуя, что завел разговор, которого с попеременным успехом пытался избегать дома в течение года. Ты счастлив, Питер?       — Я, ну, не уверен? — корчит гримасу Нед, но Питер отчётливо понимает, что эта маленькая ложь — безуспешная попытка его успокоить, — всё очень сложно.       — Нед, — тихонько хмыкает Питер, — Калифорнии чертовски с тобой повезёт.       — Ты думаешь? — спрашивает друг с такой надеждой, словно ищет в Питере поддержки. Это почти невыносимо.       — Я знаю, — заверяет его Питер, — да и город никуда не денется, ведь так? У тебя всегда будет возможность вернуться домой.       — Угу, — тихо отзывается Нед, а после, кажется, спохватывается, — но я… я безумно хочу узнать, чем занимался все эти годы Человек-Паук!       Простой улыбкой, такой глубокой и такой серьёзной, Нед разрушает иллюзию того, что из них двоих именно Питер — прочный и непоколебимый фундамент их взаимоотношений, способный давать какие-то там гарантии.       — Я… м-м-м, понимаешь… — мямлит Питер, вымученно смеясь, — я всё тот же дружелюбный сосед. За последние несколько лет ни одного инопланетного геноцида.       — Это понятно, но что насчёт тебя? — отмахивается Нед от того, что, как надеется Питер, не является слишком очевидным проявлением дискомфорта, — что ты в итоге выбрал? Биохимию? Или физику?       — Я… Ну… — Питер проводит рукой по своим взлохмаченным волосам, — я, вроде как, не определился.       — О, ты создал свое собственное направление? — с любопытством спрашивает Нед, — я знаю, что в университете Эмпайр-стейт есть хорошие возможности для реализации в персональной программе… Или ты не туда поступил?       — Нет, я поступал именно туда, — Питер, не в силах глядеть Неду в глаза, внимательно рассматривает свои колени, — я просто… его не закончил.       Он чувствует, как Нед, хмурясь, вытягивает шею в попытке заглянуть ему в лицо, и теперь ситуация всё больше подходит под рамки его собственного мира — целиком и полностью. Он сидит на другом диване в другой совершенно квартире и, по обыкновению своему, вытворяет очередное непотребство, а Нед всё так же пытается заставить его почувствовать себя лучше.       — Ты ведешь себя странно, — произносит Нед, поизучав его ещё с мгновение, — в чём дело?       — Я не веду себя странно, — Питер хмуро сдвигает брови, защищаясь и ненавидя себя за это, — ну, знаешь, за исключением всей этой ситуации с межпространственным прыжком.       — Я не это имел в виду, — категорично заявляет Нед.       Питер обращает взгляд в сторону окна, ногой отбивая беспокойный ритм. Потрясающий индиго, буйством красок разливающийся на крыши большого города. Тони хакнет все камеры наблюдения до единой, чтобы определить его местонахождение. Ну, или откроет бутылочку игристого в знак того, что Питер отныне не его грёбаная проблема.       — Ничего страшного, если я останусь у тебя на ночь? — Питер поворачивает голову и резко меняет тему, несколько сбивает с толку Неда, но не настолько, чтобы тот не ответил без малейших колебаний.       — Конечно, — кивает он, — я всегда тебе рад.       Это знакомый вид уступок, в котором Питер знает все малейшие тонкости. Клянчить у друзей одолжения — его персональный вид спорта, и Питер в нём — безусловный олимпийский чемпион.       Парой часов позже, засыпая от усталости на диване и вслушиваясь в негромкое похрапывание друга за стеной, Питер не испытывает ни малейшего изнеможения.       Он не на своем месте и очень далеко от дома, но здесь так хорошо и спокойно, что он позволяет себе ненадолго выдохнуть.       По крайней мере, единственный мертвец, с которым Питеру приходится иметь здесь дело — застрял в зеркале.       ***       — Да, я… я просто возьму выходной.       Питер щурит глаза, стараясь не шевелиться, чтобы ничем себя не выдать — чёрт бы побрал чувство вины за то, что он подслушивает приватный разговор Неда (очевидно, с боссом). Но часть его отчаянно жаждет услышать, что такого друг расскажет о нём своему начальству.       (Не забыть бы добавить нарциссизм к тому бесконечному списку вещей, о которых ему следует поговорить со своим несуществующим терапевтом).       — Нет, я в порядке, спасибо, Кейси. Я просто, м-м-м, семья неожиданно нагрянула в город, — тихо произносит Нед, суетясь на кухне. Сердце Питера болезненно сжимается от того, как небрежно и естественно этот Нед называет его семьёй. Боль становится ещё сильнее, когда он слышит ругань Неда на кофеварку, когда та производит больше шума, чем следует.       — Да, конечно. Просто пришлите мне планы, и я изучу их, как только освобожусь, — говорит Нед, вырывая Питера из пелены мыслей о том, в кого вырос и превратился этот Нед, и возвращая его в настоящее.       Его собственный Нед был полной противоположностью хаоса (в отличие от самого Питера) и работал простым учителем в бруклинской школе для одарённых детишек. Но есть между ними небольшое различие, которое приметишь, если только знаешь Неда, как облупленного, всю свою жизнь.       Этот Нед пережил горе, которое Питер едва ли в состоянии постичь, и не только лишился своего лучшего друга, но и вынужден был наблюдать, как оплакивает его весь чёртов мир. На мгновение Питер задается вопросом, а не сделал ли он ситуацию только хуже, появившись в квартире друга вот так. Если в этом мире личность Питера была брошена на растерзание толпе, словно кость, если Мэй провела последние несколько лет с головой в общественной работе, а сам он настолько известен, что в честь него называют начальные школы, то велика вероятность, что и частная жизнь Неда подвергается ежедневному вторжению извне.       От осознания всего этого живот противно сводит, а сердце сжимается в тисках. Вот так вот Питер стал обузой для людей из совершенно разных вселенных и двумя совершенно разными способами. Нед, тем временем, кладет трубку и возвращается в гостиную.       — Я знаю, что ты проснулся.       — Откуда? — тянет Питер, даже не утруждая себя притворством. Нед с улыбкой протягивает ему чашку.       — Слишком хорошо тебя знаю, чувак. То есть не тебя, конечно, но… чёрт побери, я не знаю, как… — Нед беспомощно умолкает, когда Питер забирает у него кофе и прикрывает глаза, позволяя себе насладиться ароматом.       — Всё в порядке, — заверяет его он, прекрасно понимая, что именно имел в виду друг. Потому что понимать Неда Лидса — это нечто более чем естественное, в какой бы из миров его ни занесло, — он — твой Питер. Не то чтобы я им не был, но мы… мы разные люди.       — Ага, — кивает Нед, с намеком на печаль, нежность и ещё кое-что, отчего внутренности Питера скручивает морским узлом, — это всё ещё очень, очень странно. Ну, видеть тебя здесь.       — Мне очень жа… — начинает было Питер, но Нед быстро качает головой.       — Нет, я… чувак, я имел в виду то, что сказал вчера. Меня не волнует, какого чёрта ты оказался на пороге моей квартиры и как долго здесь пробудешь. Но если бы я… не получил шанса увидеть тебя вновь… — Нед фыркает, качая головой, и делает большой глоток из своей кружки, — я бы жутко разозлился!       — И был бы прав. Ты всё ещё мой лучший друг, и я бы никогда тебя не оставил.       Слова вылетают прежде, чем Питер успевает их остановить, и он испытывает укол мгновенного сожаления. Потому что лицо Неда вытягивается — и не в первый раз Питер задаётся вопросом, как, при всем своём признанном интеллекте, он продолжает вытворять такие очевиднейшие глупости.       Потому что Питер — местный Питер — Неда оставил на раз плюнуть, скорее всего, столь же неразумно выскочив из автобуса и ринувшись в бой, к которому не был готов. Последующая цепочка событий в виде виде возвращения спустя пятёрку долгих лет и трагической кончины на поле брани в северной части штата оставили Неда иметь дело с хаосом этого мира в одиночку.       Нед, надо отдать ему должное, быстро берёт верх над собственными эмоциями, и заставляет себя изобразить столь фальшивую и вымученную ухмылку, что становится тесно в груди.       — Я знаю, что ты не стал бы, Питер.       — Прости, — немедленно произносит он, сожалея о том, что вмешался в жизнь этого Неда и испоганил её так же сильно, как и жизнь своего собственного друга, не имея на то ни малейших прав. Однако же Нед снова качает головой.       — Всё в порядке, правда, — звучит слишком неубедительно для попытки спрятаться за показушным весельем, — тебе и самому, должно быть, чертовски странно всё это осознавать.       — Это потому, что я покойник? — в шутку спрашивает Питер. Интересно, а достаточно ли пяти лет, чтобы за подобную шутку не получить с размаху в нос? Практика показывает, что пять лет — это совсем даже не большой срок.       — Что-то вроде того, — Нед стучит пальцами по своей кофейной кружке, — ты попал сюда по вине какого-то фиолетового мужика и всё, что можешь теперь поделать — это дождаться следующего колдуна, чтобы он вернул всё на круги своя.       Нед неопределённо пожимает плечами, а Питер, наблюдая за ним исподлобья, чувствует себя бесконечно благодарным за то, что, независимо от вселенной, независимо от того, что ещё такого могло приключиться, ему всё же посчастливилось оставаться на орбите Неда Лидса и называть его своим лучшим другом.       — Я бы сбрендил на твоём месте, дружище.       — Я определенно в процессе, — честно отзывается Питер и делает большой глоток кофе — приятно удивлённый его качеством. Не то чтобы в его реальности Нед мог позволить себе хоть что-то рангом выше среднего. Очевидно, есть преимущества в том, чтобы работать в Фонде будущего.       — Ну, уж не знаю, как ты и твой, кхм… я проводили время, но мой Питер был совсем не прочь надрать мне зад в «Убийцах монстров», — заявляет Нед, водружая кружку на кофейный столик в гостиной — ещё один признак того, что этот Нед может ни в чем себе не отказывать, потому как его, Питера, Нед, хоть и не бедствовал, но мебель его была далеко не экстра-класса, — звучит неплохо, а?       Питер улыбается, испытывая невероятный прилив симпатии и сочувствия к сидящему перед ним человеку — и пытаясь куда подальше отправить собственную непоколебимую уверенность в том, как сильно он подвёл своего друга по ту сторону вселенной. Интересно, кто из Питеров Паркеров сильнее оплошал?       Питер и представить себе не может, во что превратилась бы его собственная жизнь, лишись он Неда Лидса, потому что да, отношения их переживают далеко не времена радужных пони, но едва ли он сумел бы когда-нибудь оправиться от подобной утраты.       Тот факт, что этот Нед не просто существует, а живёт полной красок жизнью, малость успокаивает Питера, но лишь на мгновение, потому что смотрит этот взрослый Нед с такой неприкрытой надеждой и болью в глазах, не сводя взгляда со своего внезапно воскресшего товарища, что так и не получил возможности повзрослеть, что у Питера перехватывает горло и сжимает сердце от тоски.       — Да, чувак, — говорит он срывающимся голосом, а после прочищает горло, — звучит великолепно.       ***       В этот летний четверг Питер Паркер чувствует себя лучше, чем когда-либо.       Общаться получается так легко и непринужденно, будто им снова по шестнадцать, а Питер ещё не испоганил их отношения, злоупотребляя великодушием Неда на протяжении пяти долгих лет.       Легко забыть о всех невзгодах этого мира, когда рубишься в видеоигры с лучшим другом и заказываешь одну коробку пиццы за другой, выслушивая позабытые уже шутки о своем непомерном аппетите.       Питер находится на полпути к седьмому куску своей личной большой пепперони и чуть не давится корочкой, когда Нед, сам того не желая, раскрывает чудовищный ящик Пандоры.       — Замутил с кем-нибудь?       Питер заглатывает кусок пиццы целиком, закашлявшись, и отпивает газировки:       — Что-то вроде того, хм… Ты… ты помнишь ЭмДжей? Мишель Джонс, — поясняет он, припоминая старшую школу и то, как мало они втроём общались тогда — до Щелчка, до европейского турне прямиком в самый ад, до бесконечных и почти постоянных фейлов, которые Питер осуществлял за прошедшие с того момента годы.       Глаза Неда снова расширяются, и он медленно распахивает рот, совсем как рыба, а после закрывает его вновь.       — Ага…       — У нас всё было очень даже неплохо, — бормочет Питер, краем глаза замечая, что Нед хмуро ставит игру на паузу.       — «Было?»       — Мы расстались, — поправляется Питер, — несколько месяцев назад. Точнее… — он мнёт пиццу в руке, — расстались. Сошлись. Потом снова расстались. Мы… всё будет хорошо.       «По крайней мере, я на это надеюсь», — думает про себя Питер, но не произносит этого вслух. Нед мрачнеет, и Питер перенаправляет вопрос в его сторону:       — А что насчёт тебя?       — М?       — Встречаешься с кем-нибудь? — спрашивает он, гадая, знает ли уже ответ на этот вопрос, учитывая, что Нед упоминал о переезде через всю страну, а в квартире, судя по отсутствию сторонних вещей, никто больше не проживает.       Вот почему такой неожиданностью становится кивок Неда:       — Да, вообще-то. Мы с моим парнем Джереми вместе… что-то типа два года.       — Это… это потрясающее, мужик! — улыбается Питер, — как вы, ребята, познакомились?       Нед, неловко постукивая большим пальцем по джойстику, признает:       — Вообще-то из-за ЭмДжей.       — О, — тянет Питер, удивленный (хотя казалось бы!), что два самых близких человека в его жизни сошлись характерами и в этом мире, — это круто.       — Ага, — бормочет Нед, очевидно, с головой уходя в воспоминания, — на самом деле, мы… Уж не знаю, как было в твоем мире, но мы не то чтобы тусили вместе в старшей школе. Во всяком случае, до Вспышки.       Питер кивает.       — У нас это называется Щелчком.       — Нелепо как, а? — хмыкает Нед, и Питер, ухмыляясь, жестом просит его продолжать, — после… всего этого дерьма нам всем хотелось держаться вместе. Я поступил в Массачусетский технологический, и с тех мы с ЭмДжей…       — Она пошла в Массачусетский технологический? — перебивает Питер, а Нед поднимает взгляд, качая головой.       — Нет, в Гарвард. Хотя могла бы, она же у нас мегамозг, — смеётся Нед, и сердце Питера снова сжимается от нежности — потому что каждое слово Неда буквально сочится теплотой и привязанностью, — на занятиях по декатлону была лучшей в математике, но решила вдруг удариться в актёрство. Я уж думал, дорога ей в Нью-Йоркский университет или Джульярд, но…       Нед умолкает, а Питер испытывает те же чувства, что и в тот момент, когда Нед заикнулся о переезде — подальше от города призраков — гадая, какие люди являются частью жизни этой ЭмДжей. Мысль малодушная и, чего уж греха таить, совсем уж жалкая, но Питер не может ничего с собой поделать.       — Как бы то ни было, в универе мы очень сблизились. Она… ну, ты же её знаешь.       — Угу, — хрипло выдавливает Питер, прочищая горло, — она ​​классная.       На мгновение становится тихо. Питер полон вопросов и не знает, с какого бы боку подступиться, однако Нед великодушно избавляет его он необходимости задать хоть один из них:       — Она действительно хороша. Я имею в виду, когда играет на сцене. Это… она словно преображается и становится другим совсем человеком. Не хочу сказать, что одержимой или…       — Отдаёт всю себя без остатка, да? — с улыбкой подсказывает Питер, припоминая, как выглядела его собственная ЭмДжей, погружённая в работу — в халате, сплошь в пятнах краски и головой в своих творениях.       — Я, кажется, ни одного спектакля не пропустил. Мы даже какое-то время жили вместе, пока она не встретила своего парня и…       Питер призывает на помощь все свои оставшиеся крохи выдержки и самоконтроля, представляя себе ЭмДжей с другим, а затем вспоминает самый очевидный на свете факт: в этом нелепом мире они и парой-то никогда не были. Весьма вероятно, что и подружиться не успели.       Питеру не по душе, что есть во вселенной такой мир.       —…Они с ЭмДжей вместе где-то играли, и мы просто… нашли общий язык, — заканчивает Нед, и Питер, запоздало соображая, что друг имел в виду, кивает.       — И он не против, что ты, ну… едешь в Калифорнию?       Нед застенчиво смеется:       — Честно говоря, он уже там. Получил роль в каком-то дрянном сериальчике на СиДабе.       Питер улыбается, и Нед тут же поднимает руки в защитном жесте:       — Я вовсе не переезжаю туда из-за него или что-то в этом роде! Это… это было бы совершенно глупо с моей стороны!       — Совершенно, — соглашается Питера, хотя не то чтобы он имеет право на какое-либо мнение по данному вопросу, учитывая состояние его собственной личной жизни. Нед, тем временем, продолжает:       — Я подумывал переехать туда и после выпуска, но Фонд будущего, чувак… Признаюсь, они убедили меня остаться. Это же просто мечта, понимаешь?       — Можешь не объяснять, приятель, — произносит Питер, не в силах отделаться от странного чувства, будто Нед пытается оправдаться перед ним за свои решения. Что ж, он выбрал максимально неподходящую персону на роль своего морального ориентира, — счастлив ты — счастлив и я.       — Спасибо тебе! — лучезарно улыбается Нед, возвращаясь было обратно к игре, как Питер вдруг выпаливает:       — Значит, ЭмДжей с кем-то встречается?       Нед переводит на него взгляд:       — Да, и полагаю, тебе странно всё это осознавать.       Питер пожимает плечами с излишней натянутой беспечностью:       — Если у неё все хорошо…       — О да, она счастлива, — тихо произносит Нед, и есть в его глазах что-то такое, что Питер ни в какую не может расшифровать, — Гарри — отличный парень вообще-то.       — Гарри? Не… Гарри Осборн случаем? — бормочет Питер, чувствуя, что его облили ведром ледяной воды. Глаза Неда расширяются, подтверждая его безумную догадку.       — Как ты узнал?..       Питер горько смеётся, заставляя Неда хмуро свести брови на переносице.       — Фирменное паучье чутьё, забыл?       Он вздыхает, откладывая в сторону кусок пиццы, потому что аппетит как-то резко сходит на нет.       — Хорошо, что у нее всё сложилось. Я рад, что она… она счастлива.       Молчит Нед долго и упорно, а когда, наконец, смотрит на него, разглядывая в упор, Питер едва успевает вырваться из своей вечеринки жалости к себе, потому что Неда словно прошибает внезапным озарением:       — Ты что, ревнуешь?       — Нет, конечно же, нет! Я… я рад, что в этом мире она нашла своё счастье, потому что… — Питер нервно смеётся, вытирая пальцы о штаны, — в моей реальности ей подфартило чуть меньше… — Питер прерывает себя, закрывая глаза, прежде чем продолжить, — рад, что она нашла кого-то достойного.       На краткий миг Питеру становится жалко себя едва ли не до слёз, и потому он застигнут врасплох, удивленно поднимая взгляд, когда его самый лучший на свете друг хмыкает:       — А я и забыл, каким тупицей ты иногда бываешь.       — О чём это ты?       — Она… да, ЭмДжей счастлива, и я очень за неё рад, — а затем Нед указывает на него пальцем, — но ты и представить себе не можешь, какой ценой!       Нед выглядит действительно рассерженным, но, рассмотрев его с мгновение, Питер понимает, что не гнев это вовсе, а обида. И снова здравствуйте.       — Питер, когда тебя не стало, это… это было ужасно, — голос Неда срывается, и он прочищает горло, так что Питер чувствует себя полным засранцем, — всё случилось так быстро… И вишенкой на торте весь чёртов мир узнал о Человеке-Пауке. Мы… мы и носа из дома высунуть не могли без того, чтобы толпа рыдающих фанатов не атаковала нас вопросами о твоей персоне. Можно подумать, кто-то из них действительно тебя знал. То ли дело мы.       Руки Неда явственно подрагивают, и он откидывает джойстик в сторону в безуспешной попытке упокоиться. Интересно, является ли этот разговор той беседой, которую Нед вёл с собой изо дня в день а-ля попурри на тему «Что я сказал бы Питеру, выпади мне такой шанс».       Знакомое чувство, учитывая, как много всего лишнего он наговорил местному Тони накануне.       — Однажды, ещё на первом курсе, когда мы только переехали в университетский кампус, она призналась мне, что была влюблена в тебя в старшей школе, — тихо продолжает Нед, не глядя ему в глаза, — и про секрет твой она узнала ещё задолго до всех событий. Она… ты ей очень нравился, чувак.       Питер по-прежнему хранит молчание, потому что нет ни единого шанса, чтобы, раскрыв свой рот, он не сделал ситуацию только хуже. Нед, наконец поднимая глаза, произносит:       — У ЭмДжей всё хорошо, это правда. Всё даже отлично… учитывая обстоятельства.       Глаза Неда наполняются слезами, и Питер самому себе отвешивает мысленный подзатыльник за то, что был таким бессердечным эгоцентричным ублюдком, что не думает ни о ком, кроме себя. Нед вздыхает, сжимая губы.       — Но потерять тебя было самым страшным на свете кошмаром, через который мы проходили.       ***       Всё это, мягко говоря, малость неловко.       Это по-прежнему Нед, которого Питер знал и любил, и Нед — по-прежнему его лучший друг, но признание это — такое пылкое и полное скорби — напоминает Питеру с такой прозаичной ясностью, что друг его прошёл через такое дерьмо, которое не пожелаешь и злейшему врагу.       Знакомое и такое ужасное чувство перманентной вины, что не давало ему житья в его собственной реальности, камнем свисая с шеи, формируется снова, когда Питер, сгорая от ненависти к себе, выскальзывает из окна по пожарной лестнице, едва только Нед, извинившись, удаляется в уборную. Разочаровал очередного Неда Лидса, идиот.       Питер быстро спускается в переулок, примыкающий к дому Неда, натянув капюшон на голову и пригнувшись, чтобы не вызвать лишних подозрений.       Решение откровенно идиотское, и Питер отдает себе в этом отчёт ещё в момент его принятия, но иначе поступить он попросту не в силах. Его отхватывает горячая волна стыда от собственной трусости, чего Питер не испытывал лет этак с четырнадцати, когда его дядя истекал кровью у него на глазах. Но Питер уже зашел слишком далеко, так что, скрипя зубами, он уходит от единственного человека в этой вселенной, который смотрит на него без толики осуждения.       Питер идёт, идёт и идёт — не разбирая дороги и не имея хоть сколько-нибудь сформировавшегося намерения, лишь только бы отпустили муки совести, что снова он бросает Неда, наобещав ему с три короба никогда больше так не поступать.       Как бы там ни было, а в последнее время он только и делает, что нарушает свои обещания.       ***       Лето всё ещё в самом разгаре, несмотря на прохладный ветерок, проносящийся периодически по городу — так что Питер прекрасно понимает, насколько подозрительно он выглядит, нацепив эту свою толстовку с капюшоном в нелепой попытке утаиться от всевидящего Тони и его камер, которые тот, без сомнения, активно сканируют на предмет его наличия.       Но Питер бродит по Нью-Йорку, а значит, людям, в большинстве своем, нет до него ни малейшего дела. Лишь немногие бормочут себе что-то под нос, когда он внезапно замирает на месте и таращится вверх на стену с массивным граффити возле бакалейной лавки. Грудь сдавливает тяжесть.       На стене изображён он — Человек-Паук. Рисунок подвыцвел местами, но, судя по несовпадению оттенков, явно регулярно подкрашивается его создателями.       Глаза Питера смещаются с белёсых глаз паучьей маски вниз, разглядывая его шестнадцатилетнее тело — память услужливо подкидывает воспоминания о том, как беспечно они с Недом дурачились в столовой Мидтауна. Тревога, от которой он не то чтобы и успешно сбежал, снова поднимает свою отвратительную голову.       Питер знает, что он мёртв — или, по крайней мере, мертва его местная версия — ещё с тех пор, как свалился на голову супругам Старк несколькими днями ранее. Однако даже сейчас он не понимает, как должен думать о Питере Паркере этого мира — шестнадцатилетнем супергерое, который был совершенно неспособен по-настоящему осознать долгосрочные последствия своих действий, а потому взял эту чертову Перчатку и щёлкнул своими чёртовыми пальцами.       Питер — этот Питер — герой, спаситель и мученик. И да, вина и стыд по-прежнему рвут его на части из-за того, что не живёт он по заветам своего собственного мертвого «я», но в животе поселяется чувство иного толка, когда взгляд Питера скользит по граффити и замечает у стены несколько маленьких свечек — по-прежнему зажжённых даже годы спустя.       В смерти нет, не было и не будет ничего красивого и героического, и нечему тут возводить алтари и монументы.       Питер хорошо понимает, каково это — жить, когда дорогого сердцу человека больше нет. Осознавать, что ты всё ещё дышишь, а он — не будет уже никогда.       И тем не менее, он есть ещё на этом свете — глядит в упор на версию свою из этого мира. На символ — от человека тут осталось не так уж и много. Слова Мэй, брошенные, кажется, вечность назад, эхом проносятся в голове.       Ты не просто Человек-Паук.       Питер припоминает, как чувствовал себя в тот день, когда всё полетело в тартарары. Этот день можно по праву назвать самым длинным в его жизни — от поездки в автобусе до сражения на севере штата. Он легко может воссоздать в памяти тот ужас вперемешку с идиотской решимостью.       Местный Питер погиб, будучи Человеком-Пауком, и навеки застолбил себе тёплое местечко в анналах истории, и обстоятельство это невольно заставляет Питера обратиться вглубь себя — к своим худшим кошмарам.       Изо дня в день надевая костюм, Питер знает, что шансы не вернуться домой всегда значительно выше нуля. Когда он открывает-таки глаза от фигуры идеального себя, его накрывает внезапным осознанием. То, как он относился в своем мире ко всем, кого любил, и тем, кто любил его — запросто могло представлять из себя лишь неосознанную попытку оттолкнуть их прочь. Потому что неизбежное имеет свойство рано или поздно случаться, и нет ни одной причины причинять своим близким боль сродни этой.       Можно ли назвать эту тактику благородной? Направляясь куда глаза глядят по тротуару и пересекая улицу вместе с остальной безликой толпой, Питер не находит ответа на свой вопрос. Его подростковая мученическая версия оставила после себя наследие прерванной жизни — уж слишком юн он был и слишком большой потенциал порушил в угоду минутному безрассудству.       Питер, которому двадцать один — ну, тот, что едва функционирует, закидываясь вечерами бухлом — безрадостно размышляет о том, какое наследие он, такой вот, оставит после себя. И как больно будет Мэй, Неду и ЭмДжей в случае его ухода, учитывая, как паршиво он обращался с ними в последние годы.       Тони Старк был потрясающим человеком и героем по праву, но всегда держал Питера на расстоянии вытянутой руки вплоть до того момента, когда заключил его в свои пламенные объятия на поле битвы. Его не стало через несколько минут. Если смерть эта и доказала что-либо Питеру, так это тот безрадостный факт, что сколько людей ни отталкивай, а боль утраты — всё та же боль.       Осознание это — вместе с тем, что Питер в упор не видит для себя финала, который, ну, про «дожил до седин и умер от старости в окружении внуков» — всё также сбивает его с ног, когда он призраком бредёт по городу, такому живому и полному бурлящей энергии.       ***       Питеру кажется, что блуждает он довольно долгое время, но вряд ли прошло более часа. В любую минуту его может засечь вездесущий дрон — и удивительно, откровенно говоря, что он до сих пор этого не сделал.       Выбирая наилучший для себя выход из метро, Питер размышляет, стоит ли ему возвращаться к Неду, пока внезапно его взгляд не утыкается в такое до боли знакомое здание — и сердце сразу делает кульбит.       Тот самый приют, в котором Мэй — его Мэй — работала волонтёром.       Когда Питер думает о Мэй, его накрывает резким чувством вины, потому что если время здесь течёт ровно так же, как и там, то пропал он без вести почти пять дней назад — их последний разговор всё ещё крутится в голове. Мэй, вероятно, думает, что он сбежал из дома, не сказав ей ни слова на прощанье.       «Или, быть может, я погиб в стычке с тем недокудесником, а это вот всё — глюк моего умирающего мозга», — думает Питер про себя — и движется было, чтобы повернуть обратно к метро, ​​когда замирает, случайно встретившись взглядом с женщиной, что поднимается по ступеням.       Питер видит, как расширяются её глаза, замечает, как подрагивают её руки, и слышит её стремительно учащающееся дыхание. На мгновение он задается вопросом, очередное ли это проявление его паркеровской «удачи», или же это сознание намеренно подкидывает ему его демонов на разогрев.       Не-его-Мэй делает неуверенный шаг вперёд, не сводя с него своих блестящих карих глаз.       — Питер?