После мрака свет

      — Так это камень Силы? — спрашивает Питер.       — Невозможно, — хмуро начинает Тони, скрещивая руки на груди, — камни Бесконечности были уничтожены. Во всяком случае, их альтернативные варианты мы разнесли обратно по их собственным вселенным.       — Верно, камней Бесконечности больше нет, поскольку они были уничтожены Таносом собственноручно, — кивает Стрэндж, и Питер видит, как Тони стискивает челюсти при упоминании безумного титана.       — Но вы утверждаете, что это некая… умелая копия? — снова спрашивает Питер, пока Стрэндж изящным взмахом руки демонстрирует им проекцию.       — Камни Бесконечности появились в нашей вселенной на заре мирозданья. Многие пытались подчинить их великую силу, наиболее безумные — пытались их воссоздать. Камень Силы испокон веков притягивал алчущих несокрушимой энергии, что давал он своему обладателю.       Очередным взмахом Стрэндж освобождает пространство между ними.       — На протяжении тысячелетий молва ходила об источниках невиданной энергии, что способны подчинять себе пространство и время — слухи, разумеется, и не более того. Но никогда еще я не встречал имитации мощи, подобной этой.       — И как же древний обломок одного из самых мощных артефактов из когда-либо существовавших на свете мог оказаться в руках нелепого фокусника в идиотском костюме? — скептически хмурится Тони, и Питер сдерживает ухмылку.       — Этот человек не обладает волшебной силой, да и информации с момента своей поимки выдал нам немного. Однако при тщательном обыске его жилища мы кое-что обнаружили, — и ловким движением Стрэндж выуживает на свет божий не проекцию, нет, хотя на мгновение Питер и позволяет себе обмануться.       — Как вы… это он? — шепчет Питер, не отрывая от фиолетового камня глаз.       — Это он. При правильном использовании он может вернуть тебя в мир, откуда ты к нам заявился.       — Так, притормози-ка на секунду, — вмешивается Тони, когда в отдалении звякает прибытие лифта, — «может»? Мы больше не полагаемся на вероятность, Стрэндж, и…       — Старк… — начинает было тот, но Питер оборачивается к голосу, звучащему со стороны лифта.       — У вас тут всё хорошо? — спрашивает Пеппер, и Тони уже начинает:       — Пеп? Где Мо…       — С Хэппи, — тут же сообщает Пеппер, подходя к ним ближе. Питер видит, как всё больше с каждым шагом превращается она в такую знакомую ему бизнес-леди, — я хотела проверить, как идут дела. Ты не отвечал на звонки, и я подумала…       — Мне очень жаль, — тут же извиняется Тони, указывая на Стрэнджа, — мне следовало… подожди минутку. Ты пять дней потратил на поиски информации, и всё, что можешь сейчас сообщить — это жалкая вероятность?       — Старк, повторяю, ты не понимаешь тонкостей…       — Да плевал я на…       — Почему бы нам всем не успокоиться и не обсудить ситуацию без лишних эмоций? — вмешивается Пеппер с той же легкостью, с какой она привыкла сглаживать конфликтные моменты в его собственном мире, — Стивен, не могли бы вы объяснить мне, что происходит, чуть подробнее?       Питер наблюдает за Пеппер исподтишка, пока та внимательно слушает, и в очередной раз поражается, сколь непринужденно вписывается она во всё это и какое мгновенное влияние оказывает на Тони — они двое абсолютно синхронизируются, и язык их тела передает больше, чем любые слова.       Это необъяснимым образом напоминает Питеру о Мишель, о том, как понимал он её почти на невербальном уровне — не с таким блистательным успехом, разумеется, как чета Старков. У них в последние месяцы всё было на порядок сложнее.       А впрочем, лгать самому себе — последнее дело. Это он был виной всем проблемам, трудностям и недомолвкам, что составляли их отношения в последнее время.       Когда Стрэндж заканчивает своё повторное объяснение, Пеппер кивает, сжимая руку Тони, и резюмирует:       — Похоже, вам двоим нужно проработать более конкретные детали перемещения.       — Им двоим? — хмурится Питер, озадаченный тем, что его собираются держать в стороне от разговора о его собственном возвращении к нормальной жизни.       — Накануне вечером у меня состоялся крайне любопытный телефонный разговор с Мэй Паркер, — осторожно начинает Пеппер, и Питер не может не ощутить в голосе её оттенок вины. Спина Тони чуть напрягается, — и у меня к Питеру имеется пара вопросов.       — О, — тянет он, ощущая себя совершенно не в своей тарелке.       — Это не займет много времени, а они двое пока во всём разберутся, — ласково, но твердо продолжает Пеппер, не давая Тони и шанса это оспорить и уже оборачиваясь к Питеру с улыбкой:       — Кроме того, — произносит она, — у меня такое чувство, что все в нашем мире уже успели поболтать с тобой по душам. Чем же я хуже остальных?       Питер неловко смеётся, оглядываясь на Тони, явственно не довольного предлагаемыми Стивеном пунктами плана, который, с любопытством на них оглядываясь, покидает на пару со Стрэнджем комнату.       — Итак, — начинает Питер, устраиваясь на диване и нервно прокашливаясь в кулак, — вам Мэй позвонила?       — Позвонила, — подтверждает Пеппер, присаживаясь рядом, — и поведала нечто чрезвычайно любопытное.       — Мне правда очень жаль… — начинает Питер, но Пеппер отмахивается от него с улыбкой:       — Она рассказала мне, что ваша встреча, по твоим словам, была случайностью чистой воды.       — И вы ей верите? — осторожно уточняет Питер. Пеппер печально кивает:       — Конечно, Питер. Почему бы и нет?       Нога Питера начинает нервно подпрыгивать вверх и вниз, и он не упускает из виду того, как внимательно наблюдает Пеппер за его попытками взять себя в руки.       — Я… я просто… — Питер замолкает, качая головой, — даже не знаю, что тут сказать.       Пеппер с мгновение изучает его внимательным взглядом, который настолько идентичен со взглядом Пеппер из его мира, что это нервирует — достаточно, чтобы он в очередной раз напомнил себе, что это не один и тот же человек, потому что старушка-вселенная направила их по двум различным абсолютно пути. И, видит бог, к местной Пеппер она отнеслась куда благосклоннее.       И всё же это Пеппер, и, сложив перед собой руки, она произносит:       — Ты очень похож на него.       — На кого? — тупо переспрашивает Питер, хотя догадывается, конечно, кого именно Пеппер имеет в виду. За годы, прошедшие с момента смерти Тони, он частенько становился ключевой фигурой сплетен и пересудов подобного толка, особенно с тех пор, как прочно подсел на иглу саморазрушения.       Но Пеппер в очередной раз умудряется его удивить:       — На Питера. Нашего Питера.       Питер хмуро поднимает голову, сводя брови на переносице.       — Вы… вы разве были знакомы?       Пеппер грустно кивает:       — Уж не знаю, как всё сложилось в твоём мире, но что касается меня… Я встречала Питера лишь несколько раз. Видела, что он значил для Тони… — Пеппер глубоко вздыхает, и на мгновение он поражается тому сожалению, что явственно проступило на ее лице, — я, к стыду своему, не вкладывала в Питера много ресурсов и времени, потому что не была уверена, как долго Тони будет… заинтересован.       Питер кивает.       — Это имеет смысл.       Пеппер выглядит нехарактерно неуверенной, по крайней мере, для Пеппер, которую он знает.       — Я вовсе не пытаюсь сказать, что твой Тони… не был в тебя вовлечён…       — Вам вовсе не нужно…       — Если он был хоть немного похож на моего мужа, то потеря тебя его попросту уничтожила.       Питер замирает, глядя, как на лице Пеппер пробегает калейдоскоп эмоции самого разного толка. Вина, сожаление, горе и тоска — всё, с чем Питер знаком не понаслышке, но совершенно не готов увидеть это в глазах миссис Старк.       — Он… Питер, я имею в виду… он был чудесным ребёнком, — смеётся Пеппер нежно и с оттенком печали, — помню нашу первую встречу. Вероятно, она случилась всего через несколько недель после того, как Тони предложил ему стать членом команды Мстителей, — она качает головой, — я до сих пор не могу поверить, что он провернул это без дозволения Мэй.       — Вы обе до сих пор не можете в это поверить, — невозмутимо отвечает Питер, пряча улыбку.       — Он… он приехал на базу, и я оказалась там лишь по счастливой случайности. Работа вынуждает постоянно находится в городе, но Тони настоял на отпуске. Вот я и приехала на базу, чтобы вместе мы выехали на следующее утро.       Питер молчит, наблюдая, как Пеппер с улыбкой теряется в воспоминаниях.       — Он… Питер… Мы пересеклись, когда он уже уходил. Хэппи должен был отвезти его обратно в город, и он был так… так взволнован, — продолжает она, — мне пришлось ответить на звонок, и я отвлеклась, а он тут же принялся извиняться. Будто безумно не хотел меня беспокоить — но на деле и не осознавал, насколько мало хлопот доставлял всем вокруг, и, в особенности, Тони.       Углубляясь в воспоминания, Питер не может припомнить момент своей первой встречи с Пеппер. Если все события в их реальностях шли параллельно вплоть до решающей битвы, то логично было бы предположить, что и с его собственной Пеппер они встретились аналогичным образом — даже если большая часть его с ней взаимодействий сейчас и наполнена горем, сожалениями и призраками за спиной.       Вполне понятно, что воспоминания Пеппер о Питере так сильно сосредоточены на первых нескольких встречах, раз уж иных у них и не было.       Питер прочищает горло:       — Пожалуй, некоторые вещи никогда не меняются.       Пеппер хмурится в ответ на этот тон, но сгладить сказанное он не успевает, потому что Пеппер говорит:       — Ты ощущаешь себя проблемой, Питер?       — В целом или… — и Пеппер не может удержаться от улыбки, — я вам всем, конечно, устроил весёлую недельку, но, знаете, и в моём мире всякое случается.       — Ты прав, — просто отвечает Пеппер, принимая задумчивый вид, — вот почему я так хотела с тобой поговорить. Мэй ещё кое о чём упомянула, и это заставило меня задуматься… а не подвели ли мы тебя в каком-то смысле.       — Подвели меня? Да что вы такое…       — Лишившись тебя, Тони пребывал в жутком раздрае, — поясняет Пеппер, и Питер замирает от этой дрожи в голосе, — у нас за годы знакомства всякое случалось, но тогда я действительно испугалась, что могу его потерять.       Она судорожно вздыхает, прикрывает глаза.       — Пить он бросил только после рождения дочки. Но когда тебя не стало во второй уже раз…       Пеппер умолкает, медленно восстанавливая контроль над собственным дыханием, прежде чем наконец распахнуть глаза и встретиться взглядом с Питером.       — Я понимаю, что это заставляло меня… вести себя с тобой несколько отстраненно, за что я хотела бы попросить прощения.       Питер быстро качает головой:       — Пеппер, вам вовсе не стоит…       — Стоит, и ещё как — хотя бы за то, что я не старалась так сильно, как следовало бы. Мэй кое-что упомянула, и мы должны это прояснить. Ты… ты не просто символ, Питер. Ты был — и ты являешься — тем, кому глубоко не безразличен Тони. И тем, кто так сильно дорог нам. Не буду делать вид, что мы много общались до Щелчка, но…       — Это и правда не имеет большого значения, Пеппер, — возражает Питер, стремясь сгладить момент и не дать Пеппер закопаться в этом иррациональном совершенно чувстве вины. Это он сиганул в их мир без предупреждения, это он не приложил ни малейших усилий, чтобы выйти на связь с дорогими людьми, а после позорно сбегал всякий раз, оставляя их разбираться со случившимся в одиночку.       — Имеет, Питер, и это подводит меня к следующему пункту повестки дня, — безапелляционно произносит Пеппер, не давая Питеру возможности и слово вставить, — ты хочешь вернуться домой?       Сказано это настолько прямолинейно, что Питер непонимающе моргает пару раз, качая головой:       — Я… конечно. Конечно, хочу.       Переиграть последнюю пятилетку. Не оказаться всеобщим разочарованием. Дать людям повод думать о нём не как о последнем неудачнике.       — Ты и правда хочешь вернуться? — повторяет Пеппер, мягче на этот раз, позволяя Питеру задуматься о грузе принимаемого решения. В первый раз задуматься, если уж на то пошло.       Выбора тут, конечно, особого и предвидится. Питер этого мира бросил близких на произвол судьбы, и он воочию увидел, каким ударом стала эта потеря для Мэй, Неда, ЭмДжей и всех остальных. Если в его мире он бесследно канет, разом покинет их жизни… — и уж тем более, не получив и возможности попрощаться…       Он не может остаться здесь, даже если и сам того пожелает. Но теперь, когда ему предоставили видимость выбора, приходится подключить к вопросу весь его самоконтроль, чтобы не позволить себе подумать в нежелательном направлении.       Местный Человек-Паук вот уже несколько лет числится погибшим, и Питер гонит всеми силами нелепую в своей эгоистичности мысль о том, какого будет пожить здесь хоть немного, будучи свободным от груза неподъемных проблем и извечной ответственности, что являлись весомой частью его каждодневной реальности в его собственном мире. Мэй могла бы отпустить эту травму и двигаться вперёд, не испытывая вины, Нед снова стал бы его лучшим другом, а ЭмДжей…       Питер, скрипя зубами, игнорирует колющую боль в груди при мысли о том, что его ЭмДжей тогда будет с кем-то другим — с Гарри, вероятно, не худший далеко вариант и гарантия её счастья и безопасности, но… здесь она, возможно, могла бы позволить ему стать её другом, если не романтическим интересом, и…       Но даже когда разум Питера с упоением начинает подбрасывать дровишки в это пламя мазохистического удовлетворения, он усилием заставляет себя прекратить, припоминая очень кстати слова одного мудрого человека, что, как и многие, пал жертвой его эгоцентризма.       Слова о силе и ответственности — та истина, которую Питер повторяет себе снова и снова, пока Пеппер терпеливо ожидает его ответа.       Он не может остаться здесь, в этом мире. Но, оглядываясь на Пеппер, он благодарен ей за то, что она первая, кто дал ему разрешение этого захотеть.       — Я не могу остаться, — наконец произносит Питер, и Пеппер улыбается ему так, как будто понимала всё с самого начала.       По её собственному признанию, она почти не знала своего Питера. Больно думать о том, что теперь он собственными руками навеки лишает её последнего на это шанса.       — Если я, конечно, вообще доберусь до дома, — невесело смеётся Питер, проводя рукой по волосам, — вселенная в последнее время, кажется, настроена решительно против меня, так что кто знает.       — Ты правда полагаешь, что тебя перед лицом этой ситуацией поставила вселенная? — мягко спрашивает Пеппер, до боли напоминая ему терапевта, которого его угораздило посетить раза три, прежде чем он окончательно бросил учёбу, и у Питера возникает стойкое чувство, что она и с Тони этот фокус раньше проворачивала.       Он фыркает и указывает на комнату позади себя, куда удалились мужчины.       — Ну, посмотрите на это вот всё. Стрэндж сказал, что есть лишь два исхода, верно? Два, — Питер вскидывает руку, загибая пальцы, — тот, где мой, если вы понимаете, о чём я, Тони погибает, а я — ублюдок, не оправдавший его надежд.       Пеппер хмурится ещё сильнее, но Питер не дает ей шанса себя прервать:       — И тот вариант, где умер уже я, а все остальные живут себе и радуются — до определённой степени. Я всё ещё мертв, конечно, но… полагаю, именно так это и работает, — поправляется Питер, прежде чем Пеппер, морща лоб, как делает, когда кто-то рядом порет чушь, успевает вставить своё слово. — Так что да, есть вероятность, что Стрэндж обнаружил решение, а я всё равно как-нибудь, да облажаюсь. Или на том конце выскочу посреди какого-нибудь зомби-апокалипсиса, или помру в процессе, или что-то ещё в этом роде. Ну, знаете, я тот ещё везунчик по жизни, — со вздохом заканчивает Питер, опуская руки.       Повисает тишина, и Питер сам понимает прекрасно, как жалко прозвучали его слова. Но Пеппер не обвиняет его в слабости и не просит подключить к делу толику оптимизма. Она лишь коротко, как и всегда, но по делу, бьёт его не в бровь, а прямо в глаз:       — Вселенная не настроена против тебя, Питер.       — Да знаю, я просто… — начинает было он, но Пеппер снова застигает его врасплох:       — Вселенной попросту нет до тебя никакого дела.       Питер моргает, ошеломлённый бессердечностью ее слов и поражённый ее титаническим спокойствием.       — А?       Пеппер улыбается, но не особо и радостно, а скорее, с решимостью, которая за считанные секунды демонстрирует Питеру, как Пеппер удается быть такой успешной во всех своих начинаниях:       — Все эти заумные концепции — о мультивселенной, иных мирах и космических камнях — полнейшее безумие, не спорю, и постичь его мы пока ещё не в состоянии, но кое о чем Тони я твержу постоянно… — Пеппер протягивает обе руки, подаваясь вперёд, и Питер нежно берет их в свои, — ты не центр вселенной.       — Я понимаю, но…       — Не думаю, — мягко, но твёрдо произносит Пеппер, сжимая хватку, — знаю, людям вроде вас с Тони немало с чем приходится иметь дело, но если ты забудешь все слова сказанные мной, помни лишь одно.       Питер, затаив дыхание, выжидает, задерживая на Пеппер взгляд.       — Вселенная не против тебя, потому что ты не являешься её центром. Честно говоря, мне плевать на то, что Стивен с заумным видом вещает о двух временных линиях, но, исходя из их с Тони ожесточенного спора, понятия он не имеет о том, как всё это работает.       Питер невольно прыскает, и уголки губ Пеппер подрагивают.       — В жизни всякое случается. Иногда нам удаётся подвязать события под судьбу, жизненный путь, предопределённость — называй, как пожелаешь. Но поверь мне, высшие силы, если таковые имеются, не имеют ни малейшего желания вмешиваться в наше недолгое существование. Мы сами изо дня в день принимаем решения, которые определяют дальнейший ход событий. В этом мире я сделала выбор быть с Тони и Морган, руководить компанией, которая каждый день заставляет меня рвать на себе волосы… — она улыбается, ещё крепче сжимая его руку, — в другой жизни, в твоём мире, всё было иначе.       — Но выбора у вас и не было, учитывая, что вашего мужа угораздило там спасти целую вселенную, — возражает Питер, чувствуя, как предательски дрожит его голос. Но Пеппер решительно качает головой.       — И это по-прежнему были мои решения, Питер. Мой выбор, который я сделала так же, как и Тони — сделал свой. Ровно так же, как и в нашем мире сделал его ты, оставив нас всех иметь дело с последствиями этого решения.       — Но в том-то и дело, что вы… — начинает Питер, — вы не должны были решить потерять Тони, он… он сделал это, потому что этого не сделал я. Потому что я не смог…       — Ты меня не понимаешь, Питер, — качает головой Пеппер, с улыбкой опуская его руки и мягко касаясь его лица, заставляя замереть от этой неожиданной нежности. — Ты не можешь выбирать, что происходит с тобой не по твоей воле, но ты всё ещё сам определяешь, как справляться с результатами случившегося. Вселенная огромна, сложна и всё ещё недоступна для нашего восприятия. Постичь её невозможно, — говорит она с такой убежденностью, что Питеру отчаянно хочется ей поверить, даже если в соседней комнате расселась парочка умников, которые знают и правда побольше всех остальных.       Пеппер, кажется, замечает изменения в его лице, потому что произносит:       — Я не говорю, что осведомлена о происходящем больше, чем боги, колдуны и пришельцы, — и Питер против воли улыбается, — но кое в чём я совершенно не сомневаюсь. Я решила поговорить с тобой сегодня, чтобы исправить свою ошибку, как могла, и примириться со всем остальным, что изменить я не в состоянии, — Пеппер опускает руки, и Питер выдерживает ее взгляд, такой убежденный и полный решимости. — Ты в лепёшку расшибаешься, пытаясь отыскать ответы там, где их нет.       Питер по непонятным причинам снова думает о словах Мэй — его Мэй — обращённых к нему в ночь перед тем, как его переместили в эту причудливую вселенную — о том, кем он является за пределами своего супергеройского костюма. Что ж, теперь он знает, каково это — жить в мире, где Питер Паркер давно мёртв, а Человек-Паук — точнее, легенда, стоящая за ним — будет жить ещё долгие десятилетия.       — Часто действовать приходится в состоянии жуткой неопределённости, но, даже с учётом константы вводных данных, только ты можешь решить, какой именно будет твоя дальнейшая жизнь, — заключает Пеппер, и Питер слышит, как эхом отдаются слова Мэй в его голове.       Тебе нужно выяснить, что делать дальше, Питер. Понять, каким человеком ты хочешь стать.       Питер сглатывает ком в горле, и Пеппер, не сводя с него своих пронзительных глаз, произносит слова, которые окончательно расставляют всё на свои места.       — Тебе решать, Питер. Постарайся никогда об этом не забывать.       ***       Когда Пеппер выходит из комнаты, чтобы забрать Тони и Стрэнджа для предстоящего разговора о его отбытии, Питер знает, что это её любезный способ дать ему минутку, чтобы отдышаться и принять окончательное решение.       И он позволяет себе играть по её правилам.       Он отправляется на кухню, наливает себе чашку кофе и усаживается за барную стойку, где Тони часом ранее накормил его беконом и жареными яйцами под соусом из чистейшей вины.       Пеппер Поттс, разумеется, права. Питер знает это наверняка хотя бы потому, что, собственно, и припомнить не может момента, когда она ошибалась. Но это вовсе не означает, что пилюлю эту можно проглотить на раз-два.       Его собственный эгоцентризм продолжает свои попытки подавить это вновь обретённое им осознание самым беспорядочным образом, и Питер проглатывает его вместе с глотком кофе, не в силах просто отставить блуждающие из стороны в сторону мысли.       — Мистер Паркер, к вам на лифте поднимается посетитель.       — Что? — Питер смотрит вверх, как делал всегда в подростковом возрасте, когда ему всё ещё казалось, что он живет в фантастическом романе, а Пятница — под потолком. — Я не… Пятница, никто не знает, что я здесь.       — Полагаю, что это не так, — просто отзывается Пятница, но, прежде чем Питер всерьёз собирается подвергнуть сомнению исправность системы ИИ, двери лифта открываются, и на свет показывается почти обезумевший Нед Лидс.       — Господи боже, — выдыхает он, останавливаясь взглядом на ошеломленном Питере, — ты знаешь, что ты чёртов идиот?! Я хорош в своём деле, но взламывать личный сервер Тони Старка мне ещё не приходилось, чувак…       — Я… Нед, что ты такое говоришь? — бормочет Питер, вскакивая со стула и падая прямиком в слишком крепкие объятия Неда.       В глазах друга, когда тот отстраняется, всё ещё горят возбужденные огоньки, но есть там ещё кое-что, и идентифицировать это меланхоличное чувство Питер пока не в состоянии.       — Мне очень жаль, — на автомате произносит он, инстинктивно уже — сказывается годами выработанная привычка.       — Ты просто исчез, — тихо шепчет Нед.       — Я не хотел, чтобы это выглядело… вот так.       — Ты даже не попрощался.       Питер крепко стискивает челюсти, потому что прав друг. Чертовски прав, как бы страшно ни было это признавать.       Он подавляет свою ненависть к себе, старается, чтобы не подняла она сейчас свою отвратительную голову — не то место и не то совсем время, да и человек не тот — и старается выровнять дыхание, ощущая, как кровь насыщается кислородом и честностью к самому себе.       — Я рад, что ты пришёл, — говорит он, — кажется… кажется, я могу вернуться обратно.       Нед улыбается, мягко и грустно.       — Я так и думал, — он пожимает плечами, — просто рад, что не опоздал, что ты ещё не… сам понимаешь.       Не бросил его в очередной раз и теперь уже навеки.       — Ага, — серьёзно кивает Питер, — да, чувак. Я тоже очень рад.       Нед вдыхает через нос, выдыхает и спрашивает:       — Так это сработает?       Питер откидывается на свой стул и жестом приглашает Неда присесть, посмеиваясь.       — Фиолетовый камень и заклинание? — он пожимает плечами, — думаю, они скоро вернутся и соизволят поделиться подробностями.       Лицо, которое делает Нед, говорит красноречивее слов, но он лишь кивает с самым невозмутимым видом:       — Ну, разумеется, — и Питер не может отделаться от чувства, что не договаривает его друг.       Он нервно подергивает ногой, упираясь сводом ступни в перекладину стула, пытаясь проявить терпение и не оказывать давления, пока тот ищет подходящие слова.       Эгоизм сейчас ни к чему, учитывая, что Питер, покинув это место, вновь увидит дорогих ему людей. Неду же придется вернутся к жизни, где его больше нет.       Но, быть может, Питер всё же оставит ему кое-что на память — воспоминание о моменте, когда он слушал, в котором он позволил Неду попрощаться так, как ему это было необходимо и как не вышло с его собственным Питером Паркером.       Нед Лидс, однако, как и всегда, полон сюрпризов.       — Только не сердись, — умоляюще смотрит он на Питера, но не без толики отчаянной решимости, перед лицом которой Питер чуть отступает назад.       — Хорошо, — тут же кивает он, крепче сжимая свою кружку.       Нед делает глубокий вдох.       — Я с ЭмДжей разговаривал, — наконец признаётся он, и Питер с грохотом опускает кружку на стол, очевидно, в попытке не дать керамике растрескаться у него в руках.       — Ты…       — Я рассказал ей о том, что происходит, — продолжает Нед, — о тебе.       Это была долгая неделя, долгая ночь, которая перетекла нестерпимо долгое утро.       Долгая, затянувшаяся слишком во всей её очевидной быстротечности жизнь.       Питер чувствует, как стремительно кружится его голова — как волчок, подвешенный на тонкую нить, и часть его жаждет отчаянно сию же секунду выпалить миллион вопросов, ответы на которые он пока не получил. Часть — сбежать, поджав хвост (уж в этом-то он мастер), а часть просто хочет вернуться уже домой — искренне, по-настоящему. Знакомое желание. Так в детстве было, когда он, не осознавая происходящего, вдруг ощутил, что каникулы в доме его тёти и дяди как-то подзатянулись. И теперь он уверен в принятом решении наверняка — впервые за прошедшую неделю.       — Что она сказала? — Питеру чудом удается не сорваться и задать один лишь этот вопрос, и это превосходит даже его собственные от себя ожидания.       — Ну, — Нед лезет в задний карман и вытаскивает бумажник, — вообще-то она… вот.       Нед выуживает сложенный полдюжины раз листок бумаги и протягивает его Питеру, который принимает его со всей возможной осторожностью. Бумага весит больше обычного (и дело тут далеко не в сакральном значении происходящего). Такая бумага бывает обычно в альбомах для рисования, и уголки губ Питера невольно подрагивают.       — Я не читал, — коротко сообщает ему Нед, когда Питер понимает, что таращится на лист слишком долго, — но тебе, думаю, стоит.       Питер позволяет своему взгляду вернуться к записке, в последний раз проводит по ней большими пальцами, а затем распрямляет её, обнаруживая три кратких предложения, написанных карандашом таким родным и знакомым до боли почерком.       «Я тут узнала, что там, откуда ты к нам заявился, мы, вроде как, парочка.       Знаю, Нед сказал тебе, что здесь у нас с тобой не срослось по-настоящему. Но я рада, что она приняла верные решения.       Не облажайся, Паркер».       Крохотное «ЭмДжей» в уголке. Рядом маска Человека-Паука в форме сердечка. И Питер, который сжимает и разжимает пальцы, едва удерживаясь от нервного смешка.       «Не облажайся», — сказала ему ЭмДжей. Перечитывая эту фразу снова и снова, Питер слышит её голос сквозь миры и пространство.       — Эй, Нед, — он старается придать лицу невозмутимое выражение, прежде чем поднять голову снова, — ручки не найдётся?       Нед, такой, как и всегда, понимающий, тут же вытаскивает из кармана ручку, будто заранее этого ожидал, и протягивает её Питеру через стол.       Питер кладёт листок перед собой, щелкает ручкой несколько раз и думает обо всём, что хотел бы сказать ЭмДжей. Этой ЭмДжей, а не его бывшей девушке. Между ними нет и не будет знака «равно», и стоит принимать сей факт во внимание, как бы трудно ему ни было проводить между ними черту.       А затем, наконец, Питер слышит голос Пеппер в своей голове и думает о том, что именно нужно услышать этой местной Мишель Джонс. Потому что дело далеко не в нём самом.       «Не облажаюсь, если и ты будешь держаться молодцом.       Встряхни этот мир, Джонс.       Он бы чертовски тобой гордился. Я тобой горжусь».       Закорючку «Питер» под его коротким посланием едва можно разобрать, но он полагает, что ЭмДжей без труда уловит суть.       — Мистер Паркер, — вклинивается Пятница, когда Нед кладет записку обратно в задний карман брюк, и Питер глубоко вздыхает, зная, что будет дальше, — босс хотел, чтобы я сообщила вам о его возвращении.       — Это была моя реплика, — без энтузиазма улыбается Нед, поднимаясь с места.       — Ты не желаешь остаться на шоу? — предлагает Питер, полный надежды и эгоистичный в своем желании удержать Неда возле себя чуть подольше. Но тот лишь сочувственно качает головой.       — Мне, пожалуй, пора… — он прочищает горло, — думаю, мне лучше уйти. Ты не возражаешь?       То, как Питер обнимает его при этом, то, как он говорит «конечно», то, как активно он пытается запечатлеть момент в своей памяти и памяти Неда — искренне и до дрожи отчаянно, и Питер надеется, что выходит оно за пределы времени, пространства и реальности.       Прощаться — трудно, невозможно, невыносимо, но это всё же лучше, чем не попрощаться вовсе.       — Что ж, — со смехом фыркает Нед, отступая назад, и кладет руки Питеру на плечи, удерживая его на месте ещё несколько мгновений, — мне пора.       — Хорошо, — кивает Питер, — просто, м-м-м… я знаю, что не могу говорить за него, но… — он прерывает себя, резко выдыхая и утыкаясь взглядом в носки своих кроссовок, — но я могу говорить за себя, понимаешь? И я просто… безумно за тебя счастлив, чувак.       Нед гримасничает — ядрёная смесь изумления и благодарности, помноженная на толику застенчивости.       — Я серьёзно, — настаивает Питер с широкой улыбкой на лице, хватая Неда за запястья, что всё ещё удерживают его за плечи, — ты, Нед Лидс — лучший навигатор, которого только можно себе представить.       Нед снова утягивает его в объятия, и Питер думает, что это он так намеревается спрятать своё лицо. Но какая, к чёрту, разница?       — Спасибо, — произносит Нед. Отстраняется, пятясь к лифту, — спасибо, и, знаешь… оторвись по полной, хорошо?       — Уж постараюсь, — Питер остаётся на месте, улыбаясь, смаргивая непрошенные слёзы, и наблюдает, как Нед вторит ему тем же, нажимая кнопку лифта. Сдержать это обещание будет ой как непросто, но он хочет попробовать, и это уже о чём-то да говорит.       — Хорошо, хорошо, — кивает Нед, — просто замечательно.       — Я люблю тебя, приятель, — говорит ему Питер, шагая через раздвижные двери.       Нед давится чем-то — вероятно, своим горем — и бросает напоследок:       — Я тоже люблю тебя, Питер.       Он машет ему рукой, пока двери лифта закрываются, и смотрит, как Нед прижимает руку к груди и быстро кивает, исчезая окончательно из поля его зрения.       ***       Нед Лидс все эти годы был весомой частью его жизни.       Питер не даёт себе слова, что никогда больше его не подведёт — видит бог, это абсолютно невозможно. Но он обещает себе благодарить его почаще.       ***       Едва ли удастся собрать это ощущение в кулак и положить его в карман, прежде чем Тони завернёт за угол и с любопытством на него посмотрит, единственным образом дав понять, что Питер выглядит по-другому. Конечно же, он выглядит помятым, и им обоим прекрасно это известно, но в этот конкретный момент вовсе не обязательно исследовать всю совокупность причин.       Тони замирает на расстоянии пары метров от него, прежде чем подойти ближе и деланно-небрежно сунуть руки в карманы.       — Стрэндж уже разводит свой колхоз на лужайке, — сообщает он, откашливаясь, будто пытается проглотить засевший в горле ком, — похоже, есть шанс, что его бурная деятельность оставит… некоторые следы. На всякий случай захвачу с собой огнетушитель.       — Да, это имеет смысл, — кивает Питер, стараясь говорить так же ровно, как и Тони. Пытаясь вести себя обычно, насколько это вообще объективно возможно в их ситуации.       Только вот не было у таких, как Тони и Питер, возможности пожить обычной жизнью, как бы ни силились они придать своему существованию этот оттенок. Некоторым желаниям сбыться попросту не суждено.       Получить бы больше времени, для начала. Времени, чтобы поставить это безумство на паузу, поговорить с родными по душам, времени, чтобы жить, любить, забывать и вечно помнить.       Время, как ни крути, всегда было самым страшным злодеем их невероятной, непостижимой истории.       Потому Питер смеётся, с виду неловко и неуместно, и чувствует, как сердце от боли сжимает в тиски. Что ж, сердце другого Питера Паркера болеть уже не в состоянии.       — Что такое? — в шутку хмурится Тони, глядя как Питера вдруг сгибает пополам приступ безудержного смеха.       — Ничего, — выдыхает он из последних сил, — ничего, просто… Господи…       — Ага, — ухмыляется Тони.       — Это безумие, что я не готов? — Питер без тени веселья качает головой, — всю… всю неделю умолял Вселенную о возвращении, а теперь… трясусь, как осиновый лист.       — Я знаю, — тихо произносит Тони, — но таково уж наше супергеройское кредо, малыш.       Многое в этой фразе остаётся «за кадром», невысказанное и тянущее на дно грузом прошлого и страхом перед грядущим. Слишком сломаны они и побиты этой жизнью. И слишком велик соблазн уступить неумолимому течению времени.       — Ага, — немного приходит в себя Питер и пытается расправить напряжённые плечи, — простите… ну, за то, что я заявился вот так и поднял всех на уши.       — На пенсии довольно скучно, — разводит руками Тони, — я не то чтобы против постоять время от времени на ушах.       — Что ж, в таком случае, не благодарите, — неуверенно улыбается Питер.       Тони скрещивает руки на груди, и Питер видит, как показное веселье его переходит в задумчивость человека, что раз за разом прокручивает мысль в голове, не решаясь её озвучить.       — Знаю, что не имею права ни о чём таком тебя просить… — начинает наконец он.       Питер пожимает плечами.       — Всё равно просите.       Тони намеренно перехватывает его взгляд.       — Позаботишься о них?       Звучит это умоляюще, но без тоски, а с оттенком надежды, трогательно даже как-то, если этим словом и можно описать ту небывалую деликатность, которую этот Тони Старк приобрёл с годами и временем.       — Да, — обещает Питер, — я попробую.       Важное, в его ситуации, уточнение.       Он думает просить того же у Тони, но что-то подсказывает ему, что нет в этом особой необходимости. С Мэй всё будет хорошо вне зависимости от вмешательства в её жизнь Тони Старка — в конце концов, она здесь не одинока. А Нед с ЭмДжей есть друг у друга, что уже немало в это непростое время.       — Доктор Стрэндж просит вас выйти на южную лужайку, босс, — произносит Пятница, прежде чем Тони успевает сделать нечто большее, чем бросить на Питера полный благодарности взгляд.       — Спасибо, дорогая, — говорит он, не сводя с Питера глаз, будто бы запечатлевая его в памяти.       — Думаю, мне пора, — откашливается он.       Тони делает глубокий вдох и резко выдыхает.       — Пора.       ***       Стрэндж уже ожидает их на полянке, и, помнится, в их последнюю свою встречу они, опалённые битвой и взрывами, ровно так же стояли друг возле друга, вслушиваясь краем уха в птичьи перезвоны и — краем сознания в отголоски нового мира, что грядёт.       Питер как можно внимательнее впитывает объяснение Стрэнджем предстоящего процесса, против воли бросая взгляд на такую сочную и девственно-зелёную траву без малейшего присутствия щебня, всполохов огня и смерти.       Пеппер присоединяется к ним на лужайке и быстро его обнимает. Питер вздрагивает от этого ощущения, но тут же подаётся вперёд, вопреки всему. Давненько его не обнимали вот так, по несколько раз за один-единственный день.       И это, пожалуй, всецело его собственная вина.       — Я благодарна за то, что встретила тебя, — говорит Пеппер серьёзно, поколебавшись с мгновение.       — Я тоже, — тихо отзывается он, признательный не меньше, что смог увидеть, как живёт она этой версией своей жизни, в окружении семьи и друзей. Питер позволяет ей сжать его руку на прощанье и поворачивает голову в сторону Тони.       Он думает о том, как поражён был тот, когда лицом к лицу увидал его тогда, у озера. Он вспоминает, как задыхался от отчаяния часами позже от того, на что повлиять был не в состоянии.       Давным-давно жил на свете мальчик, который жаждал этого шанса как обезумевший путник в пустыне, как днями и ночами грезил он о невозможном и страдал. Питер делает всё, что в его силах, чтобы выпустить этого ребёнка из клетки, что сам же он и возвёл вокруг себя, и позволить ему на мгновенье насладиться моментом.       Тони склоняет голову в безмолвном вопросе, но Питер выдерживает его взгляд — от начала до конца.       А следом делает резкий шаг вперёд, чтобы обнять Тони, уронить чуть подрагивающий подбородок ему на плечо и сжать — крепко-крепко, неистово, почти до хруста повидавших всякое костей. Всего на мгновение, в душераздирающе безысходной попытке восполнить потраченные впустую дни, израсходованные впустую годы — время, которое всегда бежит и утекает сквозь пальцы.       Он обнимает его в последний раз, и Тони стискивает его с пылом не меньшим, потому что это финальный аккорд, и больше ничего никогда уже не будет.       — Ты много хорошего сделаешь, — говорит Тони, одной рукой обхватывая Питера за плечи, — я это точно знаю.       — Вы тоже, — на автомате отзывается Питера, как будто он не будет повторять эти слова в своей голове долгие годы, — им с вами безумно повезло.       Тони утробно хмыкает, и это тот звук, который нельзя воспроизвести словами, но Питер, тем не менее, абсолютно с ним согласен. Потому что посреди всего этого кошмара они получили такой удивительный шанс, и Питеру потребовалась целая чёртова неделя, чтобы хоть на мгновение приструнить орду своих демонов, но пусть и так, когда сделанного уже не воротишь, он вздыхает полной грудью, отстраняясь наконец от Тони и с резким фырканьем отступая в пространство, которое Стрэндж обозначил своей рабочей зоной.       Питер наблюдает, как Пеппер приобнимает Тони за талию, а он в ответ кладет руку ей на плечи, и сердце его разрывается снова и снова на тысячи кусков.       Мальчик, что мечтал получить этот неслыханный шанс, заливается слезами, но глаза Питера сухи как никогда.       — Готов? — спрашивает Стрэндж, изучающе изгибая бровь.       Он не готов. Он никогда не был на это готов и никогда не будет.       Но он кивает головой, коротко и однозначно.       — Давайте это сделаем, — говорит он, стараясь подавить в голосе подступающую дрожь, и Стрэндж понимающе кивает в ответ, передавая Питеру камень.       Он такой же, как и был неделей ранее — фиолетовый и потусторонний, и Питер не может найти в себе силы поиронизировать над событиями прошедшей недели.       Он сжимает камешек между подушечками пальцев и даже не пытается обработать в сознании мудрёное заклинание, которое Стрэндж запевает мгновение спустя.       — Увидимся позже, мистер Старк, — ухмыляется он, пытаясь приободриться и — что самое главное — придать уверенности всем остальным.       — Увидимся, Паучок, — салютует Тони ему в ответ.       Питер не отводит от него взгляда, смотрит, как тот прикрывает рот рукой, как скорбит по кому-то другому — и по нему самому единовременно.       Первым покидает его возможность слушать, потому что жутковатые декламации Стрэнджа медленно превращаются в белый шум.       После этого приходит ослепляющее белое свечение, что заполняет его зрение и пеленой застилает мир, который увидеть ему больше не суждено, но который навеки займёт почётное место в глубинах его души.       Следом появляется боль, ослепляющая и вновь разрывающая его на части, на частицы и атомы. Знакомое чувство.       А потом всё подходит к концу и становится ничем.       Ничем, что простирается на мили, на световые годы, на эоны во всех несуществующих направлениях.       И в следующий краткий миг ничто становится всем и сразу.       ***       В новый день, в старом мире и в том же потрёпанном теле Питер Паркер просыпается со вздохом на устах.