***
Тони очень нравился Роуди. Роуди был до странного простым и понимающим, всепрощающим даже, и Тони нужно было это – чтобы его действительно, взаправду принимали. Джеймс был лучшим, нет, он был единственным другом Тони. Поэтому Тони никогда бы не рассказал ему о том, о чём не стыдился рассказывать остальным. Он ни за что не признался бы в совращении сестры Наташи, не признался бы в убийстве своего отца и дяди, не признался бы в своих намерениях относительно Питера. Роуди и так замечал последнее, но слишком верил в лучшее в Тони. — Мальчик славный, — неловко проговорил Джеймс, улыбаясь ему так грустно, что будь у Тони совесть, настоящая человеческая совесть, Тони бы постыдился. Конечно Роуди замечал всё. «У меня есть вкус» — подумал вместо этого Тони. — Ты действительно неплохо справляешься, — продолжил Роуди, похлопав Тони по руке ободряюще, — из тебя на удивление хороший отец. Тони с трудом подавил желание возразить, расправил плечи, переминувшись, и благодарно улыбнулся: — Я стараюсь. Роуди, пробежавшись по его лицу задумчивым взглядом, кивнул, поднеся ко рту бокал виски. Тони не был хорошим отцом. Он не очень много знал о них, но хорошие отцы вряд ли хотят трахнуть своих, пусть и усыновлённых, сыновей. Так же Тони не был особенно образцовым другом. Но зато он был прирождённым бизнесменом. Он был находчивым, решительным, совсем не боялся трудностей и, что самое главное, являлся умелым манипулятором. Иначе никак, если тебя все вокруг хотят наебать. Тони нисколько не сомневался в том, что его окружали злобные пираньи, готовые вцепиться ему в глотку, и не доверял никому. Держал близко. Использовал. Запугивал. Но не давал никакой власти над собой. Поэтому для него было настоящим шоком застать Пима, этого ублюдского слизняка, за приставаниями к Питеру. К его Питеру. К Питеру, которого Тони взял для себя, которого Тони спас, в которого Тони вложился и продолжал вкладываться безустанно. Для чего? Чтобы какой-то грёбаный мудозвон вроде Хэнка мог к нему прикасаться? Блять, даже Тони не позволял себе подобного, он не дотрагивался до Питера так откровенно, он давал Питеру иллюзию неприкосновенности, чувство безопасности и… Питер сидел там так спокойно. — С годами ты начнёшь ценить юность, — прохрипел мерзко Пим, гладя Питера по волосам, пока вторая рука так и покоилась на мальчишеском бедре, — особенно чужую. И это была правда. Тони так ненавидел его сейчас. Он ненавидел их обоих. Хэнка за то, что он себе позволял, Питера – за то, что он позволял Хэнку. Он смотрел на них, как сквозь толщу воды слушая оправдания Пеппер по телефону, и не мог не думать – так они с Питером и выглядели бы со стороны? Старик в последнем приступе молодости и прекрасный юноша в самом расцвете? Тони был таким же, как и Пим, если мыслил теми же категориями, что и он? Если он наслаждался юностью Питера, его незрелой непосредственностью, его наивностью, его ангельской красотой? Это делало его плохим человеком? Тони ведь любил Питера. Это не было похоже на похоть, которая читалась в действиях Хэнка, это была чистая любовь, невинная, настоящая. Тони никогда не любил прежде, но он знал, что любит сейчас. Он имел полное право на Питера. — Ты очарователен, — пропел Хэнк почти истерично, так, словно сейчас расплачется и кончит в штаны, и Тони ощутил приступ тошноты. Он не был таким. У них не было ничего, блять, общего. Пим зарылся ладонью в кудри на затылке Питера, и Питер, зажатый в самом углу дивана, ничего не сделал. Не сделал ровным счётом ни черта, чтобы остановить это. Не поднял голоса. Не убрал загребущие лапы чужого мужчины со своего тела. Он просто оставался на месте, ожидая, когда Тони спасёт его. В этом была проблема Питера. Питер совершенно не был приспособлен к жизни со своим багажом негативного опыта и психологических травм, но он был очаровательно беспомощным. Хотя сейчас Тони это не умиляло, а злило. И он ещё хотел какой-то грёбаной эмансипации? Питер не прошёл бы естественный отбор. Если бы Тони не забрал его себе, Питера бы изнасиловал какой-то урод из приюта и спрятал бы его труп. Однако Тони забрал его. Тони присвоил его. И если кто-то сомневался в этом, Тони был готов это обсудить. Но, как оказалось на практике, обсуждению это не подлежало. Тони буквально кипел от ярости, его тело подрагивало, руки сжимались в кулаки сами по себе, когда он наконец оказался с Пимом один на один. Он вложил в первый же удар столько силы, что, словно в замедленной съёмке, мог наблюдать, как изо рта Хэнка вылетела вставная челюсть. Не дав ему опомниться, Тони приблизился, схватив его, распластавшегося на земле, за воротник, и ударил снова. И снова, и снова, пока Пим не утонул в крови, текущей из сломанного носа, рассечённых скул и разбитых губ. Пим рыдал, захлебывался, выл, как собака, не в силах связать слоги в слова, но Тони не чувствовал себя лучше. Он не чувствовал себя героем, победившим врага, не ощущал триумфа, как когда наказывал других плохих ребят. Тони был исключительно зол. Он оставил Хэнка на крыльце, позволив тому поползти к воротам, а сам вернулся в дом. Тони был зол, потому что Питер неизвестно сколько времени позволял чужому мужчине себя касаться, неизвестно что слушал, ожидая спасения, как грёбаная принцесса в башне. Тони был готов защищать его, но если Питера устраивали домогательства, то, может, он был обычным распущенным ублюдком? Питер, терпеливо ожидавший на диване его возвращения, казался испуганным. Наверняка слышал каждый крик Пима из-за открытого настежь окна. Питер выглядел так, словно увидел самого Дьявола, и Тони не собирался разубеждать его. Может, это было подходящее время заявить свои права. Может, Тони слишком долго тянул. — Хэнку пришлось уйти, — Тони терпеливо ждал реакции, наполняя рокс шотландским скотчем. Только алкоголь мог сейчас хотя бы немного успокоить его, — он не успел с тобой попрощаться, — добавил он, опустившись рядом, и притянул Питера к себе, нарочито грубо, собственнически. Хэнк ушёл, и Тони хотел знать, что об этом думал Питер. Был ли Питер расстроен? Быть может, Питеру нравился Хэнк и нравились его приставания. Тони знал, что Питер изучал работы Пима, и они впечатлили его, так что, если… Что, если его непорочный ангел самая обычная малолетняя блядь? Кто знает, что он делал здесь, кто знает, чем он спровоцировал эту… — Хорошо, — совершенно ровно, сладко произнёс Питер, и Тони тут же сдался. К собственной досаде, он не мог по-настоящему злиться в такие моменты. Не тогда, когда сходил с ума от голоса Питера, его покорного тона, от тепла его податливого тела. Как Питер мог кого-либо провоцировать? Как кто-то мог так сильно расстраивать Питера, если его хотелось лишь беречь, лишь лелеять и ласкать? Тони притянул его ближе, и Питер безропотно опустил свою кудрявую голову на его грудь, так, что Тони почувствовал запах его медового шампуня. Хорошо. Если Питеру хорошо, то и Тони хорошо, в этом не могло быть никаких сомнений. Главное, чтобы они оставались вместе. — Хочешь посмотреть фильм, Питти? — вкрадчиво спросил Тони, ласково поглаживая того по спине, — Что-нибудь от Бёртона? — Пятница тут же включила телевизор, демонстрируя подборку лучших фильмов режиссёра. — Конечно, — согласился тут же Питер, немного нервно, и Тони с трудом сдержал порыв зацеловать его. Питер был его родственной душой. Тони ни капли не сомневался в этом.***
Тони не был хорош в подарках, но ему определённо нравилось дарить их, нравилось чувствовать чужую благодарность и видеть радостные улыбки на довольных лицах. Он не дарил подарки часто. Говоря откровенно, ему просто было некому их дарить. Он знал Пеппер давно, работал с ней, иногда даже спал, когда им обоим этого хотелось, но не был заинтересован ей и её чувствами. Пеппер была красива, хотя, как и все женщины, имела склонность раздражать его: цоканьем каблуков, бесконечным жужжанием на ухо, истеричностью. В противовес этому, она была впечатляюще умна. Да, не умнее чем он, и всё-таки, он не мог отрицать этого. Тони подарил ей ожерелье от Тиффани, когда они прогуливались на углу Пятой авеню, потому что заметил, что то ей приглянулось – из розового золота, с большим круглым ониксом. Оно отлично смотрелось на изящной, длинной шее Пеппер, и Пеп прямо таки светилась от счастья, когда Тони помог ей застегнуть то. Но дарить подарки Питеру было гораздо приятнее. Речь не о том чёртовом гиперкаре, а о продуманных подарках. Он подарил ему игровую приставку последней модели, квадрокоптер, домашний планетарий. Питер был в восторге, пусть и, по сути, не пользовался этими вещами – он хотел их. Тони будто бы чувствовал заряды электрического шока, когда Питер улыбался, обнажая свои зубы и, вместе с теми, безупречные ямочки на щеках. Он был так влюблён, и Питер был таким особенным для него. Поэтому Тони был удивлён, когда не увидел никакой грёбаной реакции на свой очередной подарок. Питер выдавил из себя вежливую, хилую улыбку, когда Тони презентовал ему роскошные, золотые часы от Картье, и нехотя позволил надеть те на своё запястье. Тони не оставлял надежды увидеть его искреннюю благодарность, стоя на коленях перед ним, сидящим скованно на диване. — Я забронировал для нас ресторан, — начал Тони вкрадчиво. — Столик в ресторане? — не понял Питер, очаровательно вскинув тонкие брови. Тони никогда не привыкнет к его простоте. — Нет, — рассмеялся Тони, — через полчаса «Eleven Madison Park» ждёт нас. — И можно не натягивать капюшон поверх кепки, сидя в солнечных очках? — улыбнулся Питер робко, и сердце Тони затрепетало. — Мне следовало начать делать так раньше, верно? — он легко потрепал коленку мальчика, поднявшись с пола, — Но тогда не было бы так весело. Питер снова улыбнулся, глядя на него уже снизу вверх, и Тони с облегчением вспомнил, что в домашнем халате его стояк не был заметен. То, с каким святым видом Питер смотрел на него, находясь на уровне мужского паха, было слишком сексуально. Что, если бы Тони просто взял и достал свой член? Питер наверняка был бы растерян и… …и Тони хотелось бы верить, что возбуждён. — Мне нужно будет переодеться, — пробормотал неловко Питер, поднявшись и развеяв фантазии мужчины, — и вам тоже, наверное. — Верно, — кивнул Тони, с сожалением глядя ему вслед. Если бы он только рискнул. Почему он не мог рискнуть? — Мистер Старк, — позвал тихо Питер, остановившись у самой двери. — Да? — вскинулся тут же он, раздражённый собственным бессилием. Благо, его голос не сорвался, не дрогнул, не было слышно ни малейшего намёка на злобу. — Спасибо, — вдруг прощебетал Питер, тепло и нежно, глядя на безделушку, — за часы. «Моя любовь, — благоговел мысленно Тони, рассматривая того внимательно, — моё сокровище» — Всё лучшее для моего мальчика, — усмехнулся старательно кротко он, и сам поспешил покинуть гостиную. Выйдя, Тони наконец перевёл дыхание. Питер был таким искренним и чистым, таким замечательным. Тони так повезло с ним, никто в мире не мог быть счастливее Тони, ведь у него был Питер. Он бы ни за что не стал рисковать их отношениями так глупо! «Спасибо» — вспоминал с улыбкой Тони, уже расхаживая по гардеробной в поисках подходящего костюма. Все эти маленькие «спасибо» от Питера, от его ангела, пробуждали в нём нечто новое, хорошее, светлое. Да, у Тони могли быть проблемы с головой, да, Тони мог быть дьяволом во плоти, но… Питер был его лекарством, его спасением. Им суждено быть вместе.***
Питер часто выглядел порнографично. Тони не сексуализировал его, ни в коем случае, что вы. Тони был бы рад, если бы Питер выглядел иначе, как-то спокойнее, тускнее, не так вызывающе, понимаете? Особенно хорошо Тони запомнилась их недавняя утренняя зарядка – Питер будто бы стал красивее, чем обычно, поэтому мужчина позволил себе лишнего и ненавязчиво, но уверенно провёл ладонью по его ягодицам, помогая Питеру размять ноги. Он придерживал его за бедро, ведя рукой всё выше и выше, чувствуя, как Питер дрожит под ним, и мечтал. Мечтал схватить Питера, стянуть с него эту ненужную одежду и овладеть им. Когда тот не выдержал, отскочив в сторону с выражением истинного ужаса на лице, Тони только удивлённо вскинул брови, отступив, и виновато произнёс: — Я просто пытался помочь. Ты испугался? — и мягко, коротко улыбнулся. «Ну же, Питер, не разочаровывай меня» — Нет, — солгал пристыжённо Питер, продолжая отдаляться, — нет, — и не посмел уйти, пока Тони не разрешил ему. Но это не всё. Когда Питер наклонялся за чем-то или наоборот подтягивался, например, на кухне, до верхней полки, пытаясь что-то достать, его бесформенные домашние штаны аппетитно обтягивали его славную миниатюрную задницу. То, как Питер пялился бездумно прямо Тони в глаза, снизу вверх, с этой туповатой скромной улыбкой святого мученика, или то, как медленно он раздевался, собираясь залезть в бассейн, думая, что Тони не наблюдает… Это было изнурительно. — Вижу, ты очень занят, — улыбнулся Тони расслабленно, отмечая, что Питер мгновенно напрягся, больше не забавляясь пальцами ног с ковром. Весьма незатейливое развлечение, но Тони не брался судить – ему это казалось до неприличия милым. Питер снова сидел на кровати, в коротких – Тони выбирал с умом – шёлковых шортиках, которые идеально подчёркивали его стройные ноги, и смотрел на Тони. Его яркие настороженные глаза были широко распахнуты, а аккуратный прелестный рот – чуть приоткрыт. «До чего же очаровательно» — подумал Тони, пьяный от вожделения и портвейна. Выпил совсем немного, для смелости, чтобы… Тони поглубже нырнул рукой в широкий карман, грубовато погладив свой член. Волна запретного, грязного удовольствия прокатилась по его телу. Было что-то будоражащее в мысли о том, что будет, если Питер поймёт, что он делает. И сможет ли Питер набраться смелости, чтобы сказать что-либо против. Тони сильно сомневался в этом. Питер, ничего не понимающий, торопливо облизнулся, его юркий розовый язык промелькнул всего на мгновение, тут же привлекая внимание Тони, заставляя повторить движение, а затем мальчик заговорил: — Я как раз собирался… — Тони наблюдал за тем, как эти манящие губы двигаются, одновременно стараясь следить за тем, что они говорят, — позвонить своему другу. У Питера не было друзей. Это Тони в нём и нравилось, единственным другом Питера был сам Тони, иначе бы… Иначе бы Питеру приходилось бегать на встречи со своими друзьями или хотя бы говорить с ними по телефону, но Тони не заметил подобного за всё время, что они жили вместе. У Питера не было друзей. Тони нравилось это. — Другу? — выдавил Тони сухо, и поспешил запереть за собой дверь. Мало ли, вдруг Карен могла услышать то, что не должна. — Да, — улыбнулся Питер, и Тони сдержал импульс, побуждающий отвесить мальчишке пощечину, — его зовут Нед. Нед. Нед. Имя для какого-то неотёсанного деревенщины, какого-то узколобого сопляка, убогого клоуна. Тони не мог представить себе конкурента с именем Нед. — …он хороший, — увлечённо проговорил Питер с той же тупой улыбкой, — он мой лучший друг. Тони так хотел ударить его сейчас. Хорошенько вдарить ему по лицу, чтобы мозги Питера встали на место, чтобы он начал подбирать чёртовы слова лучше, не унижая Тони. Он ведь унижал Тони прямо сейчас, ставя заслуги какого-то Неда выше заслуг Тони. Питер совсем не учился на ошибках. — Он очень помогал мне! — С чем же? — огрызнулся Тони. Конечно, это не имело смысла, ведь Неда не было в том кабинете, не было в зале суда и, с вероятностью в сто процентов, Неда не было и дома у Питера. Нед не защищал Питера, не спасал его. Это был только Тони. — С уроками, — проблеял Питер боязливо, не решаясь опустить взгляд. — А когда у тебя были настоящие проблемы, Нед вдруг пропал? — не удержался Тони, язвительно усмехнувшись, — Почему-то я не слышал об этом друге раньше. Питер выводил его из себя так сильно, что иногда казалось, что дать ему затрещину действительно единственный выход. Тони не мог выпустить пар ни сексуально, ни физически, и это так сильно бесило его. Он снова сжал свой член в ладони. Разумеется, Питер стал оправдываться, заикаясь в трусливой дрожи, даже вспомнил Мэй, эту чокнутую суку-сутенёрку, и Квентина, которого никак не мог возненавидеть. Тони не понимал его особенного отношения к своему мучителю, не понимал, почему Питер продолжает называть того дядей. «Питер травмированный ребёнок. Можешь снова меня ударить, — развёл руками Брюс, — но ему нужна настоящая помощь, профессиональная…» Чушь. Питеру было шестнадцать, он был уже большим мальчиком, достаточно взрослым для того, чтобы понимать, что к чему. Пусть он и играл с ковром только что, думая, что никто его не видит, пусть он радовался той игрушечной железной дороге с дымящимся поездом, и световому мечу, и коллекции фигурок DC. Питер достаточно взрослый. Никакой он не ребёнок. Тони так сильно хотел взять его за волосы и натянуть этот чудесный, сладкий рот на свой член, без слов, без предварительных ласк. Он заметил, как Питер уставился на его руку в кармане, и нарочно двинул той пару раз, приласкав себя. Питер округлил глаза в удивлении, но продолжил задумчиво смотреть, будто бы теряясь в догадках, что же было в этом огромном кармане. Питер иногда действительно напрашивался, умолял о том, чтобы с ним сделали что-то грязное. Тони отвлёк его от наблюдения, приподняв его лицо за подбородок, и вновь погладил себя. — Звони Неду, — почти приказал он, и Питер вздрогнул, замерев в нерешительности. Но в итоге, конечно же сделал так, как ему сказали. Тони мог использовать эту власть иначе, но, к собственному разочарованию, он слишком сильно любил Питера. Нед не был чем-то особенным. Тони успокоился почти сразу, стоило ему увидеть эту неповоротливую, грузную тушу. Проще говоря, Нед увалень. Безобидный, не представляющий угрозы, увалень. Тем лучше для всех – Питер и не подумает об измене, а Тони не нужно волноваться на его счёт. — На связи жизнеспособная модель Тони Старка, — расцвёл Тони, притянув Питера ближе к себе, и, когда Нед зашёлся в фанатских визгах, его настроение стало ещё лучше. Никакой чёртовой угрозы для них с Питером. Тони познакомился с Недом и, чем больше тот говорил, тем спокойнее ему становилось. Нед души не чаял в Тони Старке – гениальном филантропе, и это влияние было бы Питеру точно на пользу. Потому что Тони стал замечать кое-что. Питеру внезапно стали неприятны его касания, он чувствовал себя некомфортно рядом с Тони, зажимался, избегал контакта, и Тони мучительно хотелось его ударить. Питер красивый юноша. Невероятно красивый, соблазнительный, изящный – у Тони разве что не текли слюни от вожделения. Он был достаточно зрел, чтобы сдерживать себя, но это Ад на земле – смотреть и не сметь прикасаться. Так что вскоре Тони стал распускать руки. Задерживал ладонь на его талии, пояснице, плече, приобнимал в любой удобный момент, позволял себе неоднозначные прикосновения к мальчишескому лицу. И, к величайшему сожалению, видел, что Питеру это было противно. И это было несправедливо. Питер был его собственностью, Тони имел все права на него, а тот… брезговал им? Считал себя слишком хорошим? Слишком красивым? — Малыш, всё хорошо? — Тони сжал свою руку на его плече, потирая то ладонью, и Питер раздражённо сбросил ту, дёрнувшись. — Было бы здорово привести сюда Неда, — пробубнил он нехотя. «Неблагодарная дрянь, — взвыл мысленно Старк, — да ты бы оказался на улице, ты бы умер без меня!» Тони с тяжёлым хлопком опустил свою ладонь на то же самое плечо, силой прижимая Питера к себе, вырывая из груди юноши испуганный вздох. Питер не имел никакого права отказывать ему, он не мог отвергать его. Питер был грёбаной серой мышью, никто в здравом уме не обратил бы на него внимание, кроме таких конченых маньяков, как Бэк. Питеру просто повезло, что Тони нашёл его привлекательным в тот день, в любой другой – Тони мог пройти мимо и не заметить Питера. У Тони был огромный выбор, он менял партнёров по щелчку, он получал, кого только можно, и никто не был против, а Питер, это невзрачное, унылое, блеклое нечто… Не хотел его прикосновений. После всего, что Тони сделал, после всего, что Тони вложил в него, Питер пытался отказывать ему даже в такой невинной ласке. Как он смел? Торопливо распрощавшись с Недом, Тони обратился к Питеру, наклонившись вплотную, так, чтобы запросто читать животную панику в глазах напротив. Тони скосил взгляд на экран и заметил – Нед увлечённо рылся в ящиках своего стола, не глядя на них. Идеально. — Добрых снов, Пит, — прошептал Тони, приближаясь, думая только о его манящих карамельных губах. И эти губы, премилые чувственные лепестки, разомкнулись, чтобы ответить: — Добрых снов, папа. Иногда Питер был премерзкой тварью, которую хотелось душить голыми руками, душить, пока он не посинеет, мучаясь от приступа асфиксии. Но Тони любил его. Он удерживал импульс.***
Питер был таким красивым, когда спал – молчаливый и спокойный. Как самый прекрасный из всех ангелов, посланный Тони в качестве дара за все пережитые им разочарования. Питер лежал на огромной кровати, заправленной белоснежными простынями, и Тони не мог оторвать от него взгляда: эти каштановые кудри на мягкой подушке, худенькая – в меру, потому что Тони хорошо заботился о питании Питера, – правая рука поверх одеяла. Его безмятежное румяное лицо, усыпанное веснушками, совершенно гладкое, не знающее морщин. Тони был так сильно, глубоко влюблён. Он хотел вернуть расположение Питера, хотел, чтобы тот снова взглянул на него с той же надеждой, с той же нежностью, с которыми смотрел на него раньше. Хотел видеть своё отражение, внезапно хорошее, идеальное, в его глазах. Питер вдруг проснулся, встрепенувшись, как пугливый птенец, и уставился на него в страхе. Тони, возможно, переборщил вчера с физическим контактом, но ему до боли хотелось касаться Питера, чувствовать его, целовать. Он никогда даже не целовал его. — У меня для тебя подарок, — успокоил его Тони, когда Питер, отшатнувшись, напрягся. Питер с подозрением взглянул на футляр в мужской руке, а затем, поправив на себе прелестнейшую шёлковую пижаму, встал с места. Он так мило зевал в ладонь, прикрыв глаза, что Тони не удержался, лично подняв крышку коробочки. Он хотел увидеть реакцию Питера. Питер не выглядел счастливым. Он не выглядел даже радостным. Тони предлагал ему десять миллионов долларов, сто карат, и Питер не смог выдавить из себя даже жалкую улыбку. — Не нужно, — сказал Питер смущённо, — Они настоящие? — спросил он, будто бы не видя, кто перед ним стоял. — Мне только в радость, — проигнорировав вопрос, Тони решительно приблизился и накинул колье на мальчишескую шею, застегнув то. Питер выглядел невероятно. В одежде, купленной Тони, с подаренным Тони украшением, он казался таким родным, таким его. Тони отвёл Питера к зеркалу, крепко обняв за плечи, и, стоя позади, любовался им – тот стоил каждой вложенной в него копейки, каждого цента, и однажды, однажды Питер всё ему возместит. Тони сместил руки ниже, обхватывая его талию и покачивая юношу в объятиях, и прижался к его лицу – щека к щеке. От Питера пахло медовым шампунем и, совсем немного, потом, но это был запах Питера, потому Тони и наслаждался тем. — Это выглядит превосходно, будто бы оно создано для тебя, — прошептал Тони влюблённо, глядя, как бриллианты идеально сияют на прелестной шее того, — Потому что всё лучшее в мире и так создано для тебя. Вот почему Тони с ним. — Спасибо, — пролепетал в ответ Питер дрожаще и всё-таки улыбнулся. Такой трепетной, ласковой улыбкой. — Всё для тебя, — Тони поддался порыву и поцеловал его в висок, невзначай, как если бы делал это каждый день, заставляя юношу кривиться. Тони постарался не распаляться, не злиться, ведь Питер, возможно, просто смущался. Левая ладонь мужчины тем временем огладила плоский мягкий живот Питера, ненавязчиво, неоднозначно. Будто бы Тони просто задумался, — Теперь мы в порядке? Его кожа была такой бархатной, такой изумительно гладкой под его жёсткой рукой. Тони словно прикасался к чему-то божественному, нечеловечески безупречному, и он не хотел отказываться от этого. Он не мог. Пусть Питер, поджав обиженно губы и опустив свою голову, выглядел так, словно его вызвали на эшафот, Тони всё равно старался не выходить из себя. Питер точно не со зла действовал ему на нервы своей кислой миной. В его премилой кудрявой голове, наверное, крутились неутешительные мысли, и Питера просто нужно было понять. Но миссия «не выходить из себя» становилась лишь тяжелее. Питер избегал его: не позволял себя касаться, уходил от его объятий, выбегал из кухни, стоило ему завидеть на пороге мужчину, отказывался проводить время вместе, он не давал Тони даже шанса. Питер был так несправедлив к нему, что Тони держался из последних сил, чтобы не выбить из него эту дурь. Что это было – подростковый бунт или просто акт неповиновения? Питер пытался добиться чего-то, Питер дразнил его, он его испытывал? Нет. Тони понял причину немного позже, когда наступила несчастная суббота, когда к ним пришёл этот чёртов Нед, именно тогда Тони понял – Питер начал осознавать. Тони дал ему повод, и Питер начал осознавать своё положение, свою роль в их семье. И ему она не нравилась. Питер не пытался отстраниться от него при Неде, нашёл в себе крупицы совести, и молча шёл рядом, не вступая в диалог, но демонстрируя своё недовольство. Тони ненавидел его в этот момент. Он крепко держал Питера за талию, ведя его по коридору, и, когда они достигли лестницы в мастерскую, он с трудом подавил в себе порыв спустить мальчишку вниз по ступеням. Так Тони был расстроен и разозлён. И, к сожалению, это чувство никуда не делось, как бы он ни старался отвлечься на откровенный фанатизм Неда, Тони только и думал о Питере. Питер вёл себя, как дрянь, и не постеснялся даже назвать его убийцей. — Вас называют продавцом смерти, — промямлил Питер, явно провоцируя Тони, прощупывая границы дозволенного. «Я продаю смерть, чтобы покупать тебе твои тупые игрушки, что делают тебя счастливым» — подумал взбешённо Тони. Это так несправедливо. Питер был несправедлив с ним. — Если однажды оружие не понадобится для борьбы за мир, я клянусь, буду лепить кирпичи для больниц, — пообещал Тони, ляпнув первое, что пришло на ум, и, судя по глупому выражению лица Питера, это поставило того в тупик. Тони тут же переключился на Неда. И это было забавно – наблюдать за тем, как Питера сжирает глупая незрелая ревность, ведь он, на самом деле, нуждался во внимании Тони, жаждал его, и Тони, подкармливая фанатизм Неда этим же вниманием, убивал двух зайцев одним выстрелом. Питеру не нужны были друзья. У Питера уже был Тони. Тони растрепал его волосы, не позволив себе сжать те в кулаке, наблюдая за происходящим на экране, и словно собственной кожей почувствовал на себе мальчишеский взгляд. Питер точно пялился на него снизу вверх, думая какие-то гадости, унижая Тони, подмечая какие-то немыслимые недостатки, потешаясь. Тони должен был сохранять спокойствие, мыслить здраво, но одна лишь мысль о том, что Питер насмехается над ним, подрывала его самообладание. «Тварь» — подумал Тони, повернувшись к тому, чтобы действительно поймать за разглядыванием. Он не отворачивался до тех пор, пока краска не схлынула с лица Питера, пока в его глазах не отразился неподдельный ужас. И это, пусть и обидно, было даже хорошо. Если Питер так и не научится любить Тони, – надежда таяла с каждым днём всё больше, – Питеру придётся бояться его.***
Тони никогда не был ревнив, хотя бы потому, что никогда раньше не был настолько увлечён кем-то. Но он не считал себя таковым даже в отношении Питера. У него просто были хорошо расставлены границы для посторонних – Питера нельзя было трогать, Питеру нельзя было нравиться, Питеру нельзя было помогать. Для всего этого у него был Тони. И казалось бы, тебе не о чем переживать, если ты владеешь своим человеком, если ты с ним каждый день, даже когда он не подозревает об этом, но… Эта маленькая дрянь. Этот ублюдок. Он признавался кому-то в любви. Питер признавался кому-то другому в любви. Нет, нет, не кому-то. Не какому-то певцу с Бродвея, киноактеру, учёному, нет, блять, он решил написать дядюшке-насильнику трогательное письмо-индульгенцию, в котором рассказывал, как скучает по тому, и жаловался, жаловался на свою жизнь. Где Тони промахнулся? Когда он допустил, чтобы какой-то кухонный тиран стал выглядеть лучше на его фоне? Тони должен был бить Питера? Это ему нужно? Ему нужно было, чтобы Тони присвоил его и изнасиловал, заперев в каком-нибудь бункере без тепла и света. Ведь именно это и ждало бы его, если бы Тони не спас ему жизнь. Если бы Тони не отобрал его у Бэка. И Питер хотел вернуться к тому. Он тосковал. Он плакал. Жалел. «Спасибо, дядя Квентин» Он любил Квентина. Он любил Квентина, этого психованного насильника, который покрыл его безупречное тело страшными шрамами. Который унижал, запугивал и травмировал его. Питер любил кого угодно, но только не Тони. И он был таким любопытным. Таким авантюрным, мать его, ведь что-то заставило эту малолетку подняться с кровати и спуститься к нему в мастерскую. Что-то заставило подглядывать за мужчиной. Питер всё только портил, он портил их жизнь, он портил их историю. Он поступал с Тони так нечестно, так подло. Питер стоял перед ним на своих трясущихся слабых ногах, чуть ли не падая в обморок, бледный, как полотно, омерзительно зарёванный, весь красный и еле дышащий. А Тони всего лишь сказал правду. Разве он соврал о том, что Питер так непроходимо туп? Нет. Соврал о том, что Квентин, грёбаный педофил, растлил Питера? Нет. Может, Тони соврал насчёт премилой Мэй, которой было насрать на маленького никому ненужного Питера? Верно. Снова нет. И даже о том, что Бэк прикончил эту мерзкую тётку, он не солгал. Но Питер уже бился в истерике, задыхаясь, захлёбываясь слезами. И Тони не было его жаль. Тони было противно. Тони поверить не мог, что это жалкое создание, сотканное из всех худших качеств человека, чем-то его привлекало. Питер был убогим, уродливым, мерзким… Питер не ответил ему взаимностью. Питер отверг его. Он вытер свои блядские губы после их поцелуя, скривившись, будто его лизнула какая-то бродячая псина. «Я так люблю тебя» — обессиленно думал Тони, наблюдая за тем, как Питер пытается отстраниться, вырвать свою руку из его хватки. Тони сжал крепче. Он не мог отпустить его никуда. Он так любил его. Питер был всем, чего Тони желал, он был единственным, что делало его счастливым, живым. Питер был таким прекрасным с этими мокрыми дорожками слёз на своих припухлых щеках, с влажными слипшимися ресницами, с приоткрытым в плаче ртом. Он был таким красивым. Почему он так жестоко поступал с Тони? Почему он, блять, считал себя выше близости с ним? Ему было недостаточно того, что Тони уже сделал? Этой поганой бляди, которую Тони подобрал после другого, которую Тони приютил, выходил, пригрел. Питер считал себя каким-то особенным? Всеми забытый малолетний сиротка из трущоб. Тони мог сделать с ним что угодно, с этой швалью, с этой использованной, сломанной игрушкой. Но он так сильно любил Питера. Несмотря на то, что этот идиот видел в Тони фигуру отца. Ему явно не хватало мозгов понять, что к чему, понять, что никто не собирается заменять ему папашу. — Я получил тебя, — Тони хотел донести до него простейшую мысль, но Питер рьяно сопротивлялся, отрицал это, качая головой, затравленный, испуганный, — Ты мой, — повторил покровительственно Тони, заставляя того заскулить, — ты мой с того самого момента, как пересёк порог этого дома, и у меня есть все права на тебя. Соврал ли он на этот раз? Нет. Он мог убить его прямо сейчас и ни черта ему бы не было. Мог завалить на стол, стянуть с него штаны и изнасиловать, поставить на место, а потом задушить. Было ли это сложно для Тони? Ни капли. — Я хочу... — Питер пытался говорить, но его было тяжело понять из-за его непрекращающихся рыданий, — Мне, мне нужно, — он вёл себя раздражающе по-детски, плача в голос, дёргаясь, упираясь ногами в пол, — мне нужно в мою комнату, пожалуйста, прошу вас, я... Мне страшно... Мистер... Но ему не повезло. Тони устал себя сдерживать. — Ничего твоего тут нет! — он наконец схватил того за волосы, не позволяя убежать, и Питер издал уморительный визг, как если бы Тони придавил котёнку хвост. Тони подтащил его к своему лицу и, глядя в эти круглые, полные животного страха глаза, процедил, — Ты никуда не пойдёшь, пока я не разрешу, тебе это ясно?! И Питер сломался. Люди ломаются, в этом их прелесть, и обычно, Тони любил за этим наблюдать. Но Питер закричал в ответ, вцепился в руку, держащую его за волосы, царапая ту изо всех сил, и пытался отпинываться. Это был приступ, исступление, сумасшедший припадок. Совершенно не привлекательно. «Тебе повезло, — подумал Тони, — что я люблю тебя» — и наконец разжал кулак, позволяя юноше сорваться с места, прижавшись к стене. И когда Питер обернулся, крупно дрожащий и неспособный контролировать своё дыхание, Тони заметил, как хаотично он двигался к выходу, не сводя с него взора. Тони заметил и его взгляд – взгляд загнанной охотником лани, взгляд пойманной в долгой гонке жертвы, взгляд добычи, которую можно использовать как угодно. Питер теперь казался ему ещё меньше, чем раньше, потому что Тони понимал, насколько тот беспомощный и слабый. Как бы Питер ни пытался вырваться, как бы он ни верещал, пытаясь его оттолкнуть, Тони всё равно был сильнее. Питер знал это, чувствовал это, и боялся его. Боялся Тони. То, какую власть Тони на самом деле имел над ним, его не только возбуждало, но и ужасало. Тони мог убить его парой ударов головой об пол, вот это прелестное создание, и тот не смог бы это остановить. Тони мог сделать с ним что угодно, и Питер никак бы себя не защитил. Имея такую силу, тяжело не становиться жестоким. Возможно, сейчас Тони понимал Квентина чуть лучше.***
Тони успокоился гораздо быстрее, чем вы можете себе представить. Да, он легко выходил из себя, но он так же легко возвращал себе ясность ума. Ещё тогда, провожая Питера взглядом, Тони ощутил всю тяжесть своей виновности. Питер довёл его до такого состояния, это неоспоримо, и всё же Тони следовало быть чуточку сдержаннее. Питер боялся его. Питер больше никогда не доверится ему. Они никогда не будут счастливы вместе, никогда не поженятся, у них не будет истории любви. Нет, нет-нет-нет… Когда Тони вошёл в его комнату, Питер лежал под огромным пышным одеялом, спрятавшись, подобно испуганному ребёнку, и Тони совершенно случайно вспомнил – Питеру всего лишь шестнадцать лет. Тони тяжело сглотнул. Питер совсем не видел жизни, он ничего не знал о ней, кроме того, сколько страданий та приносит, и самой главной целью Тони было счастье Питера. «Если бы он не доводил меня» — сокрушался Тони мысленно, подходя к кровати. И как только Питер выполз из укрытия, сев на постели, сердце Тони неприятно заныло. Он почувствовал себя виноватым. Ведь Питер был так послушен, так безропотен в своём почтении к нему, что, несмотря на их ссору, осмелился показаться. Тони рухнул на свои колени, готовый зацеловать эти восхитительные, не достающие до пола, ноги юноши. Он был готов умолять о прощении, клясться о том, чего никогда больше не вспомнит, лишь бы Питер перестал думать. Тони отлично видел эти сомнения, недоверие на лице того, и его так безумно злило то, как усердно Питер анализировал происходящее. Ему вредно было думать. — Детка, — пробормотал Тони, нахмурившись, и схватил мальчишку за руки, заставляя пунцоветь, — я повёл себя ужасно, напугав тебя. Я знаю, ты не имел в виду ничего из того, что я надумал. Это всё моя проклятая ревность, понимаешь? Мне трудно... Трудно, потому что я никогда никого не любил так сильно, — и он даже не солгал, — Ты для меня такой особенный, я совсем не привык к этому, и узнать, что ты любишь кого-то, кого-то вроде него, а не меня... — сущий бред, — Это было шоком, — подобрал лучшее слово Тони. Он замер в ожидании ответа. Питер смотрел на него, моргая своими слегка отекшими покрасневшими глазами, мечась в душе, и Тони начинал по-настоящему волноваться. Если Питер не простит его… Если Питер решит уйти от него?.. — Я понимаю, — прощебетал, точно поднебесный ангел, юноша, возвращая Тони в реальность. И Тони сначала даже не понял смысла произнесённых им слов. А затем его осенило. — Конечно ты понимаешь, — Тони хотел поцеловать его, хотел одарить его самыми дорогими абсурдными подарками, которые только мог вообразить, так нежен он был сейчас, — ты ведь моё сокровище, — приласкал его он. И Питер почему-то дёрнулся от него в сторону, как ошпаренный, таращась в немом испуге. Припадочная истеричка. Тони не растерялся, обхватив бледное лицо ладонями, принудив оставаться на месте. Питер должен был выслушать его и услышать. — Это то, что я пытался сказать тогда, Питер, — заглядывая в усталые глаза, вкрадчиво шептал Тони, — Ты мой, мой с самого начала, всё в тебе кричит об этом, о том, какой ты особенный, о том, что ты создан для меня. Сейчас, — он был так откровенен с Питером, так открыт, — сейчас ты не понимаешь этого, ты слишком юн, но со временем ты почувствуешь то же, что и я. И это правда. Прожив с Тони хотя бы пару лет, Питер точно влюбится, у него не будет выбора, кроме как выйти за него замуж и стать счастливым. Тони постарается. — Не почувствую, — выдохнул Питер, и Тони еле сдерживал себя. Он не должен был обижать Питера, он должен был расположить того, успокоить. Дать понять, что с Тони он в безопасности. — Я вас не люблю, — сказал этот ублюдок, посмев не опустить взгляд, — не так, понимаете? Тони усмехнулся, скрывая за улыбкой злобу, но, судя по тому, как стремительно Питер начинал трястись, ему это не удалось. Тони хотел ударить его. Хотел прижать его к постели и присвоить, порвать, сломать. Питер ведь всё равно не любит его. Питер ведь эгоистичная маленькая тварь. — Полюбишь, — попытался убедить и себя, и его Тони, — когда поймёшь, как нуждаешься во мне. И Питер вновь решил поиграть ему на нервы. Питер запричитал о том, что ему нужен был не любовник, а опекун, и решил напомнить о своих «родственных» чувствах, в которые Тони отказывался верить. Не мог Питер считать его отцом – это просто бред. Тони старался достучаться до него всеми правдами и неправдами, он пытался склонить к близости, – ведь так он мог существенно продемонстрировать разницу между ним и Бэком, – клялся в любви, манипулировал чувством вины и даже угрожал. Естественно, для Тони это не было чем-то ужасным – в его действиях и словах не было ни капли лжи. Питер поступал с Тони жестоко, отвергая его, но никому кроме Тони он не был нужен – это всё чистая правда. — Оставьте меня в покое! — закричал Питер ему прямо в лицо, тут же сникнув, растеряв всякий запал, стоило Тони осознать услышанное. Вероятно, выражение его лица говорило само за себя – Тони горел желанием схватить Питера за волосы и выкинуть из окна, а потом наблюдать за тем, как Питер выживает без него, в состоянии покоя. Но Тони оставался благоразумен. — Мне следовало просто взять тебя за шкирку, как беспородного щенка, и бросить на кровать, — поделился размышлениями Тони, — А лучше заявить свои права ещё там, в кабинете, до приезда полиции. Он был чертовски искренен. Питер же тихо, еле слышно плакал, пытаясь отгородиться от него коленями, упиравшимися мужчине в грудь. Питер снова был испуган, но в этот раз Тони определённо не был виноват. Он пытался всё исправить, но Питер снова не дал им и шанса. — Тогда ты определённо не ставил бы мои чувства под сомнения. Ведь Питер каким-то образом полюбил даже Квентина.***
Тони плакал редко, почти никогда, по крайней мере, будучи в трезвом уме и вообще в сознании, но сейчас, читая сообщения, которые Питер писал этой чёртовой Кэрол, он не мог не впасть в истерику. Сообщения отражались на голографическом экране, витали в воздухе, раздражая, а Пятница терпеливо ждала разрешения Тони на то, чтобы отправить их. Тони изо всех сил пытался сдерживать слёзы, но они жгли его глаза и стекали по лицу, он пытался сдерживать рыдания, но его грудную клетку сдавило, и он рвано дышал, издавая жалкие, обрывистые всхлипы. Питер так сильно хотел сбежать от него. Что Тони наделал? Что он наделал? Питер собирался бросить его в одиночестве, перечеркнув всё, что было между ними, он уже просил эту суку о помощи, чтобы уйти под опеку государства и никогда больше не возвращаться. Пусть Тони и считал это бессмысленной ерундой, но, блять, это ведь было осуществимо, это было вполне реально, Питер мог от него уйти.«Здравствуйте, это Питер. Питер Паркер. Вы оставили мне свою визитку и сказали обращаться в любое время. Вы можете поговорить со мной?»
Пропустить?
Удалить.
«Здравствуйте, это Питер, подопечный Тони Старка. Мы могли бы поговорить?»
Пропустить?
Удалить.
«Мисс Дэнверс, это Питер Тони Старка, мне нужна помощь»
Пропустить?
Питер Тони Старка. Тони схватился за початую бутылку виски, задохнувшись отчаянным рёвом, и припал к той, делая жадные гулкие глотки. Алкоголь мог успокоить его, алкоголь мог принести ему ясность ума и хотя бы подобие умиротворения. Когда Тони стало не хватать кислорода, когда его рука затряслась, а горло наконец стало гореть, он опустил бутылку, закашлявшись. Питер Тони Старка. Тони расцепил пальцы и выронил бутылку, тут же откинувшись на спинку кресла, накрыв лицо ладонями. Он судорожно обдумывал план действий. Его не беспокоил разлитый по полу виски, крепкий спиртной запах, его не беспокоило то, что он только что был готов разрыдаться и выброситься с крыши своего грёбаного дома. Тони должен был что-то сделать, должен был, блять, придумать хоть что-то, чтобы удержать Питера, переубедить Питера или…Пропустить?
Удалить.
— Пятница, — прочистив горло, позвал Тони нарочито уверенно, — заблокируй Питеру выход из здания. — Сделано, мистер Старк, — отозвалась моментально искин. — Только… — Тони прикрыл устало глаза, раздражённо потирая переносицу. Ему нужно было взять себя в руки, — Выпускать только при сопровождении мистера Хогана или моём, личном. — Правки внесены, — оповестила учтиво Пятница, — что-нибудь ещё? Тони сомневался. Он не был уверен, готов ли он видеть Питера прямо сейчас, ведь, на самом деле, Питер разбил его сердце. Но не видеть его совсем было мучительно. Подумав, Тони до безумия смущённо скомандовал: — Выведи на экран комнату Питера. И тогда он увидел, что Питеру было так же плохо, как и ему – он тоже плакал, тоже страдал, и от этого Тони стало немного легче. Знать, что Питеру нелегко даётся решение уйти от него, было приятно. Питер сидел на кровати, подобрав колени к груди, и всё пытался дозвониться до хоть кого-то. Тони видел все номера, которые Питер набирал, те всплывали сбоку, тут же растворяясь, – Нед, Кэрол, Нед, Кэрол, какой-то незнакомый, скорее всего даже самому Питеру, телефон. Всего два контакта, которые могли бы, в теории, помочь ему. «У тебя нет никого, кроме меня, — улыбнулся очарованно Тони, наблюдая за тем, как Питер медленно впадает в панику, глотая слёзы, — теперь понимаешь? Теперь ты наконец поймёшь?»[Все дальнейшие сцены происходят с персонажами, достигшими возраста согласия, и описываются они, как половозрелые особи]
Питер понял. Тони лицезрел это собственными глазами, когда Питер, его прелестный милый Питер, абсолютно нагой, как первые Божьи дети, ступил на порог его спальни. Тони уже видел его обнажённым, наблюдал с камер, подглядывал, записывал, разглядывал в деталях, но сейчас, воочию… Ему казалось это чем-то совершенно другим. Питер был юношески угловатым, с этими торчащими рёбрами и косточками у бёдер и ключиц. Покрытый поблекшими шрамами. Такой бледный и испуганный. Тони почти поверил, что непорочный. «Он непорочный, — напомнил себе Тони, — и это его первый раз, первый раз, когда выбирает он, — убеждал себя Тони, — и он выбрал меня» Питер был таким забавным, таким красивым, и всё просил, требовал чего-то, стоя перед ним голышом, глядя снизу вверх. Тони слушал, старательно слушал, кивал увлечённо головой, но все его мысли были лишь о том, как лучше насладиться этим телом, в какой позе, на какой поверхности. — Я буду нежен с тобой, — пообещал Тони, погладив того по лицу, — я не сделаю тебе больно, ты ведь веришь? И в глазах напротив он прочитал отчётливое «нет». Мог ли Тони винить Питера за это? Тони подхватил его без особого труда, поразившись лёгкости того, и, взволнованно поглядывая на юношу, лежащего на его груди, направился к кровати. Это была приятная еле ощутимая тяжесть, которая щекотала его сердце – он нёс на руках свою любовь, свою жизнь, свою погибель. Питер был таким тёплым в его объятиях, таким уютным, что Тони неуместно задумался, когда в последний раз они обнимались с инициативы Питера. Так и не сумев вспомнить, он аккуратно, нарочито осторожно опустил Питера на постель, точно принцессу, уложив того головой на подушку. «Такой прекрасный» Но Питер тут же поднялся, не дав ему насладиться видом, и сел на кровати, потянувшись к его штанам. Он непорочный. Тони должен был радоваться тому, что Питер уже обучен сексу? Тому, что Питер был способен раздеть его самостоятельно, подготовиться и растянуть себя, лечь, раздвинув ноги? Потому что, к сожалению, он был немного разочарован. Это не вина Питера, что он уже получил этот опыт с другим мужчиной, но Тони любил быть первым. «Я первый, кого он выбрал» — утешил себя он. Тони пристроился к расслабленному кольцу мышц, а Питер тем временем лежал, подняв голову к потолку, и разглядывал что-то наверху, совершенно отстранённый. Что, если он думал не о нём? Что, если он представлял кого-то другого? Тони резко толкнулся внутрь, медленно начав входить. Питер зажмурился, зашипев, и отвернулся, наконец перестав витать в облаках. Питеру не было больно, не могло быть, ведь он был растянут и смазан – Тони всего лишь напомнил ему его место. Тони прильнул к нему всем телом, принявшись покрывать юношу страстными поцелуями – его веснушчатое лицо, открытую шею, острое плечо, ключицу. На языке остался солоноватый привкус. Он перевёл дыхание, подавшись назад, и не сдержал стона от того, насколько сильно Питер сжимал его изнутри, будто бы отказываясь отпускать. Туго, горячо, мягко. Юно. Тони придерживал его за гладкое, худощавое бедро, поглаживая, пока второй рукой упирался в кровать. Он двигался ритмично, уверенно, наблюдая за тем, как Питер стонал, стыдливо и тихо, роняя слёзы, но не открывал своих светлых карих глаз. Питер хмурился и жмурился, кусая губы, хныкая и изнывая. Что, если он представлял кого-то другого? Кого-то другого? Дядюшку-насильника. — Посмотри на меня, — взмолился Тони, когда теряться в догадках стало невыносимо, — посмотри на меня, Питер. — потребовал Тони, не сдержавшись, и в его голос просочились неприятные, стальные ноты. Питер должен был видеть именно его, Питер должен был получать это наслаждение именно с ним, знать, помнить. Тони хотел, чтобы Питер помнил. Чтобы, прикасаясь к себе и получая удовольствие, он вспоминал его. Питер покорно разомкнул влажные веки, а его ресницы всё трепетали, пока он заново привыкал к свету. Когда он наконец обратил свой взгляд на Тони, Тони увидел, поразившись – янтарь этих ясных глаз утонул в слезах. Питер отчего-то странно глядел на него, приоткрыв рот, и в какой-то момент даже стал дрожать, крупно, лихорадочно. Тони увидел – Питер начал задыхаться, набирая в лёгкие воздух, словно перед громким-громким криком или глубоким погружением. Питер впадал в истерику. В очередную глупую истерику, сейчас, когда им было так хорошо. Когда ему, Тони, было так хорошо. Тони накрыл своим телом его, Питера, предвидя скорый припадок, и не прогадал – Питер забился в безумных конвульсиях, вынуждая прижать его к кровати. Он бился головой о подушку, царапал мужские плечи, пытался дёргать ногами, но Тони не переставал двигаться. — Я хочу остановиться! — закричал плаксиво Питер. «Чёртова сука, — подумал Тони ядовито, толкнувшись особенно сильно, резко, — капризная дрянь» — Я хочу остановиться! — продолжал визжать тот, — Хватит! Будто Тони ему что-то обещал. Тони вбивался в него всё быстрее, по мере того, как рыдания Питера становились громче, а сопротивления – активнее. Питер отталкивал его, как мог, но ему не хватало сил, и Тони это даже забавляло, заводило, потому что каждый раз, когда он толкался внутрь, Питер горько всхлипывал, абсолютно беспомощный. — Вы обещали мне, — обиженно завыл Питер, — вы обещали, что остановитесь, ну пожалуйста… Обещал? Он обещал? — Пожалуйста, сэр, я не могу, не хочу, остановитесь, мне… Тони судорожно, торопливо накрыл его крикливый рот ладонью, зажав тот плотно, и прижал его голову к подушке. Опьянённый сладостной негой, преисполненный обжигающей страсти, он не мог заставить себя остановиться. Не хотел. Поэтому не стал. Он сделал многое ради Питера. Теперь Питер должен немного потерпеть ради него. Питер вновь попытался вырваться, уже обессиленный, он предпринял последнюю попытку, но быстро выдохся, распластавшись под ним безвольной куклой. И только его глаза, его светлые янтарные глаза, заплаканные и жалобные, умоляли остановиться. Тони припал лицом к изящной шее. — Да, блять, возьми его! Бери этот член, как хороший мальчик, — простонал он, двигаясь хаотичнее, чувствуя надвигающийся оргазм, — вот так, да, да! После, Тони, разморенный и удовлетворённый, лежал на своей стороне кровати, впервые за всё время не чувствуя даже малейшего отвращения к партнёру. И это его несказанно радовало. Это означало, что Питер действительно тот самый, он действительно любовь всей его жизни! Питер рядом с ним, отвернувшись, всё ещё тихо, приглушённо плакал. Он плакал. Он не переставал плакать с самого начала. Было ли это изнасилованием?.. «Какая чушь, — Тони нервно закурил, — он сам пришёл и лёг со мной» Тони нёс сущий бред, заговаривая ему зубы, он смеялся, гладил его, внимательно разглядывая, и с ужасом осознавал, что на этот раз это он всё испортил. Но Питер сам пришёл и сам… Он сам… «Мы остановимся, если я попрошу» — Мой идеальный мальчик, — Тони ласково поцеловал его в щёку, отгоняя ненужные, глупые мысли, — Ты делаешь меня таким счастливым, — прошептал он почти виновато. Питер пялился в стену, подобрав колени к груди и молча роняя слёзы на подушку, как загипнотизированный. Тони хотел было предложить ему горячую ванну, как вдруг Питер осмелился спросить: — Вы отпустите меня? Все наверное слышали эту фразу про «если любишь – отпусти», верно? Бред. Тони никак не мог понять её смысл, ведь, если ты в самом деле любишь, ты физически не можешь отпустить. Как ты отпустишь того, без кого жить не можешь? Тони не нужно было лишней секунды на размышления. — Нет. — Даже когда вам надоест? — зачем-то уточнил Питер. Такой очаровательный, такой недооценённый. — Разве ты можешь надоесть мне, Питер? — усмехнулся он, но Питер, почему-то, заплакал в голос, зажав рот ладонью, — Питер… — вздохнул Тони, приобняв того со спины, — Не будь глупым. — Пожалуйста, отпустите меня, — проревел тот, содрогаясь в его объятиях, — пожалуйста… Тони уже один раз отпустил Марию, и та, будучи его родной матерью, даже не подумала о том, чтобы вернуться. Он спас её, защитил, предложил лучшее будущее, но она сбежала! Прошло тридцать лет, а мама так и не вернулась, словно выдрав из груди Тони кусок сердца. Он жил, как во сне, всё это время, мучительно одинокий и пустой. Но у него появился Питер. И теперь Тони знал, что, если постараться, со временем никто уже не захочет никуда уходить. Люди удивительные существа, они привыкают, адаптируются, ломаются. Тони будет удерживать Питера деньгами, подарками, если понадобится, то силой, но Питер однажды полюбит его. Или просто научится быть благодарным и терпеливым. — И не проси, — покачал головой Тони, поцеловав того в макушку, — я лучше убью тебя. Тони бы не убил его, разумеется, он не жил по правилу «так не доставайся же ты никому». Нет, Тони был взрослым, был умным и стратегически мыслящим. Пряник даётся за хорошее поведение, а кнут – за плохое. Тони бы серьёзно испортил Питеру жизнь, если бы тот попытался уйти, и вернул бы его на место. — Мистер Старк, — всхлипнул Питер, попытавшись отстраниться, но Тони с лёгкостью притянул его обратно, заставив зарыдать с новой силой, — Я не хочу… Не нужно… В любом случае, кем был Питер без него? Никому ненужным сиротой с чемоданом старых изношенных тряпок и кучей психологических травм? Довольно соблазнительно для всяких уродов, которые захотят им воспользоваться. — Тише, тише, — Тони погладил его по низу живота, скользнув к паху, и Питер жалобно заскулил, — сейчас я тебе помогу. Питеру повезло, что он попал к Тони, а не к кому-то из них. Так что идея удерживать его рядом с собой не была плохой сама по себе, не была ужасающей или отвратительной, в этом не было ничего больного – он лишь собирался научить Питера любви. Питер ведь правда был пустым местом, всего лишь одним из бумажных человечков в толпе. А Тони выбрал его, Тони осыпал его дорогими подарками, Тони вознёс его на пьедестал. — Умница, — похвалил Тони, когда Питер, наконец расслабившись, продолжил тихо плакать, позволяя Тони ласкать его. Всем было насрать на Питера и его проблемы, кроме Тони. Только Тони помог ему. Только Тони заботился. Только Тони любил. Важно было, чтобы Питер наконец осознал это и перестал фантазировать о лучшей жизни. Лучше быть не может.