— Самый полезный опыт, это познать не свой характер, а характер своего друга, и вовремя сделать выводы. — Или ноги.
***
— Вы любите детей? Хайдигер чувствует, как по спине ползет нервная дрожь, и собирает всю силу воли в кулак, чтобы уточнить как можно спокойнее: — Почему вы спрашиваете? — Вы так пристально смотрели на племянниц, словно думали, как вписать их в интерьер своей гостиной. Мысленно уже примеряете на себя роль отца? Пэм Рейгер откидывает волну блестящих каштановых волос за спину, открывая точеные ключицы, и картинно роняет руки вдоль плавных изгибов черного атласного платья. На тонком запястье сквозь кожу просвечивает беззащитная голубая жилка, и высокая четкость голоса дрожит неуловимым перезвоном в хрустале бокала с золотистым шампанским. Пытаться играть с ней в ледяного принца — пустая затея, все равно что швыряться грязью в щит Аякса. Красота Пэм — ее непробиваемый щит от любого стыда и смущения. — Вам показалось, — Хайдигер рассеянно улыбается и старается вспомнить, о чем думал минутой раньше, когда две девочки в светлых платьях пробежали мимо. Старается, но не помнит. Не очень здоровый сигнал. И как он доехал до «Метрополя», как переоделся в своем номере в жемчужно-серый костюм без галстука и как поднялся в серебристой кабине скоростного лифта на сто четвертый этаж — все тоже будто в тумане. Жемчужно-серый — потому что Пэм выбрала черный для своего выхода. Серый будет «выгодно оттенять». Это было припиской в приглашении, как будто отец звал на юбилей не его, Йена, а костюм. Банкет в пентхаусе отеля «Метрополь» в самом разгаре. Официант подливает Пэм шампанского и предлагает поднос с аккуратными канапе. Неспешный многоголосый говор гостей переливчатым журчанием течет на фоне мягких звуков белого рояля. То там, то здесь искрами зажигается флиртующий женский смех и гаснет, свет высоких люстр дробится в бриллиантовых колье и сапфировых запонках. Пэм берет деревянную шпажку и медленно роняет ее в бокал, наблюдая за ниткой поднимающихся пузырьков. — На вашем месте, Йен, я бы не заводила детей. Вы будете отвратительным отцом. А дети — это скучно. Вы будете ненавидеть их, а они вас. И самым простым в ваших отношениях будет придумать повод для этой ненависти. — Вы сегодня злая, Пэм, — Хайдигер украдкой смотрит на часы, но стрелки будто приклеенные. — Вам нравится надо мной шутить. — А вы сегодня неживой. Знаете, как это видно? — Тонкие пальцы ложатся Хайдигеру на висок. Голубые глаза в золотой обводке приближаются, будто выискивая что-то на лице. — У вас во взгляде появляется такая ожесточенная мертвечинка. Значит, приехали прямиком с арены, разве я не права? — Вы правы, Пэм. Вы всегда правы. Но мне лучше, когда вы рядом, как сейчас. Чужое прикосновение успокаивает, мысли проясняются. — И что расскажете, Йен? Как там? — Вы о чем? — Как поживает Доберман? Тревога проклевывается в сердце быстрее, чем разум говорит, что это пустое. Просто Доберман у всех на слуху после того, как, если верить желтым газетам, сорвался с цепи и в приступе слепой ярости убил своего же сопартийца — пилота титана Сову. Но ответить Хайдигер не успевает, потому что плечо сжимает холеная ладонь. — Йен, мальчик мой. Неужели ты говоришь с леди о делах? Пэм, дорогая, он вас утомил? — Ничуть. Мы говорили о пустяках. Ваш сын как всегда галантен и неотразим. Мистер Хайдигер-старший смеется, пожалуй, слишком поспешно, но в плохом такте его не обвинил бы самый языкастый злопыхатель. — Не защищайте его, дорогая. Я слышал слово «арена». Ох, уж этот мальчишка. В детстве обожал солдатиков, а теперь у него игрушки побольше. Йен, сколько раз повторять, что леди не интересны твои гладиаторы. Твоя мать вообще считает это варварством. А я думаю, что ты слишком глубоко в этом увяз. Тебе повезло, что твоя очаровательная невеста соглашается это терпеть. — Не хочу начинать пилить его еще до свадьбы, — беззаботно смеется Пэм. — На самом деле, все мужчины любят оружие, здесь ничего не попишешь. Было бы ужасно стараться переделать Йена под себя. Позвольте отметить, банкет великолепен. — И ты великолепно выглядишь для своего возраста, отец, — язвительно добавляет Хайдигер, незаметно стряхивая руку со своего плеча. — В шестьдесят я бы хотел выглядеть так же. — И обязательно будешь, если позволишь семье заботиться о себе, — благодушно басит Хайдигер-старший. — Без моей дорогой Клариссы и без тебя, мой мальчик, я бы давно пропал. Теперь — твое время. Давно пора назначить дату свадьбы, задуматься о доме, о наследниках, наконец. А то видел я твою холостяцкую берлогу… — Говорят, спешить со свадьбой — плохой тон, — звонким, красивым голосом замечает Пэм, — но помолвка длиною в три года и правда уже странно. Что скажешь, дорогой? Хайдигер смеется. Медленно, чтобы выгадать время. И почему-то в голове всплывает мысль, что, наверное, так себя чувствует Доберман, когда посреди боя у него заканчиваются патроны. Инфокомм в кармане начинает мелодично звонить. Хайдигер смахивает входящий, не глядя. — Вы правы, оба. Свадьба с такой задержкой уже давно стухла. Пэм, давайте встретимся завтра и обсудим дату. Инфокомм снова вибрирует. Два сообщения одно за другим всплывают на экране, и перед тем, как последнее, моргнув, исчезает, Хайдигер успевает заметить фразу: «ну ты попал». — Не буду мешать. Йен, задержись, когда гости разойдутся, ладно? Хочу с тобой поговорить. Прошу извинить меня… Стеффорд Хайдигер кивает еще раз и отходит. Пэм задумчиво смотрит ему в спину и усмехается уголками губ: — Ваш отец действительно великолепен. Вы заметили, Йен, как непреклонно он привел вас к теме свадьбы, как будто маленького мальчика взял за руку и отвел в школу? Проводите меня, я хочу закурить. Тут не совсем удобно. Пэм поднимается с высокого стула и идет к стеклянной двери на террасу, на ходу доставая тонкие розовые сигареты из расшитой жемчугом сумочки. Хайдигер тащится следом, попутно размениваясь улыбками с гостями. — И вы не ответили на мой вопрос, Йен. — На какой из? — Как поживает Доберман? Зеленые пальмы едва заметно колышутся под порывами ночного ветра. Ощутив острое желание хоть чем-то занять руки, Хайдигер достает комм и на автомате листает сообщения. Предпоследнее от Майка Д. Лексингтона гласит: «Как ты просил». На скрепке рядом с текстом висит файл с лаконичным названием «1». Последнее тоже от Майка. То самое. «Ну ты попал». Хайдигеру хочется ответить: «А то я не знаю». — Почему вы спрашиваете про Добермана? От него много шума сейчас, все твердят: Доберман то, Доберман это, но арена — шоу, где звезды долго не задерживаются. Скоро о нем все забудут, вот увидите. — А вы? — Пэм курит длинными долгими затяжками. И пальцы у нее не дрожат, хотя на улице прохладно. — Вы про Добермана забудете? — Не понимаю. Попасть пальцем по значку файла Хайдигеру удается лишь со второго раза. И сразу перед глазами разворачивается таблица. — Ходят слухи. Говорят, прислушиваться к слухам — все равно что тушить пожар сухой травой. Но все же, иногда трудно пропускать мимо ушей такие разговоры… Медицинское заключение. Объект: модель 3P-zero Поколение: III Имя: Алекс Кодовое имя: Доберман — Говорят, вы питаете… симпатию к этому гладиатору. Вам импонирует его храбрость? — Ерунда. Нет у него никакой храбрости. Только изворотливость, как у гадюки. Для него что свои, что чужие — только мишени. Хайдигер пролистывает таблицы со значениями синхронизации имплантов, уровнями балансировки, градиентами отклонения реакции. — Но, значит, вы действительно наблюдаете за ним, Йен? — Он один из лучших гладиаторов старины Бенни Филлигана. Конечно, мне надо знать, с кем придется иметь дело и против кого сражаться. Гемоглобин, сахар, давление… Подраздел «сердце» помечен красным восклицательным знаком, но Хайдигер спешит дальше, ниже, пока не видит… — Это наверняка глупо выглядит со стороны. Но вы должны понять. Мои расспросы не только из любопытства, и вы должны знать… В конце концов, мы знакомы с детства, Йен. Мне было неприятно слушать, как вас обвиняют за глаза в такой дикости, как некое… непристойное поведение по отношению к этому Доберману. Тем более в кругу наших друзей. Тем более при мне. Вы знали? — Нет. И что вы им ответили? — Сказала, что у каждого мужчины есть потребности, к тому же мы пока не женаты. И что мне хотя бы не придется мириться с вашими внебрачными отпрысками. Не знаю, поняли ли они мой сарказм, и насколько гнусными я считаю подобные сплетни… Хайдигер чувствует, что еще немного и начнет истерически хохотать. Строчки скачут перед глазами. — Строго говоря, это правда. Не мне диктовать вам как жить, Йен, но плохая репутация может вам аукнуться. Хотя, я, разумеется, не собираюсь тратить свое время, чтобы учить вас. «Особое примечание: Подтвержденная беременность — да». Хайдигер даже не удивляется, зачем эта графа в обследовании, если среди гладиаторов нет женщин. — Вы безжалостны, Пэм, — говорит он на автомате. — Мне грустно от вашего равнодушия. — Равнодушие слишком сильно упрощает жизнь, чтобы отказываться от него. Я злюсь на себя, что, когда дело касается вас, порой мне не удается вести себя разумно. Комм пищит. Короткое сообщение от Майка: «Я в баре». Всего одна строчка. Хайдигер приезжать не просил, но Майк ждет, потому что чувствует, когда подкрадывается настоящая задница. Может, его это веселит, но Хайдигеру все равно: слишком многое надо выспросить и обсудить. — Пэм, вы не обидитесь, если я отлучусь? Мой поверенный привез документы на подпись. Мне надо с ним встретиться. — Конечно. Развлекайтесь. Не беспокойтесь. Пэм машет рукой, и дым от сигареты рисует причудливый зигзаг.