Vale*

      Хайдигер видел несколько «дуэлей» Добермана и всегда ставил против него.       Однажды, во время их обычной встречи, Доберман залез в карман чужого пиджака за сигаретами и вытянул вслед за пачкой «Natural Tobacco» приставший к ней смятый билет. Лениво расправил, прочитал имя в строке «победитель» и, оглянувшись на Хайдигера, пытающегося попасть ногой в скрученную штанину брюк, равнодушно констатировал: — Ты проиграл.       Хайдигер даже не ответил, настолько это не имело значения. А Доберман скатал бумажку, на которой загадали его смерть, в плотный шарик, и щелчком отправил в угол.       Бои один на один всегда давались Доберману тяжело. Он плохо справлялся, если не было времени отдышаться.       Бенни заметил, что под конец таких выступлений, его боец выглядит так, что краше в гроб кладут, и перестал подавать заявки на участие в одиночных схватках. Перестал вовремя, потому что Доберман начал стабильно проигрывать.       Один раз его, уже загнанного в угол, от смерти чудом спасла финальная сирена. Второй раз — благосклонность толпы, пожалевшей худощавого парнишку, придавленного к земле бронированным тяжем. Руку тяжа, висевшую на одном сухожилии и не оторвавшуюся только благодаря спайке той же брони, толпа не заметила. Количество «зеленых» голосов перевесило, табло высветило вердикт «спасен», и Доберман остался жив. Но третий раз в противниках стоял Кобальт.       Генетики лепили Кобальта как дуэльного гладиатора. Его скорость и реакция не оставляли противникам шанса. У них с Доберманом значилась одна серия выпуска, но Доберман проходил экспериментальным образцом, у которого уровень синхронизации попытались разогнать до рекордных ста процентов. С Кобальтом ограничились максимально допустимыми восьмьюдесятью девятью.       Бенни долго уламывали на эту дуэль, а когда он согласился, Доберман, не рискнувший поднимать синхронизацию выше семидесяти пяти, проиграл с треском.        Толпа благоволила Кобальту: он выступал, как правило, в одиночку, и всеобщая любовь доставалась ему одному. К тому же, Кобальт был красив и выступал без маски. На его фоне Доберман казался безликим манекеном.       Когда Кобальт сбил его с ног и прижал к земле, приставив винтовку к груди, «красное» голосование выбрало «бой проигран» почти единогласно. И единственной ошибкой Кобальта в тот день стало то, что он забыл, с кем имеет дело.       Обычно гладиаторы принимали «красную карточку» как должное. К тому же, часто удар, который должен был стать смертельным, таковым не становился. Зрителей, получивших дозу адреналина и выигрышную ставку, труп интересовал мало. Поэтому когда «мертвый» гладиатор появлялся на арене спустя неделю, никто особо не удивлялся и не протестовал.       Но Кобальта злило, что его постоянно сравнивают с Доберманом. Добивание он решил провести по всем правилам, но стрелять из громоздкой протонной винтовки с близкого расстояния было неудобно, и Кобальт, уверенный, что противник смирился, выцеливая голову, чтоб уж наверняка, отстранился и тем самым ослабил хватку.       Первый удар Доберман нанес Кобальту коленом в солнечное сплетение, второй — ногой прямо по красивому лицу — ломая нос и выбивая зубы.       Пока Кобальт отхаркивался и отползал, прозвучал финальный гудок, означающий, что время поединка вышло, и любая стрельба должна быть прекращена.       Хайдигер в тот день на арену не приезжал. Но позже, по его совету, Бенни загнал Добермана на полное сканирование, и медики подтвердили, что «сердечно-сосудистая система гладиатора серии 3P-zero «Алекс» не выдерживает стабильных длительных нагрузок». С тех пор Бенни ставил Добермана только на командные бои.       Зачем Доберману спарринг на одного, еще и с новым титаном, Хайдигер не понимает, но спросить некого, да и поздно, потому что внизу, на арене, Доберман срывается в атаку. Привычно кидается из стороны в сторону, сбивая вражеский прицел, крутится, выгадывая удачный момент.       Пилот, явно не новичок и уловки Добермана знает — близко не подпускает. Резиновые пульки ложатся плотным веером, отсекая любую возможность приблизиться для прямой атаки. Доберман будто бы и старается не очень, больше рисуется, дразнит, вынуждая противника гоняться за собой. Пару раз наобум стреляет, пытаясь залепить пилоту обзор краской из тренировочного ружья, в какой-то момент умудряется проскользнуть за спину и сразу же пытается взобраться по броне к топливным бакам.       Пилот понимает, к чему идет дело, и добирается до заветной кнопки, когда исход почти предрешен. Титан «ощетинивается». Броня встает дыбом. Доберман, видимо, не подозревающий о новой фишке, оказывается к такому повороту не готов, и, не удержавшись, длинным размашистым кувырком летит на землю. Момент для удара идеален, и титан разряжает аннигилятор.       В прыжке у Добермана нет шанса уклониться. Предупреждающие огни вспыхивают красным, сигналя союзникам убраться с дороги. Сейчас союзников нет. А цели некуда деться. И Хайдигер успевает подумать, как Доберману повезло, что это всего лишь тренировочный спарринг, и в баллонах титана сжатый воздух вместо воспламеняющейся смеси, когда из дула аннигилятора вырывается широкая струя белой плазмы, бьет на двадцать шагов вперед, окутывая и Добермана, и людей, стоящих за ограждением тренировочной площадки.