Vale*

***

— Ух ты… Кто это у тебя там, в углу?       Чего Хайдигер не переносит абсолютно, так это когда к нему в кабинет врываются без стука. Но Майк входит именно так, всегда, сколько бы замечаний на него не сыпалось, и оправдывается тем, что «не хотел терять времени». — Хайфокс. Неплохие характеристики выносливости, импланты серии 3G-X, вживленные биосенсоры на адреналин и химикаты. — А это? — Риджен. С имплантами похуже, зато трансплантированы на живую с минимальной промежуточной подушкой — синхронизация растет быстрее. — А чтоб разом и то, и то — нельзя? — Сказали, пока нельзя. Только готовят. Назовут Хай — ен. — Вроде как от каждого отщипнули по кусочку и от имен тоже?       Майк рядом с высокими плечистыми гладиаторами кажется хилым и плюгавым. — Ну, вижу, плодотворно скатался в питомник по разведению. Сразу двоих взял. Ты ж, вроде, пока не хотел слишком гнать?       Хайдигер безразлично пожимает плечами и возвращается к бумагам у себя на столе.  — Какая разница. Не смог выбрать.       Гладиаторы сидят тихо и взгляд у них стеклянный, неживой.       В лаборатории два тощих биоконструкта и сутулый менеджер в помятом костюме наперебой убеждали Хайдигера, что это пройдет, просто на «адаптацию реакционных моделей поведения» нужно время.       Майк не унимается:  — И зачем ты их посадил в угол в своем кабинете? — А надо было посадить на пол, прям посередине? Распорядители сказали, на арене почти все готово, вроде сегодня закончили оборудовать боксы в жилом блоке. Съезжу после обеда лично. Отвезу их, тем более все равно встретиться надо кое с кем. Заодно проверю — как устроят. Пока тут посидят пару часов. Куда их еще девать, не в камеру хранения же…       Майк кивает: — Ага… Ну так значит, все хорошо. Че ж ты тогда как убитый? — Нет. Не убитый, — Хайдигер смотрит на часы, на дверь, на Майка, развалившегося в кресле, как у себя дома.       Шумный Майк, со сбившимся набок галстуком, не вписывается в аскетичность интерьера плавных линий и закругленных форм. Хайдигер думает, что это парадокс — потому что природа всегда рациональна и утилитарна и все же она создает порой таких людей, как Майк или Алекс, которые везде словно лишние. Имя Алекса, произнесенное мысленно, колется, как грубый старый шерстяной свитер. Хайдигер запрещает себе маяться ерундой. — Все нормально, немного устал. Дел было много. А ты зачем приехал?       Майк разводит руками: — Да просто… Проезжал мимо, дай, думаю, загляну. От тебя последнее время ни слуху, ни духу. Я ж все-таки твой юрист и твой поверенный. Думаю, узнаю, че, да как. Ты не звонишь — вдруг тебя упекли в тюрягу, а я и не в курсе. — Пэм или отец? — Что? — Кто из них прислал тебя следить за мной? Пэм или отец? — Да клянусь тебе, Йен… — Признавайся. — Дружище, ты совсем рехнулся. — Значит, Пэм. — С чего ты взял? — К моему отцу ты такой преданности не питаешь, чтоб все упорно отрицать. — И не «следить». — Я угадал? — И не «прислал». А попросил… Проверить… Все ли у тебя в порядке… — Значит, угадал?       Майк шумно вздыхает, как буйвол на водопое: — Она просто волнуется за тебя, Йен. И я после ее рассказов — тоже. Тебя кто-то избил? На тебя было совершено нападение? — Да, кое-кто ворвался ко мне, напал, а теперь похищает мое время. — Не паясничай. — Ради бога, Майк, все в порядке, сделай одолжение. Мне еще предстоит сегодня крышесносная встреча на арене с мистером Флинниганом, который наверняка потащит меня смотреть его гладиаторов. Оставь ему хоть кусочек моего мозга — не пережевывай все подчистую.       Со дня злоключения в баре минула уже целая неделя. Синяк с лица почти сошел и отрицать все становится гораздо проще. Хайдигер знает этот закон жизни — проходит вообще все. Раны, время. И даже Алекс прошел. Потому что утро после совместной ночи Хайдигер встречает уже без него, зато с Пэм.       В пять утра срабатывает будильник, и тогда Алекс еще спит рядом: на боку, поджав ноги, как спят одиночки и люди с тяжелым прошлым. А в девять Хайдигера будит настойчивый трезвон в дверь, и к этому времени Алекс уже уходит. Видимо, давно, так что даже кровать с его стороны выстыла, и напоминанием произошедшего остаются только старые грязные шмотки, брошенные в гостиной на пол.       Пэм врывается ураганом, вопросы сыпятся лавиной, и, как ни посмотри, утро превращается в маленькое стихийное бедствие.       На кофе времени не остается. Не добившись вразумительных ответов, в конце концов Пэм настаивает на том, что подвезет до офиса — ее машина стоит у подъезда.       В спальне Хайдигер переодевается в чистый костюм и шарит взглядом по постели и прикроватной тумбочке, для верности даже заглядывает под настольную лампу и в верхний ящик. Но ни визитки, ни записки, ни единого клочка бумаги, оставленного Алексом с номером комма или информацией, где его искать — не находит.        Сначала приходит растерянность, почти забытое чувство беспомощности всплывает из глубин детских воспоминаний, а потом какое-то облегчение, понимание, окрашенное легкой печалью, что все так, как должно быть.       Хайдигер думает, что если интрижка на одну ночь еще простительна, то длительная связь с Алексом точно не приведет ни к чему хорошему. К тому же, он всегда был равнодушен к мужчинам, одна ночь не должна значить ничего особенного. Если всю жизнь сторонился чего-то, то в тридцать даже как-то глупо начинать. — Прокатишься со мной? — На арену? Нет, — Майк встает. — Мне уже от этой парочки не по себе, а ты хочешь запихнуть меня в логово, полное таких же. Лучше пойду позвоню твоей невесте, скажу, что ты жив-здоров и няньки тебе ни к чему. Ты уверен, что все в порядке? — Уверен. Хочешь, пощупай.       Гладиаторы переглядываются, Хайдигер замечает, как Риджен ухмыляется уголками губ, и понимает, что адаптация идет полным ходом. — Передавай Пэм, что со мной все нормально, скоро позвоню сам, как разберусь с делами. Что она мой самый дорогой человек, которому я бы никогда нарочно не причинил беспокойства. Что она безоговорочно победила всех противников и прочно царствует в моем сердце. Придумай что-нибудь такое. Ты же мой юрист — вот и отмажь меня, — Хайдигеру тоже становится весело, — но сам-то хоть на первый бой заглянешь? Я жду твою ставку на нашу победу.       Майк задумчиво запускает пятерню в прическу. Волосы у него на голове приходят в беспорядок. И Хайдигеру на мгновение мерещится растрепанный после душа ежик серых волос. — Прости, дружище, всецело желаю удачи, но когда речь идет о серьезных схватках, я обычно ставлю на Добермана.