Триста минут на подумать

      В немые покои вошел гусь, до упора заслонив за собой бумажную ширму. Его темные крылья держали предмет, тщательно завернутый в полотенце, а между локтем и боком торчала широкая деревянная палка, напоминающая ручку ложки или поварешки. Каменное выражение лица и белое свободное ханьфу разъяснили происходящее лучше всяких слов — у порога застыл врач.       — Мне жаль, — прозвучал негромкий голос без капли сочувствия, — но я не с хорошими новостями.       И снова эта фраза. Оказывается, вовсе не обманчиво ощущение, что она не менее каменная и холодная, чем вышеупомянутое лицо мужчины, в который раз начавшего с нее диалог. Ему лет сорок, не больше. Он смотрел на массивный очерк воина, ставший для него полностью черным при свете двух уставших свечей, и ни чуть не удивлялся: прошло более тридцати минут с момента его ухода, а парень продолжал неподвижно сидеть сгорбленной спиной к выходу из комнаты и непроизвольно покачивать из стороны в сторону вниз опущенной тяжелой головой.       — Если в течение нескольких часов или, крайний срок, одних суток мы не увидим хотя бы малейшие намеки на улучшения, я буду вынужден оставить все так, как есть, и вернуться обратно в свой город.       Гусь спокойно прошел в глубь мрачной комнаты и устремился с предметом к наполовину пустому столу. Апартаментами самого смотрителя Нефритового дворца данную отсыревшую каморку с одним большим окном даже под угрозой смерти нельзя было назвать. А в общем, это так и не было. Как понял Гуожи по некоторым неуместно стоящим по углам ящикам с походным снаряжением, данное помещение было заготовлено воинами и дворецкими слугами, как они и сами выражались после, на «всякий случай», и именно поэтому могло хранить в себе всякие посторонние предметы или же неиспользуемый в быту инвентарь по типу канатов, волокна для факелов, металлических лезвий. Только вот, ни слова о том, как именно должен выглядеть этот самый «случай», Гуожи так и не услышал, да и расспрашивать не посчитал корректным. Как никак, он имел уважение к мастерам кунг-фу, с которыми провел целый день, разделяя их горе и наблюдая за похоронными поникшими лицами.       Гуожи поставил на стол то, что принес с собой прямиком из кухни, и именно этот звук столкновения чего-то не совсем твердого о деревянную поверхность мебели всколыхнул По, время от времени теряющего связь с миром и проваливающегося далеко в глубины подсознания. Ему было простительно спать с открытыми глазами. Воин Дракона стал тем единственным, кто не смог отдохнуть и даже поесть в соответствии со своим превосходным аппетитом со дня окончания битвы. Его сердце не находило себе места. Всеми жилками и клетками тела Лотос почему-то чувствовал, что необходим мастеру Шифу. Поэтому даже под воздействием страха и тревоги боялся задуматься о том, чтобы отойти от наставника и перестать каждые пятнадцать-двадцать минут нащупывать пульс на его запястье, холоднеющем, как по волшебству.       То, что сказал врач, По услышал сквозь туман. Словно кто-то налил воду в его уши или хорошенько огрел по голове кувалдой. Шума, существовавшего конкретно среди его мыслей, вышло так много, что По понадобилось некоторое время, чтобы понять, что Гуожи продолжает свой собственный монолог, но уже стоя у него за спиной.       — С этим согласились почти все мои коллеги, я не могу и не хочу говорить что-то против. Решение уже полчаса как принято.       Только теперь, когда мозги стали обрабатывать смысл предложений, а сознание приблизительно восстановило основную суть текущего разговора, По смог очнуться и шарахнуться услышанному.       — Вы не можете его… вот так бросить, — с ужасом в голосе обронил парень, чей взгляд растерянно забегал по кровати и лежащему на ней наставнику.       Дела были крайне плохи, По это понимал, как один из немногих, кто постоянно наблюдал за состоянием малой панды с того самого момента, как только ее тело внесли в корпус воинских спален. Показатели биения сердца ухудшались с каждым часом, мастер слабел и гас прямо на глазах, а та космическая доза обезболивающего, что в него безутешно закачивалась, вряд ли оказывала хоть какой-то эффект. Почему так — объяснений никто не требовал. Они невооруженным глазом виднелись на ранениях, как никогда исказивших привычное обличье мастера Шифу. Глядя на них, складывалось впечатление, что сначала воина пытались порезать на кусочки, а потом сжечь на костре, и, думаю, понятно, почему знахарям и лекарям слабо верилось в то, что какой-то крепкий настой из трав и лесных ягод может помочь телу мастера Шифу восстановить хотя бы базовый кожный покров и перестать пачкать постельное белье сочащейся сукровицей. Для знатоков медицинского направления в принципе висел в воздухе вопрос, как мастер Шифу дожил до момента оказания медицинской помощи.       — Какое… мерзкое слово «бросить», — изрек Гуожи так, будто что-то задело его до глубины души. — В столице и Цзы меня ждет полчище таких же нуждающихся во мне. Их я тоже, по-вашему, бросил, когда вместе с мастером Журавлем и делегацией своих коллег прибыл в Нефритовый дворец? — он малость повернул головой. — Не нужно думать, что ваш учитель единственный такой герой-счастливчик. Тем воинам тоже пришлось несладко. Они вернулись домой с серьезными переломами, черепно-мозговыми, поврежденными ЦНС, понимаете? Треть нуждается в перекачке крови, половине борцов нужна операция, а я который день торчу здесь! — Гуожи напрягся и переключился на озлобленный шепот, пытаясь обуздать эмоции. — Пою отваром мертвеца. Пытаюсь поднять на ноги то, что давно уже нужно было опустить в землю или развеять по ветру.       — Мой учитель, — резко и с нажимом бросил По, чьи пальцы от накатившей злости сильнее стиснули колени, — один из тех, кто, возможно, ценой своей жизни дал вам право встретить новый день. Он…       — Я осознаю то, на какие жертвы пошел мастер Шифу, но такова реальность, Воин Дракона.       Не торопясь Гуожи начал развязывать тканевой узел на посудине и стараться дальше быть совершенно спокойным.       — Мне же нет смысла вас дурачить. У вашего учителя действительно мало шансов на выживание, и нам сейчас глупо надеяться даже на маленькое чудо. Его не будет при таких ожогах.       По туманно промолчал. После пережитого боя не только ему, но и другим выжившим мастерам сложно давалось поддерживать какой-либо разговор, что уже говорить о непростых тематиках, о неизбежной смерти. Чего-то другого, впрочем, можно было даже не ждать. Все потеряли если не родственников и близких товарищей, то учеников и учителей, и Лотосу очень не хотелось верить, что его мастера постигнет та же кошмарная участь. Он не был готов прощаться с ним вот так.       Крылья темно-серого гуся расправили края полотенца и достали из него все еще теплую и накрытую сферообразной крышкой деревянную миску.       — Только на моей памяти от атмосферного электричества пострадало больше сорока двух зверей, — начал рассказ Гуожи, оставляя тару и медленно опускаясь на пол. — Это были и дети, и старики, и ребята вашего возраста. Ни один счастливо не закончил. Новшество подобного рода я бы точно запомнил.       Гусь выдвинул из-под стола свою черную плетеную корзину в виде небольшого куба, с которой прибыл в Нефритовый дворец, и приставил ее ближе. Тут же отряхнув с поверхности множество коротких белых ниточек, осыпавшихся на пол с края стола после нарезки бинтов, Гуожи откинул крышку.       — Кому-то после прямого попадания заряда повезло отделаться всего лишь немотой, глухотой и неполной потерей памяти, — гусь пробежался сконцентрированным взглядом по содержимому, которое ему с такой неохотой пришлось тащить с собой за тридевять земель, и, со второй попытки так и не увидев нужных приспособлений, принялся выкладывать из сумки на пол все то, что лежало сверху и мешало обзору, — кто-то менее везучий остался парализован на всю жизнь, с чем жить можно, но, согласитесь, что радости в этом мало. Какой-то процент пострадавших моментально хватал инфаркт или инсульт, в других случаях мне могли привезти пациента, просто находящегося в шоковом состоянии, а бывало, что и с отеком мозга в придачу…       Из окна последовательными вспышками повалил яркий свет. Он пал на правое плечо большой панды, на часть кровати Шифу, на Гуожи, через секунду доставшего с самого дна сумки нужный ему пергаментный сверток и маленькую склянку, закрытую пробкой.       — А совсем печальным ребятам разрывало легкие, и я уже ничего не мог сделать. Медицина — это не магия.       Гусь встал на ноги, а По, так и не издав ни звука в ответ, продолжил сидеть, как скала, и горько рассматривать притупленным взглядом местами покрытое сажей серьезное лицо. Плакать совсем не получалось, глядя на Шифу. Мастер не выглядел жалким и взывающим о помощи даже с такими нешуточными ранениями. Возможно, всему причиной то, что он привык не показывать способность чувствовать любого типа боль. Так привык, что теперь даже в состоянии отключки не мог позволить себе сделать это.       Напрочь выгоревшие кисти рук мастера лежали поверх двухуровневого слоя одеял. Одного раза взглянуть на них вполне хватало, чтобы сдавить со всех сторон юное сердце медведя и вызвать у него бешеный наплыв воспоминаний о прошлой ночи. Именно поэтому По чаще всего останавливал свой взор только на лице. Оно оставалось невозмутимым, несмотря ни на что, и это в какой-то степени успокаивало. Лотос узнавал двуликий характер своего мастера. Узнавал его вечное внутреннее спокойствие и умение тут же дать жесткий отпор самой смерти.       В поле периферийного зрения панды попал Гуожи. Врач с пергаментом и банкой подошел к краю лежанки, немым жестом попросив По раскрыть ладони. Воин без сопротивлений выполнил просьбу.       Доверив Воину Дракона склянку, полную жидкости сомнительного цвета, гусь на свободном участке кровати расстелил ранее помятый и плотно набитый лист пергамента. В нем оказались завернуты длинные иглы, которые использовались для чжень-цзю-терапии. Они заблестели от скромно упавшего света свечи, горящей на прикроватном коробке, и обрели слегка желтоватый оттенок. С первого взгляда на них даже не скажешь, что на таком маленьком куске бумаги их спокойно умещалось почти полсотни. Без раздумий взяв таких десяток, гусь обратился к По:       — Будьте добры, откройте, — ткнул он пером на банку, а сам с иглами в руках переместился ближе к изголовью кровати и самому мастеру Шифу.       Одним пальцем расправившись с тонкой пробкой, По подобно околдованному протянул лекарю бутылек с жидкостью и снова упал на свое место. Он знал, что сейчас будет происходить. И от внимательных к мелочам глаз Гуожи волнение медведя тоже не ускользнуло. Никак его не прокомментировав, гусь хорошенько смочил концы нескольких игл в лекарстве и, чтобы освободить себе руки, вновь вернул банку По, который пристально наблюдал за всеми его движениями, выполняя немые просьбы будто по команде.       В один момент По не выдержал:       — Что вы собираетесь делать? — он не сводил глаз с крыльев гуся, которые уже властно нащупывали нужную мышцу вдоль всей левой руки мастера Шифу.       — Обновить обезболивающее, — Гуожи ответил спокойно, словно ожидал этого вопроса, а вскоре, добавив совсем тихое «что же еще», наконец отыскал подходящее место для иглоукалывания парой заключительных нажатий.       Вообще, на то, что обычно происходит дальше, По всегда мог смотреть без страха и отвращения. У мужчины изначально не было трипанофобии, как у той же Гадюки, например, но моменты, когда Гуожи резко вонзал острую иглу в руку учителя, а ему было так же глубоко все равно, как будто он не живое существо из крови и плоти, а мешок с песком, всегда ужасали Лотоса одинаково — вплоть до появления капель пота на лбу и нервных вздрагиваний на одном месте.       Когда пятая по счету игла оказалась в левом предплечье старого мастера, и пришел черед вкалывать оставшиеся пять в правое, гусь понял, что панические приступы Воина Дракона действуют ему на нервы. Он пугался и дергался каждый раз, когда игла вонзалась в неподвижное тело Шифу, и Гуожи искренне не осознавал причину его переживаний. Мастер Шифу — воин кунг-фу. Без чжень-цзю-терапии он вряд ли дожил бы до своего возраста с целыми руками и ногами, да и в общем, панду не резали ножом, как праздничный торт, чтобы ужасаться и такими перепуганными глазами смотреть как на саму процедуру, так и на ее исполнителя.       — По, попробуйте унять свои страхи, — пока спокойно попросил гусь, забирая банку, чтобы снова окунуть в нее иглы. — Вашему мастеру больнее уже точно не будет, а вы только напрасно сотрясаете комнату.       — Простите, — почти шепотом молвила панда, уводя подальше от кровати взгляд.       Исходя из того, что капли воды за окном бесконечно падали на землю, погода даже к ночи улучшаться не планировала. Дождь лил с силой, словно природа хотела начисто вымыть планету от пролитой крови, чтобы ни следа, ни малейшего напоминания о прошедшем кошмаре не осталось. Жаль, что в конечном итоге это мало кому облегчит жизнь. Воину Дракона и Неистовой Пятерке даже промывка мозгов не поможет забыть те мучительные двенадцать дней, что они пробыли в аду.       Нужно признать, слова Гуожи в какой-то степени привели панду в сознание. По элементарно обратил внимания на время суток и на то, что у него от длительных и неподвижных посиделок на стуле затекли ноги. Чего только не сделаешь под воздействием желания вновь увидеть учителя живым. Учителя, чье состояние имело с погодой кое-что общее — позабыло, как становиться лучше.       Кстати, о приходе в сознание. Позже Лотос своими силами пришел к умозаключению, что его тело специально отключало разум во время умопомрачительных бредней врача, чтобы трезво не анализировать происходящее и не копать выводами себе и мастеру Шифу яму поглубже. И так случалось не по воле случая, не потому, что парень в тот момент думал о своих более важных делах или просто не уважал Гуожи. На самом деле, вместо того, чтобы окончательно проваливаться в депрессию и готовиться к худшему, о чем и настаивал Гуожи, По старался верить всеми клетками тела в благосклонность судьбы. Нет, он даже не старался. Воин Дракона всегда верил в это и так же по-детски сильно и наивно, как и Шифу поверил в него в тот роковой день много лет назад. И только вера согревала сейчас душу По. Вместе с ней он готов был дальше сидеть в этой комнате, пропускать мимо ушей пугающие истории гуся столько, сколько нужно, но зато продолжать представлять, как в один прекрасный момент его мастер — его друг, его практически отец, медленно откроет глаза, так тихо и совсем не веря, что смог выжить, произнесет пересохшими губами его имя, а уже через несколько месяцев сможет снова, пусть и потихоньку, но расхаживать на своих двоих, посещать тренировки и играть по утрам на флейте. А если вернуться на пять лет назад. Насколько смехотворно звучала бы мысль о том, что По когда-то будет искренне мечтать о звуках флейты, грудном смехе, шагах за спиной, мягких и бесшумных? Мечтать о наступлении дня, когда он прогуляется после тренировки по территории священного храма, комбинируя в голове мысли о приключениях и еде, а в это время где-то за пределами казарм раздастся это пронзающее «ПАНДА!», потому что медведь снова что-то натворил? Пожалуй, достаточно смехотворно, чтобы, вернувшись в сегодняшнюю реальность, заплакать горькими слезами.       За наблюдением непогоды за окном По и внимания не обратил, как гусь закончил иглоукалывание и оставил обгоревшие и неподвижные руки малой панды в покое лежать поверх одеяла.       — Если и случится такое, что мастер Шифу придет в себя, иглы малость облегчат ему жизнь, — уныло пробормотал мужчина, возвращаясь к пергаменту на другом краю кровати.       — Они блокируют боль?       — Что-то около того, — гусь бросил использованные заостренные железяки себе в карман, чтобы после обработать, и следом лучше укутался в кимоно. Влетающий через открытое окно ветер был уже давно не осенним, несмотря на ноябрьский календарный месяц. — Его просто не охватит болевой шок в первые же минуты после пробуждения.       — Постойте, — ожил Лотос, наконец услышав хоть что-то, похожее на хорошие новости, — то есть, это в какой-то степени реально?       — Пробуждение, может, и реально, — с великим сомнением в голосе ответил панде Гуожи, обратно заворачивая остальные иглы в бумагу и плотно закрывая банку с целебной жидкостью. — Бывали случаи, и не однократные, когда взрослые особи выходили из комы третьей степени, а после жили обычной жизнью, — гусь остановился и коротко перевел взгляд на печально лежащие кисти смотрителя дворца. — Хотя, не думаю, что мастер Шифу сможет когда-либо жить этой обычной жизнью. Я вообще не уверен точно ни в одном его органе, кроме рук, потому что и дураку понятен их исход. Они даже теоретически не могут быть работоспособными.       По захотелось встать со своего места и наконец выбросить врача или куда-нибудь в коридор, или сразу в окно за те вещи, о которых он так прямо говорил о Шифу. Черно-белый парень просто перестал понимать возникший мотив. Если ты не веришь в лучшее, то почему бы тебе не закрыть рот и не дать верить в него другим? Нет же, у Гуожи, видимо, в одном из условий выдачи зарплаты имеется обязательный пункт, где сказано: «Растопчи в пух и прах надежду пациентов или их родственников на выздоровление десять раз, а потом мы поговорим!». Никак иначе его поведение для По и не выглядело, впрочем, как и для любого другого китайца, ни разу не слышавшего про принцип работы лекарем и клятву Гиппократа.       С одной стороны, внезапно появившийся гнев сдерживало внутри Лотоса только явное знание, что вины гуся в происходящем все же не было. Врачам характерно выражаться без смягчения углов в своих рассказах о состоянии пациента, особенно если это какой-нибудь закаленный работой хирург, которому расчленить кого-нибудь — стандартная процедура, давно не хватающая за живое и не бросающая руки в паническую дрожь. Трудно было обижаться на него, зная, пусть и поверхностно, сложность и прочие нюансы данной работы.       Вспомнив про очередной вброс «поддержки» за сегодняшний вечер со стороны Гуожи, который со своими вещами в руках уже отдалялся панде за спину, По все же не смог удержать в себе ответ:       — Вы постоянно говорите так только потому, что это чистая правда? — еще воздержанно процедила панда, принципиально не поворачиваясь к птице и до оцепенения сжимая лежащие на ногах кулаки. — Или потому что сами не хотите поверить в организм мастера Шифу?       — Сами посудите, По, — Гуожи остановился у своей корзины и, бережно положив на место иглы с обезболивающим, задвинул ее обратно под стол. — Через его тело прошел заряд молнии. Да, мастер попытался проконтролировать его и провести через желудок, но у него было слишком мало времени и сил, чтобы сделать все правильно.       В грудь Лотоса вернулись отголоски медленно пульсирующей боли. Как правило, они напоминали о себе абсолютно каждый раз, когда Воин Дракона снова вспоминал о поступке малой панды и о том, благодаря чему он и его пятеро друзей остались живы.       — На что вы намекаете на этот раз?       — Сердце тоже пострадало, — продолжил твердить гусь, вставая вплотную к столу и проверяя крыльями, не успела ли деревянная миска остыть за время чжень-цзю-терапии. — Мастер Шифу, согласно результатам полного обследования, должен был умереть в ту же секунду, а не просто после пары непрофессиональных толчков в грудь выкарабкаться из состояния клинической смерти и впасть в кому. В его случае, кома — это чудо.       А ведь он прав. Мастер Шифу должен был сиюминутно умереть, и он беспрепятственно умер бы, не окажись пятерка рядом…       Убедившись, что температура миски как раз подходящая, мужчина снял крышку, и из миски повалил горячий пар. Горьковатый запах отваренных свежих трав стал расползаться по комнате и частично вылетать в открытое окно, когда Гуожи, взяв в руки толкушку, что принес с собой из кухни, стал старательно выжимать ею сок растений и попутно смешивать его с самим целебным отваром. Каждый из врачей, кто ежедневно сталкивался с травмами мастеров ушу, превосходно знал, что если правильно сварить и растолочь нужные листья и корни до удовлетворительной консистенции, то получившаяся смесь сразу обретет невероятные заживляющие свойства. Ее можно будет смело прикладывать к ране и останавливать тем самым кровотечение, что как никогда пользуется спросом у воинов кунг-фу, можно прикладывать в виде компресса к ожогам разной степени и наблюдать за первым благоприятным результатом уже по окончанию нескольких часов. Второй способ применения и собирался использовать Гуожи. Ожоги Шифу, конечно, не смахивали на те, что способны зажить на раз-два, но ради галочки и спокойствия всех шестерых учеников малой панды и еще где-то сотни дворецких нужно было попробовать. Испытывать удачу с такими пациентами входило в его обязанности.       — И все равно, — негромко сказал По, поворачиваясь лицом к спине врача, — вам ничего не дает права сомневаться в мастере Шифу, его уцелевшая жизнь и есть главным аргументом. Мастер изучал кунг-фу на протяжении всей своей жизни, все, что я знаю, это его заслуга. Вы ведь даже себе не представляете, с воином какой силы находитесь в одной комнате, вы не были с нами тогда, когда за изменениями на линии фронта невозможно было уследить… Мастер провел нас через битву, сам прошел через нее с достоинством. Он обязательно придет в себя, я в жизни не поверю в иной исход.       — Я прекрасно понимаю вашу позицию, Воин Дракона, — с заметным раздражением резанул Гуожи, скрытно для черно-белого закатывая глаза и уже не зная, как еще показать, что ему сугубо фиолетово на смотрителя дворца и на то, каким супер-пупер мастером он являлся при жизни, когда в данный момент он не более, чем беспомощный сосуд с костями. — Но ни одна физическая подготовка еще не уберегала органы от поражения молнией. Даже если мастер Шифу мог при своем росте и массе тела поднять кого-то вдвое больше, это все равно остается за гранью допустимого, как бы вам того не хотелось.       — Вы просто не знали мастера Шифу лично, — улыбнулся По, повернув голову в сторону наставника. — И не знаете, что ему уже доводилось пережить. Он мог одной рукой уломать меня, а второй в это время пить чай с печеньем, вы слышите?!       — Сказки детские, — презрительно фыркнул гусь, начиная от услышанного абсурда мять траву толкушкой сильнее, — я же со стороны вижу, что твой вес составляет как минимум килограмм сто двадцать. Твой учитель даже после попытки поднять тебя должен был со всех сторон обрасти грыжами.       — Хе-хе, как хотите, Гуожи, — не собиралась дальше что-то доказывать панда. Она всего лишь полностью отвернулась от врача и, не переставая улыбаться, продолжила смотреть на спокойное лицо мастера Шифу. — Ничего, — добро утешил его По, — вот когда вы придете в себя, мастер… мой папа откормит вас своей лучшей лапшой, вам станет лучше, — Лотосу самому стало теплее и легче от этих слов, — и мы с вами обязательно покажем, на какие крутые штуки вы способны. Вот увидите, ваш лечащий врач точно поймет, что ошибался и напрасно в вас не верил, — парень выдержал паузу, в тайне от себя самого надеясь, что из уст мастера прозвучит ответ. — Я в вас верю, Шифу. Многие не знают, но я-то знаю, какой вы сильный.       — Ага, — бросил скептическое и не совсем профессиональное гусь, с психом заканчивая толочь корни и откладывая в сторону толкушку. — Ошибался, скажешь еще. Сначала лечащий врач посмотрит, как мастер Шифу, возможно, заработав после удара умственную отсталость, попробует связать больше двух слов или хотя бы вспомнить, как его зовут. Вот тогда и глянем, кто из нас ошибался, кто напрасно верил, а кто оказался сильным.       Не ожидая такой агрессивной реакции, По бесшумно обернулся и удивленно посмотрел на спину мужчины в белом. Того аж дергало от злости. Признаки задетого профессионального спокойствия проскакивали в каждом движении Гуожи и его невозможно было не заметить: когда он мял траву, резко все бросал и лез за чем-то в корзину, когда снова возвращался к содержимому миски и что-то грубо в нем перемешивал. По не хватило смелости поинтересоваться, в чем дело. Мог допустить, что в его сторону может прилететь если не трехэтажное ругательство, то хотя бы вся извалянная в траве толкушка, а это тоже такое себе ответвление сюжета. И По правильно сделал, что доверился чутью.       — Уговорили, Воин Дракона.       В эту же секунду гусь дерзко отряхнул с крыльев большие сгустки целебной смеси обратно в миску и, взяв ее же в руки, подошел к кровати. С шумом поставив полную тару на прикроватную «тумбу», мужчина закатил белые рукава своего кимоно по самый локоть и грубым движением откинул два одеяла, лежащих на мастере Шифу.       — Слушаем и внимаем, дважды объяснять не буду, — сказал он повелительным тоном, глядя на ошарашенного По и внезапно переключаясь на спящего Шифу. — Прошло немало времени с оказания первой медицинской помощи, а сознание у пациента, — гусь приподнял веко пострадавшего и дважды помахал перед ним крылом, — все еще отсутствует. Дальше, дыхание, — он завис над лицом Шифу, слушая вдохи, — оно аритмично, угнетено до редкого и поверхностного, что совершенно не удивительно, ведь очень велика вероятность поражения дыхательного центра, да и физическая активность вопреки привычному образу жизни сведена к минимуму. Температура тела, — его крыло задержалось на лбу и груди смотрителя дворца, — катастрофически понижена, и это при условии, что спирт расширяет сосуды, снадобья улучшают кровообращение, мастер лежит одетый под двумя одеялами, а комнату проветривают недопустимо редко. Корнеальный рефлекс, — перо легко коснулось роговицы глаза мастера, и его веко не закрылось в знак реакции, — отсутствует. Миоз, — врач указал на суженный из-за парализованной мышцы зрачок, — проскакивает. Реакция на свет, — мужчина быстро схватил подсвечник, стоящий на тумбе рядом с миской, и поводил им перед лицом Шифу, от импульсивности движений чуть не оббрызгав все вокруг горячим воском, — м-м-м, и снова отсутствует, надо же! А по вам и не скажешь, мастер Шифу. Вы же такой сильный у нас. Вы же после поражения электричеством должны петь и с бубном танцевать!       С каждой репликой Гуожи говорил все громче и раздраженнее, будто пытаясь всем своим видом и неаккуратными действиями показать По, что его слова насчет состояния малой панды — не шуточки и забавы, а реальные существующие вещи, но Лотос, с самого начала поняв, что вся эта устрашающая демонстрация характера была начата не для прояснения всеобщей картины, а для запугивания, на зло гусю не пугался. По наоборот сжал все силы в кулак и продолжил без слов наблюдать за телодвижениями врача, борясь внутри с желанием сощурить глаза и не открывать их до тех пор, пока тот не остановится.       — Что же у нас дальше! — с гнилым сарказмом продолжил Гуожи, увидев, что Воина Дракона ничего не впечатлило и он не бросился набивать ему лицо. — Проверим реакцию на боль, — врач оставил глаза малой панды, вытащил одну иглу из ее руки и с той же силой вонзил обратно, — как мы поняли ранее, она тоже отсутствует. Та-ак, а что у нас с глоточными рефлексами, — Гуожи достал из кармана плоскую деревянную палочку, открыл воину рот и несколько раз ткнул ею в заднюю стенку глотки, пытаясь вызвать рвотный рефлекс, — неужели угнетены, как же так! — иронизировал он, пряча в карман мокрую палочку и доставая ей взамен металлический кастет без шипов. — Теперь сухожильные рефлексы, — мужчина одним крылом поднял левую руку мастера кунг-фу, а вторым ударил ее кастетом в три разных места. Ни предплечье, которое должно было отреагировать на удары и изогнуться, ни пальцы, которые должны были попытаться сжаться в кулак, в итоге никак не подали признаки жизни, — диффузно снижены, чего и следовало ожидать.       Гусь отвлекся на то, чтобы убрать кастет, когда По вмиг вскочил со своего места и чуть не сбил его с ног, подбегая к кровати.       — Гуожи, он в сознании! — срывался на крик парень, едва не падая на кровать и не заваливаясь на самого Шифу. — Клянусь вам своим титулом, я видел, у мастера двинулась рука!!! Я честно видел, у него что-то шевельнулось!!!       — В его случае это называется судороги, По! — слегка гаркнул на него Гуожи, усаживая ошалевшего Лотоса на место и поправляя съехавшее из-за столкновения кимоно. — А если мне по-прежнему не удалось убедить вас в том, что ваш учитель — это ни что иное, как живой мертвец, то мне хочется добавить, что шансы остановки сердца мастера Шифу примерно так же велики, как и ваши пустые надежды! Артериальное давление понижено, об этом свидетельствует плохой темп сердечных сокращений — приблизительно сорок ударов в минуту или, другими словами, брадикардия, но если и эти наблюдения, которые не меняются со вчерашнего дня, не посылают в вашу голову никакой информации, то вот это, — гусь взял миску и чуть ли не метнул ее в черно-белую панду, успевшую вовремя ее словить, — откровенно говоря, пустая трата как вашего, так и моего времени! Ожоги серьезнее некуда, времени утекло уже слишком много, чтобы пытаться что-то изменить, и я готов официально заявить под свою ответственность, что мастер Шифу больше никогда не увидит света белого, ибо кунг-фу — не всесильно, чтобы противостоять смерти. Можете смело начать подыскивать траурные костюмы и приглашать родных мастера на церемонию прощания, потому что до утра он не доживет даже в параллельной вселенной!       Удар ногой о пол, стремительно отдаляющийся эхом по коридору низкий бас врача, застывший на пухлом лице парня ступор, и тишина… Давящее на сознание молчание, которое мог разбавлять только лишь настырный гром и фактически единственный признак жизни мастера Шифу, за который цеплялись все надежды до единой — его дыхание. Признак, начавший одним своим существованием пожирать Лотоса и Гуожи изнутри. Они смотрели друг на друга, как на заклятых врагов, не шевелясь и боясь открыть рот. Любое слово, любая более острая фраза сейчас могла спровоцировать взрыв, ибо никогда нельзя забывать о том, что мир — это огромная пороховая бочка. Вопрос лишь в том, кто первый чиркнет спичкой.       Гусь, не издавая звуков, вдыхал почти что полной грудью уличный дождевой воздух и постоянно то сжимал, то разжимал кулаки от того неожиданно подоспевшего для него волнения и осознания, что он решился высказать По все, что скопилось за эти дни. Тот же чувствовал себя иначе. По смотрел на врача, а ощущение, будто не смотрел вообще никуда. Перед глазами стояла черная пелена, и одно лишь его боковое зрение притягивал размытый силуэт раскрытого мастера Шифу, неподвижно лежащего на тонкой лежанке и на духовном уровне умоляющего ученика не верить ни одному сказанному слову. Лотоса хватил дикий озноб. Он потряс головой, встрепенулся от тех мыслей, что вихрем влетели в его черепную коробку, и ужаснулся тому, что мозгомойка врача все же дала свои плоды — он сквозь толстую прослойку детской веры увидел ту страшную «реальность», которую ему пытались преподнести всеми методами и которую он сам так пытался не замечать. В этой реальности не было ни светлых представлений, в которых невредимый мастер Шифу сидел в своей зеленой накидке под персиковым деревом, любовался закатом и попивал горячий чай, ни надежд на то, чтобы вновь услышать его голос, ни мыслей, что все будет, как прежде. Была лишь смерть. Горькое понимание того, что как прежде — никогда не будет, и ученикам малой панды теперь всегда придется носить в сердце образ наставника и эту неподвластную описанию боль. По до последнего верил, что это невозможно. Не может мастер уйти вот так, это же Шифу, он ведь никогда не давал повода даже малость переживать за него, всегда выглядел тем, кого смерть не посмеет коснуться… Но Гуожи, кажется, удалось надломить эту веру.       В момент замешательства и наплыва паники у Воина Дракона, Гуожи с сочувствием выдохнул и небыстро пошел к столу позади них.       — Мои соболезнования, — печально сказал гусь, забирая из-под стола сумку и вешая ее себе на плечо. — Мастер Шифу не доживет до утра — это не просто мои предположения, об этом сказали его анализы и факты на лицо, и не один я тому свидетель. Его жизнь в буквальном смысле держится на волоске. Малейший раздражительный фактор, и…       Гусь посмотрел на застывшего медведя. С его пропитанного нестерпимой болью лица ручьями стекал ледяной пот. Гуожи, невзирая на его омерзительный характер и колючий язык, задело это до глубины души.       — По, выслушайте меня, — сказал он с намеком на сопереживание, подходя к крупному воину и кладя крыло на его плечо. — Мастер Шифу желал вам только добра, и мне кажется, он знал заранее, что все сложится именно так. Он слушал сердце, спасая всех вас, и как никто понимал, что идет прямиком на гибель. Вам остается лишь взять себя в руки и постараться жить с этим дальше, — гусь в надежде на одобрительный кивок всматривался в лицо Лотоса. — Вы все так молоды, ваша жизнь сейчас в самом расцвете.       — О каком расцвете вы сейчас говорите? — в непонимании прошептал Лотос дрожащим голосом и крепко закрыл глаза, чтобы не пустить слезу. — Как я должен принять это? Как возможно жить, когда от вас отрывают кусок? Когда на глазах умирает что-то такое родное… А ты ничего не можешь сделать. Потому что ты — всего лишь бездарная мелочь. И я мелочь, Гуожи. Даже являясь мастером ци, я не могу спасти Шифу. Ничего не могу для него сделать.       Тот промолчал, склонив голову.       — Мастер Шифу погиб ради нас.       — И именно поэтому, будьте добры, из уважения к своему учителю отпустите его и не держите силой в этом мире, — гусь подбадривающе потряс панду за плечо. — Покажите ему, что он жертвовал собой не зря и таки смог за жизнь воспитать таких же сильных воинов, как и он. Ну же, По, я уверен, мастер Шифу полез под молнию не для того, чтобы вы страдали всю оставшуюся жизнь и держали на него обиду за свершенный поступок. Соберитесь и ведите себя так, как подобает ученику мастера Шифу. Он же не учил Воина Дракона быть размазней!       — Но мастер и не учил меня быть не мной, — быстро сказал По, через силу открывая мокрые глаза. — Позвольте мне нормально попрощаться с ним, Гуожи, — выдохнул парень, опуская голову и тяжело дыша. — Спасибо вам за все. В принципе вы можете идти.       — Я… — хотел ответить гусь, но появившийся ком в горле и чувство сострадания не дали ему сделать этого сразу, — я глубоко сожалею, что не смог ничего сделать. Обещаю быть на похоронах.       Гуожи напоследок склонил голову перед Воином Дракона, а после перед его учителем.       — Я всеми силами пытался помочь, но единственное, что смог сделать, это обеспечить вам безболезненную смерть, — тихо сказал гусь, крепче сжимая в крыльях ремень черной сумки. — Простите меня, Шифу.       Мужчина развернулся и, по пути к двери коснувшись плеча Лотоса, вскоре покинул холодную и пропитанную отчаяньем комнату. По остался один. Теперь все преграды, что сдерживали его слезы и не давали волю чувствам, бесследно исчезли вместе с теми последними каплями веры и звуками шагов врача, почти растворившихся в глубине коридора.       Это правда. Шифу учил его всегда быть собой. Именно поэтому Воин Дракона без слов поставил на тумбу деревянную миску, сел на пол возле кровати наставника и с горьким плачем закрыл лицо широкими ладонями.