— Нужно срочно положить его, — ворвавшись в храм, оставшийся без единого сухого места Гуожи забегал глазами в поисках того, где можно было бы в срочном порядке это сделать. — Если продолжим и дальше так таскать его по дождю и лестницам, самое безобидное, что может случится, это ухудшение проходимости дыхательных путей. Язык западет назад, закроет вход в гортань, и мастер Шифу, как итог, обзаведется бесплатным билетом на тот свет, потому что элементарно не сможет дышать.
— Положить, положить, положить…
— Куда его положить, какая комната ближайшая?
— Казармы — далеко, кухня — далеко, комната Шифу — еще дальше…
— Склад ближайшая!
— Да какой склад, библиотека вот за углом!
— Ага, за углом и три минуты вниз по ступенькам. Не слушайте их, Гуожи, эти оба все еще не в себе.
— Меня спросили — я ответил по существу, что снова не так?!
— По существу здесь говорю только я! — впервые за сегодняшний вечер повысил голос гусь, развернувшись к Неистовой Пятерке лицом. — Или вы шевелитесь в темпе вальса и помогаете мне, или не путаетесь под ногами и даете взамен тех, кто не трепется по поводу и без! Мне надоело слушать ваш пустозвонный галдеж вместо того, чтобы спасать жизнь. Если хотите увидеть своего мастера живым, а для этого нужно как минимум, чтобы моя голова перестала раскалываться к чертям, живенько позакрывали рты и показали мне, в какой стороне находятся ваши спальни. Нужна небольшая комната максимум с одним окном и побыстрее.
— Ступайте за мной, Гуожи.
— Долго же вы сообразить не можете.
Свершилось, кажется. В прорезь через не могу открывшихся глаз вонзился рыжий свет вечернего солнца. Наконец-то он проснулся. Подняв невероятно тяжелую руку над лицом, ставшим влажным из-за длительного пребывания в самой гуще сырой травы, По в облаке собственноручно созданной тени раскрыл сном утяжеленные веки до конца и оробел от картины, повисшей над его головой. Кроны могучих сосен, в хаотичном порядке растущих вокруг него и заполняющих собой все пространство, которое только способно было охватить зрение, возвышались высоко над землей, оставляя не прикрытыми спутанными ветвями и доступными для созерцания лишь небольшие клочки нежно розового неба. Северная часть Китая — она, как всегда, прекрасна. Разросшаяся по земле густая растительность частично закрывала кругозор, над головой стучались друг о друга ветки, а невинная благодать, что выражалась как в слабо покачивающихся стеблях сезонных цветов, так и в приятно обволакивающем тело ветерке, неизбежно посеяла панику в еще плохо соображающую голову По. Даже незнание, откуда брать силы, не помешало его телу машинально оторваться от земли, словно после увиденного во сне кошмара, и в судорожном приступе напрячь каждую мышцу. Неподдельное непонимание промелькнуло на его лице, прежде чем он ощутил холод от долгого лежания в мокрой траве и не поторопился подняться на ноги. Лотос для приличия отряхнулся от мелких крупинок грунта и песчинок раздавленного им мха и растерянными глазами стал осматривать все вокруг. Ни Нефритового дворца, ни долины Мира. Куда ни глянь — безграничные просторы соснового леса и солнце, огнем пылающее еще относительно высоко за силуэтами деревьев. А это уже более, чем просто интересно. Понять, где он, и что произошло пока совсем не стемнело — единственное соображение, что само по себе напрашивалось в голову. В мыслях творился полный кавардак, солнце, судя по его положению над горизонтом, сядет полностью минут через сорок, а в полной темноте решить проблему с совершенно незнакомым лесом и ни единой живой душой будет гораздо проблематичнее. Если нет желания бегать по лесу, как в лихорадке, и без надежды на результат взывать о помощи, нужно запускать мозговую активность и что-то думать уже сейчас. Воин Дракона, будем честны, попадал в разного рода ситуации: и Китай спасал, и в плену бывал, и с бандитскими группировками связывался, но данная, в свою очередь не похожая вообще ни на что, его попросту парализовала. Ну не могла же такая большая и крепкая панда, как он, просто так из провинции Аньхой, что на юго-западе от Шанхая, переместиться в хвойную чащу, что еще немного и вплотную прилегает к границам монгольской империи? А как же Шифу? А Пятерка? Все они тоже где-то здесь? Эта мысль, представляющая нечто само собой разумеющееся, даровала Лотосу какой-то необычно мощный заряд энергии, и он ринулся, мягко шурша противно мокрой травой, заглядывать за широкие стволы деревьев и кусты поблизости, ожидая отыскать хотя бы кого-то из своих друзей, с точно таким же ступором на лице проснувшихся среди политых дождем зарослей. Но ни первое, ни второе, ни пятое дерево не принесло желаемого результата. На зов Воина Дракона никто не откликнулся, а его босые ноги моментально промокли и по какой-то причине снова очень сильно замерзли. Такого оцепенения в пальцах он не чувствовал никогда в своей жизни. — Та-а-к, — с выразительной нервной смешинкой протянул По, статуей застыв на одном месте и все еще пытаясь поверить, что это происходит с ним и прямо сейчас, что он ничего не путает. — То есть вы хотите сказать, что я, Воин Дракона, находясь в трезвом уме и здравии, с нормальной памятью, стою один, — воин говорил медленно, делая громадные паузы между словами и этим как бы давая себе возможность ловить смысл сказанного и убеждаться, что это не бред, — на своих двоих, в траве, вечером… посреди… Посреди леса?! Вы пошутили что ли? Лотос резко отошел от дерева, запрокинув назад голову. Если он и попытался выследить перемещение Обезьяны где-то высоко над землей, или же засаду Тигрицы, что ждала его пробуждения на одной из сосен, дабы после подать сигнал, то у него это явно не получилось. Все сосны, что попадали в поле его зрения, все подозрительные пни и кустарники оказывались обычными и никого не прикрывающими. Но лучше бы это было не так. Чувство полной растерянности и тревоги свалилось на По так же ощутимо, как если бы свалилась на него книжная полка со всеми словарями мира. Сквозь неистовое желание упасть на колени и разрыдаться, сквозь оцепенение в пальцах, что не давало сделать даже шага, По ринулся вперед и в первые же секунды непрерывного бега понял, что не может остановиться. Ноги с бешеной скоростью несли его прямо, туда, где находился предел видимости каждого живого существа. Его конечности, над которыми контроль был полностью утерян уже метров через пятнадцать, совсем не чувствовали разницы между забитой колючими кустарниками равниной и крутой каменистой возвышенностью, не ощущали сопротивление веток, которые адски больно врезались в лицо и остальные участки тела, не видели проблемы в скользкой глине, что была способна в любой момент повести себя по-свински и не просто опрокинуть панду на землю, а прислонить затылком к одному из торчащих пней, даруя сотрясение мозга или что похуже. Лотос кричал, называя имена друзей, он молил мастера Шифу прекратить издевательства и показаться ему, по бокам от него мелькали нерушимые стволы сосновых деревьев, а с зеленых глаз летели слезы, вызываемые яркими солнечными лучами, потоками встречного ветра и мыслями о худшем — он здесь один. Возможно, Пятерка тоже пыталась докричаться до него, возможно, мастер Шифу тоже был где-то здесь и к этому моменту уже успел прочесать пятьдесят процентов всего леса, чтобы найти учеников, эту идею Лотос вовсе не отвергал. Но не могут же все они быть настолько далеко друг от друга?! Тигрица уж точно должна услышать хотя бы кого-то из них, раз уж действительно так сложилось, что все семеро ни с того ни с сего отказались в одном месте и так далеко от дома. По прислушался, но кроме назойливых листьев и стука сердца в собственной голове ничего не услышал. Вдруг свершилось необъяснимое. То ли бег на всех парах не давал По заметить границы его главной проблемы, то ли отсутствие этой проблемы как таковой, но факт остается фактом — бесконечные вертикальные полосы деревьев оборвались так же резко и непредвиденно, как и нависли над пандой в момент ее пробуждения, и теперь только поляна, усыпанная песком и пробившейся сквозь него травой выгоревшего желтого цвета, представала перед Воином Дракона. Лес закончился. С его гнетущей атмосферой спокойствия исчез озноб, покинули голову метушливые мысли и заменилась на легкую дрожь мерзлота в пальцах. По не мог не заметить этого, сделав несколько неуверенных шагов по песчаной дорожке и вдохнув полной грудью все те ароматы, что срывали крышу в лесной чаще, а здесь даровали удивительную ясность ума. Даже тишина здесь была какой-то другой. Лотос с опаской переставлял по очереди ноги, не сводя глаз с неба, чувствовал облегчающую пустоту сознания, слышал все тот же плеск родниковой воды, в душе радовался солнцу, что практически затерялось за полосой небосвода и таким приятным теплом обволакивало лицо и плечи. Его настигло чувства счастья. Перестало волновать одиночество, вопрос с пробуждением на практически монгольской территории позабылся, как ключи на столе, и лишь звон тревожного колокольчика в голове Воина Дракона ложился запретной чертой между тем, что на секунду промелькнуло в стороне, и его искреннем желанием пуститься в бег навстречу роскошному обрыву и закату, цвета родного дерева Божественной мудрости. Лотос остановился и врос ногами в землю. Ему не показалось. Ему точно не показалось. По левую руку от него кто-то был — об этом говорило полное ощущение присутствия кого-то еще и прямо-таки дышащая в спину истина о том, что этот кто-то не только материален, жив и просидел все это время на одном месте… Он еще и таращился на парня, не издавая звуков, ни на секунду не отводя широко открытых стеклянных глаз от своей цели. Наверное.Что происходит? Почему По идет назад? Он… отказал им? Мастеру Киану совести хватило пройти мимо и даже не повернуть свое уважительное величество в сторону умирающего мастера Шифу? И это называется годы совместной верной службы? Это в его мире существует под благородным названием «и в огонь, и в воду»? Это благодарность за бок о бок пройденную войну? У Тигрицы злости не хватало, чтобы выразить свое презрение и ненависть к тому, о чьем поступке сообщил вернувшийся Лотос. Киан им не поможет. Он оставил их одних посреди груды мертвых тел, ошметков бывших клинков и арбалетов, истощенных, совсем без медикаментов, с ранеными бойцами и умирающим старшим мастером. Кошка запрещала себе подниматься на ноги. Тигрица понимала, что этого будет достаточно, чтобы она смогла, притупив боль в руке, собрать по частям свое разбитое сердце и, пустив накопившееся на самотек, посворачивать всем жалким, бесчестным выводкам Киана шеи.
— Попадись мне на глаза, — прорычала мастерица, прожигая взглядом желтых глаз спины уходящих и растирая рукавом по полосатому лицу холодные слезы, — молю.
— Тигрица!
Подняв голову и обернувшись на крик, доносящийся откуда-то сверху, Тигрица увидела, как Журавль, толком не успев отдышаться и сбить после полета скорость, камнем приземлился неподалеку и стал, двигаясь в ее сторону на дрожащих и подкашивающихся ногах, из последних сил указывать крыльями то на мастера Шифу, то на тропу за его спиной.
— Тигрица, надо… Надо…
Предобморочное состояние и этот хриплый, прорвавшийся сквозь сдавленное горло голос Журавля вернули девушку с небес на землю, и она, вскочив на ноги, тут же ломанулась к нему навстречу.
— Нам надо… Надо…
— Что? Что такое? — ни на секунду не переставая смотреть на товарища, кошка схватила его за крылья. — Что надо, Журавль? Что надо? Прошу, не молчи!
Его голова даже не была способна держаться ровно на собственной шее, о какой способности открыть клюв и более менее внятно сформулировать свою мысль может идти речь, ему бы для начала просто ее не забыть. Но Тигрица не понимала в ту минуту, что требует от друга слишком много.
Обессиленный и бледный, он преодолел столько километров, так спешил позвать на помощь, что еще пара резких движений, и она понадобится ему самому.
— Смотри на меня, — увидев, что Журавль не успокаивается, а наоборот начинает потихоньку отъезжать от большого количества кислорода в организме, девушка потрясла его руками. — Не отключайся, слышишь? Смотри мне в глаза. Журавль, дыши медленно и глубоко, обморок сейчас будет ни к чему совершенно. Успокойся, приди в себя, а потом уже скажи.
— Тигрица, надо… — Журавль, пропустив мимо себя все, что она сказала, подвинул кошку, насколько это было возможно с его остатком энергии, и всеми методами продолжил идти вперед, указывая на тело учителя, — надо брать Шифу и идти врачам навстречу. На счету каждая секунда, чем раньше они… — говорить без удушья было невозможно, — окажут ему помощь…
— Я поняла, все, перестань над собой издеваться. Гадюка и По, у вас секунда на сборы! Хватайте только самое необходимое и в небольших количествах, берите только то, что может быть мастеру Шифу полезным в пути!
— Куда идти? Какие сборы? — Богомол не мог пропустить мимо себя таких слов, подбегая к шатающемуся Журавлю и смотря на затылки тех друзей, что по команде Тигрицы рванули выполнять поручение: Гадюка юркнула в сторону ближайшего привала — к слову, единственному из пяти, что уцелел, и все десять с небольшим дней непрерывной битвы оставался не найденным вражескими доносчиками, а По, решив, что змейка и без него неплохо справится с той ничтожной горстью еды и другими вещами по мелочи, остался там, где недавно под звон железных клинков слетали с плеч головы чужеземного сброда. На бывшем поле битвы и усилий никаких прикладывать не нужно было — бутыли с водой и дешевым алкоголем каждые пятнадцать-двадцать метров мирно дожидались своего часа, валяясь рядом с гниющими телами своих бывших владельцев. — Мы не можем никуда идти с ним! Ты Шифу видел вообще?! Вблизи? У него несколько костей, скорее всего, вдребезги, страшнейшие ожоги по всему телу — и слепой прозреет, а вы все мне пытаетесь сказать, что собираетесь без последствий оторвать его от земли и собственноручно пронести через всю добротную половину нашей маленькой страны? Мы минуту назад только запустили ему сердце, если повезло тогда, то следующие наши прикосновения вообще могут иметь какие-угодно последствия. Мы сами на ногах еле держимся, о какой, все никак не пойму, ходьбе навстречу вы здесь без умолку говорите? Мы не знаем, в каком все мы состоянии. Если не внешнее, то внутреннее кровотечение у каждого из нас может херануть фактически в любой момент, и уж поверьте, я вам говорю это, как без пяти минут врач — есть очень и очень большая вероятность того, что до первой рвоты или потери сознания вы о нем и догадываться не будете! А потом может быть уже поздно. Но какая разница, вам же все равно наплевать на мои предупреждения. Тигрица уже раздала указания.
— А нам кто-то дал право выбора, Богомол?! — яростно крикнул По, сгребая в корзину то, что попадалось под руку и подходило под категорию хотя бы немного полезного. — У нас есть выбор? Ты сам для начала хоть что-то сделал, чтобы у нас был этот выбор? Ты, долбаный без пяти минут врач, попытался помочь ему? — По ткнул пальцем в истекающего кровью мастера, рядом с которым медленно опускалась на колени Тигрица. — А? Ты сделал так, чтобы нам не пришлось никуда идти, чтобы его жизнь не продолжала висеть на волоске от смерти? Ты, в минуту, когда тебя умоляли посодействовать, напряг хоть что-нибудь помимо рта?
— В ситуации, в которой мы, к сожалению, оказались, единственный рациональный выход — это взять себя в руки и дождаться помощи! Мое и любое другое вмешательство могло и до сих пор может усугубить состояние мастера Шифу до тех показателей, улучшить которые уже не получится ни мне, ни самому лучшему специалисту на планете, и я уже устал из раза в раз повторять вам это!
Лотос мужественно промолчал, просто понимая, что если он начнет распыляться и на вяканье контуженного Богомола, и на то, чтобы собрать припасы, до хорошего это никаким образом не доведет. Шансы мастера Шифу не открыть глаза и без их болтовни с каждой секундой увеличивались в геометрической прогрессии.
— Идти куда-то — бред! — но Богомол не собирался останавливаться. — Мы растратим последние силы, из-за незнания местности увеличим риск разминуться с группой врачей, и пусть удача нам улыбнется, и мы с ними благополучно встретимся — кто будет охранять Шифу, его сопровождающих и всех нас по пути во дворец? Наша команда сейчас — уязвимые мошки для любого подростка с палкой, а путь предстоит очень долгий и сложный даже с учетом транспорта и хорошей погоды. Кто станет на защиту в случае нападения? Кто сможет несколько ночей простоять на стреме? Тащить вещи? Ну же, кто из нас после недавно пережитых черт пойми сколько испытаний на прочность способен на такое? Тигрица со сломанной рукой? Я с контузией? Обезьяна, который и так не спал двое суток? Кто?! Может, ты, По? Воин, уничтоживший треть вражеской армии? Как же я хочу, чтобы вы меня просто услышали, я же не из личных интересов тут распинаюсь!!!
— Богомол, что мы должны услышать? Что? — не выдержала вернувшаяся обратно, но уже с вещами, Гадюка, едва сдерживаясь от желания швырнуть в друга лежащий рядом камень. — Что ты от нас хочешь? Хочешь сказать, что наша обязанность сидеть как на именинах и надеяться, что Шифу сам себе не даст умереть? В случае чего сам себе запустит сердце? Сам поставит себя на ноги? Выкормит? Выходит себя? Его со всей дури шибануло молнией, а ты на серьезных щах предлагаешь нам — его единственной надежде на спасение, лечь на бок и пальцем не двинуть? Опомнись, Богомол, пока совсем кукуха не поехала, вспомни, кто день и ночь трясся над каждой нашей царапиной!
— Гадюка, Богомол, послушайте. Я понимаю, мы все сейчас, мягко говоря, на иголках, — осторожно сказал Журавль, подходя к ним, — но, может…
— Шифу в скором времени помогут врачи, а нам сейчас, ребятушки, никто кроме самих себя не поможет!
По всем членам Пятерки без исключения пробежались мурашки. Невзирая на занятость, они уставились на Богомола.
— Нам нужно беречь силы, я же пытаюсь нам помочь. Прошу вас, если не хотите приблизиться к состоянию Шифу, давайте останемся здесь до прихода помощи и не будем никому морочить го…
Голос прервался. Кто-то сорвался, и, сжав Богомола в кулаке до такой степени, что его малость начало душить, развернул к себе. Это был По.
— Сидеть на месте никто не будет.
Даже Тигрица, которой практически удалось осторожно поднять мастера Шифу с земли и самой не завыть от раздающейся в руке боли, не ожидала от По слов и действий в таком яростном тоне. Никто прежде его таким озверевшим не слышал.
— Если жизни мастера Шифу будет что-то угрожать, Богомол, ни я, ни ты не будем думать о том, через что не так давно прошли. Мы будем делать все, что в наших силах, мы будем поступать так же, как и мастер — быстро и не раздумывая. Забыл, благодаря кому жив остался? Кто из нас не сидел в трудную минуту, сложа руки и думая, что помощь приползет как-нибудь сама, а бросал все и сам несся в Гунмэнь? Как ты считаешь, почему мастер Шифу не думал о себе каждый раз, когда знал, что нам угрожает опасность? Почему он, даже если был точно уверен, что нам в случае чего помогут, что нас не бросят, сам оказывался рядом?
Богомол ничего не ответил, так как был полностью лишен возможности пошевелиться. Журавль и Гадюка, в неподдельном шоке наблюдавшие за этим, приняли единогласное решение не вмешиваться. Оба прекрасно понимали, что товарищу перед походом промывка мозгов просто жизненно необходима.
— Шифу на нас не плевать, — кулак Лотоса сам по себе сжал тельце маленького мастера еще сильнее, — он знает, пусть и не показывает этого, что в случае большой беды мы будем рассчитывать только на него одного. Он знает, что ученики будут нуждаться в своем мастере.
По на секунду пробило на слезы. Его голос дрогнул, а взгляд изумрудных глаз перестал быть таким свирепым. Лотос протер лицо, шмыгая носом и пытаясь держать эмоции под контролем, а после вновь посмотрел на Богомола в своей руке. Хватку он, естественно, давно ослабил.
— Мы не можем ждать помощи, понимаешь? Мы нужны Шифу прямо сейчас, мы нужны ему точно так же, как и он нам, — Воин Дракона прижал друга к себе, случайно пустив по лицу одну слезу. — Прости. Прости, мы и правда все сейчас на играющих нервах, прости, что пришлось накричать. Мне просто хотелось до тебя донести, что прока от того, что ты надрываешься, что я сейчас надрываюсь — его нет. И Шифу тоже может не стать, если мы продолжим ругань и безделье. Не время себя жалеть. Как бы сильно того ни хотелось. Нам нужно идти. Собрать волю в кулак, встать и пойти. Все вместе.
Воин Дракона опустил Богомола на землю, в надежде на то, что тот его понял. Надежды оправдались. Зеленый мастер, грустно и смиренно кивнув головой, развернулся и последовал за Гадюкой дальше перетаскивать припасы.
Хруст пальцев, туго сжавшихся в кулак. Лотос как мог давил волнение, разыгравшееся внутри, ибо чем дольше он стоял, замирая, как скала, чем больше шугался от каждого мелкого шороха за своей спиной, неважно, будь то ветер, треск сухой травы под ногами или просто его больная фантазия, тем активнее нарастало ощущение тряски в его поджилках, а металлический вкус крови пропитывал губы, укрывшиеся трещинами и крупицами летающего в воздухе песка. Оно смотрит на него. О, боже, оно точно смотрит на него, холод, бегущий по спине, тому доказательство. По не знал, что ему делать. Кровь стыла в жилах при одном допущении, что он сейчас повернет голову и посмотрит в эти глаза, пропитанные болью и ненавистью ко всему живому, и даже если есть вероятность, что все сложится наоборот и Воин Дракона убедится, что то, что гонит его душу в пятки — не более, чем просто иллюзия, воскресить чувство полного одиночества уже не удастся. Неизвестная сила развернула тело парня, внутри которого что-то с острой болью оборвалось. Лотос сильно пошатнулся. Это «что-то» ввело воина в состояние, когда протестующий ум начинает свое противостояние с сердцем, вокруг замедляется время, а впопыхах схваченный глоток воздуха внутри тебя превращается в сгусток чего-то настолько тяжелого и вязкого, что его совершенно не получается выпустить наружу. Это «что-то» называлось болью. Она не отпускала. Боль вцепилась в панду мертвой хваткой, а после таким изрядным камнем рухнула на дно ее необъятной медвежьей души, что даже самые глубокие, самые неуязвимые и самые скрытые ото всех закоулки внутреннего мира По оказались под неподъемными завалами горечи. Подобно психопату он попятился назад, рот, раскрывшийся в таком пронзительном крике, что в челюстном составе едва не защемило нерв, медведь зажал руками, а его глаза, будучи прикованными к искаженным очертаниям того, что всегда было для него родным, через секунду не видели перед собой вообще ничего — так быстро наполнились слезами. Оно сидело на земле и, как оказалось, смотрело совсем не в сторону По. Безэмоциональный взгляд в усталости прикрытых глаз устремлялся правее, куда-то к лесу, из рук, таких же черных и обугленных, как и сгоревшее на костре полено, поднималась к голове тонкая, едва заметная полоса прозрачного дыма, а печальное исхудавшее лицо было опущено лишь слегка. И не была потусторонняя нечисть его владельцем. Лицо малой панды, серое больше от безысходности, чем от смешанной с кровью грязи, не излучало ничего, кроме опустошенности. Иного не могла передать и поза, в которой сидел мастер Шифу. Эта спина, убитая больше жизнью, чем временем, колени, выпирающие из-под растянутого кимоно так, как По никогда не видел, слезы, маленькими каплями застывшие на половине своего пути. Игрушка с самой несчастной судьбой не вызывала жалости, сострадания и выстрелов в груди столько, сколько вызывал величайший воин всех времен, а ведь он не делал ничего особенного для этого. Мастер просто сидел. Возможно, даже не дышал. По уже и не помнил момента, когда смог подавить прогрессирующую истерику и заставить ноги бежать к мастеру Шифу. Это был уже не он. Помнилось только то, что По корил себя за невнимательность. Как он мог не догадаться сразу… Видеть своего учителя живым, хотя глаза были уверены, что здесь что-то не сходится, видеть его здесь, в какой-то заднице мира, и понимать, что вокруг нет ни единой живой души, кроме них… Истина с самого начала лежала у него под носом, все, что происходило вокруг, указывало на это всеми силами, но его разумом и недавно раненым сердцем так скоро завладели чувства, что По в упор не хотел видеть, как все стало на свои места. Никакой это не север Китая, и никакая это не монгольская граница. Это его разбитое подсознание. Времени на сбор мыслей в кучу и осознания случившегося ушло много. Так много, что По и представить затруднялся, в какую из секунд в его мире что-то произойдет и он проснется, в очередной раз потеряв возможность поговорить с мастером Шифу. В каком смысле «поговорить» и на кой черт? Дело в психологии и том, во что мы верим. По остановился, не добегая пары метров до сидящей малой панды. — Мастер Шифу, — одного произношения имени учителя хватило, чтобы в горле По тут же повис огромный ком. — Как вы здесь оказались? Вы же погибли. У меня на глазах. Тот остался неподвижен, словно появление ученика перед его носом и сказанные слова не пробудили ни единой эмоции и чувства. Будто эти вещи больше не были ему знакомы. Были ему чужды. Тогда-то По решился еще на один шаг. — Мастер, — медведь вновь почувствовал, что сейчас расплачется. — Вы… Почему на меня не смотрите? Он медленно опускался перед воином на землю. Панде нужен был его взгляд. — Я же По. Вы меня не узнаете? Лотос не знал, как описать то, что перед ним сидело. Это же был совсем не Шифу. Их Шифу вопреки всему никогда не выглядел, как старое, потрепанное и никому ненужное тряпье, и дело даже не в кимоно, от которого осталось одно название. Дело в выражении лица. По уселся на свои пятки. — Мастер, — на глазах, как бы По им ни приказывал, все же выступили слезы. Рядом с тем Шифу, что сидел и смотрел куда-то в сторону, возник образ того, что без сознания лежал на земле в день окончания битвы. — Если вы меня правда не помните, если это и правда ваша душа, услышьте меня, пожалуйста. Его голос дрогнул, изо рта вырвался первый признак новой истерики. Но Шифу продолжал сверлить глазами пустоту, всей цветовой палитрой эмоций на своем лице показывая, как ему в этом мире все осточертело. В надежде узнать в Шифу хоть что-то из того родного, что практически вчера передвигалось по дворцу и пыталось незаметно зевнуть на утренней тренировке, Лотос посмотрел на руки, которые с пеплом имели и то больше общего, чем с нормальными конечностями, и заплакал еще больше. — Мы не ценили время, которое проводили рядом с вами. Мы не любили вас так, как вы нас, и это очень больно. По с непониманием в глазах взглянул на мастера Шифу. — И зачем только вы это сделали? Зачем? Вы так сильно нас любили? Так сильно не хотели потерять? Но вы же… Вы… По сжал шерсть на голове в пальцах, едва с корнем ее не вырывая. — Вы же отдали свою жизнь. Вы пожертвовали всем, к чему стремились долгие годы, и ради чего? Он оторвал руки от лица и снова, переступая через себя, посмотрел на своего старого мастера. Тот, на удивление, смотрел на ученика в ответ. Теми же сморенными и пустыми глазами. — Учитель, — По нерешительно подсел к нему ближе. — Вернитесь, пожалуйста. Вспомните, кто вы, — парень дрожащей рукой потянулся к карману штанов и достал оттуда свиток дракона, который и в жизни частенько носил с собой на случай, если подлинности его статуса кто-то не поверит. — Вот, смотрите, мастер Шифу. Это свиток дракона, вы же… — он смотрел в глаза мужчины, искал в них огонь и тот самый родной блеск, но снова его поиски не увенчались успехом. — Вы же помните, что это. Но спокойствие Лотоса уже ничего не могло спасти. Ничего не помогало. Душа мастера не помнила, в какое тело должна была вернуться, этому свидетельствует взгляд абсолютно чужих глаз и презрительное молчание, которое разъедало изнутри По надежду куда лучше, чем самые болезненные и невыносимые оскорбления на Земле. Не выдержав такой нагрузки, тело Воина Дракона обмякло, и он свалился прямо перед ногами ученика Угвэя без возможности сделать что-то энергозатратнее вдоха. Хотелось сжать его в руках, вымаливая за все прощение. Хотелось наплакать перед ним столько слез, чтобы на земле образовалась грязь, а его глаза открылись в прозрении так широко, чтобы в их голубом цвете можно было узнать того самого Шифу, без чьего смеха и наставлений шестерка молодых мастеров кунг-фу не могла представить свое существование. Руки учителя Шифу. От них несло жаром даже здесь — в его сне. И когда По сквозь лютейший страх и нежелание проснуться коснулся их своими пальцами, те, вопреки всем его ожиданиям, рассыпались и горстью пепла пали на землю. По в мгновение ока отскочил назад и застыл в трех метрах от сидящей панды, с глазами на выкате уставившись на мастера Шифу и на то, как он неторопливо опустил глаза на свои отрубленные кисти, а после, никак не отреагировав на данную потерю, поднял их до уровня лица По. Парень не успел одуматься, как весь мастер Шифу начал тлеть и обращаться в пепел прямо на его глазах. — Мастер? — не понял По. — Мастер, что с вами?! Лотос подбежал к месту, где сидел Шифу, хотел схватить его за плечо ладонью, но пока он таращился вперед как баран на новые ворота и собирался с мыслями, вместо учителя осталось только то, что По едва успел сжать в кулаке — щепотка теплой черной сажи. — Мастер… Не оставляйте нас… — По! По!!! Лотос распахнул глаза и чуть было не свалился на пол от такого непредвиденного возвращения в реальность. Почему чуть? Уберегла парня от феерического падения со стула только рука, которая в нужный момент схватилась за его спинку, тем самым не давая опрокинутся назад. Ее владельца не составило труда вычислить по когтям, рыжему меху и черным полоскам. Успокоится и с облегчением выдохнуть По смог только после нескольких поворотов головы и беглого осмотра. Осознание, что все оказалось так, как он и предполагал: его немощное тело по-прежнему растекалось на стуле, он сидел, скрестив руки, а рядом с ним была не смерть с косой, а всего лишь Тигрица с перебинтованной рукой, дарило целый калейдоскоп непередаваемых ощущений и исцеляющих напоминаний о том, что все, что он видел, было всего лишь бредовым сном. — По, ты… Девушке, действительно много чего повидавшей и пережившей вместе с Воином Дракона, впервые было страшно уложить в голове то, что с ним происходило прямо на ее глазах. Ее крепкого здоровьем и, можно сказать, практически неубиваемого друга, которого буквально минуту назад кошка видела сладко спящим и пускающим со рта слюни, сейчас трясло в легком треморе, а сам он абсолютно весь блестел в каплях пота. Такой неприятной картины ни одному лечащему врачу Лотоса не доводилось наблюдать за всю его историю пребывания во дворце, что уже говорить о том страшном периоде, когда каждая неделя-две заканчивались для парня новыми ушибами и переломами. Думаю, понятно, с кем это было связано. — Ты весь мокрый, — Тигрица снова осмотрела панду с ногу до головы, отказываясь верить своим глазам. — Тебе нехорошо? — Я в порядке, — Лотос приподнялся на стуле и, посмотрев на Тигрицу, выдохнул так отрывисто и взволнованно, будто паника и удушливая истерика все это время происходили наяву, а не во сне. — Я в порядке. Ты сама как? Рука сильно болит? Понаблюдав за По еще какое-то время, девушка убедилась, что его потихоньку отпускает, и расслабленно опустилась на пол возле стола. Сидеть на чем-то, кроме него, приравнивалось к каторжным пыткам. Во-первых, как бы хорошо ни была подвешена к шее сломанная рука, она чувствовала себя гораздо лучше в лежачем состоянии, а не в воздухе, а во-вторых, разжаренное повышенной температурой и двумя чайниками успокоительного чая тело вряд ли сможет вынести еще что-то помимо шерсти и прикосновений одежды, которые и так казались девушке как никогда неприятными и ощутимыми. Таким из лени никто бы не занимался. Тигрица же нашла возможность насладится тем, что давало ей ощутить глоток свежего воздуха, а ее телу помогало остывать — сквозняком. Сидеть на стуле равно почувствовать его только ногами; Лежать на кровати — быстрее сгоришь от жара, чем дождешься желанного охлаждения. К слову, это одна из дюжины причин, по которой Тигрица все еще не спит. Лихорадка редко когда отпускала ее после первой приятной дозы лекарства. — Сейчас совсем не болит. А вот час назад, думала, на стены полезу. — Врачи? — Сказали, заживет быстро. Якобы сломано профессионалом. — Еще бы. На духовном уровне поняв, по какой причине мастерица устроилась на полу, По и сам оказался не против составить ей компанию. Сдвинув в угол комнаты стул и приземлившись напротив, он скрестил и как можно плотнее поджал к себе ноги, чтобы не мешать слегка вытянутым ногам Тигрицы, и поднял глаза. Кошка же в свою очередь смотреть на друга не спешила, найдя успокоение в бурлящей картине за окном. — Вообще я пришла тебя поблагодарить. Лотос удивленно поднял брови. — А за что? — За то, что привел Богомола в чувства… Ну… Тогда. Больше слов и не требовалось, чтобы обоим удалось вспомнить одну и ту же ситуацию. — Ему это было необходимо. Я больше не мог его слушать. — Мне просто как никогда нужна была твоя помощь. Тут Богомол со своей истерикой, тут умирающий за спиной Журавль, тут Киан, тут мастер Шифу, которому нужно остановить кровь и как-то взять на руки… Мне так страшно было сойти с ума, По, я не знаю, что со мной было бы… — Я понимаю, не переживай. Все более менее обошлось. Я и сам до сих пор испытываю это чувство, — Лотос тоскливо улыбнулся. — Особенно когда вижу его. Глаза девушки неуверенно последовали за кивком Воина Дракона. Он указывал на кровать за его спиной. — В смысле? Мастера видишь? — Мг. Я уже несколько раз подряд вижу его… в своих снах, — в его глазах мелькнул страх, навеянный воспоминаниями из прожитых сновидений, поэтому По приложил усилия, чтобы как можно незаметнее и непринужденнее отвести его в сторону. — Он будто за мной ходит. Ничего не говорит, ничего не делает, даже не смотрит в мою сторону, но оказывается где-то поблизости всякий раз, когда я засыпаю. — Всякий раз? Разговор о минутой ранее законченном отдыхе вызвал у панды протяжную зевоту, поэтому вместо ответа По охотно прикрыл рот холодной ладонью и несколько раз кивнул головой. Прозвучавший вопрос Тигрицы сначала показался каким-то сомнительным. Разве он еще не сообщил ей о том, что этот сон — это уже четвертая попытка проспать больше пяти минут? Ну, раз кошка уточнила, значит, ответ очевиден. — Ага. — Ох, — Тигрица сочувствующе вздохнула, прекрасно понимая то состояние, о котором говорил ее друг. Все они сейчас проходили через что-то подобное. — Если я могу как-то помочь тебе, По, ты только скажи. Нам нужно держаться вместе. Я с огромным удовольствием помогу тебе, чем только смогу, и пожалуйста… Не стесняйся у меня просить. — Спасибо, Тигрица, но я пока могу о себе позаботиться. Правда, спасибо. Для меня очень важно слышать это сейчас, — на улице по новой загремело, и теперь уже оба решили не пренебрегать шансом скрыть смущение в глазах. — Знаешь, каждый раз, когда мне в принципе снится что-то подобное, я как-то быстро прихожу к выводу, что это сон. Ну, то есть, даже не успеваю запаниковать или растеряться. Где бы я ни оказался, со временем приходит ощущение безопасности. Ты и сама в курсе, в жизни я в любой ситуации веду себя как ни в чем не бывало. Тигрица слушала парня молча, только выборочно кивая головой после его слов. Имела представление, как тяжело после таких непростых для тела и мозгов дней дается произношение мыслей и слаженная речь. — Но сегодня все было по-другому. Я четыре раза к ряду забывал про настоящую действительность и безвылазно погружался в происходящее. Тигрица, — он подсел поближе к ней, — я верил и боялся всего, что попадалось на глаза, я же даже начал думать, что мое появление в лесу — это ваш новый способ пошутить надо мной. Я бегал по нему, кричал, пытался найти вас, но когда буквально из ниоткуда появился еще и Шифу… Все будто перевернулось верх дном. Я сразу вспомнил комнату, в которой сидел в реальности, войну вспомнил, осознал, что мне снова удалось заснуть, а тот мастер, что сидит передо мной, не что иное, как творение моих мозгов. Мне и сказать тебе трудно, Тигрица, в какой момент мне становится страшнее: перед осознанием, что это не наш живой Шифу, или после… Тигрица коснулась ноги Лотоса своей здоровой рукой. Она хотела его поддержать. Правда хотела. Но подавленное состояние и пустая банка вместо сердца не могли выжать из девушки что-то большее. Какое счастье, что По и не требовал это большее. — Я четыре раза оставался с Шифу наедине и смотрел ему в глаза. И все четыре раза чувствовал, как загинаюсь под его взглядом, как начинаю… очень сильно его боятся. Этот страх в разы сильнее того, что я испытывал в день нашей с ним первой встречи в Нефритовом дворце, а обделался я тогда знатно, я тебе скажу. — Но ты все равно должен стараться помнить, что ты видишь не нашего учителя, а его искаженный образ, — Тигрица, из понятных соображений, попытку По вбросить в ситуацию немного юмора не поддержала. — Наш Шифу никогда бы не пожелал нам зла. Я… Сколько помню его… Он всегда внушал чувство спокойствия и безопасности. Лично мне никогда не было страшно рядом с ним… Будь я в приюте, на важном задании или же на полноценной войне. Никогда не было страшно. Если мы и боялись, то только вдвоем. Прям как пару дней назад… Тигрица грустно склонила голову. — А ведь я была уверена, что он снится только мне. Воина Дракона, мягко говоря, шокировали эти новости. — Да ладно? — По большей части именно поэтому не сплю. Не могу смотреть ему в глаза после всего, что случилось. — Они такие… — Не его. Его глаза совсем другие. По самую малость улыбнулся. Он ни на миг не усомнился в том, что Тигрица лучше всех об этом знает. — В твоих снах он… Что делает? Девушка с ответом помедлила, пытаясь вспомнить. — В моих он смотрит на меня долго и молча, а потом уходит. Я пыталась за ним следовать, но мастер Шифу всегда меня замечал, разворачивался, сердито смотрел мне в глаза, а потом, убеждаясь, что я больше его не преследую, снова разворачивался и шел, не останавливаясь, до тех пор, пока полностью не скрывался из виду. По тому, как Лотос кивнул головой после ее рассказа, мастерица поняла, что их ситуации разнятся. — У тебя не так? — В моих снах он сгорает и превращается в пепел. Тигрице от этих слов стало не по себе — медведь понял это по пальцам, что на секунду пустили в его ногу ногти. — Я пытался с ним поговорить. Единожды смог даже коснуться его руки. Но только что бы я не делал, все мои движения приводили к одному и тому же финалу — мастер превращался в пепел, который уносило ветром, а я просыпался, как по звону гонга. Крайний сон был самым длинным… Чтобы разбавить обстановку, которая и так всеми силами давила на бедную Тигрицу, По решил сменить тему. — Кстати, долго я спал? — Я пришла — ты уже спал. — И давно ты пришла? — Почти двадцать минут назад. Интересно. — А почему не разбудила? — Не хотела. В отличие от нас у тебя совсем не было возможности отдохнуть после дороги и всей этой беготни с врачами. Какое-то время оба молчали, давая друг другу возможность перевести дух, и они с удовольствием продолжили бы делать это, если бы Тигрица не увидела кусок бинта, торчащий из-под одеяла мастера. — Гуожи перед уходом сказал, что делать дальше? По не стал спрашивать, откуда Тигрица знает об уходе гуся. Ему показалось, что это очевиднее некуда. — Не сказал. Оставил только смесь для компрессов, моток бинтов и пару страшилок мне перед сном. — Как только смесь и бинты? — Тигрицу ввело это в такой ступор, что она на эмоциях подорвалась, напрочь позабыв о своей ноющей руке. — И все? — И все. По увидел, как девушку эта новость выбила из колеи, поэтому поспешил успокоить ее прежде, чем она надумает схватиться за грудную клетку и слечь рядом с Шифу с признаками острой сердечной недостаточности. — Справимся без Гуожи, — он осторожно обнял мастерицу за плечи, увидев, как ту мало-помалу начинает расшатывать из стороны в сторону, — слышишь меня? Тигрице было и правда немыслимо трудно переварить то, что они и их мастер снова оказались предоставлены сами себе. И если бы не голос По, который не давал девушке пасть духом и прямо здесь потерять сознание, неизвестно, что было бы дальше. — Я тоже переживаю, — успокаивающе сказал По, понизив голос и продолжая придерживать плечи кошки. — Ужасно переживаю за жизнь мастера Шифу. Я ведь тоже, как и ты, не знаю, что будет завтра, и суждено ли нам вообще еще раз увидеть его. Ты только взгляни на мои руки. Девушка отвела вниз с лица друга слезящиеся глаза и увидела, как на облысевших костяшках всех пяти пальцев при свете единственной в комнате свечи блестели круглые, еще совсем свежие и дышащие кровавые раны. Не поверив своим глазам, Тигрица схватила ладонь По и поднесла ее к своему лицу, обеспокоенно вглядываясь в пострадавшие подрагивающие пальцы. — Ты… Как сделал это? — Жесть, да? — посмеялся По. — А ведь я и не заметил, как так вышло, если честно. Она, не выпуская руки, печально посмотрела на него. — По… — Только прошу, не беспокойся, это заживет уже завтра! Но как она могла не беспокоится.— Киан…
Сколько мерзости и гнили в одном жалком имени.
Ей так захотелось оставить его одного. С такой сладкой горечью во рту захотелось принудить его медленно наполниться этой же болью, что пронизывала ее саму с головы до пят и пожирала душу, показать пустоту, что плесенью расползалась по всей грудной клетке, заменяя тепло. Знай кошка заранее… Услышь она за жизнь хотя бы отдаленный намек на то, что он будет способен на корм судьбе оставить своего умирающего друга, ее мастера Шифу, последствия — последнее, о чем она задумалась бы. Похоронила бы урода заживо.
Не трудно было предугадать, что Тигрице станет хуже. Девушка и сама вряд ли заметила, как резко мир перед ее глазами стал в несколько раз темнее, а тело, что до последнего старалось быть послушным, силой притяжения потащило вниз. По был готов к такой ситуации еще с того самого момента, как увидел Тигрицу за своей спиной. И пусть они оба выглядели в ту секунду одинаково плохо и нездорово, черно-белый медведь все же не был настолько глуп, чтобы не заметить очевидную разницу: его состояние вселяет куда больше уверенности и надежности, чем граничащее с ознобом состояние Тигрицы, и Лотос уже вдоволь насмотрелся доказательств, чтобы не сидеть дальше и бездействовать. Не прекращая болтать что-то подбадривающее и незначительное себе под нос, дабы Тигрица могла его слышать и, так скажем, не потеряла связь с внешним миром окончательно, По без резких движений взял ее на руки, преждевременно сто раз извинившись и, естественно, объяснив, что это необходимо сделать для ее же блага, и вышел из комнаты в коридор, где очень вовремя Журавль с Богомолом разговаривали с Зенгом. Когда через пару минут все уладилось, Тигрицу уложили на кровать, а ей на помощь пришел дворецкий врач, парня уведомили о том, что плохие новости на сегодня еще не закончены. Вернулся По в комнату к мастеру Шифу с лицом, уже не способным ни на какие эмоции. Он без слов закрыл за собой дверь, подвинул стул к злополучной кровати и сел на его поверхность с такой ощутимой тяжестью и усталостью от всего происходящего, что стало понятно одно — воин уже не в силах метаться от одного решения к другому, как это было часом ранее. Он больше не может сопротивляться, пытаться на что-то повлиять, определиться, что ему делать: отпустить ситуацию и свернуться в клубок, продолжая полагаться только на благоприятное настроение судьбы, или же встать и продолжить борьбу. Нет. Сил на это больше не было. Они изжили себя до последней капли, и теперь даже плач не может казаться чем-то таким, что принесет душе облегчение. Скорее наоборот. На руках мастера Шифу осталась их кровь. Странно, что никто этого не заметил. Он был одним из немногих мастеров, кто успевал бинтовать и регулярно обрабатывать раны своих учеников в те редкие минуты, когда оборона китайской армии перерастала в наступление, а у магов заканчивалась энергия, чтобы швыряться во все подряд огнем и молниями. Лотос каждую такую минуту мог пересказать посекундно. Не помнил только тех, когда помощь нужна была мастера Шифу, а она ему точно нужна была, как бы успешно он не отнекивался. Но речь сейчас не об этом. Парня тревожил его крайний сон. Он ни на секунду не вышел из его головы с момента пробуждения, и По все чаще и чаще начинало казаться, что это может быть совсем не просто так. Тогда-то он подсел к Шифу ближе. — Мне нужно вам сказать кое-что очень важное, как мне кажется. Я вам этого не говорил никогда, но я уверен, что вы неоднократно замечали… В общем, я верю во всякую ерунду. Ну, то есть, не в гроб на колесиках и параллельную вселенную, где все состоит из пельменей, как всегда, а немного в другое. Сейчас мне, например, почему-то лезет в голову мысль, что ваша душа… Она не помнит, в какое тело ей нужно вернутся, я думаю, что она не помнит, кто вы, поэтому вы и не можете проснуться. Да, это звучит как-то тупо и в моем стиле, но… Вы просто не представляете, мастер, как же сильно я устал. По как мог не давал своей вере угаснуть. Что бы ни происходило ему было необходимо представлять, что мастер слышит его и понимает. — Я устал быть так близко к вам и осознавать, что скоро буду должен с вами прощаться. Я устал вас оплакивать, хотя ваше сердце бьется. Устал ничего не делать. Я шестым чувством чую, что как-то могу вам помочь, что от меня здесь что-то может зависеть, но что это… Мне не хватает ума догадаться. Если бы хватало, вы бы столько раз не приходили ко мне во снах, но вы же тупо не оставляете меня в покое, хотите что-то сказать. Именно мне. Не Тигрице, не Богомолу, а именно мне… Будь вы в сознании, вы бы тут уже кричали криком, что это несусветная бредятина, но знаете, уж лучше я буду верить во все эти Угвэевские приколы по типу «все невозможное — возможно» и «случайности — не случайны» и буду стараться вам помочь вспомнить свою жизнь, чем буду жить мыслями о том, что мы больше не встретимся, а вы давно уже отдыхаете в мире духов, вовсе не желая к нам возвращаться. Ваше дело, конечно, возвращаться или нет, но знаете что, мастер Шифу… Я на вас так сильно обижен, вы так ужасно поступили в ту ночь, что пусть это будет вашим наказанием, господи, что я несу, — По взбешенно отвернулся, понимая, что его голову, переставшую соображать без нормального сна, становится все сложнее и сложнее контролировать. — Простите, мастер. Это выглядело так, будто я совсем не уважаю ваш выбор, нет, мастер, прошу, не думайте так. Я всегда вас уважал и я знаю, что это даже взаимно. Я просто… Не знаю, как еще сказать вам, что я… И все мы… очень сильно соскучились. По вспомнил, как руки Шифу стали пеплом после его прикосновений, и отказался от затеи, промелькнувшей в бесконечном потоке из его мыслей. — Как хорошо вы помните день нашей первой встречи? Жуть, правда? Вы бы знали, как мне теперь жаль, что я после вердикта Угвэя не увидел вашего жизнерадостного лица. Дурень такой, если бы знал, куда нужно смотреть, я бы смотрел в первую очередь на вас, а не на пятерку. Это же такой ржач. Ребята, конечно, тоже в меру смешные. В перерывах между повосхищаться и поплакать мне было даже интересно поразмыслить о том, чье же все-таки желание размазать меня по колонне было больше — ваше или их. А ведь вы мне реально угрожали. Там, в Зале Воинов. Помните? — По взглянул на Шифу. — Ощущение, будто вчера было, — он добро ему усмехнулся. — Так шикарно возмущаться умеете только вы. «Посмотри на себя. Жирный задок, дряблые лапы, нелепое брюхо и полное пренебрежение правилами гигиены…», — По цитировал это с искренней улыбкой на лице, что сам поражался, как ему удается в такой трудный час радоваться и получать удовольствие. — Вы меня ненавидели. Я так вас боялся. До сих пор не знаю, как вы смогли поменять ко мне отношение, я ведь остался тем же… Жирным и дряблым По, — повисла недолгая пауза. — Между нами говоря, Шифу… Да, возможно, не самый подходящий момент для откровений, но я по какой-то причине только сегодня понял, как же много всего мы недоговаривали и скрывали от вас. Все мы. И самое обидное знаете, что? Что это такие пустые мелочи. Богомол, например, по сей день не знает, как перед вами извинится за тот случай с отравлением, хотя с тех пор прошла хренова туча лет. А Журавль вот, да? Казалось бы, парень абсолютно без комплексов, а считает странным подойти и попросить у вас совета. Емае, черт с Журавлем, Тигрица — ваша дочь, даже в такой ситуации, как сейчас, стыдится или стесняется, я так и не понял, сказать вслух то, как сильно она вас любит и боится потерять. Я вообще рву все шаблоны, мастер Шифу! Да! По сегодняшний день я сохранил привычку каждый раз, когда вы на меня кричали или ругались, переводить взгляд на ваш хвост, и что?! Ну страшно мне смотреть вам в глаза в такие моменты, но я же этого не скрываю и не отрицаю? А ведь мы понимаем, что вы и без наших слов видели нас насквозь. Чего не скажешь о нас, — он грустно улыбнулся и опустил голову. — Хотя, знаете, Шифу, я все же ошибся. Вы тоже хороши. Тоже любите проворачивать всякие странные делишки, а потом об этом умалчивать. Меня, между прочим, уже год мучает один вопрос. Вы же так и не признались, какого хрена забыли в той проклятой корзинке, когда мы с ребятами решили раз за долгое время устроить пикник? Меня чуть инфаркт не хватанул, когда я открыл крышку, чтобы достать еду, а там, блин, вы! Развалились! По моим подсчетам еще и пару моих любимых булочек слямзили! — он замолчал, вглядываясь в худое лицо. — Шифу, я надеюсь, вы понимаете, что я теперь принципиально не дам вам умереть? Я же обязан узнать, каков был ваш план! Слежка? Не, слабовато для вас, хотя способ вы выбрали отпадный. Что тогда? Хотели пойти с нами? Не, насколько я знаю, вы не так стеснительны, как кажетесь на первый взгляд, вы бы сделали это, попросту зная, что не нуждаетесь в приглашении, — внезапно По рассмеялся. — Вспомнилось, как мы отмечали новый год. До последнего не думал, что вам хватит смелости крикнуть. Хотя… — Лотос рассмеялся еще больше, скрещивая на груди руки и откидываясь на спинку стула, — что я тут рассказываю. Были времена, когда мы с вами чудили вещи похлеще, — он снова повернулся в сторону наставника. — Ни капли не удивлюсь, если вы даже в состоянии комы сейчас покраснеете от стыда. Шифу, помните авантюринового павлина? О времена, о нравы, — Лотос вытер первые за все это время слезы счастья. — Как мы с вами выхватили от мастера Чао, это же надо такому случится. Помните наш коварный план? А все эти ужасные газетные вырезки? Может, если я прочитаю их вслух, вы проснетесь? Конечно, вы больше не проснетесь, а подорветесь от ужаса, но, кстати, как план для экстренного случая имеет место быть. Боюсь только добить ваше сердце и нервную систему с концами. Вы нам, мастер, нужны живым, — Лотос довольно хмыкнул, вспомнив еще пару занимательных историй. — Но давайте признаем. Было весело. Вы, правда, после случившегося весь вечер не могли прийти в себя и без дрожи в руках взять чай, но это уже мелочи жизни. Очень скучаю за этими днями. Все что угодно отдал бы, чтобы все было как прежде. Чтобы все было хорошо. И вы были живы. Воин Дракона засмотрелся на непривычно не сморщенный лоб и уши Шифу, и его лицо расплылось в еще большей улыбке. — Вообще, Шифу, вам стыдно должно быть. Вы из дома меня украли! Увели за руку прямо под носом у моего отца. Ужасный поступок для воина кунг-фу вашего уровня — похитить ребенка… Который вами манипулировал, ладно, проехали и забыли. Зато я запомнил, что вас зовут Шифу, да. На всю жизнь запомнил. По загрустил. Ему показалось, что все то, что он сейчас вспомнил, это настолько ничтожная верхушка айсберга, что даже смысла в ней никакого нет. Лотос понимал, что лишь пошкреб по поверхности, а Шифу, чтобы вспомнить, кем он является, нужно большее. Но знает ли По… Это большее? — Мастер Шифу. Сейчас я скажу то, что вы точно должны помнить, и лучше заранее простите, если я сделаю больно. Тай Лунг, — у По похолодели руки. — Это ваш любимый сын. Помните? Вы нашли его возле дворца. У По участилось дыхание. О ком о ком, но говорить о Тай Лунге… сейчас… Было неприятно. — Однажды вы сказали мне, что от одного взгляда на него вам становилось безумно тепло и вы были счастливы, как никогда. Вы вряд ли лгали мне. Он ведь правда оставил о себе память, как об одном из сильнейших и могущественных мастеров кунг-фу. Воин Дракона помрачнел еще больше, когда понял, что его монолог не приносит никаких результатов. Даже самые сильные, как приятные, так и болезненные воспоминания, не несут после себя ни малейших намеков на то, что Шифу приходит в себя. По запутался бы еще больше, если бы его голову не посетила очередная идея, зародившаяся на пустом месте от одного только симбиоза безысходности и отсутствия морального ресурса для поисков здравого смысла. А что если Шифу его просто не слышит? По не знал, как это возможно проверить, пока в поле зрения не попала рука мастера. Он встал со стула, немного откинул одеяло и осторожно, стараясь не задеть весьма шаткие иглы, коснулся пальцем запястья малой панды, смирно лежащего на матрасе кровати. Пульс был умеренный и ровный — как и у любого спящего. Не убирая пальца с руки, Лотос продолжил: — Тигрица не так давно рассказывала мне, как вы с Тай Лунгом любили уйти в горы и пропасть там на целый день. Пальцы Лотоса не почувствовали изменений, хотя говорил он чистую правду. — Вы делали так часто. Три раза в неделю. И Таю эти прогулки с вами на природе так нравились, что он даже просыпался на несколько часов раньше вас и бежал «готовить завтрак», чтобы чуть позже проснулись вы и уже не тратили на это время. Снова ничего. Не вызывает ускорение сердцебиения любовь к сыну, значит, вызовет ненависть. — Шифу, а как же ваш отец? Широнг? Наверное, его забыть труднее всего? Он отнял у вас детство. Бросил буквально на верную смерть. Лотос сжал пальцы на руке Шифу сильнее, думая, что пульс является настолько слабым, что не может пробиться сквозь плоть, но это оказалось не так. От осознания беспомощности и своей абсолютной ненужности По взбесился с полоборота и, непозволительно грубо и небрежно бросив руку Шифу назад, встал со стула. Не мог. Ничего не мог он сделать! Даже признать свое поражение и то, что смерть не победить ни кунг-фу, ни хвалебной верой, ни самой сильной любовью. Он резко обернулся, подошел к кровати и с такой силой обперся кулаками о ее матрас, нависая над лежащим мастером, что по звуку, источником которого явно послужил каркас кровати, стало понятно, что она могла не выдержать и сломаться под давлением на три части в любой следующий момент. — Хоть убейте. Хоть убейте, Шифу, но я не дам вам погибнуть вот так! Вы — не того уровня герой, чтобы скончаться дома на кровати, вы не заслуживаете такой позорной смерти! Он опустил голову, дыша, как после быстрого бега, и принялся вспоминать, что же еще из воспоминаний может быть такое же личное и сильное, чтобы пульс Шифу участился. — Бык и Крок, — Лотос молниеносно посмотрел на Шифу. — Вы же знали их еще младенцами. Ходили нянчить даже раз, если меня память не подводит. Хорошо, а мой отец? Господин Пинг? Вы совсем недавно целых два часа угробили с ним на то, чтобы обсудить пищу и развлечения из вашего детства! Детства… Мастер, ваше детство!!! — Лотос снова взял мастера за руку. — Маму, учитель, вспомните свою маму! Ее глаза, руки, все, что угодно, она же сто процентов кормила вас из ложки, спать укладывала, сказки на ночь, черт возьми, рассказывала! Ладно, давайте без раннего детства, д-давайте поговорим про… про… Про мастера Угвэя! Пульс не ускорился. — Шифу, вы можете. Вспоминайте, кто вы, вспоминайте! Мастер Угвэй! Он нашел вас у ворот Нефритового дворца, когда вам было двенадцать лет, в долине Мира, в Юго-Восточной части Китая! Вы долгие годы изучали кунг-фу, были учеником, возможно, не самым лучшим во дворце, я не знаю, но точно знаю то, что вы уважали и любили Угвэя больше собственной жизни, а во-вторых, стали самым сильным и самым лучшим мастером кунг-фу на свете. И основная ваша проблема заключается в том, что вы нашим мастером стали, Шифу. Вторая рука схватилась за запястье малой панды. — Весомая причина пожить еще чуть-чуть. За окном загремело. Воин Дракона повернул голову к источнику свежего воздуха в комнате, а в его глазах, вторя тому, что происходит на улице, блеснула молния. Он задержался в таком положении на какое-то время. Нужно было подышать. Просто остыть, чтобы сгоряча не наговорить и не наделать глупостей. Он набрал в легкие воздуха, старясь успокоится. Кого он обманывает. Все его потуги — чушь собачья. Не так проста и прекрасна эта жизнь, чтобы сердца запускались при волшебном слове «пожалуйста» и по щелчку пальцев пострадавшим становилось лучше. Сейчас По в чем угодно мог увидеть намек на это — свою бездарность перед законами природы. Он снова хочет плакать. Но эти слезы больше не имеют ничего общего со слезами грусти и горечи. Теперь это слезы поражения. По вынужден быть заложником своей сущности, должен наконец осознать и привыкнуть к жизни с мыслью, что ни он, ни мастер Шифу — не боги, чтобы жить вечно. Рано или поздно это должно было произойти. Пальцы все еще находились на едва теплой руке Шифу. Теперь телу панды никто был не указ. Отсюда понятно, почему нижняя губа затряслась сама по себе. — Все таки вы были правы. Я не умею быть взрослым, — снова слезы градом текли по лицу, в котором не дрогнул ни один мускул. — Несмотря на возраст, титул и опасную работу… Я как оставался, так и остаюсь тем маленьким, вредным, непослушным черно-белым медвежонком, который верит во все цветное и радужное: добро и зло, любовь и преданность, в то, что понятие безвыходных ситуаций и чего-то невозможного — это всего лишь искусственное насаждение нашего самовнушения. Своими ладонями воин чувствовал, как слезы, устав скапливаться на подбородке, капали на его шерсть. Возможно, не только на его, но это было неважно. Он больше не отпустит эту ладонь, каким бы холодом и смертью от нее ни веяло. Она принадлежит тому, кто, сам того не осознавая, стал неотъемлемой частью души молодого и наивного борца за справедливость. — Я верю, что вы будете жить. Даже если ваше сердце остановится в унисон с моими словами, это не значит, что вы умрете в наших головах, в моей голове. В них вы всегда будете жить вечно. Будете учить нас чему-то новому, пить с нами чай, радовать улыбкой, каждое утро стоять в коридоре и ждать, пока мы поднимем свои туши, ругать, когда опаздываем на занятие или ленимся выполнять упражнения. Неожиданно для себя По очень сильно наклонился и, не выпуская из своих больших ладоней слабую руку учителя, прижал кулаки к своему лбу. — Если вы надумали умирать, так и знайте — я не дам вам сделать это в одиночестве. Я буду здесь. Я буду рядом, даже если вам этого не хочется, да, я буду держать вашу руку до самого конца, и неважно, каким он будет. Вы мой мастер. Мой самый лучший мастер, которому я обязан всем, что у меня есть. Случилось необъяснимое. Или медведю почудилось, или пульс начал учащаться. Сначала медленно. А потом все быстрее и быстрее. В какой-то момент Лотос отбросил все сомнения, так как отчетливо услышал, что Шифу выдохнул громче обычного. Парень насторожился, убрав от лица руки. Он ведь ничего плохого не сказал. Ни одного лживого и неискреннего слова. Тогда почему Шифу запереживал? Ему плохо стало? Первое, что проверил Лотос, вернув руку мастера на кровать, это температуру тела и факт того, что раны не начали гноиться, причиняя невыносимую боль.— Единственное, что я смог сделать, это обеспечить вам безболезненную смерть.
Вспомнив эти слова и своими глазами увидев, что все относительно в порядке, По в шоке всмотрелся в лицо Шифу. Случайности не случайны, черт возьми, уж слишком их много на один квадратный сантиметр. — Я не понимаю вас, мастер. Почему вы… — Лотос вновь проверил пульс, а вдруг показалось, — нервничаете? Так, может врача позвать, что-то мне совсем не нравится это. В окно влетел порыв ветра — с прикроватной тумбы упал горящий подсвечник, а не до конца закрытая бумажная дверь отворилась и громко столкнулась со стеной. Парень не раздумывая подорвался, поднял подсвечник и ринулся к окну, чтобы закрыть его и предотвратить дальнейшую разруху и хаос в комнате. Перекрыв бумажные створки деревянным бруском, чтобы подобное не повторилось, Лотос обернулся и услышал, как в практически гробовой тишине прорезался голос Гуожи и тихий звук женских всхлипов. — Тигрица плачет, — констатировал факт медведь… И ужаснулся. — Погодите-ка. Он подбежал к кровати и сотый раз схватился за руку Шифу. Его догадки обретали вдвойне больше смысла. Сердце мастера забилось не потому, что его состояние становилось хуже, не потому, что слова По его задели, не потому, что он начал что-то вспоминать. Он и так все помнит. Нет. Даже больше. — Мастер нас слышит… И лишь плач взрослой дочери — впервые в жизни.