Что значит быть воином? Так ли правдив образ героя из сказки, чье тело несокрушимо, а дух непреклонен даже перед бурей в море. Несет ли воин бремя неизбежности, выбирает ли между добром и злом каждый раз, когда незримая рука правосудия подталкивает его со спины. Есть ли метафорический смысл в искусстве, чье великолепие заключается в умении изощренно убивать?
Впервые ноги едва сходили с места от сковывающего ужаса, а не от массы громадного тела с жировой прослойкой и плотным меховым покровом. Он не мог поверить, что бредет в конце строя чинно марширующих солдат. Слишком рано повзрослевшие юнцы прижимали к новым одеждам цвета свежей красной глины строгие рукояти арбалетов. Шли в неизвестность, но по шуткам и бравому настрою казалось, что на главный праздник жизни.
— Нервничают, — всегда напоминал командующий полка, также отдавший предпочтение месту в хвосте отряда. — Не всякий ум справиться с мыслью, что ты своими же ногами несешь жизнь в жертву политическим интригам. Их смех — цена выживания в армии.
Командующий Хиген с самого начала показался По уравновешенной и до невозможности спокойной личностью. Как для военнослужащего, его характер обладал удивительно редкими качествами. Из уст лилась неторопливая и грамотная речь без единого намека на невежественную грубость. Каждая тема для беседы была пропитана смыслом о равновесии в мире, справедливости и добре, часто оказывающимся в тени из-за невнимательных глаз тех, кто в нем нуждается.
— Душу и разум командующего Хигена не отравил дух войны, — объяснял мастер Шифу — единственный из всех, кто по неизвестным причинам держался от волка на расстоянии. — Я не говорил с ним, но кажется, что сердце у него доброе.
Это же подтвердили Журавль и Богомол, как только закончили с командующим Хигеном обсуждение предстоящего похода и действий, если он в какой-то момент пойдет не по плану. Мастера то ли с подозрением, то ли с восхищением сообщали, что от командующего веет умиротворением. Он был своего рода огнем, не сжигающем дотла, светом, не сбивающим с пути. Солдатом без крови на руках. Душой, не знающей тревог. Глаза, излучающие свет понимания, руки, жестикулирующие плавно и гармонично, походка, похожая на прогулочную — волк подчинял тревожно бьющиеся сердца одним своим существованием, за что те, неосознанно, но были как нельзя признательны.
— Вам тоже не помешало бы улыбнуться, — Хиген поймал угнетенный взгляд Воина Дракона своим — безмятежным и полным надежд на светлое будущее. — Что бы ни ждало нас впереди, я верю, нам это по силам.
— Вы думаете, командующий? — слабо, но искренне улыбнулся По. — Нам любые трудности по силам?
— Ваше дело, Воин Дракона, верить мне или нет. Но сила небес на нашей стороне.
Едва По вытолкнул себя из кухни и скрылся во мраке коридора, шаг, секундой ранее — порывистый и тяжелый, стал размеренно и неспешно касаться половиц. Убиения по прошлому, речи о неминуемом, шумное шмыганье носом, символизирующее плач — все, что происходило в покинутой комнате и только набирало обороты, отчетливо слышалось в тишине его собственного дыхания. Оно отдалялось, постепенно затихало в шуме дождя и звоне склянок из глубины коридора, которые некоторые лекари неосторожно укладывали обратно на дно дорожных корзин. — Нервничают, — напомнил уважаемый Хиген глубоко в подсознании По, — такова цена выживания. Но нам это по силам. Всем нам по силам, Воин Дракона. Каждому раненому сердцу нужен свой командующий Хиген. И было сложно удержаться от понимания, как же сильно там, на кухне, где в стакан наливался алкоголь, а слезы разбивались о ладони, мастерам не хватало сидящего рядом бравого командующего.— Вы понимаете, что нам из принципа нужно выжить и одержать победу, Воин Дракона? Мастер Тигрица сказала, ваш мастер будет не против принять меня в Нефритовом дворце в честь успешного окончания битвы, а я просто не посмею отказаться от оказанной мне чести.
— Это правда, мы будем только рады принять вас, командующий Хиген. Но вы не обращайте внимания на мастера Шифу. Он лишь делает вид, что не рад вам, и только кажется недоброжелательным. На самом деле он самый гостеприимный и приветливый мастер в Китае. Просто сейчас он…
— Не утруждайтесь, Воин Дракона. Я все сам вижу и понимаю. Мастер озабочен мыслями о походе, не будем его беспокоить. Лучше скажите. Я наслышан о гостеприимстве и других качествах мастера Шифу от генералов и полковников. Посему мне и не терпится стать вашим гостем. Говорят, за беседой с ним можно потерять счет времени, это правда?
— Мы не так часто проводим с мастером время за беседами. Обязанности, сами понимаете. Но мастеру Шифу будет что рассказать вам, за это я ручаюсь.
— Когда одержим победу, хочу услышать на обратном пути, как вы попали в Нефритовый дворец, Воин Дракона. Это событие, изменившее ход истории. И меня крайне напрягает, что из всего полка я один не в курсе произошедшего.
Щеки Лотоса поднялись от окрасившей лицо широченной улыбки, а тело само склонилось, отдавая командующему поклон, полный искренности и признательности. Не думал По, что придется расставаться с командующим Хигеном вот так скоро, но ничего не попишешь. Полк, сопровождавший их, только что было велено генералом отправить на штурм города Цзы. Командующий возглавит операцию, отчего теперь неясно, когда их встреча состоится в следующий раз. По жаждал узнать волка получше, что-то он нашел в нем необходимое, как воздух, но пока пришла пора прощаться. Совсем скоро и мастеру Шифу придут распоряжения о дальнейших действиях, поэтому нужно в срочном порядке вернуться к своим в военный лагерь. Если мастер Шифу, в это время получающий словесный выговор в палате генерала, вот-вот выйдет и спохватиться, что не все ученики присутствуют на месте сбора, небо рухнет на землю, и этого нельзя было допустить. Шифу во взвинченном состоянии — это машина для убийств, а после того, что произошло на ковре перед генералом, сомнений нет, его состояние усугубится вдвое. Вдруг, на плечо Лотоса упала ладонь.
— Мой полк и я будем Вашей тенью, — заверил Хиген, встречая изумленные зеленые глаза, что поднялись и уставились на него, как на божество. — Где бы Вы ни оказались, мы будем рядом. И, что бы ни случилось, помните. Самое темное время — перед рассветом.
По застыл в дверях, как перед испытанием непроходимого уровня, от сомнения и предчувствия, робким огоньком промелькнувшего в пространстве его сознания. По истечении вторых суток, вдоволь пропитавшихся надеждами и страданиями, забавно было наблюдать, как не осталось ни сантиметра из присутствующей мебели, что не поглотил в свою фактуру отторжение и ненависть к несправедливости мира. Прямо сейчас из одного ада он вернулся в другой, но готовы ли глаза вновь увидеть, что там? Готов ли По один на один остаться с мыслью, что вскоре воздух в этой комнате он разделит не с мастером Шифу, а с живым мертвецом?— Пою отваром мертвеца. Пытаюсь вселить надежду в отчаянье, поднять на ноги то, что давно нужно было опустить в землю или развеять по ветру.
— Нам сейчас глупо надеяться даже на маленькое чудо. Его не будет при таких ожогах.
— Это, коллеги, не сажа и не шерсть, свернувшаяся после огня. Это то, что принято называть в нашей профессии «чем-то уцелевшим». А в недалеком прошлом это были… самые сильные руки во всем Китае.
Захламленный стол, кровать в углу, забрызганный дождем подоконник, окно, норовящее открыться — вещей, роднее этих, панде только тесак из лапшичной отца, и ничто так не сближает, как пять часов, проведенные здесь в плену воспоминаний.— Предлагаю закрыть этот вопрос сразу. Шифу не играет! — выкрикнул По, указывая пальцем на команду справа. — У Шифу страшные головные боли! Не так ли, мастер?
— Ты совершенно прав, По, — погромче ответила малая панда, чтобы до команды младших в точности долетели его слова. — Мастер Шифу не играет. Он очень жаждет посмотреть на грядущее позорище!
Новый год. Ночь, подарившая улыбки тысячам. И они провели ее вместе, как всегда. Как по старой доброй традиции.Воин Дракона первый не смог удержаться и потянулся руками к одной из карточных колод. Надо же проявить бесстрашие и мужество. Было просто дьявольски интересно узнать, правда ли эта игра так увлекательна, что даже их учитель в свои годы отрывался не по-детски. Оказавшуюся в руках плотную прямоугольную бумажку Лотос поднес к лицу. Все сидящие за столом затаили дыхание. Господин Пинг застыл с чайником в крыльях, все еще стоя рядом с Гадюкой и наливая чай мастеру Шифу. Прочитанный в мыслях текст слегка ввел черно-белого мужчину в ступор…
Еда вперемешку с цветным плавленым воском и элементами декора взлетела в воздух и закружила у лиц подскочивших гостей. Самым везучим хватило реакции и сил, чтобы с глазами на лбу и омерзительным скрипом отпрянуть назад, прямо не вставая со стула. Но куда же без тех, кому повезло чуть меньше. Куда же без звезд любого праздничного вечера, которым приходится действовать по ситуации, а после всю оставшуюся жизнь отмывать репутацию от приевшейся славы неповоротливого неудачника с двумя видами салатов на плечах.
Следующие слова могут показаться смешными, но сейчас, когда ноги По застревали в открытой ширме, не давая ему ринуться с места, впервые он задумался над тем, в каком совершенстве овладел временем и осознал глубину его природы. Наблюдение оказалось для По таким интересным, что мысли в голове не удержались и сами, практически без ведома, сплелись в череду событий, и логическую настолько, что По и предполагать не осмеливался, что способен столь грамотно и последовательно отображать в уме произошедшие события. К примеру, в ту новогоднюю ночь они всей семьей пять часов играли в карты, и не было ничего скоротечнее моментов, когда он подхватывал заполняющий лапшичную смех и заливался теплом при виде беззаботных лиц товарищей. Пять часов он мог провести в постели и не выспаться. Пять часов мог бить противника и не чувствовать усталости. И только пять часов откровенной ненависти ощущались как что-то бесконечное. Пять часов подряд каждая живая душа проклинается им из этой комнаты, каждое имя, очернившее память того, к кому низко обращаться без приставки «мастер», выплескивается вместе с ядом на губах, и так по замкнутому кругу, назойливому циклу, в котором По безвылазно увяз. Вдуматься только. Все, что происходило до этого, лишь пугливое болтание от врача к врачу. Все утро, обеденное время и часть вечера, что были потрачены на безрезультатные телодвижения, будто выпали из сознания, будто всего этого не было, не случалось, не существовало, а существовали только эти проклятые пять часов.— Что скажете, Гуожи?
— Что можно сказать о трупе, господа… Пожалуй, ничего, кроме слов соболезнования.
Ощущать желание истины выпрыгнуть перед его лицом, но в упор не видеть ее сущности, По было не в новинку, как и признавать, что особой блистательностью и изворотливостью ума он с детства не отличался. Но момент, когда друзья заикнулись о церемонии прощания, а Журавль донес вердикт Гуожи, на этот раз стал чем-то подозрительно пугающим и особенным для содрогнувшегося сознания По. Что-то в очередной раз толкнуло его на мысли, но что и на какие мысли?— Я шестым чувством чую, что как-то могу вам помочь, что от меня здесь что-то может зависеть, но что это, мне не хватает ума догадаться.
— Вы же не оставляете меня в покое, хотите что-то сказать. Именно мне.
— Он будто за мной ходит. Ничего не говорит, ничего не делает, даже не смотрит в мою сторону, но оказывается где-то поблизости всякий раз, когда я засыпаю.
Да, да, да, это оно. Оно грызет его без конца и края, тоже, изнемогая себя, рвется что-то сказать, нетерпеливо потыкать мордой в то, что лежит на поверхности, но тут же чахнет от нехватки над ним власти, тонет в волнах отчаянья, смывающих на своем пути все: веру, борьбу, воспоминания, здравый смысл и надежду, с самого начала верно продолжающую ждать там, где ей якобы не было места.— В его случае это называется судороги, По!
С Шифу нужно попрощаться. Сделать это нужно быстро, ведь в любой момент могут прийти слуги и забрать тело для постепенной подготовки к церемонии, но, надо полагать, По нехило лукавил, когда убеждал себя и всех, что справиться хоть с одной из поставленных задач, даже если они минимальны — умыть воина от крови, избавиться от забившейся грязи, снять бинты, вынуть иглы и так далее, без трудностей. Мысль, что ему, простому парню из отцовской старой кухоньки, предстоит касаться вот этими руками самого мастера Шифу, обрабатывать его раны не ради его дальнейшего лучшего самочувствия, а чтобы он не настолько жутко выглядел в гробу и не пугал приезжих… Просто не укладывалась в голове, как что-то адекватное. Отставив на второй план дивные и настораживающие возгласы логики, внезапно свалившиеся, как снег на голову, По заученной траекторией миновал стол и присел рядом с кроватью, взвалив предплечья на колени. Обычно, с этого момента начинался его монолог. Для него приветствовалась абсолютно любая тема, ведь именно болтовня без умолку даровала гарантию на сохранение юного рассудка, пусть По и сам не до конца признавался в этом, но… Теперь слова отсутствовали. Умиротворенная пустота поселилась вместо внутреннего голоса, как только По увидел Шифу, а ноздри уловили глухой запах крови, от которого совсем отвыкли на кухне. Искривился ли По, ощутил ли тошноту? Нет. Лотос лениво поднялся и механическим движением стянул с раненого сначала одно, а после второе одеяло. В тот же миг запах окровавленных бинтов проник как нельзя глубоко в тело По. Перед глазами тут же потемнело, размытым стало зрелище, столько раз разрушившее надежды, но ясно, как днем, По видел лишь одно — кроваво красную растрепанную бороду, что рассыпалась под ровной полосой сомкнутых и посиневших губ.— Вы говорили, мастеру недолго осталось.
— К сожалению, но мне нечего добавить к этим словам. Состояние мастера неизменно.
— Но как понять, что… — Гадюке духу не хватало, чтобы закончить вопрос, но к счастью, наученный опытом Гуожи уловил суть и без продолжения.
— По всему телу выступит холодный пот, кожный покров станет липким. Это первое, что сигнализирует о приближающейся смерти. Потом расширяться зрачки, плавно измениться ритмичность дыхания — как в одну, так и в другую сторону. Но когда кровь отойдет от пальцев, они станут холодными, а губы посинеют… — Гуожи одарил девушку по-настоящему печальным взглядом, — значит, истекают последние минуты.
По малость встрепенулся, дабы переключить мысли, и сел обратно на стул, по привычке первым делом осмотрев Шифу с ног до головы. Больше всего раздразнили взгляд смотрящие в разные стороны ступни и голени, перетянутые белой тканью. Ухмылка сама по себе образовалась на месте губ По. Видать, даже врачи не сумели совладать с техникой фиксации, которой пользовался исключительно Шифу, и поручили это дело ученикам, в надежде, что хотя бы они в курсе, как разрезать туго затянутое полотно и следом не вскрыть ногу, но вышло, как в дешевом анекдоте. Для полноты картины осталось только изобразить безудержное веселье. Гуожи сделал верный вывод. По прекрасно знал, что лишь его мастеру из всех известных было под силу затянуть полосы таким образом, чтобы они не ослабли и не растрепались ни после недельной носки, ни после жестокого поединка, но как же вид привычных вещей сейчас ранил сердце Воина Дракона, частично распрощавшегося с прежней жизнью. Похоже, мир больше никогда не увидит мастера Шифу в деле. И с каждым часом с этим было труднее не соглашаться. Слишком сильно ноги мастера увлекли внимание По. Они отдавали знакомым шармом, будто Шифу планировал прямо сейчас встать и пойти заниматься, и штаны, туго вдавленные в тело поясом, тоже некрасноречиво, но соглашались с этим. По встал и осторожно подцепил пояс на них пальцами, не развязывая, а ослабляя его. — Не хочу, чтобы вам было тяжело дышать, — единственное, что изрек По, будто в объяснение своим действиям. Шифу очень сильно похудел. Как По не заметил этого раньше? И нет, не просто избавился от лишней сотни грамм, которую возможно разглядеть только под особым углом и при естественном дневном освящении, а буквально высох: По никогда не видел его ключиц, настолько ясно выпирающих ребер, впавших щек и подтянутого подбородка. Безусловно, факты, схожие с данными, можно легко объяснить тем, что близость между мастером кунг-фу и его учениками по правилам не доходит до столь пикантных крайностей, как щеголянье с голым торсом первого перед вторыми, но в том-то и дело, что Неистовая Пятерка и Воин Дракона считались чуть ли не единственными в своем роде мастерами кунг-фу, которые поддерживали семейные отношения с наставником. Именно доверие и привязанность давали право им утверждать, что хилым и тощим, как спичка, их мастер по жизни тоже никогда не был.— Что?! — Обезьяна и По завизжали от шока и недоверия к своим глазам, едва не разорвав между собой развернутый свиток. Их лица растягивало во все четыре стороны от изумления, граничащего с восторгом. — Поверить не могу, это Шифу? А-а-а, и правда Шифу, ты только погляди на него! А почему он такой странный?
Последние слова, эхом облетевшие, возможно, не только Зал Воинов, но и половину архивного хранилища, сиюминутно созвали к фигурам парней все живое вокруг. Теперь в их спины учащенно дышали не только остальные члены пятерки, но и некоторые слуги дворца, которые осмелились примчаться, позабыв о рабочей смене и метле, крепко зажатой в пальцах.
— Смотрите, это же Шифу?! — воодушевленно воскликнул Воин Дракона, припрыгивая на месте, как ребенок, и тыча пальцем в очень легко узнаваемую постную физиономию.
Строгий поднятый подбородок. Выразительный и острый взгляд. Лицо, не скрывающее высокомерия и напыщенности, но и по совместительству такое детское и капризно недовольное по сравнению с важными минами взгромоздившихся по бокам более внушительных и грациозных коллег по пятерке. Все это принадлежало молодому воину — еще никакому не «мастеру Шифу» и тем более не «преемнику Угвэя», но уже достаточно нашумевшему храбрецу, сплетни о котором не утихали неделями, а пересказы подвигов передавались из уст в уста на семейных застольях, ярмарках и фестивалях. Его голубые глаза смотрели с возымевшего древесный оттенок полотна на Неистовую Пятерку, Воина Дракона и еще тройку дворецких, удачно оказавшихся рядом. И как же знаком был этот взгляд, вечно желающий кому-то смерти. По сегодняшний день он сохранил в себе былую ясность и способность остужать окружающий мир леденящим и колючим холодом. Таким же леденящим и колючим, как и внезапно прозвучавший за их спинами голос:
— Я немедленно требую объяснений, — мастер Шифу, чья фигура материализовалась у затылков учеников с той же скоростью, что слуги попытались вернуться на свои места, обошел столпотворение и не менее горящими глазами взглянул на причину недавнего уничтожения его ушей. Развернутый свиток, по возрасту являющийся ему едва ли не ровесником, смазал с языка все фразы, нацеленные отругать воспитанников за ковыряние в его вещах, и выплеснул взамен: — И каким только образом вы откопали это старье?!
— Сколько вам здесь лет?! — поскорее вставил перепугашийся По, пока Шифу не вернулся в реальность. — Пятнадцать?
— Какие пятнадцать! — возмутился мастер, с презрением посмотрев на учеников. Вообразить сложно, как его — такого свежего и проживающего самый расцвет сил, они посмели обозвать чуть ли не пеленочным мальчишкой. — Двадцать шесть мне здесь! Было бы пятнадцать, я бы умер от стыда.
— Очуметь можно, — По залился добродушным смехом, пока остальные, увлекшись разглядыванием совершенно не свистящих юному лицу коротких нитей черных усов и непривычно вызывающей как для Шифу позы, в которой он непринужденно стоял впереди своих авторитетных друзей, без стеснения пребывали в неком подобии ступора. — Насколько же памятная эта штука. Вы сами на себя тут не похожи.
— Что правда, то правда, — в ответ усмехнулся мастер Шифу, которому, признать, была немного лестна реакция учеников: как тех, что с восторгом утыкались в его дышащее молодостью изворотливое тело, так и тех двух остолопов, без зазрения совести смеющихся с его столь несуразного и мальчишеского лица, что рядом с суровыми будками мастеров Петуха и Слона выглядела как нельзя уморительно и мило. — Но подарить — не подарю, можете не выпрашивать.
— Да почему?! — взвыли парни, испытывающе и подобно маленьким детям уставившись на мастера, повторно покачавшего головой в знак своего упрямого несогласия. — Шифу! Мы будем беречь это превыше всего на свете.
— Будто я не знаю ваши шаловливые ручонки, пристрастившиеся портить даже приборы на кухне.
— Так мы тоже вас знаем. Как всегда от души спрячете что-то, что потом найти невозможно, а нам останется только гадать, через сколько лет мы найдем что-то памятное в следующий раз.
— А я чего, по вашему, добиваюсь?! И вообще, уважаемые. Если я через секунду открою глаза и не приведи Будда увижу, что кто-то из вас все еще здесь, этот кто-то будет выполнять полторы тысячи отжиманий за рытье в моих вещах! А ну живо рассосались по углам, чтоб весь день вас слышно не было!
— И даже… ?
— Это всех касается!
По улыбнулся от вспомнившейся истории. Тогда он вместе с остальными отделался легким испугом на тренировке по стрельбе из лука (персонал схлопотал по шее в устной форме). А вот Обезьяне влетело по самое не балуйся. На протяжении трех дней Шифу, как и обещал, подрывал его ни свет ни зоря, и все три дня до казарм доносились звуки из мира нарака.— Семьсот четырнадцать! Семьсот пятнадцать! Семьсот шестнадцать!
Счет на мгновение прервался, когда прозвучал гулкий, но короткий удар флейтой о тело Обезьяны.
— Маст…!
— Ты отжимаешься или с землей сношаешься?! Локти к туловищу и опускайся до конца. Во-от, семьсот семнадцать! Семьсот восемнадцать! Нет, когда это я учил тебя до щелчка в локтях выпрямляться! Неправильно, еще раз! Семьсот девятнадцать! Семьсот двадцать! А теперь активнее! И не принуждай меня думать, что ты еще не проснулся!
По заулыбался пуще прежнего. Надо было только слышать, каким благим матом крыл все на свете Обезьяна, когда на заключительный третий день отжиманий выполз из зала и приволок себя на завтрак.— Чтоб ему пусто было, чертов убл…
— Тише-тише, — поспешила Гадюка, скрытно захихикав и коснувшись спины Обезьяны кончиком хвоста. — Сами виноваты. Никто не просил вас лезть в его личные вещи.
— Четыре с половиной тысячи отжиманий за три дня! Четыре с половиной тысячи!!!
— Не переживай, — понимающе хмыкнула Тигрица, ладонью подвинув к Обезьяне его заслуженную порцию калорий. — Это старые его методы, в свое время я все на себе попробовала. Сейчас он почти не прибегает к ним, разве что, если переходятся все границы, — Тигрица с улыбкой сожмурилась, когда Обезьяна показал истертые ладони и плечи, на которых остались едва заметные протяжные вмятины от бамбуковой флейты мастера. — Вы как раз нарвались на тот случай.
Мышцы пресса. По ощущал кипящую в них мощь. Плоский живот мастера плавно поднимался вверх, потом не задерживался и опускался вниз. — Либо вы были таким всегда, либо же я просто никогда не обращал внимание на ваше телосложение. По аж задумался. Шифу, он в этой жизни… занимался чем-то еще помимо кунг-фу? Входило в его досуг что-то кроме игры на флейте и осваивания искусства словесных унижений? Если нет, а как именно мастер осваивал свой знаменитый стиль? Сколько лет он его искал? Сколько раз намеревался бросить начатое?— Ха-ха, да, это точно… Одну минуточку, — непрерывная болтовня и смех прервались, а вместо них послышалось аппетитное и сочное сербанье. По нужно было узнать, не испортил ли он суп на глаз брошенной солью. — М-м-м, — По пару раз демонстративно плямкнул, — как-то непонятно.
— По, еще раз так сделаешь… — отточенные манеры Тигрицы терпеть не могли, когда друзья позволяли себе нечто подобное за столом или еще где-либо. — Я либо что-то в тебя брошу, либо буду ужинать в другой комнате.
— А мне нравится, — Богомол засмеялся вместе с Обезьяной, ведь позлить Тигрицу это всегда такое удовольствие. — Аппетит сразу поднимается.
— Нормально, — чавкнув на этот раз в шутку, ответил По на свой же вопрос по поводу соли и продолжил кромсать на доске картошку. — Но вот мне интересно. Когда наступил тот переломный момент и мастер Шифу стал мастером Шифу? Не всегда же он был таким…
— Каким?
— Ну… , — По сделал угрюмую гримасу, а пальцами чистой руки изобразил недовольно открывающийся рот.
— А, ты про это, — Обезьяна добро посмеялся вместе с остальными. История об этом умолачивает. И очень тщательно умалчивает.
А Угвэй? Он верил, что из Шифу что-то получится, или просто выполнял свою незамысловатую работу? Шифу послушно соблюдал дисциплину или был сорвиголовой? Мечтал стать Воином Дракона или с самого начала знал, что его предназначение заключается в другом? Насколько Лотос помнил, Шифу нечасто раскрывал события из своего прошлого. Подобное имело место быть разве что по праздникам, когда дворец переполняли гости, а мастера расслабляло времяпрепровождение в кругу старых добрых коллег.— В тот день я сказал себе: «Все что угодно, но только не этот псих. Мне сил не хватит пережить подобную ночь». И что вы думаете, — интригующая пауза образовалась сама собой, пока Чао укладывал приборы и протирал рот салфеткой. — Ворота открываются…
— А там Шифу собственной персоной, — со смехом продолжил Зинши, поднимаясь со своего места, чтобы дотянутся до желанного салата. — Абсурднее ситуацию, после которой зародилась дружба, еще нужно поискать.
Мастер Шифу вежливо опустил голову в знак своего смущения.
— Я не знал, мастер Чао, что моя кандидатура в тот момент была настолько вам неприятна. Зинши лично заверил меня в обратном.
— О, Шифу, — ящер прервался, улыбчиво поблагодарив слуг за порцию облепихового чая, которую он так долго ждал, — но ведь любой пятнадцатилетний умник не вызывает чувств кроме того, что противоположно восторгу. Не принимай на личный счет. К тому же, несмотря на все твои глупые ужимки, я не сомневался, что есть крупица здравого смысла в твоей юной голове. И не ошибся.
— Спасибо, мастер Чао. Что я всем сердцем ценю в вашей личности, так это стабильность. Годы идут, а комплименты не меняются. Разве что становятся все благороднее и благороднее.
Мастер Чао несдержанно рассмеялся прямо во время дегустации чая, и мастер Шифу с удовольствием подхватил его смех, как бы некультурно и «не по-светски» их поведение ни выглядело. Кроме тройки слуг и Зинши, чей приезд удачно совпал с приездом мастера Чао, никто мастеров не видит, да и какая, собственно, разница. За одним столом сейчас сидели давние друзья, чей совместный путь начался с подросткового возраста, а дела и титулы никуда не денутся. Подождут, пока они насмеются от души, а после вновь застынут на устах и лицах в виде вежливых извинений и сухих манерных обсуждений.
Дружба мастеров Шифу и Чао длится уже столько лет… но при каких обстоятельствах пересеклись линии их жизней? Как удавалось держать баланс дружбе на одной чаше весов и конкуренции — на другой? На ровном месте возникло столько вопросов, на которые По не знал ответа, и пусть горят синем пламенем дела, не дававшие им появится раньше, тогда, когда это было нужно, тогда, когда была возможность, а встреча с мастером была ежедневной.— Ты добился немалых успехов, панда.
— Немалых успехов? Немалых успехов?! Да я улетно выступил!
Худые изящные кисти ненавязчиво перетекающие в небольшие, но крепкие плечи. Да, тело мастера Шифу было удивительно тем, что никогда не набирало видимой мышечной массы и уж тем более не выглядело непробиваемым или каменным. Мастер Шифу наоборот всегда был для общества чересчур восприимчивым к ударам и слабым на хватку, то есть, основным примером того, как бывает обманчива внешность.— М-да… Тебе и твоим данным можно только посочувствовать или же в храме свечу поставить, — бросил старик, заводя руки за спину и уворачиваясь от всех посыпавшихся попыток Шифу повалить его на землю круговыми ударами ног. — Природа обделила тебя всем!
Лотос не наблюдал отличительных рельефов мышц, как у мастера Обезьяны (после отжиманий они прорисовались особенно хорошо), но и не видел в руках Шифу той непробиваемой защиты, как на ладонях Тигрицы. В этом, возможно, и заключался секрет легендарности воина, которого много лет не замечали за свечением более опасных на вид борцов. Будучи на вид максимально безобидным и уязвимым, в реальности же мастер Шифу представлял из себя шквал энергии и необъятных масштабов силу, что крылась в его столь крохотных и тонких пальцах. По до сих пор не мог забыть крышесносную историю от мастера Чао, где, по его словам, молодой и вспыльчивый мастер Шифу…— Сломал моему отцу два ребра и вывернул челюсть в отместку за плечо и угрозы, что тот изваляет его в луже прямо в центре Пекина за непослушание.
— Вы сквернословите, мастер Чао. Вовсе не так это произошло. Я бросил вашему отцу вызов, и за это мастер взял с меня клятву. В ней говорилось, что в случае, если я не одержу победу в честном бою, он за уши потащит меня в столицу, во всеуслышание раструбит о моем провале, а после примет все необходимые меры, чтобы мастер Угвэй принял относительно меня должное решение.
— Отправил вас одного в горы?
— Какие горы! — внедрился мастер Чао, прыснув от смеха. — Шифу была уготована прямая дорога на улицу! Думали, за такое сто кругов бегают? Или просыпаются на час раньше? Не в те времена вы родились, молодежь, чтобы понимать, чего стоили нам наши проступки.
— И не говорите, мастер Чао. И не говорите.
Лицо мастера. У него всегда были такие усы или он отрастил их недавно? А борода? Мастеру кто-то посоветовал или он пришел к такому заключению путем двухчасовых гляделок с зеркалом? — Почему я никогда не задавал вам таких вопросов… — в груди По шевельнулась грусть. — Вы же мой мастер. Боковым зрением По увидел емкость с водой и кусок плотной ткани, свернутый вдвое. Странно. В его отсутствие кто-то заглядывал из врачей или слуг? Баночек с мазью и незнакомых глазу медикаментов зрительно не прибавилось, да и новые бинты взамен старым под кроватью никто не занес. Значит, вряд ли посетителем был дежурный лекарь, и Лотосу не пришлось по душе подобное логическое заключение. Если слуги мало-помалу принялись сносить в комнату емкости с водой, выходит, тело мастера собрались готовить к процедурам очистки и смены одежды для ритуальной части прощальной церемонии. К погребению, иными словами. — Так глубоко вы его любили, что хороните заживо… По надо было бы силой сдерживать злость, чтобы не раскромсать ни в чем неповинную тару на мелкие кусочки, но не тут-то было: внутри него, в пугающей пустоте души завывали ветры. — Кто только дал им право… По поднял поблеклый взор из тары в ладонях на раскрытое тело мастера. — Это все Гуожи, Шифу. Я чувствую, эти поспешные решения принимаются из-под его палки. Одному Гуожи выгодно побыстрее от вас избавиться. Но он не учел, что я не пляшу под его дудку. Воин Дракона поднялся с места, взял крепче тару с водой обеими руками и постарался унести ее как можно подальше от глаз в другой угол комнаты. — Я повторю в последний раз. Я верил и буду верить в ваше выздоровление. Я, в отличие от Гуожи, имею силу выбирать эту веру. Лотос подхватил со стола две склянки и стал открывать их по пути к кровати. — Всегда ведь проще сдаться, правда? Но я не выбираю сторону слабаков. Я выбираю сторону рядом с вами. Ведь именно вы своим примером показали мне, что слепо верить во что-то, даже если оно кажется невозможным, это не пустая трата времени. Закрытую банку с густым содержанием Лотос пока что оставил в покое на прикроватном столике у свечи. А вот горлышко открытой поплотнее прижал к краю ткани, чтобы, когда он перевернет склянку, прозрачная жидкость с резким запахом рухнула вниз и хорошо пропитала каждую тугую ниточку полотна. — Я не знаю, как правильно обрабатывать ожоги, ха-ха. Видимо, я предпочитал притворяться больным, когда приближались теоретические уроки о самопомощи, — опечаленное лицо медведя скрасила застенчивость. — Но ваши раны кровоточат, мастер, а значит, что их лучше еще раз обработать спиртом. Только не волнуйтесь. Я очень постараюсь, чтобы вам не было больно. По вернул баночку в привычное положение и закрыл горлышко пробкой, чтобы спирт не выветривался и не испарялся. Отставив спирт на безопасное расстояние, дабы не задеть его и не наделать беды, По подсел поближе, пододвигая стул. Теперь осталось только собраться с силами. Ожоги и порезы были еще совсем свежими. Простой контакт открытой плоти с воздухом обычно доставляет немало острых ощущений, а тут сразу спирт… Воину Дракону оставалось лишь надеяться, что предыдущая дезинфекция была проведена тщательно и на совесть, и сейчас он не столкнется с гноем и пенообразованием на месте контакта поврежденных тканей и его пальцев, замотанных в полотенце. Успокоив бьющееся сердце резким выдохом и приказом заглушив в голове крик тревожных мыслей, По закрыл глаза и взял себя в руки. — Это нужно сделать, — убеждал он больше самого себя, нежели Шифу. — Ты просто должен это сделать. Не думая. Иначе будет хуже. Но рука Лотоса под воздействием неведомой силы потянулась к подушке сама. Коротким и нежным прикосновением палец, обмотанный проспиртованной тканью, опустился на серый окровавленный лоб мастера Шифу, прямо на точку, где порез достигал наибольшей глубины. Какой-либо реакции малой панды, соответственно, не последовало, но По и без того укрылся ледяными мурашками. — Так надо, мастер. Палец короткими нежными прикосновениями двинулся далее по линии пореза, сначала в одну, а после в другую сторону, не оставляя ни малейшего участка без внимания. Шипения и иных признаков не очищенной раны По не обнаружил, как бы ни вглядывался, но и радости в этом оказалось меньше, чем По рассчитывал почувствовать. Чем больше По всматривался, тем больше состояние тела Шифу не внушало надежд, и, в принципе, теперь ни чуть не странно то, что лишь единицы из всех, кто знал о трагедии, по истине верили в его регенерацию. Продолжать сидя перестало быть удобным, и По пришлось следующие долгие десять минут стоять у кровати на полусогнутых ногах, чтобы была возможность теперь не только «простукивать» мелкие царапины, но и дотягиваться до более серьезных повреждений, обрабатывать более осторожно и, где была необходимость, на некоторое время оставлять спиртовую тряпку в прижатом к ране состоянии. Мысленно он извинялся за каждое свое действие. И молил всевышние силы, чтобы Шифу выдержал эту боль.Гуожи искренне не осознавал причину его переживаний. Шифу — воин кунг-фу. Без чжень-цзю-терапии он вряд ли дожил бы до своего возраста с целыми руками и ногами, да и в общем, панду не резали ножом, как праздничный торт, чтобы ужасаться и такими перепуганными глазами смотреть как на саму процедуру, так и на ее исполнителя.
— Вашему мастеру больнее уже точно не будет, а вы только напрасно сотрясаете комнату.
Тем временем По перевернул полотенце другой стороной и повторно пропитал его спиртом. Внимание со лба медленно переключалось на щеки и подбородок. — Честно, Шифу. Обрабатываю ваши раны, кручу мысли в голове, молчу. И понимаю, что мне просто стыдно. Прошло столько лет, а до меня дошло только сейчас, как много я о вас не знаю, как много я у вас не спрашивал. Еще печальнее то, что меня слишком поздно начало это заботить. Будто нужна чья-то клиническая смерть, чтобы я понял свою ошибку. Эх, мастер… — По загрузили тяжелые мысли. — Вы спасли нас и можете не дожить до утра, а я сижу пятый час у вашей кровати и только теперь понимаю, как мало проводил с вами время. Воин Дракона на секунду прервался и плюхнулся на стул. Лицо мастера Шифу слегка очистилось от крови. Это не могло не радовать глаз. Но шерсть по местам, где прошелся По, теперь неуклюже торчала в разные стороны. А Шифу любил всегда выглядеть безупречно…— Безупречный вид, мастер Шифу, — Журавль не смог удержаться от комплимента, как только пересеклись их пути с мастером. — Заседание совета?
— Спасибо, Журавль. Но нет, это не совет. Мастер Джунджи вот-вот пожалует. Никуда уж не денешься, необходимо его поприветствовать.
— Мастер Джунджи? Вот те на, — кого-кого, но услыхать про мастера Джунджи Обезьяна не надеялся. — И по какому это поводу?
— Сам сгораю от любопытства.
— И вы хотите сказать, — влез со своим возмущением По, — что безупречный вид — это комплимент для хитрого лиса? Мастер Шифу, умоляю, он после поклона и головы не достоин поднимать перед вами!
— Не роняй достоинство, По. Ни мое, ни тем более моего врага.
— А если припомнить предыдущие ваши встречи…
— Будь я на вашем месте, письмо Джунджи с предложением о встрече улетело бы в мусорник.
Мастер Шифу поразился, что стало заметно по его заигравшему саркастичному тону и блеснувшим глазам.
— Я непременно приму к сведению все ваши ценные советы, Воин Дракона и Неистовая Пятерка, — после заливистого грудного смеха изрек мастер. — А пока, будьте добры, займите себя чем-нибудь сами, чтобы я не брал на себя эту задачу и не портил вам выходной день.
Не желая этого так оставлять, По набрался смелости и тыльной стороной пальца, едва касаясь, несколько раз прошелся по шерсти от переносицы до макушки Шифу, аккуратно ее укладывая. — Вот так-то лучше, — неловко улыбнулся Лотос, осознавая, что сейчас было. Он погладил Шифу по голове… С ума сойти. На самом деле, много было других и более весомых причин, по которым Лотос так поступил. Хотел пригладить шерсть? Детский лепет. По хотел его касаться. Еще и еще, снова и снова, находя себе оправдания и различные на то причины. Что? На мастера пылинка упала! Что? Что сейчас? А теперь я проверил его температуру! И так каждый раз. Поверьте, будь в этом необходимость, По нашел бы оправдание каждому своему взгляду, каждой своей мысли, чувству, переживанию, страху, волнению, тревоге, не говоря уже о прикосновениях. Знание, что однажды эту роскошь у него отнимут, было по большему счету главным мотиватором и толчком к неординарным поступкам. После ухода за лицом По знал, что нужно перейти к рукам и груди — самым страшным и раненым частям воинского тела. Через весь живот и бок Шифу проходил ветвистый и раскинутый ожог, По видел его очень хорошо, ведь практически вся шерсть на поврежденных участках тела была либо выжжена, либо вырезана врачами с целью добраться до кровоточащих и требующих обработки ран. Страшно было к ним прикасаться. А вдруг мастер вскочит от боли, схватит его руку, сожмет ее… Да, для всех остальных По готовил мастера к его же похоронам, а значит, мастера уже мало что должно волновать, кроме скорейшего появления в мире духов, но надежда медведя на то, что лихо еще может обойти их стороной, вцепилась в него мертвой хваткой. За что По неустанно ее благодарил. Хорошенько смочив нетронутый край полотенца в спирте, По вновь замотал в него два пальца и совсем по чуть-чуть стал касаться сожженного тела. Первое прикосновение пришлось на грудную клетку. И за ним тут же последовало едва заметное изменение — мастер рвано вдохнул воздух. Будто сжался от боли. Тогда По, чье сердце едва не замерло от страха, стал касаться мастера еще аккуратнее. Когда полотенце прошлось почти по всему рисунку на животе мастера Шифу, По завис, вглядываясь в ранение. Он хотел во всю провести по нему ладонью, убирая в сторонку шерсть и открывая себе больший обзор, но на мгновение представил, какие по яркости и насыщенности ощущения получит в этот момент мастер Шифу и отмахнулся от идеи. — Если вашу душу так что-то тревожило, почему же вы не делились своими мыслями с нами? Почему не сказали, что чего-то боитесь? Почему не сказали, что боитесь за нас? Вы почувствовали угрозу, к вам перешло проклятие мастера Угвэя — видеть что-то плохое, но… Почему не поделиться этим с нами? Вместе мы точно что-то сделали бы с этим, что-то придумали. Но вместо этого вы предпочли подставить себя под удар. Лотос перевел взгляд на обугленные ладони. — Если вы рассказали мне о ци и внутреннем покое спустя столько лет после знакомства, на сто процентов уверен, что вы скрыли от нас еще какие-то приемы. Похоже, не только я, но все мы совсем вас не знали.— Многому Шифу вас научил. Многому, но, видно, не всему.
По перешел к груди. На ней в основном располагались темно фиолетовыми пятнами более мелкие ожоги, но это ни чуть не значило, что Лотос стал прикасаться к телу с меньшей деликатностью. На секунду По убрал полотенце и просто прислонил тыльную сторону пальцев к грудной клетке. Сердце мастера Шифу. Оно билось. Это самое главное. — Когда бы я еще слушал ваше сердцебиение. При нормальных обстоятельствах вы бы уже сломали мне руку. Но вы живы, это главное. Подумав о том, что мастер уже явно успел замерзнуть, По сдернул одеяло и прикрыл учителя по бедра. Как гласит правило, чтобы замерзнуть целиком, достаточно остудить ноги. — Надеюсь, так лучше. По вновь смочил полотенце и наконец перешел к рукам. — Как же мне это сделать, Шифу… Они у вас такие печальные. По осторожно вынул иглы и сложил их на свободный край кровати. Одной рукой По пролез под предплечье мастера. Его рука… Еще никогда она не была такой расслабленной и легкой. Аж не верилось, что этой рукой Шифу однажды вышвырнул По из дворца.— Настоящий воин никогда не бросает начатое. Не беспокойтесь, мастер, я тоже никогда не брошу!
— Если бы я мог еще тысячу раз прокатиться по чертовой лестнице или еще тысячу раз быть вами ни за что избитым, я бы сделал это. Лишь бы вновь смогли управлять своими руками. Творить ими волшебство на поле боя… И вновь вопросы заполнили его создание. И ни на один из них не находилось четкого ответа. Ни прошлого, ни детства, ни жизненного пути, который мастеру Шифу довелось пройти, чтобы заслужить свое имя, ни переживаний, ни мыслей, что переполняли его голову, По не знал. Не знал ни того, насколько трудно Шифу давалось кунг-фу в юности, какое было его нелюбимое упражнение, ни того, почему он любил ночью сидеть в одиночестве на кухне, ни того, почему терпеть не мог завтракать по утрам и ужинать вместе с учениками. Он понимал, что даже не знает фамилии Шифу, но самое главное — дьявольской причины, по которой он увязался за ними, и почему он так пренебрежительно косился на командующего Хигена весь путь от Сианя до города Цзы. Но кажется, в его поведении По частично узнавал самого себя…— Ты останешься здесь!
— Нет, я иду. И ты меня не остановишь! Я должен до него добраться!
— Тогда скажи почему?
По силой остановил вихрь размышлений. Кажется, истина, которую он так старался найти по возвращению их кухни, только что нашлась сама. — Знаете, что мне не дает покоя? Ваше сердце. Оно забилось быстрее.— У мастера Шифу кома третьей степени, — именно с этим диагнозом врач Гуожи вышел к Неистовой Пятерке из комнаты с малой пандой, где все еще копошились его коллеги. — У него отсутствует сознание, отсутствует реакция на боль, свет и вообще любые внешние раздражители. Зрачки расширены, снижена температура тела и артериальное давление, нарушено сознание и произошли сбои во всех системах организма. Предполагаю, вы успели в последнюю секунду. Смерть после поражения наступила почти мгновенно. Вы буквально втащили его из того света, мастер Тигрица.
— Гуожи, ответьте только честно. У него есть шансы прийти в себя?
— Прогноз зависит от степени повреждения головного мозга и первопричин. В медицинской практике шансы больного на выход из комы оцениваются так: при прекоме и коме первой степени — прогноз благоприятный. При коме второй и третьей — сомнительный, но есть шанс на выздоровление. Кома четвертой в большинстве случаев заканчивается смертью. Но рано пока радоваться, — поспешил напомнить Гуожи. — Кома третьей степени так же часто заканчивается смертью без реабилитационных мероприятий, как и четвертая, и результаты обследования мастера Шифу, к сожалению, говорят о скорейшем ее наступлении. Не убирайте далеко носовые платки.
— Ваш лечащий врач жизнью поклялся, что вы потеряли контакт с внешним миром и ни на что не реагируете. Гуожи сказал, что вы безнадежны. Но вы услышали плач Тигрицы. У вас быстрее забилось сердце. У вас ведь и правда теплее стали руки. Знаете, что это значит, мастер?— Вы ведь даже себе не представляете, с воином какой силы находитесь в одной комнате. Он обязательно придет в себя, я это знаю.
— Я не ошибся. На глазах По выступили слезы. Черта с два. Воспоминаниям не удалось сломить его веру вновь. — Вы не умрете, — повторил про себя По, сильнее стиснув зубы и ладонь мастера в своих руках, но в сей раз не от боли, а от внезапно подступившей радости. Эмоции возвращались с новыми силами, но Лотос прилагал все усилия, чтобы держать их под контролем. — Скоро вы придете в себя. Скоро я услышу ваш голос, мастер. Слышите? Мы скоро снова будем вместе. Все мы, — он обхватил ладонь мастера своими руками и крепко прижался к ней радостным лицом. — Скоро все будет хорошо. Как и говорил командующий Хиген. Скоро вы будете с нами, мы вас не оставим. Да, вы проснетесь и будете злым и раздраженным. Как минимум, вас возмутит, почему вас — смотрителя Нефритового дворца и преемника Угвэя, упекли в какую-то сырую коморку, а не лучшие покои, ха-ха. Но думаю, вы поймете. Мы боролись за каждую секундочку вашей жизни, за каждый ваш вздох. Хотя между нами было всякое, правда же? Были времена, когда я ненавидел вас, а вы ненавидели меня. Но сейчас я не хочу говорить о прошлом. Сейчас я просто хочу побыть рядом с вами. Дать вам своих сил. По протер слезы, громко шмыгнув носом, и выпрямился, начав туманно разглядывать значительно потеплевшую ладонь в своей руке. Но несмотря на всю легкость и приятность момента, эта окровавленная рука ему как на зло напомнила то, что Лотос из уважения к мастеру Шифу все предыдущие дни старался стереть из памяти...Он не помнил, что было до, а что после. Миновала ли волна атаки или им только предстоит с ней столкнуться. Был ли отдан приказ перегруппироваться или только-только слетели с креплений первые стрелы арбалетчиков. Ничего не имело значения. Он бежал, чувствуя, как замедляется время, как оно изо всех сил тормозит его, оттаскивает назад, умоляет не смотреть, но душа панды, вылетая из груди, толкала летящее по инерции тело только вперед. Преодолевая время. Преодолевая мертвые тела, путающиеся под ногами.
По знал, кого хотел найти, рыская по земле глазами. Знал, как выглядит воин, чья жертва сберегла ему жизнь. В ту секунду, когда вся их команда беспомощной субстанцией барахталась среди кишащей нечисти и ничего не подозревала, он принял удар на себя. Если бы не его спина, если бы не его доброе сердце, По и Тигрицы уже не было бы среди живых. Командующий Хиген. Он погиб, закрывая спины мастеров дворца. Отдал жизнь в обмен на обещание следовать за ними тенью.
И вскоре По его нашел. По бликам клинков, торчащих из его навеки замершей спины.
Дикое ощущение внутри. Кому-то оно знакомо? Нет сомнений, что знакомо. Оно щекочет тебя изнутри всякий раз, когда периферийное зрение рисует объект, проскользнувший мимо тебя, или звуки присутствия, когда находишься один в помещении. И Лотос поймал себя на этом ощущении. Оно было явным, поразительно знакомым. Кажется, совершенно свежим.Лотос остановился и врос ногами в землю. Ему не показалось. Ему точно не показалось. По левую руку от него кто-то был — об этом говорило полное ощущение присутствия кого-то еще и прямо-таки дышащая в спину истина о том, что этот кто-то не только материален, жив и просидел все это время на одном месте… Он еще и таращился на парня, не издавая звуков, ни на секунду не отводя широко открытых стеклянных глаз от своей цели. Наверное.
Оно смотрит на него. О, боже, оно точно смотрит на него, холод, бегущий по спине, тому доказательство. По не знал, что ему делать. Кровь стыла в жилах при одном допущении, что он сейчас повернет голову и посмотрит в эти глаза, пропитанные болью и ненавистью ко всему живому, и даже если есть вероятность, что все сложится наоборот и Воин Дракона убедится, что то, что гонит его душу в пятки — не более, чем просто иллюзия, воскресить чувство полного одиночества уже не удастся.
Сглотнув ком, парень повернул голову и посмотрел в окно. Дождь по-прежнему шел. И к его разочарованию, за ним никто не наблюдал. Наличие зрителя хоть как-то бы его успокоило. Но ощущение повторилось с большей силой. Не давая опомниться. Парень вернулся в чувства за мгновение ока. Причину внутренней тревоги он держал собственными руками. Ладонь. Она подала едва заметные признаки жизни, пошевелилась в его руках. По подумал, что это судороги. Накрыл теплую и дрожащую ладонь своей, мысленно отдавая ей все свое тепло. — По, — голос мастера пронесся в его голове, так внезапно, что сложилось ощущение, будто мир вокруг замер. — Посмотри на меня. — Совсем с ума начал сходить, — следом прошептал По, нарочно не поддаваясь дивному соблазну голоса из головы. — Не сплю столько ночей. Увидел столько смертей. Еще и командующий Хиген не выходит из головы… Надо бы сходить к Тигрице, спросить, что ей прописал Гуожи. По вернул на место предплечье мастера и, из принципа не глядя на Шифу (По не хотелось играть по правилам своего же воображения, поехавшего с катушек), накрыл двумя слоями остывших одеял. Желание вырваться из помещения начинало зашкаливать. И По даже знать не хотелось, почему. Не медля, в два шага он преодолел дистанцию от каркаса кровати до двери и, бросив напоследок через плечо, что скоро сюда вернется, коснулся перекладины на ширме. — Посмотри на меня, панда! Рука окоченела, сросшись с бумажной дверью в одно целое, а сердце упало в пятки. Что, черт возьми, происходит? Он теряет рассудок? Горе утраты командующего Хигена надломило любовь к мастеру Шифу, а злость второго сейчас овладевает разумом? Так проявляется острый дефицит сна? Так ведет себя сознание, что пять часов пробыло в плену хороших и плохих воспоминаний? Тело, пять часов сжимающееся от боли? Он говорил в его голове. Не шальные мысли пролетали мимо, не По пытался воссоздать его речь. Это был он. Тот, кто пришел из сновидений. Неизвестная сила развернула его тело, и Лотос вопреки всем ожиданиям столкнулся с необъяснимым — с лицом того, чей голос смог завладеть чужими мыслями, достучаться до чужого сердца. Глаза. С ними творилось нечто странное, как и с сердцем По, что никак не могло решить: ему разлететься на части или остановиться от ужаса. Веки уверенно поднимались, потом резко падали вниз. Будто вес собственной тяжести не давал им преодолеть ни миллиметра больше, ни миллиметра меньше. Прошло десять секунд сражения с собственным телом, ставшим на целых пять часов настоящей тюрьмой, прежде чем небесные и родные глаза посмотрели на Воина Дракона не менее безжизненно и устало. Лотос не отдавал отчета в том, что наблюдает за настоящим чудом. Тем самым чудом, которого все они так просили, о котором не могли даже мечтать. Командующего Хигена ветром вынесло из головы, По показалось, что он блефует, что он окончательно тронулся умом, поэтому едва не выскочил из комнаты и не закричал на всю округу, но мастер не дал ученику сдвинуться с места всего лишь одним действием. Он улыбнулся.