Мы слишком молоды, чтобы вести себя мудро

Тихон искренне надеялся, что хотя бы летом он сможет оторвать Ваню от бесконечного зависания среди книг и учебников. Что они смогут вдоволь нагуляться, Тиша покажет своему маленькому другу полюбившиеся в новом городе места, и обязательно заставит его сводить в свои. Но все радужные планы Жизневского нарушил Ванин внезапный отъезд. Точнее, внезапным он стал только для Тихона, ведь оказывается, младшего Янковского отправляют к бабушке в Америку каждое лето. — Там так круто! А кинотеатр, ну, просто закачаешься! А ещё, мы с бабушкой обычно ходим в одно кафе… — дальше Тиша особо не вслушивался, просто безбожно залипая на искреннюю улыбку тонких губ. — Эй, ты вообще меня слушаешь? — из мыслей его выдернул Ваня, пощёлкав пальцами около лица. — А? — до Тихона дошло, что эти манящие губы чем-то недовольны. — А. Да, конечно. Кинотеатр и кафе. Скучать тебе там не приходится. — Ты… за что-то злишься на меня? — решил прямо спросить Янковский, останавливаясь и хватая Жизневского за руку. — На тебя — нет. Как я могу на тебя злиться? — Тиша попытался улыбнуться, взъерошив и без того испорченную ветром причёску. — Я просто зол на обстоятельства. Я думал, мы сможем провести время вместе. Было бы весело. А так я буду тупо сидеть дома и смотреть телек, если батя, конечно, его починит. — Но лето — это единственное время, когда я могу увидеть бабушку с дедушкой! Они эмигрировали в США ещё в начале девяностых. И теперь оказались не въездные в страну, — Янковский сразу поник, осознавая, что стал причиной Тишиных переживаний. Ослабив хватку на чужой руке, он отвернулся, делая вид, что очень увлечён дракой уток за большой кусок батона. — Блин, Вань, прости, — Тихон притянул его руку обратно, сжимая ладонь и переплетая пальцы. — Я такой эгоист! И идиот. Просто для меня это была неожиданная новость о том, что ты уезжаешь за границу! Я ведь нам целую программу составил на лето… Простишь? Распинываясь перед Янковским, он даже не заметил, как тот глядел отстранённым взглядом на дерущихся уток. — Правая утка побеждает. Хотя я был уверен, что левая одержит победу, — Ваня почесал нос свободной рукой и прикрыл глаза. — А ты знал, что уткам на самом деле хлеб очень вреден? Из-за дрожжей он… — Вань, — Тихон посмотрел на него такими прискорбным выражением лица, что парень не сдержался. — Да не обижаюсь я на тебя! Только глаза такие не делай, — Янковский снова уставился на утиный бой, аккуратно высвобождая руку из цепкой хватки Тишиной лапищи. — Как собака побитая выглядишь, ей богу. — Вань. Ваня хотел было психануть и сказать что-то в духе: «уже четырнадцать лет как Ваня, и что с того-то?!», но обернувшись, наткнулся на полный непонятных ему чувств взгляд. Громко сглотнув, он сделал несколько шагов навстречу, утыкаясь замёрзшим носом в чужое плечо. — Я буду скучать, — только и смог выдавить из себя Тихон, аккуратно проводя горячей ладонью по выпирающим позвонкам. Ваня не ответил. Спина его почему-то была напряжённой, а в голове ворохом кружились мысли. Он бы правда хотел хоть на одно лето остаться здесь, в Москве. Погулять по залитым солнцем улочкам, поесть мороженного с шоколадной крошкой и покататься на колесе обозрения. Он хотел бы сидеть с книжкой в парке и заговаривать с незнакомцами ни о чём. Он хотел бы взять дедушку на пикник и играть с ним вместе в шахматы на прохладной траве. В конце концов, он хотел бы хоть раз провести лето с другом. Он бы хотел провести это лето с Тихоном. — Уже темнеет. Давай, я провожу тебя до дома, — Жизневский подхватил с земли куртку, накидывая её Ване на дрожащие плечи. — Когда ты улетаешь? — Завтра вечером, — парень сильнее закутался в куртку, обнимая обеими ручками тёплую руку Тиши. — Я впервые полечу один, и мне, на самом деле, довольно страшно. — Боишься лететь или что не справишься со всеми этими досмотрами и прочим? — Тихон попытался убрать лезущие в лицо кудри, но те никак не поддавались. Ветер трепал их во все стороны, мешая хотя бы мельком глядеть на Ваню. — Смерти я не боюсь, — отмахнулся Янковский, поджимая губы. — Что есть жизнь, как не безжалостное движение к смерти? — он сделал паузу, и хотел уже продолжить про теории о жизни после смерти, но вовремя понял, что Тише сейчас не до этого. Он и так расстроен их разлукой, и явно не таких разговоров жаждет в их последний вечер. — Я просто боюсь. Боюсь что-то сделать не так. Случайно улететь в Пакистан вместо Лос-Анжелеса. Или не менее случайно прихватить чей-нибудь чемодан с десятью килограммами травки. — Ты чудо, Вань, — наконец вполне искренне, а не вымученно, как последние минут двадцать, улыбнулся Тихон, всё ещё пытаясь что-то сделать с волосами. — Оставь их. Ну… тебе очень идёт, когда они на лицо спадают, — слегка покраснев, выдал парень. Он дёрнул за одну из самых длинных кудряшек, смешно морща нос. — Но я так ничего не вижу! — «Особенно твоего красивого лица». — А ты и не смотри, — Ваня остановил его, привставая на носочки и закрывая ладошками чужие глаза. — Когда организм лишается одного из органов чувств, остальные чувства обостряются. Чувствуешь? — парень тоже прикрыл глаза, втягивая носом воздух. — Булочками пахнет. Хотя нет, пышками. Прям этот запах пережаренного масла. Ну, чувствуешь? — Чувствую… — у Тихона буквально мурашки по всему телу шли от этого тихого голоса и мерного дыхания куда-то в лопатки. — А кожей? Прикосновения чувствуешь ярче? — Янковский самыми кончиками пальцев невесомо провёл по чужой руке, заставляя волоски встать дыбом. — Чувствую, — у Тиши аж дыхание перехватило. Очень хотелось открыть глаза, развернуться к Ване и смотреть на него. Смотреть, смотреть, смотреть. Но тонкая ладошка настойчиво продолжала прикрывать его правый глаз, вынуждая подчиняться этой игре. — А теперь, — прохладная ладошка соскользнула, но Жизневский всё равно не рискнул открыть глаза. — Открой рот. Немного. — Вань… — Тиша облизнул губы, приоткрывая рот. От Ваньки можно было ожидать вообще всего, что угодно, и от этого как-то странно, но приятно тянуло внизу живота. Послышался тихий смешок, и языка Тихона коснулось что-то очень гладкое и прохладное. Парень покатал круглое нечто языком по нёбу, и наконец сжал зубами. В рот брызнул сладкий, но при этом слегка терпкий сок. Аккуратно прожевав мякоть, Тиша сплюнул косточку в ладонь и наконец открыл глаза. Да так и залип на раскрасневшегося, улыбающегося Ваню, который аппетитно посасывал сочную ягоду. — Эксперимент удался? — Янковский извлёк из рюкзака контейнер, полный черешни. — Совсем забыл про неё. Будешь ещё? — Буду. Тихон не стал говорить о том, что эксперимент пиздец как удался. И что таких эмоций у него не было ещё, наверное, ни разу в жизни. А Ваня лишь продолжал беззаботно улыбаться, кажется, даже не представлял, что сейчас творится у Жизневского на душе. До дома они шли молча. Ванечка что-то очень тихо бормотал себе под нос, а Тихон в полголоса напевал один из последних хитов «Руки вверх». Время тянулось тягуче медленно, но Тише сейчас это было даже в радость. Хотелось максимально оттянуть момент прощания. Но вот уже Ванин дом маячит на горизонте. А вот уже и его грозная мать кричит из окна, чтобы он поторопился. Ваня как-то смазано прощается, видимо, стесняясь показать свои истинные чувства. Лишь открыв входную дверь и застряв на пороге, он кидает тихое: — Я тоже буду скучать.