Потери не ранят так, как надежда

На конусовидное лиловое соцветие люпина приземлился пузатый шмель, деловито порылся в лепестках, возбужденно жужжа крылышками и перебирая лапками. Измазавшись в медово-желтой пыльце, он грузно взлетел и переместился на соседний цветок. -Лер, так мы играем? – окликнула девушку Настя, нетерпеливо помахивая ракеткой. -Играем, - Лера высоко подбросила воланчик и, замахнувшись, пустила его в свободный полет. Воланчик с приятным звуком спружинил о прутья ракетки и устремился вперед, к нетерпеливо подскакивающей вожатой. Удар – обратная подача. Еще удар – очередной полет через натянутую у земли сетку. Валентин стоял у распахнутых окон мед пункта (проветривал – и помещение, и себя), опершись о нагретые солнцем доски. От них приятно пахло чем-то древесным, домашним. Блуждающий взгляд то и дело упирался в спортивную площадку, по которой с веселым хохотом носились темненькая вожатка и… выпускница. Доктор задумчиво вздохнул, проследил взглядом спортивные, гладкие икры, шорты, туго обтягивающие округлые бедра, высокую шею в ореоле золотистых кудряшек, выбившихся из высокого хвоста. До всего этого ему не было никакого дела. Все это перестало волновать его давным-давно. Или не так уж давно? И так уж перестало? Впрочем, при любом положении, смотреть на девушку было приятно. Когда она улыбалась, обнажались белые зубы с небольшим сколом на верхнем резце, щеки еще больше округлялись, а в вырезе майки показывалась посмуглевшая кожа груди. -Плохо выглядишь, Валентин Сергеич. Мужчина вздрогнул от неожиданности и обернулся на Нату Свистунову. -Спасибо, - желчно поблагодарил он, лихорадочно соображая, успела ли заметить женщина, куда последние несколько минут был устремлен его взгляд. А если даже успела? Разве это должно его волновать? -Любуешься? – словно прочитав его мысли, ехидно осведомилась старшая вожатая. -Кем? -Ну тебе лучше знать. Там вон по корту целых два варианта носятся. Валентин равнодушно пожал плечами, словно ему было глубоко начхать на то, кто там носится по корту, и осторожно поинтересовался: -Что там Лагунов, Хлопов? Ни в какие неприятности больше не попадали? На самом деле его беспокоило другое, но начать следовало именно с этого вопроса. -Нет, - Наталья вытащила из кармана палевого платья пачку сигарет, и мужчина предупредительно чиркнул спичкой по коробку. Женщина склонилась к маленькому язычку пламени и, вернувшись в прежнее положение, с удовольствием затянулась. –Но… этот… Лагунов меня немало волнует. -Что так? -Все неймётся ему. Все родителям звонить порывается. -А ты запрещаешь? – вопросы Валентин задавал скорее затем, чтобы поддержать беседу, а после повести ее в нужное русло. -Сам же знаешь, - досадливо ответила Наталья. –Один позвонит – выдуманных ужасов наговорит, потом второй, третий, десятый. Так не лагерь – какая-то телефонная станция получится. К тому же только жалоб от родителей нам не хватало… Валентин задумчиво поддакивал, а потом как бы между прочим уточнил: -А другие? -Что – другие? – не поняла Свистунова. -Другие не чудят? Не пропадают? -Не каркай, Сергеич! Никто не пропадал. Мужчина снова обратил взор на спортплощадку. Лера в очередной раз подпрыгнула, высокая крупная грудь под белой футболкой колыхнулась, и Валентин внезапно поперхнулся дымом. Свистунова молча курила у него за плечом, и доктору уже было наплевать, наблюдает ли женщина за ним или нет. -Валентин Сергеевич! – звонкий девичий голос хлестнул его, как кнут. –Помогите, пожалуйста! Доктор затушил бычок, опустил его в набитую окурками жестяную банку и направился к корту. -В чем дело? -Помогите, пожалуйста, воланчик достать, - Лера смотрела на него широко распахнутыми, невинными ореховыми глазами и часто моргала. -Чего достать? – опешил Валентин. --Воланчик, - терпеливо пояснила девушка. – Мы с Настей в бадминтон играли, и он в крону дерева залетел. Настя на том конце поляны открыто ухмылялась от уха до уха, словно подстроила все это нарочно, просидев над разработкой сего коварного плана не одну ночь. -И… - мужчина помедлил, сунул руки в карманы брюк. –Каким образом, позвольте…? -Подсадите меня, пожалуйста, - Лера уже прислонила ракетку ко вкопанному в землю столбу. Доктор сперва остолбенело, потом пристально уставился на девушку. -Здесь невысоко, - заверила она мужчину, указывая рукой куда-то наверх, в густое переплетение сосновых лап, где и вправду маячило светлое пятно обязательного атрибута бадминтона. –И я обувь сниму. И принялась скидывать с ног кеды. Прежде, чем Валентин сумел бы прекратить это действо и посоветовал бы девушкам сбегать за стремянкой, Озёрова твердо уперлась руками в плечи мужчины, и тот машинально подставил сцепленные лодочкой ладони под ее трогательно белеющие носочки. Девушка легко вспорхнула ввысь. Перед глазами доктора промелькнул вырез на груди, полоска оголившегося живота. Его обдало теплым запахом пропитанной солнцем и потом кожи. Тонкие, едва заметные волоски на внешней части девичьих бедер просвечивали в лучах, создавая вокруг ног мягкий золотистый ореол. -Достала! – Лера спрыгнула с подставленных рук на корт, выпустила плечи мужчины из своих стиснутых пальцев, и тот обнаружил, что наконец-то может дышать. –Спасибо вам, Валентин Сергеевич! Нельзя, никак нельзя было допустить, чтобы она… стала такой как все. А разве в принципе возможно допускать такое? Нет… Но он попробует уберечь хотя бы ее. Ведь в конце концов, тот, кто спасает одну жизнь, спасает весь мир… Или это всего лишь очередное высокопарное и жалкое оправдание? -Пожалуйста, - он вдруг посмотрел ей в лицо. Очень прямо и очень неуютно. Валентин смотрел на розовеющие ракушки ушей в водовороте медно-соломенных волос, на искристый карий ободок вокруг зрачка, перетекающий в травяную зелень радужки. Смотрел и все сильнее проникался осознанием, что если он не убережет и эту девушку, то жить ему абсолютно точно станет незачем. Не то, чтобы подобные мысли не посещали его раньше, но с этой секунды мужчина был твердо убежден в этом, как в очевидном факте. Как иные люди твердо убеждены, что солнце встает на рассвете и вода кипит при температуре ста градусов. -Вы, пожалуйста, будьте осторожны, - неожиданно для себя пробормотал он. Лера непонимающе взглянула на него. -Хорошо, - она покосилась на сосну, очевидно полагая, что доктор просит ее не закидывать больше воланчики на деревья. А как еще она могла трактовать его слова, ничего не знающая, ни о чем не подозревающая наивная девочка, с безумно раздражавшей его привычкой сидеть на столе и покачивать ногой, с ее неловкими попытками наладить с ним общение, с ее сосредоточенным выражением на кругленьком личике, когда она измеряла пионерам давление, когда обрабатывала пчелиные укусы на теле незадачливого паренька. А он полагал, что кроме презрения к себе, внутри него ничего уже не осталось… Тактика выжженной земли – примерно так протекали последние лет пять. Только вот, кажется, на выжженной земле начали прорастать семена небезразличия.