Потери не ранят так, как надежда

-Ты так и не вспомнила, кто тебя… обратил? Лера нахмурилась и отрицательно покачала головой. В памяти будто генеральную уборку провели. Тот злополучный вечер девушка помнила лишь до того момента, как разоткровенничалась с Игорем на теплоходике. А дальше – бездонный провал вплоть до того, как она пришла в сознание. Валентин курил рядом, сидя на теплом дереве скамейки у глухого угла медпункта. Искристые солнечные лучики падали на скрещенные на груди руки и вытянутые ноги. Поза казалась расслабленной, но Лера чувствовала, как напряжен мужчина. Это напряжение не покидало его уже на протяжении двух дней. На мускулистой шее багровел, переливаясь всеми оттенками спелой вишни, синяк от странгуляционной борозды. Лера не решилась ругаться на него за это или же слёзно отчитывать. Она теперь боялась даже лишний раз заговорить с доктором. Она и представить себе не могла, о чем он думал, что чувствовал, засовывая голову в жесткую веревочную петлю… как прыгал с шаткой табуретки, на мгновение ощущая под ногами пустоту… и как затем тряслось его худощавое тело в мучительной бескислородной агонии… И если бы не Валера… Как только девушка представляла себе эту картину, голова начинала кружиться и сердце подскакивало к самому горлу, разбухало там и не давало дышать. Поэтому она старалась не представлять. А вот он смотрел на нее. Смотрел постоянно и жадно. С любовью, жалостью, интересом и еще тысячью иных эмоций из всего их возможного спектра. Девушка осунулась, перестала собирать волосы в хвост, и теперь они неряшливым вороньим гнездом свисали по обе стороны ее лица, прикрывая глаза от жалящего их солнца. С того утра Лера ходила исключительно в солнечных очках, делавших ее старше на пару лет и серьезнее раз в десять. Вчера он осмотрел ее в темной, глухо зашторенной комнате, и ничего нового для себя не открыл, лишь… лишь то, что ореховая радужка налилась багровым, винным оттенком. И это тоже сделало ее лицо жестче и надменнее. Она сторонилась его, а он мучился и страдал от этого, как припадочный, но не мог найти в себе силы хотя бы обнять ее. Трус, тряпка, размазня… Не уберег… Не помог… Это твоя расплата. Единственным, чем он заслуженно гордился, были его дипломатические способности, посредством которым он убедил Игоря и Валеру в относительной безопасности нового вампирского вида и пообещал не спускать с Леры глаз. Кровавая жажда девушку, что странно, пока не терзала, и Валентину это не нравилось. Природа все равно возьмет свое, а вот в каком количестве и кто при этом попадется молодой вампирке под руку – было непонятно. -Может продолжим? – спросила девушка, и он вздрогнул, углубившись в себя и будто позабыв, что она жива и что сидит совсем рядом. Посовещавшись вчетвером, компания приняла решение выяснить, чем же принципиально отличается новый вид от уже известного им, кроме очевидных фенотипических признаков. Впрочем, это было дилетантство – на что все закрывали глаза - ибо даже со «старыми» вампирами было неясно практически ничего… Решение-то приняли, однако хвастаться особыми успехами не приходилось. Ни чеснока, ни огня (в разумных пределах), ни осиновых стружек, даже когда их сыпали на глубокий порез на ладони (сыпал Игорь, Валик малодушно прижимал к себе девушку, которой, впрочем, это не принесло видимых повреждений), вампирша не боялась. В зеркалах Озёрова отражалась, тень отбрасывала, а солнечный свет вредил только чувствительным глазам, и с наступлением ночи Лера наконец снимала очки и наслаждалась великолепно откалиброванным ее новой природой зрением. Это изменение в сенсорных системах (прибавился сюда еще и острый слух) было пока единственным мало-мальски удачным открытием доктора и команды. Но жажда… Валерка, чьим пристанищем продолжительное время была Лерина комната, перебазировался обратно в свой корпус, видимо, решив, что посреди уже немного известного ему вампирского гнезда он будет в большей безопасности, чем рядом с новым его представителем. И мальчик был не так уж неправ. -Что именно ты хочешь продолжить? -Эксперименты. -Мы все перепробовали. Все, что Валерка раскопал в тематической литературе. Она осмелилась кинуть на него косой взгляд. Под темными стеклами очков невозможно было разглядеть, куда именно устремлены ее глаза, и Валентин ничего не заметил. -Кажется, там что-то упоминалось о вампирской силе и скорости… - Лера проворно вскочила с лавки и в следующую секунду вцепилась в нее так, что пальцы побелели, а мышцы напряглись, готовые расползтись на отдельные волокна от напряжения. -Прекрати! Ты сейчас надорвешься! – рявкнул Валентин. Сигарета выпала у него изо рта, и он сам не заметил, как принялся оттаскивать Леру в сторону. Девушка слабо трепыхалась, но вскоре и сопротивляться прекратила. -Силы нет, - спустя мгновение заключила она, и мужчина словил себя на том, что все еще продолжает стискивать девушку в судорожных объятиях, стоя позади. -Валик… Нет, не надо меня отпускать… Он повиновался. -Валик… Почему я не хочу крови? Они бы так и простояли обнявшись, купаясь в солнечной ванне, в молчании, которое говорило гораздо больше, чем все в мире слова, но тут за угол, разбив тишину на осколки, влетел разноцветный волейбольный мяч. Вслед ему неслись разочарованные детские крики. Девушка выпуталась из мужских рук, подхватила мяч, с наслаждением трогая упругую, гладкую поверхность, швырнула его обратно подоспевшим пионерам. -Силы нет, - повторила Озёрова. Бросок и вправду вышел самым обыкновенным. *** Вечер… Томный, знойный… В тугом, спертом воздухе с трудом разливается калейдоскоп ароматов: мыла, смолы, воды, запотевшего стекла, на котором маленькая Анастасийка выводит подушечкой пальца контур сердечка и, оглянувшись через плечо на остальных девчонок, быстро вписывает в него букву «В», хихикает и поскорее стирает рисунок. Лера слышала и видела так много, что у иного уже отказали бы все анализаторы. Стоя у открытого окна смотровой, впитывая кожей вечернюю прохладу и последние капли тишины, девушка сняла темные очки, смежила веки и полностью растворилась в океане звуков и запахов. Совсем скоро, недалеко, на специальной площадке, загрохочет, загремит раскатом грома дискотека, шумная и веселая для них, и оглушающая до крови из ушей и боли в висках для нее. По стенам запляшут кроваво-красные всполохи софитов, и у девушки будут изнемогать все обостренные чувства. -Лера… Древесная нотка «Примы», стерильный, холодный аромат спирта, едва теплящийся букет металла, исходящий от выглаженного халата, и неповторимый запах мужского тела. -Да? -Здесь новая партия, - Валентин бухнул картонную коробку на стол, и внутри звонко качнулись из стороны в сторону стеклянные бутылочки. – Оформлять будешь? -Буду, - со вздохом согласилась девушка. Доктор порылся в кармане, извлек перочинный ножик и полоснул им по перевязанной веревочками таре. Лезвие вошло в пеньку, как в масло, легко поехало по разъединяющимся волокнам и впилась в беззащитную ладонь. Валентин чертыхнулся, выпустил ножик и попытался зажать мгновенно разошедшиеся края неглубокого, зияющего пореза. И спинным мозгом почувствовал на себе цепкий взгляд цвета красного вина. Бархатистая чернота, казавшаяся столь реальной, что ее можно было попробовать на ощупь, кругами поплыла перед ее глазами. Порез на ладони Валика разверзся бездной, на дне которой плескалась, ударяясь о плотные стенки поврежденного сосуда, кровь. Ее было головокружительно, умопомрачительно много… Она манила к себе, как манит родниковая вода уставшего путника в жару, как манит теплый, душистый запах молока слепого детеныша, обещая защиту и уют. Так манит к себе свет в конце тоннеля и голоса людей, когда ты уже потерял всякую надежду… Он только и успел, что отскочить в сторону, роняя на пол рубиновые зерна. Озёрова, по-звериному наклонив голову, с широко раздувающимися крыльями носа и ощеренными, жадно блестящими клыками, опоздав на долю секунды, прыгнула на то место, где мужчина только что стоял, досадливо рыкнула, круто развернулась, и Валик понял, что он попал… *** Сперва Валерку бросило в жар: заалели от стыда мочки ушей, кончик носа и зачесался затылок. Две фигуры в окне смотровой казались пляшущими тенями. Одна из теней обессиленно полулежала на знакомой кушетке, а вторая, оседлав первую, оторвалась от некоего действа и выпрямилась, вскинув голову. Волосы волной полетели следом. Из распахнутого, прикрытого лишь тканью шторы, окна до Валеры донесся странный, но знакомый до тошноты и дрожи в коленях звук… Хрусткий, как накрахмаленная простыня, и в то же время влажный, причмокивающий, как болотная трясина. Недолго думая, мальчик извлек из кармана бутыль – без нее по лагерю он больше не ходил - свинтил крышечку и привычно вскарабкался на окно… *** Сперва он не на шутку перепугался… «Силы нет»… Да какое там. Она оказалась очень сильной. Движением, каким обычные люди отмахиваются от надоедливой мошкары, девушка свалила его на кушетку и впорхнула на него сверху. Покатые бедра железными клещами пригвоздили его ноги к черному дерматину. Она буквально выдрала из его пальцев окровавленную ладонь и впилась клыками чуть повыше запястья. Черная струйка крови немедленно скользнула по руке, пачкая рубашку и белоснежный рукав халата. Он почти не сопротивлялся. У него резко не стало сил. Он ожидал этого. Даже отлично, что, когда наконец природа взяла свое, рядом с ней оказался именно он. Символично. Может быть наконец его мучения кончатся… И он превратится в безмозглого раба? Ее эйфория кончилась также внезапно, как началась. Словно расплавленным свинцом окатили… Не помня себя от боли, девушка прыгнула, куда могли глядеть ее затуманенные жаждой глаза… и развернулась, чтобы оценить ситуацию… На нее уставились две пары глаз: обе черные от расширенных на всю радужку, пульсирующих зрачков.