«И пусть финал неизбежен, Потери не ранят так, как надежда… Что все будет, как прежде… Страх и нежность» - © NAT «Душа моя» (ost Пищеблок)
На «Буревестник» опустился вечер. Он легкой, незримой шалью тихо лег на плечи набегавшихся за день ребят, укрыл кусты полотном, отчего под их корнями поселились готовые выползти наружу тени, затем пропетлял меж корпусов и сосен, добежал до деревни и любопытным юрким зверьком шмыгнул в приоткрытую калитку, покачивающуюся на петлях, тронутых налетом ржавчины. Теперь дом пустовал и, казалось, умирал, уходя вслед за хозяином. Внешне, однако, мало что изменилось. Было похоже на то, что хозяин просто отошел по делам, позабыв запереть дверь. Отошел за тем, чтобы подняться по крутым, полуразвалившимся кирпичным ступеням, пачкаясь в темно-рыжей крошке, на самую верхотуру… к голубому, высокому и такому чистому, словно умытому небу. Отошел за тем, чтобы, взявшись уверенными, крепкими руками за тугой канат веревки, как следует дернуть за нее. Отошел за тем, чтобы услышать, как вторят гортанному, глубокому голосу колокола потревоженные вороны… Баба Нюра сидела на низкой табуретке, тяжело склонившись над металлическим тазом с шероховатым дном, и сосредоточенно освобождала молодую картошку от тонкой кожуры. -Извините, - дрогнувшим голосом позвала Озёрова. Женщина подняла на нее хмурый, суровый взгляд, и девушку едва не передернуло при ближайшем рассмотрении лица собеседницы. Длинные волосы, заметно тронутые сединой, были собраны в тугой пучок на затылке и аккуратно спрятаны под иссиня-черную косынку. Настороженный и какой-то тягостный взгляд темных глаз выдавал в Нюре человека, видевшего и пережившего достаточно, чтобы иметь право загадочно и изнуренно замолкать, когда речь заходит о действительно сложных вещах. Правая половина лица, неприятно бесцветная, даже с каким-то желатиновым отливом, испещряли уродливые келоидные рубцы. -Да? – хрипло выдохнула судомойка. -Вы позволите с вами… переговорить? Из-за Лериного локтя высунулся Валерка, быстрым взглядом окинул рабочее помещение во втором, не основном крыле столовой. -О чем это? – голос женщины не выражал почти никаких эмоций, как и разделенное шрамами на две половины лицо. -О вампирах, - без обиняков сообщил мальчик, осторожно подходя ближе. Лишенная возможности использовать мимические мышцы, правая половина лица бабы Нюры осталась равнодушной. Левый же глаз затравленно блеснул, уголок рта дернулся в сторону. -Понятия не имею, что вы хотите, - наконец прохрипела женщина, возвращаясь к картошке. Руки ее заметно дрожали, потому плоды, выходившие из-под ножа, получались икосаэдрическими. - «Нюрка притащила из лесу ежа», - медленно процитировал Валерка, извлекая из-за спины спрятанный за поясом дневник. – «Поднимает наш боевой дух, что тут и говорить. Сама худая, как жердь, а запалу столько – на всю Красную Армию хватит». Баба Нюра словно окаменела. Лера, на минуту забывшая, как дышать, почувствовала, что горло схватывает спазмом, а в носу становится колко и солоно. Женщину будто хлестнули кнутом. Она вся съежилась над тазом, а нож с металлическим грохотом полетел на пол, выскользнув из ослабевшей руки. -Так это вы за Константином пришли, сволочи… - протяжно, но очень тихо провыла судомойка. –Теперь и по мою душу явились… Мешаю я вам, не даю спокойно убивать… -Постойте! – Валерка оказался куда более стойким мальчиком, и за то, что он наконец перебил этот душераздирающий монолог, онемевшая вампирша была ему благодарна. – Я… мы не вампиры! Он произнес это с секундной заминкой, и Озёрова, в силу своих убеждений о пользе и вреде полноценной правды, не стала пока разубеждать испуганную женщину в обратном. Баба Нюра взглянула на мальчика куда осмысленнее и увидела худые плечи, встрепанные густые черные волосы, прямую, как жердь, спину и взрослые, совершенно прозрачные глаза, которые должны были принадлежать сорокалетнему мужчине, прошедшему огонь и воду. -Нет? – риторически переспросила женщина и грузно поднялась с табуретки. – А зачем же… что же вы хотите знать? И откуда у вас дневник Константина? Лера плотно сомкнула губы, дабы мельком засвеченные клыки не помешали дипломатической миссии, и ободряюще стиснула Валеркино плечо. *** POV Вероника Несветова Она довольно часто ловила себя на мысли, что ее существование похоже на полет стрелы, выпущенной из лука не слишком умелого стрелка. Полет бесконечен, полет стремителен. Стрела успевает забыть, из чьего оружия и зачем была направлена в этот полет, и не успевает понять, какова ее конечная цель, ибо неумелый стрелок еще не в состоянии делать поправки на ветер и тому подобные препятствия, которые сбивают стрелу с ее истинной траектории. Посему конец может быть как близок, так и непостижимо далек. Неуютно жить без прошлого. Не чувствуешь под ногами твердой почвы. Однако еще страшнее жить без будущего, не видя пресловутого огонька в конце тоннеля. Вероника чувствовала, что сколь стремительно теряет свое прошлое, столь стремительно ускользает от нее и ее будущее. Учеба, институт, друзья и подруги цветным калейдоскопом кружились перед глазами, не возвращая блудную планету на покинутую орбиту. «Ведьма!» Так однажды и весьма метко обозвала девушку встреченная ею старушка, сгорбленная и разумом пребывающая явно дальше потерянной Вероники. Девушка дернулась, неприязненно покосилась на бабку и поскорее перешла на другую сторону улицы. Взглянув в зеркальную витрину ближайшего магазина – пошатнулась. Пульсирующие от ярости бездонные зрачки закрыли собой практически сливающуюся с ними по цвету радужку. «Я – ведьма…» Саша Плоткин, как ни странно, иногда умудрялся возвращать ее на грешную землю фактически тем же способом, что и сгорбленная старуха. Веронику порой просто передергивало от его слов, жестов, манер. И именно этот внешний раздражитель не давал ей полностью погрузиться в себя. Она улыбалась тогда, когда нужно было улыбаться. Смеялась, когда от нее этого ждали. Делала вид, что обижена или готова заплакать, потому что этого требовала ситуация. Ей не было дело до Сашиных глупых амбиций, до его тщательно расписанной по дням жизни. Просто иногда Вероника вдруг начинала чувствовать себя живой – в моменты, когда Плоткин особенно сильно выводил ее из себя – и тогда пульсацию своих зрачков девушка ощущала почти физически. Ради этих моментов она и существовала… Так ей казалось раньше… Игорь изменил все. Вероника и сама не поняла, как. Он просто ворвался на ее погнутую, неправильную орбиту и каким-то непостижимым образом починил ее за несколько часов. За несколько их часов, проведенных у речной глади. За несколько часов, наполненных жизнью, настоящей: колючей, как прибрежный песок, ласковой, как вода на глубине, опустошительной, как ощущения внизу живота после их стремительного порыва. Вероника поняла, что наконец-то может улыбнуться не ради приличия, коим больше всего на свете дорожил Саша Плоткин, и даже не ради Игоря. А ради себя. Странно. После того, как ОН подарил ей СМЫСЛ, она не могла сказать, что ЖИВЕТ. С Игорем все было не так. Девушка будто снова окунулась в пространство за пределами своей только-только отстроенной орбиты. Правда, это уже стало для нее неважным, ибо ОН даровал ей СМЫСЛ, ОБЩНОСТЬ И ЧУВСТВО ЗНАЧИМОСТИ. «Ради этого…» - решила Вероника. – «Можно оставить в покое какую-то там жизнь… Пусть даже жизнь с Игорем.» POV Игорь Корзухин Я подкараулил ее на выходе из зала, где она вела какую-то творческую секцию или кружок самодеятельности. В общем, готовила пионеров к близящемуся концерту по поводу окончания смены. Снежная королева в пионерском галстуке. Холодная, неприступная, бесстрастная… и до одури красивая. Заходящее солнце вызолотило ее туго стянутые на затылке волосы и превратило черные русалочьи глаза в тягучий липовый мед. Это отчего-то внушило мне надежду. -Вероника… Она обернулась. Не меняя выражения лица, произнесла: -Да, Игорь? -Нам нужно поговорить. -Нам не о чем говорить. Вот так просто. Несколько слов – и надежды во мне стало в разы меньше. -Нет уж, - я грубовато схватил ее за предплечье и подтянул к себе. Испугался – не сделал ли больно. Но она все также равнодушно глядела куда-то поверх моего плеча, никак не отреагировав на жест. – Поговорить нам все же придется. Она легонько вздернула аккуратные брови, как бы приглашая меня начать наконец диалог. -Вероника, то, что происходит с вами – не нормально. -Что ты подразумеваешь под понятием нормально? – ледяным тоном осведомилась девушка. -Пожалуйста, я прошу тебя, - губы пересохли и слушались с трудом. – Вернись ко мне. Уходи оттуда. -Откуда оттуда, Игорь? – она впервые словно бы улыбнулась. Но нет – просто тень, отдаленно напоминающая веселье, скользнула по девичьему лицу. -Я здесь. Сейчас. И никогда не чувствовала, что мое существование столь осмысленно. -И каков в нем смысл? – почти выплюнул я. – Что вы делаете под ЕГО указкой? Во время войны ЕМУ было проще – солдаты на последнем издыхании – легкая добыча. А теперь что? -Так ты ничего не знаешь, - с легкой иронией пропела Вероника. –Что ж, тем тяжелее тебе будет нас понять… -Каков смысл в бытии куклой? -Каждый из нас – маленькая частичка большого механизма. Выпадет одна – не станет и всего механизма. Мы нужны и важны, Игорь. Мы – вместе. Это то, чего я хотела. Особенно сейчас… когда узнала, что ОН примет меня первой… -Вовсе нет, - я как следует тряхнул девушку в остатках надежды, что этот странный туман, клубящийся в ее зрачках, рассеется. –Ты помнишь нашу первую встречу? А первый заплыв? Разве этого хотела хорошенькая, безбашенная девушка – стать винтиком системы? -Моя жизнь обрела смысл, - отчеканила Вероника, вырывая руку из моих пальцев. – Я не представляю, как можно существовать иначе. -А ты вспомни, - выдохнул я и, ломая сопротивление, привлек ее к себе и поцеловал. Космос плеснул черной, матовой волной, как взбунтовавшийся мировой океан, окатил ее с ног до головы, наэлектризовав даже кончики пальцев… Эти самые пальцы касались его голой груди, там, под водой… Когда она чувствовала не СМЫСЛ, а ЖИЗНЬ…«Я Зямля. Як чуеш, Том? Ключ на старт. Пайшоў адлік. З Богам, Том, ужо ўключыўся рухавік»
Ей предстояло выбрать: спокойная, практически безжизненная гавань или непокоренное, непредсказуемое море. Он целовал ее так, как не целовал никто до него. Наверное потому, что потерю смысла она еще как-нибудь пережила бы. Смысл штука приобретаемая. А вот с надеждой на ЖИЗНЬ Вероника расставаться не собиралась. Потому что потери не ранят так, как надежда… А вернее – ее отсутствие. Я сразу почувствовал перемену в ее каменном, застывшем теле, и привычный мне жар волжской ночи окутал нас плотным коконом.«Я Маёр, як чуеце, Зямля? Выходжу з карабля У дзівосны свет i дзiвiць кожны рух І так блізка зоры, аж займае дух»
*** Поведение молоденькой выпускницы все меньше и меньше переставало ему нравится. Ее сила и непослушание, которые поначалу вызывали у него восторг, теперь превращались в досадную проблему. Он чувствовал ее в доме Азурова – вот черти, все же добрались до него, а он –то надеялся, что со смертью назойливого старика все проблемы кончатся. Чувствовал, но воздействовать не смог. Слишком велико было расстояние и слишком натужно доходил до нее его сигнал, словно… словно она срывалась с крючка, выходила из-под контроля. И тайник обнаружили… Ему самому следовало обыскать дом как можно раньше, но он и предположить не мог, что они опередят его. И с Игорем не выгорело… Эта бестия кинулась на его защиту с такой яростью, что его ребятам пришлось отступить. Это заставило его задуматься над проблемой всерьез. Кажется, то человеческое, что оставалось в выпускнице, постепенно брало над девушкой вверх. Что ж, вывод напрашивался сам. Человеческое следовало искоренить, и тогда уж ничто не помешает его зову… Когда там Носатов собирался прийти к нему в следующий раз, справиться о здоровье пенсионера союзного значения? Как? Сегодня вечером? Какая удача… Рыбка сама плывет в руки. Кажется, с некоторыми коррективами, но ситуация все же идет по плану…