Ревность, как двигатель прогресса

Олег вернулся заполночь, напоенный по завязку заботливой Валерой успокоительным. Ему не хотелось возвращаться. Ему вообще ничего не хотелось, разве что уснуть и не проснуться. Он не хотел, он боялся потерять Серёжу, но, похоже, у него уже нет никаких возможностей, чтобы этого не произошло. Волков сразу ушёл на кухню, стараясь двигаться тихо. Снял лишь верхнюю одежду и, не переодеваясь, лёг на диван. Даже тут пахло Разумовским. Волков легко мог вспомнить все те множества раз, когда тот делал здесь домашку, рисовал, иногда они даже обнимались… никогда больше такого не произойдёт, да? Олег прикрыл глаза, стараясь заставить себя не думать. Нужно было переночевать у Леры, собраться с мыслями и силами, постараться не пересекаться с другом, которому явно было неловко и неудобно рядом с ним, пока не найдёт хоть какое-то пристанище. Глупо, как же глупо… Но он не мог. Серёжа, наверное, ненавидит его, осознал, что происходящее ему не нравится на самом деле, но он по-прежнему хороший человек, и будет волноваться, если Волков просто пропадёт без каких-либо предупреждений. Поэтому он завтра просто скажет тому потерпеть немного, закинется успокоительным и будет придумывать, что вообще делать дальше. Похоже на план. На совершенно отвратительный план… Олег не мог без Серёжи. Сколько он себя помнит, даже до детдома, у него не было столь близкого друга, а уж с момента попадания в детдом у него вообще… никого не было, кроме Серого. А теперь всё просто… уничтожено тем, что могло бы стать чем-то большим. Волков просто слишком многого хотел. Надо было пойти на попятную тогда, когда Разумовский его подловил. Сделать вид, что тому показалось… А если он просто проверял? И экспериментировал. Неудачно. Не в стиле Серёжи, тот так не вёл, но… в последнее время он часто ведёт себя не так, как обычно. Олег вздохнул. Думать об этом или о том, что это могла бы быть затянувшаяся, вышедшая из-под контроля шутка, не хотелось. Разумовский уже показал, что жалеет о произошедшем и ничего не хочет. Всё. Остальное уже не имеет значения. Не важно, в чём причина. Нет — значит нет. Даже если сердце разрывается от боли. «Надо поспать, » — устало подумал Олег, но сон не шёл. Было бы странно, если бы он уснул быстро, хотя и казалось, что он смертельно вымотался и должен был отрубиться, едва примет горизонтальную поверхность. Но нет, конечно же нет. Серёжа как раз едва успел задремать, утомленный волнением и тщетными попытками вновь поговорить с Птицей. Сам крылатый караулил приход Олега, собираясь исправить все, что натворил недогадливый Тряпка. Когда щёлкнул замок входной двери, Птица встрепенулся, ожидая, что Олег придет, но тот похоже не собирался заглядывать в спальню и судя по звукам, остался на кухне. Птица, тихо направился туда. Заметив Волкова, устроившегося на диване, он вздохнул и попробовал его обнять, сделав вид, что ничего не было: — Волче, ты где так долго пропадал? Я же волновался, — мягко произнес он. — Прекрати, — попросил Олег почти уязвимо. — Я понял, что ты не в восторге от моих чувств, просто… не надо. Не притворяйся, что с нашей дружбой всё в порядке. Ты даже объятий шугался, — он по-прежнему не двигался, оставаясь повёрнутым к спинке дивана. — Не волнуйся, я съеду, как только найду куда. Если не потянешь сам, соседа найдёшь, или… в общаге тебе всегда место найдут, ты же юное дарование. — Никуда ты не пойдешь! — у Птицы, да и у проснувшегося, но не вмешивающегося Серёжи эти слова вызвали бурный протест. — Ты мой, и я не собираюсь куда-то тебя отпускать, — Птица был настроен решительно, практически вцепившись в Волкова. — Твой? — он издал истерический смешок. — Так вот в чём дело? Ни себе, ни людям? Тебе просто не понравилось, что в моей жизни появился кто-то ещё, настолько, что ты готов был подыграть мне? Или что? — Подыграть? — уже почти шипение. — Волче, мне казалось, что с тем, что, зачем и почему мы решили ещё вчера. — Разобрались, как же. Я заметил, как мы разобрались, — рыкнул Волков, резко обернувшись. В его гневном взгляде было легко рассмотреть боль. — То отталкиваешь, то ластишься. Это начинает сводить с ума уже не в хорошем смысле этого слова. Если не можешь, то так и скажи. Птица вздохнул и слегка отодвинувшись, произнес: — Извини… — он не знал, как объяснить, что на деле отталкивал Олега не он, а Тряпка, который просто не понимал происходящее. Решив, что вот пусть Сережа с этим и разбирается, он выпихнул его на первый план. — Птица, какого?! Да мне хоть кто-нибудь объяснит, что было вчера? — совсем переставший контролировать себя Разумовский не сразу понял, что тело вновь его и он говорит вслух. Волков дёрнул уголком губ. — Снова собираешься сказать, что тебя заставил твой воображаемый друг? — он устало посмотрел на него. — Иди спать, Серый. — Он не заставлял, он… — Сережа закусил губу и умоляюще посмотрел на Олега. — Я прошу, просто послушай… — Что послушать? — Волков прикрыл глаза, чтобы не смотреть на него. Серёжа с таким взглядом был его слабостью, после которой Разумовский мог из него верёвки вить. — То, что снова запутает всё ещё больше? Если тебе противно, мог и не выводить меня на признание чувств. Если знал, что не сможешь смириться, если уж не ответить. Чего уж теперь пытаешься пересилить себя? — Мы тебя любим, — выпалил Сережа, — оба… Вот только Птица понял это раньше меня… Олег открыл глаза и неверяще посмотрел на него. Даже признание, которое он так долго ждал и не услышал вслух до этого, сейчас казалось чем-то далёким. Слова Серёжи царапнули что-то внутри. — Оба. Любите, — заторможенно повторил он. — Это даже звучит безумно, Серый. — Я знаю, но это так, и именно поэтому я не знаю, что случилось вчера, потому что он до твоего прихода сказал, что хочет исправить неловкость между нами, я и ответил, чтобы делал, как может, и уснул, а проснулся только сегодня на парах. И я поэтому так отреагировал… Да ещё и мем этот, — он вновь взглянул на Волкова, добавив тише, — я испугался, что она расскажет кому-то ещё или тебе… — Серёж, — осторожно произнёс Волков. — Это всё звучит нездорово. Может, стоит сходить куда-нибудь? И что за мем ещё? Птица тоже заинтересовался, ведь он проснулся чуть позже от переживаний Серёжи. Тот не стал отвечать на первый вопрос Олега, быстро вытащив из кармана телефон и пролистав до нужного диалога, повернул его Волкову. «Так вот, что тебя так напугало, Тряпка, » — тут же раздалось в голове. «А ты не боишься?» — удивился такой практически мирной реакции Разумовский. «Лера в курсе всего и она сводила нас с Олегом», — пояснил Птица. — А мне об этом ты сказать не мог? — уже вслух возмутился Сережа. — Я до тебя целый день достучаться пытался! Волков лишь взволнованно нахмурился на разговаривающего с собой Разумовского. «Я… не мог,» — как-то тихо отозвался Птица. Серёжа, заметив, как на него смотрит Олег, вздохнул. — Нам надо поговорить, причем всем троим. Предлагаю перебраться в спальню, — он кивнул Олегу, предлагая идти первым. «Не думаю, что разговор чем-то поможет, » — недовольно фыркнул Птица. — Я не смогу с ним поговорить, ты же в курсе? Он не реален, — словно ребёнку малому сказал Волков с явным беспокойством. Казалось, теперь успокоительное нужно рыжеволосому, а не ему. Серёжа не знал, как ещё воздействовать на этих двоих, но попробовал снова: — Мы сейчас идём в спальню, Птица выходит и мы все втроём будем общаться. Да, Олег, я знаю, что в это сложно поверить, но до твоего появления в нашей жизни, Птица часто принимал материальный облик, а вот после — отчего-то решил не показываться, и я думал, что он не может… Олег устало вздохнул, всё-таки поднимаясь. Не отстанет ведь. Он не спрашивал, почему Серёжа звучит так, словно Птица снова был «материальным», чтобы не получить виток нового безумия. — Ладно, — хмыкнул Волков. — Хочешь поговорить, хорошо. «Я не хочу» — То есть ты хочешь, чтобы Олежа и дальше считал меня сумасшедшим? — тихо и очень грустно ответил на эту фразу Птицы Сережа. — При том, что после недавнего нападения гопников, я знаю, что ты можешь это сделать. Птица раздражённо хлопнул крыльями, появляясь. Снова придётся потратить силы в пустую, так ещё и… больно будет. — В спальню, — каркнул он зло. — Оба. Сейчас. Разрешите уже свои проблемы и оставите старого меня в покое. — Охренеть, — выдохнул Олег, задумавшись, а могло ли успокоительное… но нет, галлюцинации ему по идее не светили. Хотя и были. Он ткнул кончиками пальцев в край крыло, которое оказалось поблизости к нему. Птица дернул крылом, и выжидающе посмотрел на Волкова. А вот Сережа, довольно хмыкнув, стесняться не стал, обняв Птицу со спины и запустив пальцы в мягкие перья. — Попался, — улыбнулся он, разом забыв, что был сердит на этого скрытного пернатого. Птица вздрогнул телом и крыльями, чувствуя мурашки, бегущие по телу. Кончик крыла, который был близко к Олегу, инстинктивно подался в сторону к так и застывшей в воздухе руки Олега. Как давно он думал о том, чтобы Волче коснулся их, хотел этого… Тот машинально чуть сжал пальцы в оперении, чувствуя себя по-прежнему слишком шокированным, чтобы что-то сделать или сказать. Большей реакции не способствовало успокоительное. Птица простонал вслух и окончательно вырвал своё крыло из-под его руки, чтобы не тешить себя лишними надеждами. И от Тряпки попытался отстранится, но тот не позволил, неожиданно крепко вцепился в него. — Я показался? Показался. Чего ты ещё от меня хочешь? Больше нет причин считать тебя сумасшедшим из-за моего существования. Скорее Волче в собственном рассудке сомневаться начнёт. «Волче» — резануло по ушам. Там, где Серёжа обычно использовал «Олежа». То, что так часто звучало из уст Серёжи почти всё то время, когда он становился внезапно слишком мягким, тактильным и ласковым. «Мы любим тебя… только Птица понял раньше» — припомнил Волков, сказанное сегодня Разумовским. — Вчера, — тихо спросил Олег. — Это был только ты? Не то. Он хотел спросить иначе и даже не совсем это. К тому же на данную формулировку вопроса он и сам ответить мог — «Волче», нетипичное поведение «Серёжи», который ничего не понимает. Вроде и разозлиться надо, а Олег даже понять не может, что ощущает. Наверное, успокоительное сейчас скорее мешает, чем помогает, но лучше уж так, чем если бы он злился и истерил. Птица выглядит так, словно вот-вот исчезнуть собирается. За вызовом и раздражением заметны отчаянье и боль. Обида. Ну уж нет. От разборок не отвертится. Олег сделал широкий шаг ближе и решительно запустил руку в чужие перья. Вряд ли это слишком поможет, если он исчезнуть решит всерьёз, но какая-то часть Олега хотела сделать это. Словно мстя за все те поддразнивания, что, как он думал, исходили от Разумовского, Волков погладил мягкое оперение — для него стало очевидным по его поведению, что крылья были его слабым местом. Олег не преследовал цели обласкать, скорее он хотел не позволить уйти, а ещё немного испытывал любопытство, хотя по-прежнему не знал, как относиться к происходящему. Серёжа завороженно следил, понимая, что ему очень нравится это зрелище. Птица же тщетно стараясь сдержаться или уйти от прикосновений, лишь выгнулся, крылья затрепетали, а из горла вырвался ещё один стон. — Кажется, вы хотели поговорить, — голос у Птицы был низкий, хрипловатый. Птица не был Серёжей, он был вообще чем-то… кем-то… непонятным, но отчего-то по спине Олега пробежали мурашки. Какой-то странно возбуждающий оттенок придавало ещё и тот факт, что Волков по большей части в последнее время контактировал именно с ним. Замечал недостоверности, хотя тот иногда умело копировал Серёжу, но всё-таки не придавал им значения. — И о чём говорить будем? О том, что было вчера? Мне не нравится тот факт, что Серый не в курсе, — хмыкнул Волков. — Я знаю, что должен был позвать его, — Птица отдернул крыло и отстранился, с вызовом глядя на Олега. — Я уже сказал, что не буду вам мешать… — начал он. — Верни, — тут же потребовал Олег, решив понаглеть, пока не бьют. — Успокаивает. И замолчи ради всего святого. Я пытаюсь понять, что вообще происходит и как это случилось, и не особо хочу тратить время на фразы в стиле: «я сейчас свалю и делайте вид, что меня нет». Это так не работает. — Почему это? — Птица действительно не понимал, но спорить не стал и решив, что когда Олег наиграется, то успокоится и потом можно будет исчезнуть, свалив все на недостаток сил. Которые, к слову, почему-то совсем не казались настолько истощенными, как обычно при материализации. — Потому, что гладиолус, — огрызнулся Волков, зарываясь пальцами в перья. Успокоительное, казалось, не справлялось со своей задачей полноценно, лишь думать мешало, другое дело эти крылья. Красивые. Олег и не заметил, что пробормотал это слух. Он напряжённо думал, пытаясь прийти хоть к какому-то выводу, но как-то не особо выходило. Он покосился на притихшего Серёжу. Тот и правда думал — почему раньше не убедил Птицу показаться Олегу — вон, как тот ему понравился. Птица же, как и сказали, молчал, оставляя Волкова самому решать — когда наконец рассказать Серёже о вчерашнем вечере. — То, что произошло, — произнёс Олег наконец. — Ты сделал только лишь, чтобы свести нас с Серёжей? Или была ещё причина? «Мы любим». Ну да. Но Волков хотел услышать это не только от Серёжи, чтобы знать, в какую сторону идти. Всё это слишком странно, но Олег не испытывает какого-то особого непринятия. И обманутым слишком сильно себя не чувствует. И отчего-то виноватым перед Серёжей — тоже. Птица молчал, поэтому вместо того, чтобы услышать чужой ответ, Волков, дёрнув уголком губ, объяснил Разумовскому о чём собственно речь. Вовремя, да. Давно пора. Разве что начал издалека. — Серёж, там, на катке, ты ведь тоже заметил, верно? Что я хотел поцеловать тебя. — Заметил, — Разумовский, вспоминая этот момент покраснел, — но я думал, мне показалось… — Зато, похоже, кое-кто был слишком уверен, — фыркнул Олег, чуть сильнее проведя по перьям. — Я не… — попробовал возразить Птица, но подавился словами из-за действий Волкова и решил вообще больше ничего не говорить. — Знаешь, я даже благодарен, — пробормотал Олег. — Из всех способов заставить меня признаться, это был наверное самый безболезненный для меня. Хотя я и переживал, я был почти уверен, что всё будет в порядке… до сегодняшнего дня, — нервная усмешка. Он перевёл взгляд и посмотрел на Серёжу очень внимательно. Интересно, какой будет его реакция? — Мы переспали. Не полностью, без проникновения, но оргазма достигли оба. «Я думал, это был ты, » — так и не сорвалось с его губ, хотя и так было очевидным. Глаза Разумовского расширились — он конечно подозревал, судя по действиям Олега, что было что-то такое, но настолько. — А со мной?! — вырвалось само собой немного возмущённо. — Это всё, что тебя волнует? — уточнил Олег, хотя самого пробило дрожью. Он инстинктивно сжал пальцы, заставляя Птицу, желающего исчезнуть и больше не появляться, вздрогнуть. — Ну ещё меня волнует вопрос про Валерию, но это не срочно, — Сережа подошёл ближе, положив ладонь на сжавшиеся пальцы Волкова, добавив, — Олежа, осторожнее, — он пригладил примятые пёрышки. — Ах, да, извини, — немного заторможенно отозвался Олег, тоже погладив крылья нежно и словно извиняясь. Птица что-то буркнул, а потом, видя, что состояние Волкова не располагает к объяснениям, кратко рассказал Серёже о том, что произошло утром и о фальшивых изначально отношениях между Лерой и Олегом. Теперь завис Разумовский, пытаясь понять — зачем это все вообще было нужно. — Нормальных отношений он захотел, — прекрасно понимая, что за вопросы тревожат мысли Разумовского, произнёс Птица раздражённо. Серёжа грустно вздохнул, отчего-то чувствуя себя виноватым. — Потому, что опасался, что Серёжа меня возненавидит, — напомнил Волков. — Если узнает о чувствах. — Я бы никогда не смог тебя ненавидеть, — отозвался Разумовский. Олег с нежностью на него посмотрел. Птица не знал, зачем он вообще все ещё здесь, но ощущения от рук Олега в перьях пока удерживали от желания исчезнуть. Волков вновь перевёл взгляд, ставший задумчивым, на Птицу. — Ты так и не ответил на вопрос, кстати. — Какой вопрос? — сделал вид, что не понимает, Птица. — Ты сам этого хотел или из-за Серёжи себя так повёл? — А сам как думаешь? — поняв, что отвертеться не получится, Птица привычно ощетинился, словно ёж. Он придвинулся ближе к Олегу, практически вплотную, и выдохнул почти касаясь лица: — Это очень похоже на необходимость?