Ревность, как двигатель прогресса

— Это очень похоже на необходимость? — Скорее похоже на то, что жизнь — слишком безумная штука, — хмыкнул Волков, качнувшись вперёд, оставляя поцелуй на чужих губах. Серёжа не был против. Он сам говорил о Птице, сам хотел его присутствия. Всё, что его волновало, это лишь то, чтобы получить тоже самое по отношению к себе. Самому Олегу не было всё равно. Отвращения он не испытывал, некоторое влечение и странное принятие мешалось с растерянностью. Немного полюбовавшись поцелуем, Сережа немного капризно протянул: — А вы про меня не забыли? — демонстративно надутые губы и искорки смеха в глазах. Волков убрал одну свою руку от крыла и притянул Сережу поближе. — Иди сюда, — почти смирившись со странностями происходящего, произнес Олег. Он точно также поцеловал Разумовского, после чего уткнулся лбом в его плечо и рассмеялся. — Да уж, и правда жизнь — странная штука. Пытался нормальным стать, чтобы дружбу не испортить, а в итоге в тройничок влез. — Ты живёшь с тем, кого всю жизнь называли психом, — тихо, но не очень весело рассмеялся Сережа, погладив Олега по шее и привычно перебирая другой рукой перья Птицы. — Они идиоты, — тихо, но четко произнес Волков, приподняв голову и смотря в его глаза. — Я люблю тебя. От этих слов Разумовский, смутился больше, чем от поцелуя, но все же собрался с силами и ответил: — Я люблю тебя. А затем, прекрасно зная Птицу и не давая тому времени на то, чтобы надумать себе лишнего, добавил, переведя взгляд на него: — И тебя я люблю и никуда ты не спрячешься, — он улыбнулся смелее. Птица скривился насмешливо-снисходительно и покосился на Олега. — Волче? Олег мягко погладил оставшейся у крыла рукой перья. — Я не против попробовать, — наконец произнес он. В конце концов, они ведь контактировали уже какое-то время. — Так может мне все же покажут наглядно, что там было про «без проникновения, но…», — договорить Сережа бы и не смог. Волков поцеловал его. Серёжа с готовностью ответил на поцелуй, действуя неумело, но старательно. Птица же в это время обнял Разумовского, запуская пальцы под футболку и поглаживая кожу. Целовать Сережу было так естественно, что Олег не мог понять, как обходился до этого момента без этого. Чтобы занять руки, он с нажимом погладил крылья. Птица инстинктивно выгнулся, и словно в отместку слегка царапнул Серёжу, отчего тот застонал синхронно с ним в поцелуй. Волкова дрожь пробивала от того, какие звуки издавали эти двое, перебивая даже небольшое спокойствие от успокоительного. Он разорвал поцелуй и припал к шее Разумовского. Птица, который успел немного привыкнуть к ощущению жара, расползающегося по телу от прикосновений к крыльям, заметил, что Олег отвлекся на Серёжу. Коварно улыбнувшись, крылатый провокационно положил ладонь на ширинку Волкова, с нажимом проведя по члену, уже отчётливо чувствовавшемуся даже сквозь жёсткую джинсу. Волков простонал и толкнулся, чуть прикусив кожу на шее Разумовского. — Кто-то командовал отправиться в кроватку? — хрипло произнёс Олег. — Ты уверен, что хочешь лечь спать прямо сейчас? — Птица отвлекся от своего занятия на его голос. Серёжа тоже был слегка не в том состоянии, чтобы понимать, чего от них хочет Олег, он лишь вопросительно посмотрел на него затуманенными от удовольствия глазами. — Кто говорил о сне? — фыркнул Олег, сжав основание его крыла. — Кровать не шибко большая, но всё же удобнее дивана будет. Поняв, о чем речь, Разумовский покраснел, смутившись, словно не он только что с энтузиазмом целовал Олега. — Да, ты прав, — тихо ответил он. Птица охнул, затем коротко, низко простонал от прикосновения к уязвимому месту, но тоже спорить не стал, лишь подбадривающе потрепал Тряпку по волосам. Они направились в спальню, быстро пересекая не слишком большое расстояние до неё. Олег стянул с себя свитер, а руки Птицы уже помогали ему снять футболку. Серёжа, облизывая губы, следил за его действиями, стягивая с себя футболку и домашние штаны. Птица, заметив его взгляд, многозначительно посмотрел, а затем, напоминая об их давнем разговоре, провел рукой по пояснице Олега, так, чтобы Сережа видел нужное место. Результат не заставил себя ждать. Волков громко, гортанно простонал, подавшись прикосновению. Разумовский, которого пробило дрожью от этого звука, приблизился к ним, и кивнув Птице, сам коснулся нужной точки, сначала мягко, а потом с нажимом проводя по коже спины чуть выше копчика. Птица же в этот момент переместился к молнии джинс Олега, явно намереваясь избавить его от них. Олег снова издал звук полный удовольствия, и из-за него не сразу смог понять, что от него хочет Птица. Наконец, осознав, он переступил через почти полностью стянутые с него джинсы, а затем, когда Птица выровнялся, поцеловал его. Серёжа смотрел на них, не переставая изучать спину Олега, пальцами, губами, иногда поцелуи становились лёгкими укусами. Птица же сначала распахнул крылья, смахнув с одной из тумбочек все содержимое. Что-то звякнуло, но на это никто из них внимания не обратил — всем троим было не до того. Пальцы Волкова зарылись в нежный подпушек перьев, и, когда они с Птицей разорвали обычный поцелуй, он, чтобы заглушить стон, прикусил верхнюю часть крыла, в последний момент убрав зубы и просто сжав его губами. Птица резко хлопнул крыльями, и Сережа оторвавшись от своего увлекательного занятия, напоследок лизнув кожу на пояснице, встал, и мягко, словно извиняясь за грубость Олега, поцеловал второе крыло. Птица и Волков вздрогнули почти одновременно, хоть и по разным причинам. От языка Серёжи на пояснице у Олега горячая волна пронеслась по позвоночнику, а вот Птица… Ему казалось, что крылья — да и он сам — плавятся от прикосновений. Губы Волче, сжавшие крыло столь твёрдо и решительно, заставили почувствовать себя так, словно искры из глаз вот-вот посыпятся, а мягкое прикосновение губ Разумовского выступило на контрасте и лишь добавило красок в общее пламя страсти. Разумовский довольно улыбнулся, потираясь своим возбуждением об бедро Олега и напоминая: — Кажется, кто-то говорил про постель? — голос хрипловатый, томный. — Нам кровать перетаскивать придётся, — вздохнул Олег, который внезапно начал хоть немного рационально мыслить. Птица недовольно фыркнул и встряхнул головой стараясь хоть отчасти вернуть способность мыслить. — Зануда, — отозвался он, делая шаг в сторону кровати Олега и схватившись за ее край двумя руками, сдвинул ее почти вплотную к сережиной. — Я бы посмотрел, как бы мы ютились на полуторке в троём с твоими шикарными крыльями, — фыркнул Волков. — Какой ты, однако, полезный. — Он вообще очень сильный! — гордо прокомментировал его слова Сережа, мысли которого сейчас свернули явно не туда, заставив его покраснеть. Птица довольно и польщённо усмехнулся и на комментарий Олега о крыльях, и на фразу Серёжи. И что в голове у Рыжика? Разумовский, заметив зажегшийся любопытством взгляд крылатого, мечтательно зажмурился на миг, пытаясь сделать так, как умел всю жизнь — поделиться с ним несколькими картинками, возникшими в голове. Один образ Птицы, удерживающего Волкова почти на весу, вбиваясь в него, заставлял кровь раскаленной лавой бежать по венам, оседая тянущей тяжестью в паху. Волков, которому надоели их переглядки, утянул Птицу и Серёжу к кровати. Крылатый приземлился на край кровати, посмотрел на них обоих и немного снисходительно усмехнулся, поинтересовавшись: — И что вы собрались делать дальше? Волков прикусил щеку изнутри, теряя некую долю своей решительности. Он знал только теорию, то, что сумел найти, но на этом всё. И там явно не было троих для… данного процесса. — Серый хотел узнать, что было вчера, и поучаствовать, — сказал наконец он, понимая, что для чего-то большего они не готовы. — А что нужно, чтобы, ну… — Разумовский смущённо замялся, поглядывая то на Птицу, то на Олега. — Тебе стоило интересоваться хоть чем-то, кроме твоих программ, — покачал головой крылатый. — Для полноценного секса нужна в первую очередь смазка, — закатил глаза он. — У кого-то из вас она есть? Волков с сожалением покачал головой. Он как бы не ожидал, что она может понадобиться. Серёжа же покраснев ещё гуще, покосился на свою тумбочку. — Рыжик? — этот взгляд не укрылся от Птицы, как и смущение. Серёжа не стал отвечать, наклонившись к тумбочке, доставая небольшой, едва начатый, тюбик смазки. — Серёж? — Олег удивлённо вскинул брови и посмотрел на него с любопытством. — Я просто для себя купил, ничего такого! — выпалил Разумовский словно пытаясь оправдаться. Птица забрал у него тюбик, потрепав по голове и тихо отметив: — Вот ведь скрытный, и мне ничего не сказал! Волков придвинулся поближе с явным интересом, словно пытался представить, как Серёжа использовал её. Осмелевший под воздействием собственного воображения, он поцеловал Разумовского в шею и сжал рукой его возбуждение через тонкую ткань плавок. Птица, думая примерно о том же, отложил смазку, придвигаясь вплотную к Серёже и целуя того. Ответ был сначала несмелым, но вот мигом позже оба практически вспыхнули, особенно, когда когти Птицы слегка царапнули кожу на затылке, прямо под рыжими волосами, а руки самого Разумовского зарылись в пух у основания крыльев. Волков тоже потянул одну из загребущих рук к мягкому оперенью, второй продолжая гладить сквозь ткань член Серёжи и выцеловывая узоры теперь на его шее. Разумовский выгибался, пытаясь подаваться на каждое движение, но в конце концов был вынужден разорвать поцелуй, задыхаясь. Птица же, видя, что Олег занялся Серёжей, решительно сжал одной ладонью бедро Волкова, другой проводя вниз по позвоночнику до самой расщелины. Олег вздрогнул и с некой опаской посмотрел на Птицу. Как-то даже воображая о невозможном, как ему казалось, с Сережей, он не думал о том, чтобы быть снизу. С другой стороны, он не был слишком против… наверное. К тому же… Он посмотрел на Серёжу жарким взглядом. Да. Наверное было бы не так уж и плохо оказаться между двумя. Менее решительно, чем Птица, он потянулся за смазкой и, по-прежнему целуя и покусывая нежную кожу Разумовского, куда придётся, он буквально повторил движения Птицы. Замер, с запоздалым осознанием возникновения вопроса — а откуда тот-то знает теорию? Серёжа, сразу заметивший заминку, с опаской посмотрел на Олега. Птица также внимательно наблюдал за ним, тут же спросив: — Волче? — Просто подумал, откуда ты знаешь? — произнёс Олег. Признаваться, что ему немного страшно, он не стал. — Ничего страшного, продолжай. — Я, в отличие от Серёжи, не только книжки читал, но и видео смотрел, — фыркнул Птица, но его щеки обдало предательским румянцем. — Серёжа? Книжки? — Волков обернулся на Птицу в удивлении и замер, залюбовавшись им. Разумовский, поняв, о каких книжках идёт речь, протестующе заметил: — Я читал только классику, а явно не Камасутру! Птица фыркнул: — Вот именно поэтому, об этом побеспокоился я. Олега пробила дрожь от сказанного и его интонации. Ладно. Всё ведь должно быть хорошо, верно? Он подлез под плавки Серёжи, прилично сдвинув их вниз, и осторожно помассировал сжатое колечко мышц. Серёжа прислушался к себе — ощущения были странными, слегка дискомфортными, но в то же время — мурашки возбуждения бежали по коже. Птица тем временем избавил Серёжу от последнего элемента одежды, и хищно улыбнулся, разглядывая стоящий член с выступившей каплей смазки на кончике. Волков медленно начал растягивать Разумовского, просовывая фалангу за фалангой, целуя его, куда попадётся. Птица в это время склонился над Серёжей, изучая реакции на касания, поцелуи и укусы. Иногда он почти невесомо проводил пальцами по его члену, дразня… Разумовский стонал и метался под их напором, едва ли способный на что-то другое. Олег старательно его растягивал, не торопясь. Наконец нащупав нужную точку, он помассировал её. Серёжа вскрикнул, выгнувшись почти на мостик. Птица же, поняв, что дальше Волков справится сам, решил вновь покуситься на тылы самого Олега, потянув его боксеры вниз. В этот раз Волков честно попытался не напрягаться от подобного, вроде как даже получалось. Он увеличил свои усилия по растягиванию Разумовского, чтобы отвлечься, почти каждый раз попадая кончиком пальца по его простате. Сергей тяжело, прерывисто дышал, вырывающиеся из его груди звуки уже больше походили на всхлипы, чем на полноценные стоны. — Пожалуйста… — на эту мольбу, казалось, ушли последние силы Разумовского. Птица, явно не просто так изучавший теорию, тоже справился с подготовкой Олега достаточно быстро и сейчас специально именно в нужный момент погладил маленький бугорок внутри него. Волков простонал от неожиданности, подавшись назад. Из-за того, что он вздрогнул, его рука довольно резко попала в простату Разумовского. Тот захлебнулся стоном, заметавшись от слишком сильных ощущений, от удовольствия, током проходящего по телу… — Осторожнее, Волче, — Птица склонился к уху Олега. — Он же хрупкий, нежный и такой беззащитный, разве можно быть таким грубым? Волков осторожно вытащил пальцы. В мыслях у него промелькнуло заласкать потом пернатого так, чтобы тот понял, как сложно управлять конечностями, когда тебя словно молнией прошибает. И даже дискомфорт отходит в сторону… — Если бы кое-кто не подтачивал мой самоконтроль, знаешь, было бы легче быть аккуратным, — хмыкнул он в сторону Птицы, оставляя извиняющийся поцелуй на лопатке Серёжи. Серёжа пытался отдышаться, пользуясь такой возможностью, пока Олег отвлекся на Птицу. Крылатый довольно улыбнулся на слова Волкова, и повторил свои действия, но на этот раз касание к чувствительной точке было более мягким, словно он показывал пример, вот только одновременно с этим губы коснулись спины Олега, вновь дразня уязвимое место. Волков выгнулся и подался назад, чувствуя себя так, словно у него вот-вот поплавятся кости от возбуждения. Разумовский обернулся к ним, горящим, почти осязаемо обжигающим взглядом следя за тем, как Птица ласкает Олега. Птица снова и снова касался найденной слабости Волкова, осторожно продолжая потирать его простату. Такой уязвимый и открытый, Волче выглядел превосходно и до ужаса горячо, особенно, когда извивался и издавал совершенно потрясающие стоны, тщетно пытаясь вновь обрести контроль над своим телом. — Нравится, Волче? — Не… дразнись, — проворчал Волков, издавая тихий, едва слышный рык. Сережа лег на спину, чтобы лучше видеть происходящее, при этом его рука непроизвольно потянулась к оказавшемуся неподалеку крылу. Вот этого Птица не ожидал — глухой стон был тому подтверждением. Теперь Олег мог почувствовать себя на месте Сережи, когда у Птицы дрогнула рука, и огненный волна удовольствия захлестнула его, заставляя беспомощно простонать. Серёжа не мог оторвать взгляда от картины ожившей мечты — думал ли он, что однажды у них может действительно получиться быть вместе вот так? Птица взглянул на Разумовского, и поняв, что с ним надо что-то делать, слегка ослабил напор, давая возможность Олегу хоть немного вернуть способность мыслить. Волков, также заметивший бездействие Сережи, потянулся, чтобы коротко поцеловать его. — Готов? — шепнул Олег ему на ухо после того, как разорвал поцелуй. Разумовский облизнул губы, и осторожно кивнул — он уже примерно представлял, к чему именно он должен быть готов, и оставалась лишь капля опасения, погребенная под волнами возбуждения. Птица на время оставил Олега в покое, хищно наблюдая за ним. Волков снова поцеловал его, теперь уже в шею, чуть передвинулся и, смазав член смазкой, осторожно начал толкаться. Сначала, почувствовав дискомфорт от проникновения Сережа сжался, потом, все же постарался расслабиться. Птица, заметивший это, придвинулся ближе, целуя, отвлекая от неприятных поначалу ощущений. Олег старался действовать медленно, хоть и было тяжело контролировать себя, когда Сережа… такой. Одной рукой он скользнул к груди рыжеволосого, и начал губами ласкать его шею. Птица, внимательно следивший за обоими, оторвался от губ Серёжи и выловив на кровати смазку, выдавил немного на свой член. — Расслабься, — Птица прижался к Олегу, явно показав, что сейчас будет. Разумовский постепенно привыкал к чувству заполненности. Волков вздохнул и попытался расслабиться. Птица проникал осторожно, сдерживаясь, толкнулся глубже, подождал, пока Волков привыкнет. Олег зашипел сквозь сжатые зубы, не то, чтобы было так больно, просто… дискомфорт. И сложно не толкнуться в Сережу глубже, когда толкаются в тебя. Ну не двигаться совсем, впрочем, у него не получилось, о чем явно свидетельствовал громкий стон Разумовского. Птица погладил ту точку у копчика на спине Волкова и прикусил плечо, заставив того глухо застонать. Удовольствие постепенно начало перебивать дискомфорт, тем более, что он начал и сам толкаться в Серёжу. По счастью, с каждым движением Олег попадал точно в простату Разумовского, отчего тот стонал, пытаясь заглушить звуки ладонью. Олег поцеловал шею Серёжи около уха и прошептал: — Не сдерживайся, — он и сам сорвался на стон из-за слишком удачного движения Птицы. Было странно, но приятно, и казалось, что внутри скручивается пружина, которая вот-вот собирается выстрелить жгучим удовольствием. Разумовский, который уже почти не мог контролировать себя, все же убрал руку, вот только это не очень помогло — теперь он просто кусал нижнюю губу, глядя на Олега затуманенным взглядом. Птица застонал, его крылья хлопнули и обняли их, добавляя ощущений всем троим. Олег скользнул одной рукой к члену Разумовского, чтобы заставить того всё-таки застонать вслух, а второй — к крылу Птицы, слишком уж те притягивали внимание и вызывали желание прикоснуться. Серёжа выгнулся, и теперь его вскрик действительно был слышен отчётливо, как и почти умоляющий стон, последовавший за ним. Этот звук смешался с гортанным стоном Птицы, которого прикосновение к крылу явно не оставило равнодушным, заставив ускориться, срывая последние предохранители. Волков, зажатый между двух тел, чувствовал себя горящим заживо, но в хорошем смысле этого слова. Дрожь то и дело пробегала по его телу, и он знал, что едва ли они ещё должно продержатся. Серёжа, как и ожидалось, сорвался в пропасть наслаждения первым, утягивая за собой Волкова и Птицу. Он выгнулся с тихим и какими-то беспомощным всхлипом, сжимая в себе член Олега и зажмуриваясь до звёзд под закрытыми веками, после чего обессиленно упал на кровать.