***
Тсунаёши сидит на дне созданной для тренировки ловушки с закрытыми глазами и просто слушает, как тихо звенит духовная цепь в её груди. Семьдесят два часа, да? Интересно, с какой же скоростью движется коррозия? Из тех семи звеньев, которые были у нее, исчезли уже три и медленно поддаётся натиску зубов четвёртое. Она перебирает пальцами в воздухе, как кукловод. Только её леска — духовные нити, и оплетаются они вокруг неё, создаваясь из духовных частиц. Дядя Исида говорит, что над Намимори скопление реацу напоминает застойную воду, превращающуюся в болото, потому что ею некому пользоваться. Теперь Тсуна тоже это чувствует. Как чувствует пустоту своей души, первое время оглушавшую. Ёши наполняет её реацу, как ткач, создающий полотно. Рисует в голове, как на ней появляется форма синигами, какая она на ощупь, какой у неё на вид дзанпакто…На кончиках шустрых пальчиков девочки прыгают оранжевые огоньки, попадают на некоторые нитки и исчезают, окрашивая их под себя. Из таких нитей в душе Тсунаёши Савады зарождается новое ядро силы.
— Ты же сейчас пошутил? — Йоруичи оставляет ногтями следы на столике, если только не шипит. — Даже для меня подобное не является поводом для веселья, — беглый синигами обмахивается веером не столько от жары, сколько от нервов. — Как… Как вообще так вышло? — женщина готова выть и хвататься за волосы. У Тсунаёши Савады пустой дзанпакто. Такие синигами долго не живут. Ни в адекватном состоянии, ни вообще.
***
Дзанпакто впивается зубами в плоть оглушённого им Пустого, с громким чавканьем пьёт из него реацу, рыча, как дикий кот. Отросшими до когтей ногтями он раздирает жертву ещё сильнее, хотя в этом нет необходимости. Просто, когда поглощаешь чужую силу, нужно как-то выпустить боль. Всё ещё недостаточно. Нужно больше, если он не хочет исчезнуть. — Yoru ga akeru asa mezameru kubi itameru kono karada ni jibun ga iru. Kimi to shaberu meshi o taberu fuku o kiteru sono subete ga bukimi de aru. Nanka hen da hen da hen da hen da eki no kaisatsu tōrinukeru. Konna heiwa heiwa heiwa heiwa atarimae de ukeru*… Дзанпакто отрывает голову от жертвы и прислушивается. Где-то между деревьев… О да, одинокий синигами. Ещё и с не самым сильным реацу. Он сможет начать мстить прямо сейчас. Будет весело посмотреть, как дзанпакто убьёт своего хозяина. А потом поглотить его! Кажется, когда-то он хотел спасти своего хозяина. Но уже забыл об этом. Сейчас он просто хочет жить. — …Neko no namae wa nantonaku Tama de. Inu no namae wa nantonaku Pochi da. Sekai wa sekai wa nantonaku owarisō de. Sonzai o kakaeta mama yūyake ni tokete iku yo… Не разбирая дороги, дзанпакто бежит на голос. Вот сейчас он действительно повеселится! — Ай! Ой… Они сталкиваются и падают на траву, отчего дзанпакто на мгновение теряется. В чёрных косодэ и хакама под ним лежит маленькая растрёпанная девочка с огромными, как у новорождённого, карими глазами. У неё уже полный непонимания взгляд. А как будет прекрасно, когда он остекленеет… — Му-ра-ма-са. Дзанпакто отскакивает от неё, словно от прокажённой, яростно рыча и пытаясь лапами закрыть то, что примерно можно назвать ушами. А раньше у него были руки. Руки, утопленные в крови синигами! Девочка встаёт на ноги и делает к нему несмелый шаг, протягивая руки. Почему он замер? Почему от её невинного взгляда он не может пошевелиться?! Нужно убить! Убить-убить-убить!Не бывает ведь таких именно тёплых синигами…
***
Мужчина нерешительно делает шаг босыми ногами в широком поле и тут же падает в высокую, чуть покрытую росой траву, едва успев выставить перед собой руки, чтобы не впечататься в неё лицом. Потряся головой, он поднимается на ноги и решает пока никуда не идти. Ведь вокруг и так всё прекрасно. Неудивительно, что дзанпакто отсюда отказался выходить. Ему и так неплохо в этом летнем вечере… — Тут очень одиноко. Синигами почти плывёт к нему в траве, раздвигая её руками. Вся излучающая нежность, мягкая в своих движениях и внешних чертах. — Почему? Разве ты… Как подобная тебе может не ладить с дзанпакто? Тёплый ветер разносит неловкий девичий смех далеко, к невидимому горизонту, поднимая из травы снопы маленьких оранжевых огней. Румянец делает шатенку младше на несколько лет. — Я немного ошиблась, становясь синигами, и… создала мир без духовного меча. Точнее, я сделала меч без души. М… Это сложно объяснить… Как синигами я очень-очень теоретик! Мужчина не выдерживает и начинает смеяться. Впервые в жизни своей не из злорадства, а просто потому что захотелось. Ох, как же так могло получиться?! Ему… Она… ниспосланное спасение. — Эй, что тебя так рассмешило?! — Ты совершила невозможное и сама того не поняла. Да и сейчас не понимаешь. Шатенка разжимает кулачки и удивлённо хлопает глазами. Она… А что она сделала? Ой! Кажется, сказала имя, которое узнала из ниоткуда. Из зазвеневших в ушах бубенчиков её души. — Мурамаса, — она трогает пальчиками губы, стесняется ещё больше, кажется, тем самым увеличивая число огоньков в воздухе, и робко поднимает на него вновь взгляд из-под ресниц. — «Именно деревенский», да? Очень красивое имя. Я Тсунаёши, Тсуна. До чего странная синигами — он бы и так узнал её имя. Во внутреннем мире Тсунаёши невозможно заблудиться, но это бесконечное поле всё равно не кажется Мурамасе одинаковым. Он долго бегает за хозяйкой, затеявшей игру в догонялки, не в силах поверить, что снова передвигается на своих ногах. Когда он останавливается перевести дыхание, Тсунаёши прикладывает руки ко рту рупором и громко зовёт его по имени. Раскрасневшаяся, тоже запыхавшаяся, безмерно счастливая… Только с ним ставшая полноценной. Взявшая ответственность за сбежавший от хозяина дзанпакто. — Тсуна, ты, кажется, пела, когда мы встретились. Они лежат, раскинув руки в стороны, смотря в окрашенное сумерками небо. Девочка рядом с ним вздыхает. — Да, ты сбил меня на припеве. Смотрит искрящимся счастьем взглядом, берёт в грудь побольше воздуха и затягивает песню с места, где остановилась: — …Ikiteru imi mo ganbaru imi mo. Nai nai nai muda kamoshirenai! Sennengo nanimo nokoranai kedo soredemo kimi to waratte itai. Bokura wa minna imi fumei dakara. Bokura wa minna imi fumei dakara.