Любовь на районе

      Олег сперва был против идеи Серёжи пойти вечером к Игорю. Но после недолгих уговоров всё же сдался. Отказывать ему всегда было для Волкова затруднительным. Тем более, когда Серёжа пошел напролом и неустанно, каждый божий день говорил о Громе и напоминал, что неплохо было бы уже примириться. И как результат: они все втроём толкутся на кухне, чтобы приготовить нечто таинственное по рецепту, который известен одному Волкову. Кухня быстро наполняется дивными запахами, звуками гремящей посуды, теплом работающей плиты, пока все увлечены процессом. В этом есть особый уют, и каждому из мальчишек в душе его не хватало, пусть они бы никогда не признались.       Гром помешивает закипающий бульон и травит анекдоты, пока Серый заливается смехом с очередной особо изощрённой истории про новых русских. Эчпочмаки Разумовский залепляет неумело, но очень старательно, поэтому Олег ничего не говорит. Парень только поглядывает иногда за ним, радуясь, что хоть немного приобщает его к бытовым занятиям.        — А он ей отвечает: "Если соснёшь, то хоть золотую", — Серый снова смеётся, закидывая голову так, что выставляет напоказ острый кадык и даже Олег ухмыляется, не отрываясь от готовки, — Ладно, объявляется перекур.       Гром вставляет сигарету за ухо и быстро оставляет их наедине. Серёжа, недолго думая, сверкает по-лисьи хитрыми глазами, и мажет мукой по носу Олегу, хочет ещё провести по щеке, но не успевает и только выдыхает от неожиданности. Волков перехватывает его за запястья и притягивая к себе, целует, нежно, смакуя сладость тонких искусанных губ.        — Сейчас хороший момент.        — Чего только не сделаешь ради тебя, — язвит Олег, выходя вслед за Громом. Волков увидел его на тёмном балконе у открытого окна.       На хлопок балконной двери Игорь никак не отреагировал, продолжая что-то высматривать на улице. Он задумчиво смотрел на заснеженный двор и детскую площадку, где разновозрастная ватага брала снежную крепость. Сигарета всë так же у Грома за ухом, будто он и не собирался курить.        — Замëрзнешь ведь, — коротко констатирует Олег, — Будешь потом как Серый сипеть. Пойдём, скоро готово будет, — стараясь смягчить свой тон говорит Олег.        — Да не переживай, — наконец обернулся вдруг повеселевший Игорь, — Ты что-то хотел?        — Извиниться, конечно, — он подходит к нему, несмотря на то, что от окна сильно дует и порой приносит снежинки из вечерней сказки, — Я неправильно поступал. Изначально плохо подумал, но ты нормальный парень. Да и Серый рассказал, как ты тогда Носорогу прописал, — с явным одобрением добавляет он.       Игорь усмехается чему-то своему, неясному для Волкова и почему-то… Молчит. Он тянет момент как может, чувствуя слишком много. Такое для Игоря в новинку и это немного пугает. Олегу и без того тяжело было решиться попросить прощения, а он ещё молчит! Разговор пронизывает неловкость, он очень сложный. Но эти двое не привыкли уходить от сложностей. Поэтому до сих пор стоят на захламлëнном балконе, вдыхая морозный свежий воздух.        — Принято, — Игорь улыбается с теплотой, видя, как ребятня с неохотой разбредается по домам, — У тебя нос в муке, кстати.        — Точно, — Олег спешно стëр её и подошёл совсем близко, опираясь на подоконник, как и Гром, примирительно кладя ладонь на его плечо, — Ты, видимо, уже понял, что мы с Серым…        — Ага, — голос Игоря зазвучал глуше и Олег почти с тревогой всматривается в его профиль, не зная, что это за перемена в настроении, — Я всё прекрасно понимаю, — неожиданно образ балагура рассеивается как дымка, и Игорь предстаёт перед Олегом как совершенно новый человек.        Олегу даже легче, что Гром его перебил, и самое сложное не надо самому пояснять. Он даже не представлял, на самом деле, как объяснить это Грому. Олег опускает голову, словно та резко потяжелела. Ему очень тяжело быть искренним с людьми. Волков привык, что от них добра ждать не стоит.        — У родителей Серого нет вопросов? — героически нарушает неловкое молчание Гром, не зная, что его вопрос заденет больное, — вы чуть ли не живёте вместе.        — Серёже не говори, но… Им плевать, что у него жизни происходит. Одет, обут, сыт, да и ладно, — он стискивает пальцы и поджимает губы, стараясь сдерживать злость. Олег никогда не сможет понять, как можно не обращать внимания на своего ребёнка. Как можно было в упор не замечать травли Серëжи, его постоянных слëз и срывов.       Ещë какое-то время они молчат, но теперь чуть менее скованно. Волков смотрит на опустевшую площадку пустым взглядом, эмоции отхлынули, вернулось уже привычное выражение пресыщенности и скептицизма. Будто за шестнадцать лет он насмотрелся больше, чем многие в шестьдесят, и его уже нельзя удивить. Волков не смотрит сейчас на Игоря, поэтому не замечает, как тот любуется им, закусывая губу.        — Уже поздно будет, как закончим, — миролюбиво заключает Гром, — Оставайтесь на ночь. Скучно одному. А завтра как раз вместе поедем.       Волков вроде дремлет, но совсем без сновидений, как-то... Пусто. Он не чувствует себя отдохнувшим, а на подкорке без конца крутятся тревожные мысли. Олег никак не может перестать думать обо всём, что происходит. Будто и так у него было мало проблем, нет ведь, влез в какое-то беспонтовое расследование. Окончательно сонную поволоку с него стаскивает телефонный звонок.       Он нарушает звенящую тишину ночи, и первое, что видит Олег — то как хозяин квартиры исчезает в коридоре, торопясь ответить. Он валялся на нерасправленном диване, как был, в свитере и джинсах, и что-то подсказывает Волкову, что Гром в эту ночь не спал. Трубку Гром снял, но до обострëнного слуха Олега не доносится ни слова.        — Игорь? Всё в порядке?       Слышится щелчок, и некоторое время в коридоре ничего не происходит. Он так и не проронил ни слова. Высокий силуэт Грома замирает в дверях, как бы проверяя, действительно ли Олег проснулся. Олег садится на матрасе, стараясь понять, что происходит на лице Игоря. Тишина из умиротворяющей стала жуткой и поглощающей редкие звуки, вроде пыхтения Серёжи, завывающей метели за окном или стука собственного сердца.        — Что случилось? — кивает растрëпанной головой Олег. В голосе неподдельное беспокойство, которого раньше Игорь не слышал.        — Друг отца позвонил, — вполголоса отвечает Гром, чтобы не потревожить крепкий сон Разумовского, — Говорит, что нашли ещё труп, — Олег неодобрительно цокает, — Думаю, теперь точно подвяжут в серию. Хотя бы к первому убийству.        — Полный пиздец… — выдыхает Олег, поднимаясь с пола и приближаясь к Грому, который вдруг неуверенно пятится, — Пошли на кухне посидим, что ли.        Некоторое время они так и сидят на табуретках друг напротив друга в кромешной темноте под размеренное тиканье часов и гудение холодильника. Слабый свет от фонарей за окном позволяет видеть Олега. С вечным отпечатком усталости и напряжения на лице. Будто вечно ждёт оплеух от жизни и уже устал их получать.        — Чего вдвоём живёте? — вдруг спрашивает Волков, не глядя на собеседника. Ему сложно смотреть на Игоря. Потому что он никогда не ведёт себя враждебно, улыбается и всё такое. Непривычно, одним словом, — А братья-сëстры… — уже немного осторожнее он уточняет, — Мать где?        — Развелись. Не хочу о ней вспоминать, — Гром не богат на эмоции, когда доводится говорить о чём-то серьёзно, — а твой где?        — Чечня, — сухо отрезает Олег беспристрастным тоном, будто не вкладывает в это слово весь тот ужас, который пережил в тот момент, когда узнал об участи самого близкого человека, — Только без жалости, договорились?        — Даже не собирался, — убедительно говорит Игорь.       Волков кивает, соглашаясь. Игорь кажется ему всё более и более… Честным. За бесшабашностью Грома – удивительная чуткость. Олег ценит это.

***

      С рассветом все трое на ногах без мыслей об отдыхе. Сперва они собрались в участок, куда Олег наотрез отказался заходить. Милиция это ещё одна вещь, которую он на дух не переносил. Парень много интересного узнал об этой системе, когда таскался за Вадиком. Серёже же наоборот было очень интересно, как там всё устроено, поэтому он увязался за Громом и его отцом, совершенно не смущаясь, что было на Разумовского не похоже. Он вообще как-то неуловимо для Олега менялся в компании нового знакомого, которого уже называл "другом".       На кладбище они приезжают ближе к обеду, и Олег снова начинает смолить, надеясь, что это поможет расслабиться и притупить чувство голода. Вокруг страшная суета, народу непривычно много, отовсюду доносятся голоса, люди без конца толкутся на узких дорожках между надгробиями. Олег с усмешкой думает, что это место никогда не видало столько живых за раз. Отец Игоря стоит над могилами, переговариваясь с двумя младшими сержантами, которых заставили копать.        — Ты куда, Волк? — Игорь реагирует быстро, дёргая Волкова за рукав куртки и не давая отойти. Они толкутся за оградой, не собираясь заходить на территорию. Волков хорошенько затягивается перед тем, как ответить и сплёвывает на землю.        — Попрошусь копать.       Гром затею отметает сразу же, говоря, что там уже всё распределили и в них не нуждаются. Осадок от ссоры ещё остался, и Игорь сам не хочет контактировать с отцом. Пока они с Олегом препираются, он замечает вдалеке, у занесённой дороги, нескольких местных зевак, укутанных в тёплые поношенные фуфайки. Полиция у них тут появляется не каждый день, тем более с такими мероприятиями.        — Оставляю его на тебя, Серый. Поговорю пока с местными, — Гром в этот момент словно сам раздает приказы младшим по званию, так что Серёжа шутливо отдает честь и берет Олега под руку. Волков в задумчивости провожает взглядом спину Грома.        — Вы вчера поговорили?        — Да, — Олег наконец отворачивается от Грома, — Он, короче… Свой парень, хороший. Вроде.       Серёжа кивает, вполне довольный результатом. Он знает, что Олегу непросто даётся сходиться с новыми людьми. Много обжигался. Но всё это не мешает Серëже воплощать в жизнь свои идеи, в которые он никого не посвящает.       Гром общается с жителями деревушки очень экспрессивно, и Олег может поклясться, что там уровень «особенного, Громовского жаргона» зашкаливает. Две немолодые женщины отвечают ему так же, с жаром, прикладывая раскрасневшиеся руки к груди и кивая. Когда он возвращается к своим, они тоже не задерживаются и идут дальше, по домам.        — Ничего интересного? — Волков сбрасывает с головы мешающий капюшон, подставляясь ветру покрасневшие от мороза уши и поблёскивающую серёжку. Серёжа недовольно хмыкает и возвращает капюшон на место.        — Ну как… Одна сказала, что смотритель этот в тот день был у неё дома и колол ей дрова, память у тётки, видать, отличная, но она матерью клялась, что так и было, — размахивая руками пересказывает Игорь, — А вторая вообще сказала, что она его соседка, и по вечерам в выходные он дома всегда, без исключения. Запомнила бы, если бы не пришёл, — отрапортовал Гром, сам слабо верящий в то, что говорит. Звучит как-то ненадёжно.       Мимо них идут двое ментов с сигаретами в зубах. Троица бы не обратила на них внимания, но обрывок разговора заставляет Игоря взволнованно вскинуть брови. Закуривая, прапорщик с бородой сипло говорит коллеге:       — Точно маньячина. Вчерашняя девчонка тоже рыжая. Серийник с пристрастиями, — на этих словах встрепенулся Серёжа, — Вот собака…       Остаток фразы он уносит с собой, но этого хватает, чтобы Игорь недовольно скривился, а Разумовский в задумчивости протянул наивное: — Рыжая, значит… Ну всё, он точно придёт теперь по мою душу.        — Нет у тебя души, Серёга, — каламбур у Игоря вырвается скорее неосознанно, но Олег поддерживает его, одобрительно хохотнув, и Гром расплывается в смущённой улыбке.        — Ты же, кстати, говорил, что у следствия свой подозреваемый? Улик не хватает только.       Игорь кивает, соглашаясь и снова косится на своего отца, внимательно следящего за процессом. Неожиданно по кладбищу разносится голос Константина. Серёжа и Олег вторят Игорю, оборачиваясь на старшего Грома. Вид у него грозный, как обычно. Игорь прекрасно понимает, что отца лучше не заставлять ждать.        — Это препод из техникума, — немного озадаченно объясняет Игорь.       — Но я в это слабо верю, раз они даже на допрос наскрести не могут, — на ходу поясняет он парням, пока они петляют между мрачных памятников и кованных оградок. Толпа у трёх могил медленно расступается, помогая вылезти тем, кто копал.        — Ну это к Серёге. Твой дядя же ещё преподаёт? — спрашивает Олег через плечо, и Серый кивает, не сомневаясь. О том, что нужно поговорить с дядей он и сам думал уже давно. Но Алексея Разумовского было непросто выловить в Петербурге, мужчина часто отлучался и в Москву, и даже заграницу.        — Да, причём там же. Он, скорее всего, лично знает этого подозреваемого, — запыхавшись, поясняет Серый, и Игорь довольно кивает, намечая мысленно планы на январь.       Однако стоит им протиснуться в толпу, Гром замирает, как вкопанный. Ему кажется, что глаза его подводят. Он неверяще пялится перед собой и даже не может отвести взгляд. Хочется что-то произнести, но слова ударяются о зубы. Игорь продолжает сокрушённо молчать.