Иногда стоит убирать шипы

      — Шастун, вот даже учёба не началась ещё, а ты уже вновь язвить всем начинаешь. Мне что, снова вызвать надо твоего опекуна? — произносит классный руководитель, выделяя последние два слова, словно стараясь надавить. Антон зажмурился от слов, касающихся брата. В его голове настойчиво начали всплывать воспоминания о том, как проходили вечера после таких вызовов.       И чётче всего вспоминался тот день, когда он решился попробовать всё изменить.

***

      — Антон, блять! — с порога кричит Артём, не проверив даже закрыл ли он дверь. — Я не понимаю, тебе так сложно нормально учиться, как все остальные? Как нормальные дети? Почему я должен приходить в школу и выслушивать от учителей о твоих выебонах? — вытащив ремень из шлёвки, подходил мужчина к парню, что, казалось, пытался вжаться в стену. — Внимания захотел? Так ты его, блять, получишь!       Да даже по одному выражению лица было понятно, что Шастун-старший явно был недоволен тем, что его третий раз за месяц вызывают в школу, что уж говорить о его словах и жестах. А сам же Антон не понимал почему его просто не исключат оттуда, но каждый раз приходил к тому, что, вероятнее всего, его «любимый» и «заботливый» братишка договаривался с директором. И эти договоры явно вылетали ему в копеечку, о чём ему иногда да напоминали.       Конечно, парень был в курсе о том, что Артём хорошо зарабатывает. Как-то раз краем уха он услышал про какие-то крупные поставки. Да и в его комнате постоянно валяются бумаги с круглыми суммами. Ну и самое очевидное — его вещи. Тот носил явно дорогую одежду, ездил на мерсе, а на его руках практически всегда были ролексы. Но кем именно тот работает он не знал, ведь они не разговаривают практически. Лишь только в таких «ссорах» у них и то больше общения, чем за всё время, что они живут вместе, учитывая то, что говорит почти всегда только один — Шастун-старший, изредка задавая младшему вопросы, на которые не всегда даже давал время ответить.       Зная всё это, у Антона возникал ещё один вопрос — почему мне не дают карманные деньги, раз живут в хорошем таком достатке? Ладно, вопрос был не один. Всегда их было несколько. Почему я вынужден перебиваться подработками, ведь иногда зарплаты школьника-официанта не хватает, несмотря на то, что выходит он почти всегда в ночные смены, надеясь заработать себе хотя бы на еду, не говоря уже об одежде и развлечениях? Почему он позволяет себе каждый день заказывать еду из ресторанов, не думая о том, что у него так-то есть младший брат? Такие и ещё множества подобных вопросов возникали в голове у Шастуна-младшего каждый раз, стоило ему увидеть своего опекуна.       — Я с кем разговариваю? — вновь повышает голос мужчина, из-за чего парень коротко вздрагивает, переводя испуганный взгляд на него.       На самом деле он устал от постоянных криков и избиений. Но и в детдом возвращаться совершенно не желает. Потому и терпит, надеясь свалить отсюда после одиннадцатого класса. Даже деньги откладывал всё лето, дабы было на что квартиру снимать первое время.       Каждый раз такие стычки для Антона словно игра. Жестокая игра, под названием «что закончится быстрее — злость брата или собственное терпение». Да, название длинное, но он над этим работает.       И каждый раз парень считает, что проиграет первым, ведь Артём, как ему самому кажется, злиться может вечно. Но из разу в раз ждёт пока тот хотя бы немного успокоится и оставит в покое Шастуна-младшего ненадолго.       Вот только проблема всё же была — у Антона уже заканчивается терпение.       Парень прикрыл глаза и глубоко вдохнул, уже даже не надеясь, что это всё — плохой сон.       Я так больше не могу. Лишь одна фраза билась в голове набатом.       Решение попробовать хотя бы что-то изменить приходит совершенно внезапно. Но ему оно кажется таким правильным, что Шастун толком и обдумать всё не успел, как начал действовать.       Вот только, кажется, думать ему иногда всё же стоит.       Антон распахивает веки и переводит уставший и одновременно злой взгляд на брата. Даже не беря небольшую паузу, чтобы всё-таки собраться с мыслями, выпаливает:       — Да ты заебал уже! Что я такого тебе сделал, что ты так ненавидишь меня? Чем я, блять, заслужил эти постоянные крики? Непослушанием в школе? Да быть того не может!       Пощёчина, по силе больше похожая на удар, быстро заткнула парня, сразу же заставляя его жалеть о всех сказанных словах. Умолчать, что от такого действия парень довольно быстро ничком упал на колени, обеими руками прикрывая горящую щёку, просто невозможно. А Артём же усмехнулся, глядя на то, как он заткнул своего братца.       Школьник понимает, что ожидать другой реакции было глупо. Но всё равно где-то в глубине души расстраивается.       Поглумившись над молчащим Антоном, Шастун-старший рывком поднял за грудки его, ни капли не боясь порвать тому одежду, и поставил на ноги, прижав его к стене.       — Ты совсем ахуел? С какого хуя перечить мне вздумал? — прорычал мужчина на ухо.       Артём заглянул в глаза брату, глазами полными злости. Антон же в мыслях отметил, что у того были чересчур расширенные зрачки.       Он под наркотой?       После этой мысли он призадумался. А он правда меня ненавидит или это за него говорит вещество в его крови?       Куда-то в живот прилетел удар, но вновь оказаться на полу ему не дала рука брата, что грубо держала за толстовку. С каждым ударом швы ещё более угрожающе трещали и постоянно казалось, что ещё немного и ткань не выдержит — порвётся. Вот уже кулак прилетел в лицо, сбивая текущие по щекам слёзы. А вот уже подключились и ноги, а сам парень таки оказался на паркете, понял он это лишь по прилетевшему в живот пинку. Туфли, которые брат снять всё же не удосужился, немного усиливали ощущения из-за своей формы, но ему уже было всё равно — больно было настолько, что он уже ничего не чувствовал.       Краем уха Антон услышал хлопок входной двери и понял — Артём ушёл.       Радоваться, ровно как и двигаться, сил не было, но на лице всё-таки на секунду проявилась небольшая улыбка, сразу же отозвавшись болью.       Шастун просто плакал навзрыд, лишь на секунду допустив мысль о том, что завтра в таком «прекрасном» виде ему надо будет прийти в школу. И прогулять ведь не получится — директор спустя пару уроков, когда до него дойдёт, что тот отсутствует, сообщит об этом брату, а тот не упустит шанса лишний раз покалечить беззащитного подростка.       Парень закричал, пытаясь хоть как-то заглушить пустоту внутри и ноющие конечности, но, конечно же, не получалось. Через пару минут вспомнив о том, что у них ещё есть соседи, которые могут вызвать полицию, вследствие чего его могут вернуть обратно в детдом, замолчал, позволяя вырываться лишь редким всхлипам.       Внезапно в его голове что-то щёлкнуло. Он всё-таки нашёл в себе силы медленно подняться с пола, тихо шипя от боли. На негнущихся ногах он зашагал к ванной, дабы всё же исполнить то, что пришло ему в голову.       Не забыв защёлкнуть щеколду, Антон открыл навесной шкафчик, зацепившись взглядом на пачку лезвий на нижней полке, что всегда там лежали (он никогда не понимал зачем они там, но сейчас был только рад), взял одно оттуда и переместился в ванну. Кое-как найдя пробку и заткнув ею слив, парень лёгким (но очень тяжёлым для него самого) движением включил горячую, едва ли не обжигающую, воду. Да, он даже не разделся, посему наблюдал за тем, как медленно мокнут сначала его носки, а затем уже и джинсы.       Стало страшно лишь на секунду — перед моментом, когда Шастун, закатав рукав, приставил холодный металл к коже. Затем, когда из небольшого и неглубокого пореза начала идти кровь, каплями собираясь в некоторых местах, страх уже совсем пропал. Ровно как и инстинкт самосохранения.       Мне казалось, это больнее…       Коротко усмехнувшись своей мысли, парень сделал ещё несколько полос, уже ведя более смело, распарывая кожу. Теперь уже капельки собирались куда быстрее и, немного прокатившись по руке, падали в воду, слегка окрашивая её, но стоило ему немного подвинуться и следа от этой «краски» не осталось совсем. Антон мог бы вечно смотреть за тем, как растворяется кровь в воде, сначала даже не крася её, ведь «красителя» слишком мало.       Сделав ещё немного порезов, парень приставил последний раз лезвие к уже изуродованной и местами окровавленной руке и сделал самую глубокую полосу, в конце даже немного дёрнувшись — немного боли всё же он почувствовал.       Он выпустил металл из рук и посмотрел как тот падает на дно, оставляя разводы в ещё прозрачной жидкости.       Прикрыв глаза, Шастун закрыл кран и опустился в воду почти полностью. Для этого ему пришлось согнуть ноги, отчего он даже поёжился — слишком холодным казался воздух после нахождения в тёплой воде. Рука неприятно засаднила, но к этому ощущению Антон быстро привык.       Глядя на то, как из ран вытекает кровь, практически сразу растекаясь в уже едва заметно бледно-розовой жидкости, парень понял, что ему становится хуже. Голова с каждой секундой кажется всё тяжелее да и на веки словно цепляют какие-то подвесные гири, отчего открывать их приходится с большим усилием.       Но уже спустя минуту у него просто не хватило сил. Последний раз прикрыв глаза, он слегка улыбнулся, вероятно, этим действием и вызывая, так сказать, выключение системы.       Это конец? Пролетело в мыслях у Антона перед тем, как тот потерял сознание.