"Радуйся!" или "Будь здоров!"? (Joy and Health)

Примечания переводчика: 1) у Арриана в «Походе Александра» (начало II века) сообщается о том, что, отправляясь в поход, Александр посетил Трою и «возложил венки на могилу Ахилла, а Гефестион, говорят, возложил венки на могилу Патрокла»[3]; Клавдий Элиан в «Пёстрых рассказах» (III век) поясняет: «Когда Александр украсил венком могилу Ахилла, Гефестион также украсил Патроклову могилу, желая дать понять, что любим Александром, подобно тому, как Патрокл был любим Ахиллом»[4] (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B5%D1%84%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B8%D0%BE%D0%BD) 2) Philalexandros – друг Александра (тот, кто любит Александра); Philobasileus – друг царя (тот, кто любит царя).

***

      Да просто с Александром не было совершенно никакого смысла снова заводить разговор на эту тему!       В последний раз, когда он сделал очередную попытку, царь весьма терпеливо и благосклонно выслушал его, а потом поднялся, тепло расцеловал в обе щёки и сказал с сияющими любовью глазами:       - Ты, Кратер, сын Александра - Philobasileus, и ты любим своим царём.       - А Гефестион? - быстро среагировал Кратер, решительно настроенный гнуть свою линию, невзирая на легендарные чары Александра.       И от одного только звучания имени своего любовника выражение лица Александра так смягчилось, что Кратер и не дожидаясь ответа понял: он проиграл.       - А Гефестион..., - протянул царь мечтательно, - Гефестион - Philalexandros, и он любим Александром.       Эти слова ему и самому явно понравились, поскольку с тех пор Александр часто использовал именно их, когда вспыхивали споры между Кратером и Гефестионом, или другие люди интересовались его отношением к каждому из этих двоих. И каждый раз, когда царь произносил ставший уже знаменитым ответ, становилось ясно: на том вопрос закрыт.       Вот потому-то, хоть и не без внутреннего сопротивления, Кратер принял решение: видно, придется воззвать непосредственно к Гефестиону.       Собственно, по его мнению, после Трои выбора не осталось: нужно было принимать меры.       Что за демонстративность!? Конечно, сама идея отдать дань этим великим благородным героям, божественному Ахиллу и его верному другу Патроклу, вполне уместна и похвальна, но подтексты и ассоциации, которые она содержала, и сплетни, которые породила, создали безусловно неловкую ситуацию! Кратер слышал, как его собственные воины ухмылялись, мол, Александр, наконец, последовал советам Пармениона и женился; а впечатлительные юные пажи еще долго потом блуждали по двое с затуманенными глазами, взявшись за руки и лепеча, как "прекрасно и романтично" всё это было. Тот факт, что Гефестион не более, чем на год или два старше Александра, да ещё и настолько физически привлекателен, только усугублял ситуацию, не говоря уж о том, что он вёл себя тщеславно и высокомерно, как афинский щёголь, похвалялся дружеской перепиской с Аристотелем и Ксенократом, и, как гетера, норовил обвиться вокруг плеч Александра, беззастенчиво читая личные царские послания!       Кратер был совершенно уверен: он поступает правильно! Он любил Александра, потому что Александр - его царь, и эта любовь была неизменна. Да, Кратер мог внутренне не всегда соглашаться со своим командующим; и он, конечно, не соглашался с ним в отношении Гефестиона. Но Александр - его законный царь, и этим было сказано всё. Вопрос о том, любил бы он Александра, если б тот царём не был, Кратера не беспокоил. Абстракции - для философов, а не для воинов.       Итак, вечером он поручил следить за Гефестионом своему самому доверенному слуге, и в свете серых теней едва занимавшегося рассвета Гефестион был замечен появившимся из палатки Александра. Нет, ну действительно, нельзя же так подрывать авторитет: один из ближайших соратников царя тихонько выскальзывает из его палатки рано поутру самым двусмысленным образом! И характер завершившейся встречи не оставлял сомнений: едва только Гефестион отошёл от палатки Александра на некоторое расстояние, по его лицу растеклась дурацко-счастливая ухмылка, именно такая, как у человека, который... - тут Кратер чуть не захлебнулся собственной жёлчью, - который только что хорошенько оттрахался!       - На пару слов, Гефестион, - прорычал Кратер, мёртвой хваткой вцепившись в плечо Гефестиона, когда молодой человек расслабленно проплывал мимо него с таким видом, будто заполучил весь мир и был абсолютно уверен в его любви к собственной персоне. Был бы Гефестион истинный македонянин, он бы его, Кратера, немедленно отпихнул в сторону! Но нет, этот просто приостановился и глядел со спокойным пренебрежением, ожидая разъяснений. - Это насчет тебя и царя.       - Что насчет нас? - с вежливой скукой спросил Гефестион.       Кратер расправил плечи и выпрямился во весь рост. Хотя по телосложению он был крепче, но Гефестион был выше. И слава богам, что Кратер потерял интерес к юношам много лет назад, потому что красота Гефестиона довольно-таки сильно отвлекала даже его.       - Не напускай свой афинский высокомерный вид, сын Аминтора, - проворчал Кратер, полный решимости не дать себя спровоцировать на ссору. - То, что я хотел сказать, касается благополучия Александра. Ты и я не всегда сходимся во мнениях, но думаю, мы оба согласимся, что каждый из нас хочет лучшего для него.        Выражение лица Гефестиона стало непроницаемым.       - Продолжай.       - Это должно прекратиться, - наконец, перешел к сути проблемы Кратер. - Между им и тобой, я имею в виду. Послушай меня. Мне плевать, кто там что с кем делает, когда вы наедине; в отличие от вас, афинян, мы, македоняне, не затыкаем себе задницы, когда речь идет о таких делах.       - Тогда я не понимаю, что ты...       - Ты слишком стар, сын Аминтора! Вы сверстники! В Миезе всё это было нормально, но теперь вы взрослые мужи, и время двигаться дальше. Александр уже больше не просто красивый золотоволосый мальчик, он царь и главнокомандующий, который направляет то, что, если захотят боги, может стать величайшей завоевательной кампанией, которую видели Македония, Эллада и весь мир! И возможно, людей, которые желают его падения, ненамного меньше тех, кто жаждет его побед!       - И ты считаешь, что "продолжение этого" мешает успеху Александра? - холодно спросил Гефестион.       Тут Кратер разразился гневной речью.       - Признаюсь, я никогда особо не любил тебя, сын Аминтора - считаю, что ты плохо влияешь на царя. Ты - отжившая своё игрушка детских лет, из тех, за которые он всё ещё держится для самоуспокоения, и ты мешаешь ему лицом к лицу встретить ответственность и обязанности властелина и мужчины. К сегодняшнему дню он уже должен был бы быть женат! Ну или на худой конец у него должна была бы быть постоянная любовница. Если ты действительно беспокоишься об Александре так сильно, как он, кажется, думает, а не просто цепляешься за него, чтобы обеспечить себе положение в армии (которого ты едва ли заслуживаешь!), тогда ты должен доказать это, уйдя с пути царя!       Во время этой тирады Гефестион молча смотрел на Кратера, и выражение его лица по-прежнему выводило того из себя своей непроницаемостью. Наконец, он заговорил.       - А ты не считаешь, что решение должен принять Александр?       Кратер закатил глаза.       - Александр, как тебе хорошо известно, слишком сентиментален, чтобы блюсти свои интересы. Когда он принял трон в Македонии, вдвое больше голов стоило бы снести с плеч - и будущее покажет, что я прав. Ты можешь называть меня бесчувственным мясником, если тебе хочется, Аминторос, но вот кто я есть в реальности, так это стратег и тактик - кем ты как раз не являешься! Ну я признаю, ты не трус...       - Как великодушно с твоей стороны...       - ...Но ты по своей сути не полководец и никогда им не станешь! Верь мне - Александр всё ещё слишком молод, и для многих в этом мире это означает неопытность, неуверенность, уязвимость. То, что он до сих пор привязан к тебе, как безмозглый сосунок - только слабость, которой не преминут воспользоваться враги!       Сузившиеся в прищуре глаза Гефестиона изучали Кратера так пристально и, казалось, проницательно, что этот взгляд приводил в замешательство. Потом молодой человек покачал головой.       - Ты не понимаешь, сын Александра. Тебе просто не хватает воображения понять, что я значу для Александра, а он - для меня. Мы дополняем друг друга, мы как одна душа на двоих, мы...       - Хватит этих гомеровских фантазий, сын Аминтора! - фыркнул Кратер. - Мне плевать, кем ты там себя считаешь. Единственный предмет моих волнений - что другие думают о моем царе! Скажи, ты собираешься послушаться меня сейчас, или нам с тобой предстоит выяснять этот вопрос снова и снова, пока сам Александр не увидит смысл в моих словах? А ведь он увидит; я не отступлюсь, пока это не случится!       Неприятно потянулась длинная минута, в течение которой Гефестион продолжал бесстрастно рассматривать Кратера, как будто тот был неким образцом, экземпляром, который ему необходимо препарировать для своего старого учителя Аристотеля. Потом неожиданно его плечи обмякли, а выражение лица смягчилось печалью.       - Твое беспокойство напрасно, сын Александра, - сказал Гефестион почти шёпотом, - если хочешь знать, Александр уже принял решение положить конец... физической стороне нашей дружбы. Он тоже думает, что возраст не позволяет нам оставаться любовниками.       Кратер подозрительно уставился на него.       - Ты всерьёз рассчитываешь, что я...       - Спроси его самого, если не веришь мне! - вскричал Гефестион с внезапным раздражением. - Давай, иди спроси его и хорошенько повеселись на мой счёт! Всё кончено! Всё закончилось там, в Трое. Та ночь была последней, которую мы провели вместе как любовники! Он сказал мне на следующее утро, что именно потому он сначала почтил Ахилла и Патрокла: чтобы воздать мне должное на виду у всей армией перед тем, как... дать отставку...       - Ну, если это правда..., - Кратер сморгнул, заколебавшись, а потом издал низкий рык. - Проклятье! Подожди-ка, Аминторос! Если Троя стала концом вашего... союза..., то что же тогда это было вчера?!       Гефестион пожал плечами.       - Александр всё ещё любит меня, Кратер, и всё ещё нуждается в моем обществе - ему нужно с кем-то поговорить, как Александру, а не как ца...       - Да-да, я понял, хватит об этом! - тут он придвинулся ближе к Гефестиону, сожалея, что лишён его способности вот так стирать все эмоции со своего лица. - Дело правда было только в разговорах? Ты и он не...       - Ты называешь меня лжецом, сын Александра?!       - А к чему тогда та дурацкая ухмылка? Та, с которой ты вышел из палатки?       Гефестион опять пожал плечами, и даже выдавил из себя слабую полуулыбку.       - Посмотри на это с такой стороны: если бы ты только что лишился вожделенного статуса, предмета зависти всей армии, побежал бы ты трезвонить о случившемся каждому встречному? Можно ли упрекнуть меня за желание сохранить какую-то гордость?       Кратер выругался.       - Гордость для меня не играет роли, Гефестион, имеют значение только мои обязанности.       - Обязанности имеют значение и для меня, сын Александра. Просто так случилось, что мои обязанности сначала относятся к Александру, а уж потом к царю.       Кратеру едва удалось сдержать стон. Если он ещё раз услышит эту песню об "Александре" и "царе", он кого-то придушит!       - Ну вот, ты всё знаешь, - тихо продолжил Гефестион, - и что теперь?       - Ничего, - решительно ответил Кратер. - Если прекратишь беготню в палатку царя в любое время дня и ночи, - я знаю, он может быть требовательным, но ты уж как-то найди способ избегать этого, - и уговоришь его взять любовницу, на том я буду рад оставить любопытных сукиных сынов с носом. Ну... приятно это слышать... Гефестион, - добавил он ворчливо, желая, чтоб парень не выглядел таким несчастным. - Ты сам скоро поймешь, что всё к лучшему. Ну же, не принимай это слишком близко... Последуй моему совету, и ты сам тоже найдешь себе кого-то подходящего: не смазливого мальчика или лагерную потаскуху, а приличную верную женщину, кого-то, кто бы заботился о тебе, давал тепло, кому ты мог бы доверять, кто не сбежит с твоими деньгами, пока ты рискуешь своей головой в битве! Это действительно к лучшему, парень, - заключил он, расчувствовавшись, и крепко хлопнул Гефестиона по спине. - Верь мне!       Гефестион промолчал, и на том разговор был закончен.