Яростная игра

**** Момент триумфа всегда оставляет свой отпечаток где-то внутри грудной клетки любой личности. Подобные случаи всегда принято считать личным торжеством, которое заставляет шар гордости набухать в самой сердцевине грудной клетки, в то время как на лице остаётся спокойная улыбка, будто бы ничего не произошло. Внешняя маска невозмутимости, имеющая слой холодной учтивости, когда за покрытием скрываются горячие эмоции и роящие по всей черепной коробке вопросы. — Не ожидала тебя столь поздно. Мне казалось, или срок для принятия твоего решения истёк довольно давно? И судя по отсутствию письма, ответ был мне весьма понятен и не требовал разъяснений. Так что же сподвигло тебя появиться в моем доме сегодня, Андромеда? — Кэтрин сделала шаг на встречу миссис Тонкс, даже не прилагая усилий, дабы стереть с лица ухмылку, наполненную слишком явной издёвкой. — Мы поговорим? Не при всех, дабы я могла бы объяснить тебе вышедший казус, Кэтрин… — Без вопросов. — Кэтрин благосклонно кивнула головой и тут же перекинула испытующий взгляд на волшебника с маленькой девчушкой на руках, чьи волосы сменили свой цвет на иссиня-чёрный, а серые глаза сонно осматривались вокруг, внезапно остановившись на запнувшемся в изумлении Регулусе. Тот округлил собственные омуты цвета бушующего шторма, и не меняя выражения лица, слегка приоткрыв рот от удивления, воззарился на старшего брата. Сириус наскоро пожал плечами, с тем выражением лица, которое сулило обязательное продолжение темы наедине, где братья смогут быть предельно откровенны друг с другом. «Всё же Блэк» — быстро пронеслась шальная мысль, но взгляд Тонкс не отвёл. Наоборот, выглядел так, будто от них зависел исход ситуации. Что конечно же было не так. Все в этой гостиной знали истинных хозяев положения, и, увы, это была не семья волшебников всех слоёв чистоты крови — Чистокровная, Магглорождённый и Полукровка. — «Гордыня всегда возмещает свои убытки и ничего не теряет, даже когда отказывается от тщеславия.» Не жду, что ты поймёшь мудрость подобного высказывания, но не теряю надежды на это. — Не скажу, что был в восторге от подобной инициативы Андромеды. Тебе не стоит присваивать себе чужие заслуги. — О, я бы не хотела. Но не личностям твоего происхождения указывать мне на моё место, Тонкс. Неужто Пуффендуйская душа представляет из себя нечто большее, чем прятки за спиной более сильной по натуре жены? Голосок прорезался? — более презрительный взгляд, приподнятый в усмешке уголок коралловых губ, и ощущение прикосновения холодных пальцев к запястью. — Не нужно, Кэтрин. Маска слетела на долю секунды, раскололась, точно стеклянная рама, и спустя короткий миг не осталось и следа от былой перепалки. Всё же Блэки были омутом спокойствия для сторонних лиц, при всём их семейном, несоизмеримом высокомерии и взрывном нраве. — Хорошо, Регулус. Я прошу прощения за эту неуместную словесную баталию. Кэтрин уткнулась взглядом в Сириуса, тот смотрел в ответ и благосклонно кивнул, понятно высказавшись без всяких слов. На лице Мракс застыло такое выражение, что чудилось старшему Блэку одной из головоломок, подобно кубику Рубика, где нужно собрать каждую сторону с определённым цветом, и где один неверно сделанный шаг в самом начале, мог свести все приложенные усилия к нолю. Им было всего пятнадцать лет. Такой ничтожный возраст по сравнению со всеми присутствующими, в сравнении с старинным замком Мраксов так они и вовсе считались всего лишь тараканами, детьми, которые взвалили себе на плечи неподъёмную ношу и решили будто самые умные. Однако, Сириус с паршивой уверенностью мог сказать, что та в чьих венах струилась проклятая кровь Салазара Слизерина, была рождена на свет, чтобы править, руководить, направлять и отрезвлять, когда в подобном появится надобность. Возможно, он болен, глубоко поражён в самую душу пронзительными голубыми глазами в обрамлении тёмных ресниц, проклят навечно чужим голосом, с насмешливо приподнятыми уголками коралловых губ, когда некто или нечто кажется ей забавным. Не иначе, как стрела Эроса поразила в самое сердце, заточенным сталью наконечником, проткнув сердце Блэка насквозь, и впустив в его бренную, ранее безвинную душу густые, тёмные клапаны с отравляющим ядом. И название тому было «Любовь». Он не должен был быть болен ею и вовсе никогда… Всегда чудилось, будто любить надобно громко, чтоб до сорванных голосовых связок, через раз хрипя гордые признания об упадочном состоянии души. Казалось, будто любовь проявлялась в постоянных прикосновениях и несмолкаемых разговорах, думалось, что ревность должна была сжигать яро, ненавистно и дуэль в таких случаях являлась бы единственно правильным исходом. Другая версия Сириуса состояла в том, что любовь означает глубокие поцелуи, исследования губами тонкой вуали кожи в ночи, хриплые стоны, вырывавшиеся из покусанных уст, и ночи, полные страсти за закрытым пологом постели. Он ошибался. Как же он ошибался… Осознание собственной глупости накатывало жалящим чувством сожаления где-то на уровне грудной клетки, перекрывая отчего-то затруднённую работу воздуха в лёгких. Как выяснилось на деле, Сириус, вопреки своей гиперактивной натуре, любил тихо, будто бы скрытно для всего мира, лишь ей одной читая стихи и сочиняя музыкальные этюды, её красоту восхваляя древнегреческим богам под покрывом матушки ночи, вспоминая, вспомная, и медленно погружаясь всё глубже в проклятый омут зависимой любви. Солёные дорожки, медленно огибающие кожу на её щеках, становились худшим наказанием и удушающей болью, тихие всхлипы разрывали струны его души каждый раз, будто Сириус являл собой дряхлую скрипку, где струны вылетали сами по себе, ломаяясь вместе с скрипачом. Он проходил через себя из раза в раз, когда заставал её за проявлением нежности к кому-то кто им не являлся, будь то Аббот или его родной брат, комкая это тошнотворное чувство собственности, подобно листку с неполучившимися нотами, отбрасывая в один из тёмных углов, куда предпочитал никогда бы, по своей воле, не заглядывать. И Блэк умирал каждый раз, когда ему удавалось стать причиной искренней улыбки, когда голубые омуты загорались ярче, преисполненные ворохом разнообразных эмоций. И восставал из собственной оболочки, стоило им соприкоснуться губами, впутывая любопытные языки в очередную головоломку, а может и в борьбу за почётное первенство. Доходило вплоть до того, что Сириус нарушал собственные устои, принципы и обещания во имя Снежной принцессы с внешностью падшего ангела, а душой самого Сатаны. И одно кричаще нарушенное обещание сейчас очень живо напоминало о себе, её глаза смотрели прямо на него, находящиеся на чужом лице. Сириус смотрел на Чарльза Мракса интуитивно, зная насколько тот был зол. Уголок губ Лорда скривился в её манере, пока тот внутренне проклинал всех предков Блэка до четырнадцатого колена, и слишком уж явственно желал тем, кто на его счастье успел покинуть их тленный мир, дважды перевернуться в гробу. Сириус не заметил, как слабо улыбнулась мать, пряча выражение любящего ругательства за едва уловимым глазу покачиванием головы, когда кучерявые пряди, выпущенные из высокой причёски, вторили хозяйке вслед. — Каков дурак, — озвучил мысли супруги Орион Блэк, тоже наблюдавший за переглядками друга и старшего сына. — Кто из них? — Оба, Вальбурга, оба. — смиренно произнёс мистер Блэк, заставив супругу беззвучно улыбнуться в его крепкое плечо, сжимая в цепких пальцах серую ткань пиджака. Немую сцену между каждым в этой комнате прервала внезапно вставшая миссис Мракс, чья бархатная юбка, цвета вязкой карамели, слегка взметнулась при шагах. Сразу же стихли голоса, встрепенулись взгляды, и даже мысли перестали давить на голову, стоило Андрее приблизиться к Тонксам. — Мы рады, что ты опомнилась вовремя, Андромеда. — Леди улыбнулась искренне, напоровшись взглядом на сонную девчушку, которая больше интуитивно, чем намеренно изменила цвет волос, сделав те платиновыми. Нечто в душе Андреи больно сжалось. — Надеюсь, когда-то, может по прошествии не одного десятка лет, ты вспомнишь это решение, и осознаешь в душе, что оно единое являлось правильным. Семей у нас может быть неисчисляемое множество, но только к одной из них ты будешь хотеть вернуться в особо сложные периоды. «Первая мысль всегда верная», запомни это на будущее. Этот совет не раз спасал меня в такие периоды, и я возвращалась к семье. В глазах Андромеды скопилась упрямая влага, подавляемая только лишь волей миссис Тонкс, но буйные тёмные кудри что разметались по плечам и серые глаза вызывали в ней принадлежность к одной семье, проклятую потребность хотя бы в одном их них. Внезапное, тёплое прикосновение вернуло девушку, успевшую погрузиться в мир грёз, обратно в реальность. Другая рука Андреи коснулась нескольких обрезанных прядей волос, и вновь за лице засияла саркастичная улыбка, сопровождавшая тихий хмык. Миссис Мракс заговорила тише, таким образом, чтобы даже стоявший в нескольких шагах Тед не смог бы их услышать. — Как бы ты не пыталась сбежать от своей сути, отрезав волосы, сменив стиль одежды, перекрасив волосы или избавившись от въевшихся в кости привычек, но ты никогда не избавишься от внутренней части тебя, где ты навеки останешься рабой отцовской фамилии. Таково бремя любого человека, разрываться между прошлым и настоящим. А ты так юна, и твои решения продиктованы импульсивным характером и желанием доказать окружающим, что ты — не они. У тебя получится с годами, но рядом всегда будут крутиться люди, пред которыми ты предстанешь как Блэк. — Я… — решилась Тонкс, приподняв вверх глаза, и слепо прижимаясь к чужой тёплой ладони, также лишённая материнкой опеки, как и Андреа была лишена в далёком, туманно будущем, где всякая грань стёрта, будто пожелтевшая со временем бумага, где слова и буквы разобрать уже не представляется возможным. — Не говори ничего, пока не взвесишь свои дальнейшие слова. Помни о том, кто ты есть по статусу, как бы он не менялся, но твою кровь не способно изменить ничто. Её не смыть водой. — Да, миссис Мракс. — Чудесно. Признаться, я уже и не помню куда мы дели колыбель Кэтрин, это было так давно… — озвучила вслух миссис Мракс, зная наверняка что её волосы были также коротки, стоило ей только освободиться от бремени, которым и являлась для неё девичья фамилия. Только, когда мир наконец-то принял Андрею, как Леди Мракс, только тогда ведьма смогла позволить себе отрастить их. — Возможно, эльфы отлевитировали её на чердак. — задумчиво произнёс Чарльз Мракс, пока оба родителя одновременно скрестили взгляд на повзрослевшей вмиг дочери. Кэтрин их взгляд заметила, даже если прямо не смотрела, но проплыла мимо отца, устало опустив голову ему на плечо, следом что-то неспешно зашептав тому на ухо. — Кори! — Моя Госпожа. Кори слушает указ госпожи, — эльф резко сложился пополам, вызвав неодобрительный взгляд юной Мракс от чего Чарльз невесомо погладил дочь по волосам и прошептал что-то в ответ. — Хозяйка! Хозяйка! Простите, что Дейзи прерывает вас, но у неё срочное сообщение для её госпожи! — Что такое? Говори тише. — Кэтрин присела на корточки, стоило эльфийке тут же подбежать к ведьме, и подняв вверх скукоженную розовую ручку, что-то активно зашептать по мере того как на лице слушательницы всё прочнее застывало ненавистное любому леденелое выражение. Дейзи молчаливо отошла от Хозяйки, в испуге поджав большие уши к несуразно маленькой голове. Эльфийка аккуратно ступила на два шага назад, пока не удостоилась жеста Хозяина, и тот велел исчезнуть, что и было сделано в ту же самую секунду. Характерный хлопок и желваки, играющие на лице юной наследницы. Чарльз молчаливо кивнул, правильно истолковав выражение лица своей девочки, и проследил взглядом за рукой дочери, что как-то скомканно и небрежно прикоснулась к кисти его руки, прежде чем немедленно покинуть главную гостиную, сопровождая каждый свой шаг ударом каблуков о древесину полов. Бойкая поступь была слышна до той поры, пока волшебница не добралась до второго этажа, где звук ударов скрыл чёрный ковёр с вышивкой серебряной нитью. — Кори, найди колыбель юной хозяйки, приведи в порядок, и отлевитируй в одну из гостевых комнат. Пусть маленькая мисс не утруждает себя отдыхом на взрослой перине. — Леди нетерпеливо фыркнула, теперь избавленная от подавляющего созерцания своей дочери. На её лице заиграла гадкая улыбка победителя ситуации, где она была сильнее и ей подчинялись все эльфы этого дома. — Как прикажете, Госпожа. — домовик склонился низко, вновь едва не раскроив себе нос, но тут же с хлопком исчез, как и его помощница до этого. — Присаживайтесь. Ждём ли мы кого-то ещё? — подал голос Абраксас Малфой, элегантно, с нужной долей пафоса закинув ногу на ногу. Большой палец мага поглаживал наконечник змеи на собственной трости, оглаживая выпирающие клыки с едва уловимой гладкой ухмылкой, зреющей в уголке губ. — День сюрпризов, не иначе. — Верно. Если бы твой сын не был в Греции в свадебном путешествии, то нас было бы больше. — моментально парировала Мракс, невинно хлопнув длинными ресницами на родственника. Малфой поднял руки в знак поражения, оскалившись в её сторону. — Закончили? — осведомился мистер Мракс, и приподнялся с насиженного кресла, уступая место новоприбывшей гостье, пока в несколько шагов не оказался носом к носу с грязнокровкой. — Чарльз, будь осторожен в своих действиях прямо сейчас. — метко осадила Августа Долгопупс, до того никоим образом не выдававшая своего нахождения среди магов. Будто тигрица, бдящая за косулей, чтобы в один из моментов напасть, вспоров клыками горло. — Нет нужды для беспокойства, Августа. Я буду мягок… — стоило ложному обещанию мага повиснуть в воздухе, как Тонкс с протяжным стоном осел на колени и задрал голову таким образом, будто сзади стоял невидимый для людского взора призрак, схвативший своими цепкими, леденящими душу пальцами, волосы на загривке молодого человека, и с неистовой силой тянул. Мракс оставался спокоен, даже бровью не повёл, когда юный семьянин сжал зубы, будто в это же мгновение терпел самую непосильную боль от самого факта нависнувшего Лорда над ним. Сириус встрепенулся, готовый было встать на защиту априори более слабого Теда, но в последний момент сдержал себя, стоило глазу зацепиться за мантию ею забытую в этой проклятой гостиной. Не то чтобы Кэтрин впринципе волновал факт разногласий между ним и её отцом. Ведь Сириус ей никем не приходился. А какую роль он играет в её жизни теперь, стоило оставить власть и безумство Блэков позади, променять мир, тесно с ней связанный, на преусловатую свободу? Они друзья? Вовсе нет, далеки оттуда, словно снитч и котёл. Сириус фыркнул вслух от нелепости этого сравнения, но из собственных мыслей далеко не ушёл. Они враги? Нет. Любовники? Тем более нет, иначе Блэк бы принял всё то, что Снежинка была готова ему дать, но он отказался, и вовсе не сожалел об этом, слишком уж ценным казалось её личное пространство. — Твоя верность должна быть доказана… — Тед! — вслух вскрикнула Андромеда, но осталась сидеть на кресле ровно, стоило кончику волшебной палочки Леди Мракс прижаться к сонной артерии на белоснежной коже. Сама Андреа оказалась стоящей за её спиной, нежно удерживая волосы волшебницы в стороне от лица. — Тебе не стоит двигаться слишком резко, дорогая. Я ни за что не позволю причинить кому-либо из моей семьи вред, пускай даже косвенным образом. Пусть Кэтрин и незначительно младше тебя, однако же… — Андреа склонилась ближе, едва ли не касаясь своими вишнёвыми губами длинной шеи бывшей мисс Блэк. Волшебница крупно вздрогнула, чувствуя как сбилось собственное дыхание, внезапно становясь тяжёлым. — Не заставляй нас сомневаться в твоей верности собственной личине, Андромеда. — Легилименс! — прозвучало вслух, прежде чем Лорд Мракс абсолютно бесцеремонно проник в сознание молодого человека, принявшись наводить там собственные порядки, просматривая воспоминание за воспоминанием в попытке уличить скрытые мотивы или на худой конец узнать об их наличии. Те пролетали цветным пятном перед глазами, тут же исчезали прочь, когда волшебник отбрасывал за ненадобностью, словно смятые листы пергамента, скидывая в тёмные углы сознания, кои имелись у каждого из нас, как в доме, так и в голове. Прочтите любой детективный роман, проведите подушечками пальцев по твёрдому корешку понравившейся книги, потяните её ближе к себе и сдуйте нещадный слой пыли, успевший осесть за то время что это рукописное искусство стояло на полке мёртвым, ненужным грузом, и меж сливающихся в одну, змееобразных строк, выцепите наконец глазами два слова про тот самый покинутый всеми угол, в котором по случайному стечению обстоятельств обнаружится несколько нитей паутины… По внутренним ощущениям Теда Тонкса прошло не меньше вечности, однако на деле едва ли минуло семь минут, за время которых каждый человек остался на своём положенном месте. Один Джеймс бросил нерешительный взгляд на профиль лучшего друга, однако с удивлением даже для себя, смог отметить как уголок губ скривился, будто в признаке отвращения. Но Поттеру оставалось только гадать какие же мысли в это время посетили его названного брата; жалел ли он мужа своей сестры, осуждая каждое последующее действие Чарльза Мракса, противно ли ему было лицезреть слабую натуру бывшего Пуффендуйца, того кто посмел отобрать у него любимую кузину, где будто он проиграл соревнования, вовсе не имея представления о собственном участии? Была ли Сириусу омерзительна сама мысль находиться в обществе тех, кто являл собой то, от чего друг в своё время с таким усердием бежал, бросив свою личину рождённого аристократа на воображаемую железную дорогу, дабы поезд, подобно Хогвартс-экспрессу переехал её, расчленяя надвое? Или… Хотя нет. Нет. Поттер потряс головой, будто отгоняя навязчивые мысли, нелепые предположения и дурацкие планы. Следом карие глаза за толстыми линзами очков обратились в сторону Регулуса. Тот стоял каменным изваянием, похожий на древнегреческую статую за непробиваемым стеклом, чтобы не приведи Мерлин, неотёсанные посетители не посмели осквернить самое настоящее искусство своими грязными и липкими пальцами, полные грешных мыслей хоть одним касанием приблизить себя к идеалу. Ведь всё же некая прелесть младшего брата Сириуса заключалась как раз в этой его истинной принадлежности своему дому, как родному, где раскрывалась истинная суть фамилии «Блэк», как и школьного, где Салазар Слизерин непременно бы гордился способным студентом. Стальная пара глаз Регулуса переместилась в сторону Андромеды, а руки едва дрогнули, прежде чем быть сжатыми в такой же стальной кулак. Будто проявление страха за своего родного человека считалось чем-то недопустимым, выходящим за рамки приличий; однако оппозиция состояла в том, что он никогда не стеснялся демонстрировать на публику дружбу с Мракс. Джеймс был осведомлён о близких взаимоотношениях этих двоих, которые каким-то неведомым образом сошлись в интересах и прикрепились друг к другу, точно так же, как он и Сириус. Порочный круг… Следующим, на кого был обращён взгляд единственного наследника Поттеров, стала Августа Долгопупс, хотя Джеймс знал её больше, как маму Фрэнка, ведь тот учился на пару курсов старше его самого, а потому стал для юного Поттера кем-то вроде наставника в такой непростой игре, как квиддич. Фрэнк терпеливо возился с ним, рассказывая про различные приёмы и пируэты, которые можно при большом желании выделывать на метле. Из сына Августы вышел бы превосходный учитель, если брать в расчёт как долго и муторно ему порой приходилось возиться с тогда ещё третьекурсником со своего де факультета. Но Августа была совсем не похожа на всепрощающего сына, вернее это он не был похож на неё, разумеется. Миссис Долгопупс являлась статной женщиной лет пятидесяти, чьи тёмные волосы уже успела омрачить благородная седина. Тем не менее их волшебница собрала в настолько перетянутый пучок, что на миг становилось больно смотреть на него, но именно такое состояние причёски и подходило этой женщине. Все знали Августу, как принципиальную, гордую и абсолютно неуступчивую женщину. Она была в меру дипломатична, продолжая дела почившего отца Фрэнка вместо него, а тех было не мало, — сеть магазинов с ингридиетами и три дюжины огромных, процветающих теплиц, которые мистер Долгопупс обожал, и старался (переодически) лично ухаживать за каждым ростком. Травология явно была страстью всех представителей Рода Долгопупс, в обход Августы конечно. Но Джеймс успел невольно восхититься дальновидностью Лорда Мракса, если ему всерьёз удалось переманить эту ведьму на свою сторону. Но как и полагает статусу, Леди сидела с филигранно прямой осанкой, а её осуждающих взгляд был направлен прямиком на страдающего Теда. Однако стоило ей внести свою лепту в диалог и удостоиться заверения о положительном исходе дела, как уголок потрескавшихся губ чуть приподнялся, обнажая улыбку. В свою очередь, Лорд и Леди Блэк оставались поразительно спокойны. Словно это не к горлу их племянницы приставили кончик волшебной палочки, которым Леди Андреа легко могла перерезать глотку Андромеде. Та не успела бы и пискнуть что-то в протест. А ведь единственным, что выдавало их родительские чувства, стало то как миледи накрыла пальцы мужа своими, невесомо, едва касаясь… Но всё же они оставались непоколебимы в отношении того, кто украл у них члена семьи, никто из присутствующих и не дёрнулся оказать помощь. Семптемус Принц пил горький горячий чай, от чашки поднимался вверх пар, впоследствии закручиваясь в петли, и растворяясь в воздухе. Лорд наблюдал проницательно, будто коршун за пушечным мясом, и пускай внешне казалось, будто его вовсе не интересует окружающий мир и его движение, но чёрные глаза наблюдали, готовые устранить угрозу в любой момент. Принцев всегда недооценивали, что являлось одной из самых грубых ошибок любого из миров. Стояли ли подобные высказывания того, чтобы однажды очнуться ото сна, подскакивая на похрустывающих от чистоты простынях, прежде чем начать кашлять сгустками крови, постепенно иссушивая собственный организм? Такой случай уже был давным-давно, когда отец Лорда Принца, тогдашний Лорд разругался в пух и прах с тогдашним Лордом Фоули, когда итогом стала мучительная смерть последнего. Мужчине едва минуло тридцать лет на тот момент, когда бездыханный ледяной труп, с испуганно выпученными глазами и сгустками засохшей крови, ранее стекавшей, по обоим уголкам рта, обнаружила молодая супруга Лорда, едва окончившая обучение в Шармбатоне. Именно для предотвращения таких историй в светском обществе и принято было лизоблюдство и лицемерие прямо в глаза. В глаза — обмен лживыми любезностями, а за глаза — удар в спину. Следующим, на кого стоило обратить внимание, стала миссис Крауч сверлившая глазами портрет Салазара Слизерина, будто пыталась переосмыслить все жизненные решения, которые могли привести её в настоящий момент времени. Барти держал руки на материнских плечах, призрачным защитником застывший за спиной. Ему в общем-то судьба грязнокровки была безразлична, но иногда его глаза пересекались с Регулусом и немой диалог, понятный только им двоим, размеренно тёк из этих пар глаз. — Он чист, Чарльз? — Более чем достаточно, Лорд Принц. — мужчина опустил ладонь вдоль тела, когда Тед сломанной марионеткой, внезапно лишившейся кукловода, повалился на ковёр. — Хотя я мог бы счастливо жить дальше без некоторых подробностей. Миссис Мракс отняла палочку от горла миссис Тонкс, и волшебница тут же спохватившись, присела на колени рядом с супругом. Едва прикоснувшись провела пальцами по намокшим от пота прядям волос. Тем не менее её лицо не исказилось болью, но проникновенный взгляд серых глаз застыл прямиком на Орионе, тот выдержал немую дуэль, лишь величественно, с нотками высокомерия приподнял тёмную бровь, задав ироничный вопрос «Неужто ты ожидала другого эффекта от своего появления?». Ответом стали постепенно краснеющие от нелепости ситуации щёки, и стыдливо опущенные глаза. Общество ошибочно принимало Ориона Блэка за светлого дипломата, способного понять и простить, будто хоть кто-то из представителей тёмной фамилии мог быть способен на проявления альтруизма. Однако же, вопреки обществу, слово Лорда значило всяко больше, чем любого другого родственника, ведь даже властную супругу Ориону удавалось укоротить одним лишь говорящим взглядом, что толку рассуждать про остальных, более слабых особей? Камин полыхнул изумрудным цветом вновь, являя присутствующим невысокую фигуру Беллатрисы Лестрейндж в облегающем чёрном платье в пол, с глубоко посаженным круглым декольте и крупными колтунами иссиня-чёрных кудрей, рассыпавшихся по хрупким на вид оголённым плечам волшебницы, усеянными крошечными тёмными родинками, будто новое созвездие, доселе неизведанное и неизученное никакими астрономами. Девушка присела в коротком реверансе, прежде чем взгляд подведённых глаз наткнулся на младшую сестру. И тотчас холодная учтивость превратилась в бурную ярость. — Что ты здесь забыла?! Бесстыжая тварь! — известная своим пылким нравом, Белле никогда не подчинялись собственные эмоции. В момент вспышки агрессии грани окружающего мира стирались, мелькая позади размытыми бликами, вперемешку с тёмными пятнами, пока в глазах появлялась пелена ненависти. Андромеда тот же час схватилась за собственную палочку, поднимаясь на ноги, и от этого движения нижняя юбка затрепетала, будто подхваченная ветром, однако о нём не могло идти и речи, когда в гостиной было даже несколько душно. — У меня такой же вопрос к тебе. Неужто в ногах Волан-Де-Морта сидеть надоело, и ты решила вынюхать новую информацию для своего «повелителя»? — язвительно отозвалась вторая девушка, нахмурив тёмные брови, и умудрившись увернуться от брошенного Пожирательницей проклятья. То ударило в стену напротив, и Вальбурга немедленно повернулась в сторону хозяев поместья, дабы лицезреть картину того, как Андреа смеётся мужу в плечо, сидя на подлокотнике кресла Чарльза, пока его левая рука задержалась на пояснице женщины поддерживая, а сам он что-то тихо говорил, склонившись к её уху. — А ну успокоились обе. — прогремел голос Лорда Блэка, и две сестры тут же застыли на месте с видом испуганных ланей. Обе палочки из рук волшебниц попали прямиком в призывно раскрытую ладонь волшебника. — Посмотрите на себя, вспомните кто вы есть и где находитесь. Какой срам! — на последнем предложении мистер Блэк повысил голос, и результатом послужило испуганное вздрагивание ведьм, которые будто десятилетние девчушки сложили руки в замок, и опустили головы, с подобного ракурса вовсе не различимые внешне. — Вспомните к какой фамилии имеете отношение. Которую сейчас порочите своими детскими разборками! Несносные девчонки! — настала очередь Вальбурги Блэк вступить в диалог, и не изменяя своей гордой натуре, она насылала невольный страх холодом и бушующей угрозой в собственном звонком голосе. — Беллатриса, здравствуй. Просим прощения за столь…экстравагантный приём, однако мы и подумать не могли, что ты присоединишься к нам в связи с печальными известиями. Волшебница резко подняла голову на голос миссис Мракс, и впилась требовательным взглядом в чужое безупречное лицо, но вопреки ожиданиям ни одна мускула не дрогнула, а улыбка ведьмы не померкла вовсе, оставаясь такой же расслабленной с нотками чарующей женской загадочности. Обычно под такой улыбкой скрывается множество чужих, утаиваемых, постыдных секретов. — Он тут? — Почему бы тебе не навестить Кэтрин? — ответила она вопросом на вопрос, пригладив кончики платиновых волос, и устремляя янтарные глаза с затаившимся где-то в них приказом, прямиком на маленькую фигуру впереди. — Кажется она задерживается достаточно долго. — Главное, чтобы сеньорита Ноктуа не прознала о местонахождении Кэтрин и её компании, иначе будет крупный скандал. Я отказываюсь принимать участие в том фарсе, так что, Беллатрикс, — девушка немедленно дёрнулась в сторону Чарльза, будто не повиноваться его воле немедля — означало кончину в самых зверских муках. Родство между Тёмным Лордом и Лордом Мраксом легко бросалось в глаза для близкого круга обоих, который всяко имел большую осведомлённость. — ступай в спальню моей дочери и передай ей мой указ живо спуститься. Мальчишка не нуждается в столь тщательном присмотре. Андреа рассмеялась, успевшая за это время отплыть в другой угол комнаты. Толстый каблук волшебницы вновь рокотал в полной тишине, когда по другую сторону от неё внезапно оказался Регулус, протянув ладонь вперёд. Глаза Меды тут же заслезились, стоило ей разглядеть кузена. Пускай смотрел Регулус подчёркнуто безразлично, и даже не на неё, мимо. На Леди Мракс, взгляд которой по неизвестным никому причинам стал гораздо мягче, а где-то в уголке губ затерялась подбадривающая улыбка, которая трезвонила громче всяких бессмыслиц — «Твой поступок считается правильным, если ты сам его таковым считаешь». Ладонь младшего привычно ошпарила холодом, но чёрт возьми, как же она скучала по этому ощущению. Как бы Андромеда не бежала, прикрываясь другой фамилией, но она страшно любила семью, периодически вскакивая на хлопковых простынях, кои успевали пропитаться её холодным потом после очередного кошмара, где непременно что-то случается с каждым близким ей родственником. В одном из них Нарцисса с кровавыми следами на щеках, оказывалась подвешенной на пышной сосне, с колючими, изумрудными иголками, точь-в-точь цвет знамени факультета Слизерин. Её младшая сестрёнка… Тот ребёнок, которому она плела косички и пела нелепые колыбельные, ужасно фальшивя. А ведь недавно она вышла замуж, последняя из них троих… Снился и Сириус, на спине которого полопались многочисленные язвы, с вытекающим наружу гноем, пока лицо её шебутного кузена придавило маленький куст лаванды, а тело безвольной тряпкой валялось на одинокой заброшенной поляне. Снились истошные вопли Беллатрисы, будто та до хрипа надрывала глотку, но Андромеда никогда не могла заглянуть сквозь плотный купол смерти, он только и делал что душил, душил, душил её. — Спасибо… — растерянно просипела волшебница, не узнав при этом собственного голоса. Тот звучал тонко, жалко в какой-то степени, но она так скучала… Эта гнилая любовь за них всех, когда любишь их любыми; с изъянами, жестоким нравом и консерваторскими устоями, успевшими постареть и износиться сотни лет назад. — Я сделал это не для тебя. — отрешённо отозвался Регулус, прежде чем убедился в способности кузины без опоры держаться на ногах, и сделал несколько шагов назад, оказываясь пойманным за руку Барти. Последний с болью воззрился на него, силком утаскивая к их с миссис Крауч месту. — Конечно… — осталось не услышанным, потерявшимся в хаосе. — Поднимайся, — теперь руку протянул Сириус, и со сцепленными зубами, сдавленным шипением, но Тонкс поднялся с ковра, опираясь на плечо Блэка, благо были они одного роста. Блэк совершенно случайно перехватил взгляд матери Кэтрин, та лишь улыбнулась ему на дочерний манер, явственно применяя магию светлой вейлы, столь подло и знающе, как улыбалась ему Слизеринка. Лестрейндж присела в реверансе, прежде чем удалиться, сжимая исполосанные заживающими царапинами ладони. Из пухлой нижней губы текла тоненькая струйка крови, которую бывшая Блэк не замечала вовсе, с головой погружённая в свои невесёлые думы. Стоило только выйти из гостиной с множеством уважаемых членов светского общества, как она резко взбежала по лестнице, где только звук её шагов рассекал тишину чудовищно огромного холла, а портреты тихонько перешёптывались или вовсе закатывали, как один, одинаковые голубые глаза. Беллатрикс протянула руку к ручке двери, возможно не слишком деликатно дёрнув, и немедленно нырнула в открывшееся пространство спальни. Прежде чем на минуту застыть на месте, изумлёнными глазами оглядывая развернувшуюся сцену.

**** [За четверть часа до этого]

Дверь комнаты раскрылась пошире, выпуская свою хозяйку под руку с Рабастаном Лестрейнджем, который едва ли волочил ноги, будто те в один момент страшно отяжелели и более не были в силах удерживать на себе нелёгкий вес молодого человека. Уже по ситуации выяснилось, что Рабастан наотрез отказался заходить в её комнату и остался стоять, прислонившись к стене рядом с дверной рамой, вероятно по той же причине. Его лицо стало только бледнее, а глаза воспалились от сдерживаемых слёз до такой степени, что капилляры в его глазах полопались, в результате чего к зрачку поползли уродливые красные полосы, удивительно схожие с лучами Круциатуса. Мракс покачала головой, отгоняя несвоевременные сравнения, и усадила друга на собственную постель, где только утром эльфы сменили бельё, заменив, по неприятной иронии судьбы, на белое. Проворкие руки Кэтрин избавили Рабастана от мантии, моментами всё же намокшей, и явно понимая ход чужих мыслей и не желая унижения девушки, сам стянул с себя ботинки, с забравшейся по небольшой каблук грязью и крошечными камешками, а после опустился на постель, раскинув руки в стороны и мёртвым взором уставившись в потолок. С помощью собственной палочки, пары грациозных движений рук и лёгкого взъерошивания, Мракс высушила насквозь промокшие кудри. Рабастан продолжал безучастно смотреть в одну точку, мысленно презирая самого себя за факт того что этими прикосновениями он наслаждается. Рука Кэтрин в его волосах не пробыла и чёртову дюжину секунд, но чувствовать длинные пальцы с холодящими кольцами на них, ощущалось как неземное блажество, будто девушка рядом являлась ангелом во плоти. — Принцесса, я… — голос заскрипел отвратительно, подобно трёхсотлетнему старику, который впервые за последние две сотни лет раскрыл рот, неожиданно обнаружив, что вообще умеет говорить. Она молчала. Прошлась по комнате, заглянула в зеркало, заправив забавно торчащую прядь за ухо. Оставила волшебную палочку на туалетном столике, аккуратно и педантично отодвинув от самого края. Рабастан понимал, что она не скажет ни слова до тех пор, пока он не закончит. В этом была определённая прелесть этого создания, которое не спешило с расспросами и бесполезной поддержкой, лишь бы заполнить грузом давящую на грудь паузу. Тот хотел было поднять руку вверх и с интересом учёного рассмотреть собственные растопыренные пальцы, однако как обнаружилось по факту дела, что руку поднять он и вовсе не в состоянии. Он жалок. Чертовски жалок Унизительно жалок. Стоило только чужому телу опуститься рядом, как тщетно сдерживаемая солёная влага прокатилась по щекам, а позорный всхлип разрушил установившуюся тишину между двумя оппонентами этого диалога. Какая же пустота образовалась в его душе, будто Чёрная дыра, засасывая все внутренности и подобный мусор, как чувства. Эти ничтожные, гадкие, дурные чувства, которые делали только хуже. — У меня ощущение, будто меня похоронили заживо, стоило только услышать о…её смерти. — он прикрыл глаза, а потому не видел как Кэтрин крутилась холодный семейный перстень на среднем пальце. — Будто бросили в трёхметровую яму, где соприкосновение с ледяной землёй, выбило из тела весь дух. А следом начали засыпать землёй, рыхлой, влажной, тяжёлой… И вот эта земля давит на грудную клетку, будто сейчас проломит её к чёрту. Ответом послужило молчание. А нуждался ли он в утешительных словах или красноречивых соболезнованиях? — Моя сестра родилась уже мёртвой. Кэтрин прикрыла глаза, прикоснувшись к собственным губам ребром указательного пальца. — Я сказал им, что знать их не хочу. Отец прекрасно знал о том, что ей нельзя нести снова. Это убило бы её. И оно убило! Эта тварь убила её! — Рабастан резко сел на месте, готовый взвыть от отчаяния, и только тогда почувствовал тянущие его руки. Кэтрин сменила положение, расположив бёдра по разные стороны от его, и руками потянула за шею на себя. Лестрейндж уткнулся в девичью ключицу, с выпирающими косточками, но слёзы только интенсивнее потекли по щекам, а её одежда заглушала дальнейшие всхлипы. — Ты сказал то, что ощущал в этот момент. Судить тебя за будет недальновидно, Рабастан. — Прин-нцесса, я… Моими последними словами для неё были, что я возненавижу её, если она умрёт. И вот она мертва… — Действительно ли ты ощущаешь ненависть к матери? Или же это простое отчаяние, как сына? — Я не знаю… — стеклянные глаза молодого человека вновь встретились с голубыми, когда он отнял лицо от чужой кожи. Аромат лаванды успокаивал, будто нечто гипнотическое, какое-то травы, погружающие в глубокий, спокойный сон. Кэтрин оставила поцелуй на огненной щеке друга, губами стирая одну из солёных дорожек, и погладила по вновь едва влажным волосам. Момент прервала домовичка Мраксов. Та тихо поставила на прикроватную тумбочку медный поднос с ароматным ромашковым чаем, и в такой же тишине исчезла, не считая нужным уведомлять господ о визите. Они бы поняли и без того. — Я действительно ненавижу её, это чудовищное, губительное чувство к тому, кого я боготворил всё детство. Я ведь обязан ей жизнью, и… Принцесса,. Я-я ведь люблю её? — отчаянным шёпотом спросил Лестрейндж, сжав в кулаки ткань верхнего элемента одежды Кэтрин, и с этой же безвыходностью притянул к себе против воли. — Ты у меня спрашиваешь, Рабастан? — мягко поинтересовалась девушка, с тем же оттенком лёгкой насмешки, что неизменно присутствовал в её словах всегда. — Я до сих пор не могу ответить на этот же вопрос сама себе, а ты требуешь с меня разобраться в чужих чувствах. Боюсь, я не тот человек кто бы тебе понадобился для ответа на этот вопрос. — Я люблю её столь остервенело, что ненавижу. И оба этих чувства противоборствуют друг с другом, словно на чаше золотых весов Фемиды, где негатив и греховная ненависть, то теряют первенство, то вновь приобретают. Я не знаю, не могу понять. — Рабастан… — Кэтрин недвусмысленно опустила взгляд на руки Лестрейнджа, всё ещё крепко удерживающие её одежду. Тот тут же разжал кулаки, и посмотрел на подругу таким взглядом, что у Мракс защемило что-то в душе. Он был похож на потерянного котёнка, который не понимает куда ему бежать и где мама. Кэтрин всегда поражало то, что потеря может сотворить с человеком, казалось бы несгибаемым, но стоит родному человеку покинуть этот мир, как он тут же превращается в бесформенную тень, которая бесцельно существует. Почему-то Кэтрин казалось, что потери так далеки от их жизни, ведь у них есть всё о чём можно бредить — высокое положение, груды золота в сейфах, новейшие книги, школьная форма, они живут в казалось безразмерных поместьях, владеют магией — величайшим даром из ныне существующих. Но почему-то и богатые бывают несчастны. Им тоже бывает больно, и они также унизительно хватаются за другого человека с мольбой об исповеди. — Выпьем чай? Это лучший зелёный из нашей коллекции. Несколько лет назад, папу пригласили на конгресс в Китай, естественным образом в Пекине проходило само мероприятие. Ты должен знать, что столица лучших чайных плантаций, как раз Китай. Мы… — Кэтрин наигранно кашлянула, будто подавляя слабину в себе, и протянула чашку другу, скатываясь с его колен, дабы добавить две ложки сахара в зелёную жидкость с изумительным ароматом. — Мы с Люциусом тогда напросились посетить Провинцию Хубэй, и уже там посетили одну из крупнейших зелёных плантаций чая, там и насобирала небольшую плетёную корзинку верхних побегов. — Прости, прости… Я, я… Мне так жаль, Принцесса, не понимаю что творю. — Всё в порядке, пей свой чай. — рука Лестрейнджа потянулась к форфоровой чашке с роскошными ветвями цвета золота, прежде чем был довольно резко остановлен. — Это чашка моя. Я довольно брезгливая к общей посуде. — Кэтрин наигранно хлопнула длинными ресницами, ожидая этим отвлечь внимание молодого человека, и у неё вышло, когда его рука потянулась к другой чашке и он тут же пригубил горячий напиток. — Вкусно? Ещё в древности повелось, что такое простое растение, как ромашка, успокаивает лучше всего за счёт этой самой простоты. Думаю, тебе следует успокоиться, и я предоставлю тебе выбор: остаться здесь или вернуться домой к брату. Ему тоже сейчас тяжело. — У него есть жена. Она утешит. Белла хоть и та ещё тварь, но Рудольфуса любит… — Что же, одно дело жена, а родной брат — совсем иное. Впрочем, это не моё дело, подумай, и сообщи мне, дабы я могла отдать распоряжение готовить спальню для гостей. — Мама всегда говорила, что такая женщина, как ты, никогда не сможет ответить мне взаимностью… Порода не позволит. — внезапно выпалил Лестрейндж, рассеянно и медленно моргая, будто грани мира постепенно стали стираться. Его лицо оказалось слишком близко, вынуждая Кэтрин постепенно откидываться на спину, создавая и увеличивая дистанцию меж их лицами. — Рабастан, — прозвучало предупреждение. — Но я всё надеюсь. Не теряю из виду эту призрачную надежду на допущенную ошибку в её суждении. — Ты ходишь по тонкому лезвию, Баст. Тобой управляет боль и отчаяние, ты этого не хочешь, потому что физическая близость просто средство их унять. Будь послушным мальчиком, и выпей чай до конца, не гоже оставлять напиток недопитым. Голубые глаза проницательно, как может только настоящая женщина, наблюдали за Лестрейнджем, который отстранился и залпом опрокинул в себя остатки ароматного чая. — Странное ощущение… Не могу разобрать, — заплетающимся голосом начал молодой наследник, растерянно моргая и пытаясь сосредоточить свой взгляд на чём-то постороннем. Его тело постепенно начинало опускаться назад, касаясь мягкой перины чужой постели, в то время как Кэтрин не спеша поднялась с насиженного места, и подобралась ближе, присаживаясь за свой туалетный столик. Чуткий слух уловил, как выровнялось дыхание Рабастана, и с помощью палочки она укрыла того одеялом. — Моя Хозяйка осталась всем довольна? — Разумеется, Кори. Всё спешишь проконтролировать всех и вся. — Кэтрин бросила тихий смешок, глядя на домовика, сквозь начищенное до блеска зеркало. Домовик улыбнулся, бросив неодобрительный взгляд на спящего наследника Лестрейнджей и покачал головой. — Не гоже молодым мужчинам спать в постели моей Госпожи. Если Хозяин Морфин прознает об этом инциденте, то Кори точно не сносить головы. — Дедушка ничего не прознает, мой друг. Главное, что усыпляющее зелье сработало исправно и он проспит ещё пару-тройку часов, как раз я завершу последние этапы эссе по Травологии. — Не следовало Госпоже затягивать с домашним заданием. — вновь хмуро отозвался домовик, и скрестил худые руки на груди, один в один её дед. Как говорится, с кем поведёшься… — Это последнее! Я ненавижу копаться в земле. Тем более скоро состояться похороны Селестии Лестрейндж, не до того будет. Уверена, что эта Скитер вновь сделает из столь щепетильной ситуации очередную «сенсацию» для своей вульгарной газетёнки. — хмуро отозвалась Мракс, вновь убирая волшебную палочку себе за пояс. — Но ведь эту нахалку Скитер и её длинный язык, моя юная Хозяйка может использовать в своих собственных целях. Кэтрин застыла с поднесённой к губам помадой и тут же поставила флакончик на место, изумлённо воззрившись на домового эльфа. — Кори, ты старый интриган! Что бы мы без тебя делали. — Кэтрин спешно чмокнула слугу в щёку, и отошла к книжном шкафу, где лежал её новый ежедневник, на этот раз проверенный у мастеров по проклятиям, на их же отсутствие. Тот оказался чист, поэтому когда эльф с поклоном трансгрессировал, самопишущее перо немедленно запечатлило все слова девушки на бумаге. В этот момент в спальню поспешно влетела Беллатриса, и тут же замерла на месте, будто пойманная за чем-то постыдным. **** — Беллатриса? Здравствуй, не ожидала тебя увидеть. — Кэтрин захлопнула ежедневник и вставила книгу на прежнее место в середине деревянной полки, прежде чем подплыть к Лестрейндж и тщательно осмотреть. — Что произошло? У тебя кровь, и руки трясутся, будто тебе холодно. — Мракс усмехнулась, склонив голову несколько ниже, дабы легко чмокнуть губы Пожирательницы, зацепив напоследок кончиком языка, готовшую вновь потечь, густую жидкость. Та усмехнулась в ответ, стоило Кэтрин отстраниться и невинно моргнуть густыми ресничками пару раз, будто ничего выходящего за рамки приличия не случалось вовсе. — Привет, Кэти-Бэтти, — на подобное приветствие Мракс закатила глаза, удаляясь в ванную комнату, и вернуться спустя несколько секунд с баночкой, наполненной зелёной жидкостью. — Помажь губу. Кровь должна остановиться. — она грубо всучила волшебнице баночку, практически насильно прижав к груди, и пока глаз собеседницы многократно увеличились в размере от подобного проявления наглости по отношению к старшей ведьме. — Мои соболезнования. Как Рудольфус? Ты же от него сбежала сюда. На всё такой же шокированный взгляд Кэтрин пожала плечами, оглядываясь сквозь одно из них на спящего в её постели младшего Лестрейнджа. Качественное зелье лишило его возможности видеть сновидения на несколько часов, поэтому переживаний о том, что во сне другу явится призрак почившей миссис Лестрейндж не возникало. — Ты… Что ты, чёрт возьми, такое.? Ты не могла знать об этом. — Тем не менее, ты только что подтвердила моё предположение, Белла. Руки Лестрейндж продолжали мелко дрожать, пока ведьма аккуратно откупорила крышку крема и намазала субстанцию, пахнущую горькими травами, на место ранки. Её взгляд соскользнул с деверя на Кэтрин Мракс, чей взгляд в эту секунду мог пройти насквозь, настолько неестественно яркими казались голубые глаза в созданном полумраке спальни. Когда младшая волшебница прошлась до двери, почти не слышно, свободные рукава чёрной рубашки разлетались в разные стороны, подобно оборванным крыльям ангела, что пал. У двери Кэтрин остановилась и шум каблуков на миг стих. — Белла, куришь? — Курю. Лестрейндж поставила баночку с кремом на поверхность туалетного столика, и две девушки покинули комнату, ведомые гробовой тишиной, нарушаемой лишь редкими перешёптываниями портретов предков Рода Мракс. Серые глаза хотели рассмотреть каждого с присущим ей ещё с детства любопытством, однако Кэтрин не дала, ускоряя шаг всё больше, и вот миновав целый этаж они вконец ускорились, теперь перешедшие на лёгкий бег. Они миновали третий этаж, пробежали мимо бального зала, свернули в западный коридор, миновав тренировочный зал и личную галерею с десятками редчайших произведений искусства, вышедший из-под кисти знаменитых художников импрессионистов, чьё творчество уж очень любила давно почившая Леди Мракс. Поэтому тот факт, что портрет Леди когда-то висел именно в галерее вовсе не был чем-то удивительным. Конечно до тех пор, пока Леди не перешла границы дозволенного, а её единственный сын собственноручно избавился от последнего упоминания о ней, и раньше наслышаный о вопиющих сценах ею устраиваемых. Ну, а две воспитанницы Салазара Слизерина тем временем пробежали мимо громадной двери родовой библиотеки, кладезя знаний и самых настоящих сокровищ, чьё благосостояние из поколения в поколение будет только улучшаться, а запас пополняться всё новыми и новыми изданиями. Последний поворот, с три десятка ступеней, прежде чем Кэтрин отворила деревянную дверь, ну как отворила… Взломала палочкой, совершенно бесстыдным образом устранив установленную эльфами защиту, простая Алохомора не взымела бы должного эффекта. А вот жёлтый луч, направленный прямо в замочную скважину, оказал на дверной механизм нужное воздействие. — Чердак? Да в тебе умер сопливый романтик. — Зато в тебе цветёт и пахнет. — Мракс усмехнулась недовольно фыркнувшей Пожирательнице, и отворила деревянные ставки, прежде чем вылезть прямиком в окно. — Куда ты…? Кэтрин! Беллатриса высунула голову в распахнутое окно, откуда начало веять летней прохладной перед хорошей грозой, и обладая исключительной реакцией, подняла подбородок вверх, запрокинув голову. — Поднимайся, я подам тебе руку. И зажигалку. Лестрейндж легко встала на подоконник, опираясь одной о деревянный угол ставни, а вторую протянула вверх, встречая прикосновение холодных пальцев в ответ. Кэтрин нетерпеливо потрясла рукой, намекая ускориться, и Беллатрикс послушалась, проделывая шаги похожие на те, что были ей ранее увидены. Шаг за ставню на выпирающий, будто бы случайно, кирпич и подтягиваясь на руке до самой крыши. Стоило только ногам почувствовать под собой опору в виде черепицы, то она со спокойной совестью опустилась прямо на крышу, не беспокоясь о сохранности собственного платья. Сейчас презентабельный внешний вид почему-то беспокоил меньше всего. Щёлкнула зажигалка, и приторный вишнёвый дым ударил в носовые пазухи, напоминая Беллатрикс зачем они вообще прибыли в это место. Чёрная пачка призывающе опустилась меж двумя телами, и зажигалка вспыхнула вновь, поджигая никотиновый кончик, тот ожидаемо затлел и грудь Лестрейндж тяжело опустилась, после первой же затяжки. — Андромеда здесь. — черноволосая ведьма первая нарушила установившееся молчание, и выдохнула пару дымчатых колец в открытый воздух. Те испарились сразу же, будто желая поскорее исчезнуть. Кэтрин едва повернула шею в её сторону, поведя подбородком, одновременно же с этим действом хмыкнула. А было ли ей что сказать? Она итак знала, что вторая дочь Блэков здесь, более того, с её собственных губ полгода назад слетело приглашение, весьма настойчивое. — Между вами не случилось тёплого воссоединения. Если это хоть сколько-нибудь тебя утешит, то никто не ждал от вас сестринской любви и всепрощения. — Всепрощения?! Эта дрянь бросила нас! Свалила к этой вшивой блохе, который не достоин даже обувь мою чистить, не то чтобы жениться на той, в ком течёт моя кровь! — Никто не доволен выбором, Андромеды. Тем не менее, шанс уже был упущен. В конце концов, она уже мать. — Она ещё и отпрыска своего сюда притащила?! Это нагулянное полукровное существо. — Полно тебе. — пепел слетел с кончика истлевшей сигареты, рассеянный ветром в разные стороны. Волосы девушек мирно покачивались на призрачных волнах, да и сами они устремили взоры на простирающийся вдали горизонт, которому казалось не было конца и края. Облака поглотили небольшой холм, а маленькая деревушка внизу, сплошь и насквозь полная магглов, казалось кучкой крошечных спичечных коробков, чьи алые крыши хоть как-то выделяли их на общем фоне. Кэтрин нравилось это место. Живописное, таинственное, уютное, живое. Только здесь она могла почувствовать себя в безопасности, только в родном доме сердце наполнялось дорогой безмятежностью, а лёгкие могли свободно функционировать. Она любила тихие трели здешних птиц, мягкое покачивание многовековых вечнозелёных сосен вдалеке, любила мирные, даже как-то лениво проплывающие насквозь и мимо, пушистые облака. При всём отсутствии в ней сентиментальности, но девочка Мракс безгранично любила именно этот уголок, скрытый от людских глаз вечнозелёным лесом и несколькими семейными чарами, содержание которых до сих пор не были ей известны. Даже маггловская деревушка, пропитанная простыми людьми не вызывала ненависти, не заставляло кристально чистую кровь нагреваться от ярой ненависти, наоборот, волшебница частенько сбегала из дома, желая остаться незамеченной, и шла туда. Смотрела на простую жизнь — счастливую и не очень, обездоленную или хоть сколько-нибудь состоятельную, наблюдала за кучкой детей, чьи лица были измазаны свежей или уличной грязью, те которые носили обноски старших из шести детей. Иногда чей-то особо строгий родитель мог отвесить сыну звонкий подзатыльник за проказу, а сварливая матушка, уперев руки в пышные бока, отчитывала нерадивую дочурку, дёргая за ткань на плече. И жизнь эта была столь чужда для Кэтрин, и обыденна для остальных, что впору было задаваться вопросом, что же не так в ней? Раз жизнь её нисколько на обычную не похожа. Эти люди едва знают своих бабушек и дедушек, не говоря уже о тех, что имели бы перед собой десятки «пра» в приложение к семейному титулу. Она же знала всех наизусть. Этим подросткам была чужда магия и все её проявления, но Кэтрин страстно любила каждую частичку этого, хотя бывали времена, когда порой принимала как должное, — ритуалы на крови, куклы вуду, которые почему-то считали выдумкой, проклятья, и наравне с ними чудеса исцеления, телесная, она же беспалочковая магия, стихийная, магия зелий, магия волшебных дуэлей, светлая и тёмная. Эти дети никогда не узнают каково иметь возможность поговорить с ушедшими, сквозь портрет, у них никогда не будет всего что она имеет за своей спиной. И как же Кэтрин обожала после каждой прогулки по деревне прибегать домой, и сравнивать величественный, старый замок с маленьким деревянным домом. Она переодевалась в свою ночнушку, накидывая на плечи шёлковый халат, и спускалась на кухню, где домовые эльфы ставили перед ней горячий чай и слушали занимательные истории маленькой госпожи, попутно занимаясь приготовлением ужина. Кэтрин прикрыла голубые глаза, припоминая на чём успела остановиться ранее и продолжила, как ни в чём не бывало, выдохнув три кольца дыма, задрав голову повыше. — Дети не должны нести грехи своих родителей. Нимфадора слишком мала, дабы держать перед тобой ответ за безалаберность матери. — Плевать, — Беллатриса зябко поёжилась, видимо намереваясь списать подобное на холод. А Кэтрин не стала её останавливать. — Я не собираюсь трогать полукровку. — И не трогай. — кивнула Мракс, чуть подольше задержав, обжигающее стенки горла, ощущение. — Если мы станем отвечать за грехи родителей, то моё существование было заранее проклято всеми богами. Старшая ведьма хмыкнула, подтянув голову к груди, и глаза её предательски заслезились. Она остервенело вытерла их рукавом платья. Кэтрин заинтересованно разглядывала небо, которое постепенно заволакивали плотные облака. Лето в Англии вновь выдалось дождливым, климат этой страны тоже был проклят. Миссис Лестрейндж рассмеялась, не звонко и задорно, а тихо, по-женски нежно. На минуту Мракс позволила себе заслушаться, но в мыслях всплывали лишь комплименты и восхищение Беллатрисой. Как-то на втором курсе Лили задала ей вопрос. «Ты когда-то ревновала? Воспринимала других девушек как соперниц?» Она тогда пожала плечами с загадочной улыбкой, но не упомянула, что считает девушек по-особому прекрасными. Кэтрин никогда не завидовала чужой красоте или откровенно ненавидела девушек за более пышные бёдра, более выразительные глаза или пухлые губы. Нет, Кэтрин восхищала женская красота, и она знала, что и эти девушки восхищались ей взаимно. — Как же ты так выводишь людей на разговор? Ты что-то сделала с сигаретами? Подмешала в них яд или пропитала сывороткой правды? — Если бы я это сделала, то вы все были бы мертвы. Я лишь даю вам, Блэкам, то в чём вы нуждаетесь. — Да ну? А ты знаешь в чём мы нуждаемся? — Именно, — Кэтрин кивнула головой и теперь полностью повернулась к собеседнице. Её взгляд неосознанно задержался на открытых плечах Блэк, и она подумала о том, что стоило бы попросить для Лестрейндж горячего шоколада. Или горячительного бурбона, в зависимости от предпочтений. Меж тем волшебница продолжала. — Регулус, когда ему плохо предпочитает тишину, он облакачивается о спинку любого предмета мебели, закрывает глаза и открывает их только тогда, когда готов говорить, а я молчу. — лицо очертила нежная улыбка, как и от любого упоминания родственной души. — С Сириусом нужно говорить. Много говорить, потому как тишина сковывает его и он начинает нервничать, а следом приходит злость. — На них похоже. Особенно на Сириуса с его шилом в заднице. — Тебе виднее, дорогая. Шило у него или нет. — Кэтрин шутливо толкнули локтем, но она рассмеялась, всё также запрокидывая голову наверх, шоколадные локоны упали на острые ключицы. — С Андромедой нужно немного помолчать, прежде чем начать говорить. Но с ней нужно говорить, как и с Сириусом, благо она менее шебутная. С твоей второй младшей сестрой, Нарциссой, нужно молчать. Вот и все вы Блэки, разные и схожие до дрожи. Такой и должна быть большая семья. — Со своими тараканами, — понятливо кивнула Блэк, выпятив пухлые губы. Она понимала. Но… Это было сложно. Клубок этих запутанных ниток внутри их семьи, похожей и разной до чёртиков. — Моя собственная сестра ушла… Думаешь, мне слишком легко её ненавидеть? — Блэк невесело усмехнулась, вновь устремляя взгляд серых глаз в самую дальнюю точку горизонта, ощущая как вишнёвый дым соприкасается с её щекой, и затылком ощущая дразнящий оскал наследницы Мракс. — Как можно ненавидеть того, кто был поддержкой и опорой всю свою жизнь? Наша мать не ангел, никто не ангел. Иногда, в моменты особо глубокой задумчивости, я начинаю осознавать, что мы воспитывали друг друга, в равной степени поняли каково быть в шкуре матери, ещё до того, как успели познать собственное материнство. Нарцисса, при том, что самая младшая из нас, учила нас быть леди, завязывать банты, делать красивые причёски, заваривать лучший ароматный чай. Она старше Цисси, но младше меня, а потому мне приходилось носиться с ней каждый раз, когда очередной богатый недоросль решал, что ему необходимо подразнить Ме…лкую Блэк. — А ты делала больше всех. И до сих пор пытаешься. Но тебя мотает из стороны в сторону, Беллатриса; поддаться соблазну или поддержать идеи, которые были настойчиво внушены с детства. — Заделалась экспертом в семейной психологии, малышка? Право боюсь, что единственная любимая дочурка своего папочки никогда не сможет понять те чувства, что одолевают меня каждую встречу с Андромедой. — Полагаешь, что я чёрствая. Как и все остальные. — Кэтрин на миг опустила глаза в пол, ощущая как лезвие скудности чужого ока в который раз тупо подходится по достоинству. — Разумеется. Стоило ли мне ожидать чего-то большего от чудовищной людской близорукости? — Знаешь в чём твоя ошибка, Мракс? — Посвяти меня. — последовал незамедлительный ответ, в совокупности с чужой наигранной улыбкой, отрисованной. Беллатриса кивнула взгляд на маггловскую зажигалку, которую Кэтрин неосознанно вертела в пальцах всё это время. Будто одна эта причудливая безделушка помогала ей удерживать контроль над собственными возможностями и колкими словами, готовыми вот-вот сорваться с языка, но рассеивающиеся в последний момент. Длинные пальцы едва ли сжимали миниатюрный предмет, но стоило заметить брошенный на вещицу испытующий взгляд, как те тотчас же сжали зажигалку в кулаке, пряча от посторонних глаз. Эта вещь принадлежала ей, и только ей одной. И одна только она могла ею распоряжаться по своему желанию. — Этот тугодум глаз с тебя не сводит, трясётся за твою безопасность. И настолько глубоко может эта привязанность пустить корни в его горячее гриффиндорское сердце, что им ничего не станется укрепиться и преобразиться в зависимость от тебя. Такая любовь опасна. Это будет похоже на наркотическую зависимость, — сколько бы попыток бросить не было предпринято, но ты раз за разом возвращаешься к этому переполняющему тебя ощущению, к праздной эйфории, лёгкости во всём тебе и безмятежностью в мыслях. А потом ты бросишь окончательно, потому что всё чаще тебя начнут посещать мысли о ненадобности этого вещества в твоей жизни, эта зависимость станет лишней. И ты бросишь. Будешь корчиться от боли, реветь от соблазна окунуться в эту эйфорию ещё разок, твои руки в один момент окажутся в волосах, которые ты начнёшь дёргать от ненависти ко всему миру. Тебя будет лихорадить и знобить одновременно, попеременно бросая в агонию, следом вновь окуная в ледяную гладь. Кэтрин со всей присущей ей сообразительностью в совокупе со знаменитой женской чуйкой, что работает исправнее любого сыщика, смогла уловить намёк на старшего кузена черноволосой ведьмы, чьё имя нигде не фигурировало, но было заменено не менее трагичным существительным «зависимость». — Но в конце концов, случится нечто, способное заставить тебя вновь вернуться. А знаешь чем всё рискует кончиться? Созависимостью, которую ты будешь не в силах перебороть. — Из нас с Сириусом не выйдет ничего путного, уверяю тебя. Потешит своё мальчишечье самолюбие и довольно скоро переключится на новый объект достойный восхищения. А старый останется позади, словно его никогда и не бывало. — Это мы ещё посмотрим, Кэтрин, только звёзды и магия способны решать наши ничтожные судьбы здесь, на бренной, полной порока и ненависти земле. — Послушай меня. Если сейчас ты найдёшь в себе силы обуздать характер и вступить с Андромедой в вынужденный контакт, то значительно облегчишь задачу мистеру Блэку, который вынужден будет возиться с вами двумя, точно с вредными младенцами. — Ты когда в вестники заделаться успела? — осведомилась Беллатрикс, приподняв тёмную бровь, пока её руки покоились на груди. — А ты когда в философы? — сразу же парировала Мракс, и на волшебниц плотно напал купол тишины, где каждая старалась найти в себе силы спуститься вниз и начать действовать на благо чистокровной расе. Вкладывать силы, ради того чему каждая из них была обучена с раннего детства, где положено чтить традиции и знать своё особенное место в мире. Каждое поколение уступало предыдущему по самым разнообразным критериям, но одновременно каждое, как одно, обязано было поддерживать престиж и заботиться о собственной исключительности. Чистокровных магов оставалось всё меньше и меньше, — результаты сношений с магглами и магглорождёнными давали свои отрицательные плоды в результате полукровных волшебников, которые по численности популяции стали значительно превосходить своих прародителей. Хотя, полукровки бывали талантливы, и довольно сносны. Как не прискорбно, но и они не осознают всю ценность идеалогии «чистой крови», отдавая собственное предпочтение тем, кто получил магию из-за одолжения, и не более чем это. Они одаривали магглорождённых, расстилали пред их ногами красный ковёр, который приводил к вершине Олимпа, превознося над остальным миром, они отменили законы, раздавали им должности в главном законодательном органе власти, позволили учиться наравне с детьми тех, в чьих ячейках в Гринготсе некуда упасть камню, кроме как в груду семейного золота, чьи дети росли в условиях магии и наблюдали за ней, впитывая едва ли не с молоком матери или кормилицы. Мир, где одних притесняли в угоду других. Их мир. Мир, отныне похороненный под громоздкой каменной плитой, где кровь значила нечто большее, чем просто жидкость, циркулирующая в венах вязким потоком. — Белла? — Слушаю, Кэтрин. Девушка обернулась, теперь она выглядела более безмятежной и менее решительно настроенный, чем была пару минут назад. — Ты всё ещё общаешься со Скитер? — Этой белобрысой сукой? Нет. Из-под её безвкусного пера на бумагу выходит столько грязи и порочащей мерзости, что при чтении в пору избавиться от остатков завтрака. А с какой целью ты вдруг поинтересовалась? — Есть одна мысль. Поделюсь, когда подвернётся возможность. — Кэтрин улыбнулась чуть шире, и встала на ноги, отряхивая одежду от будто бы существующих пылинок, и протянула руку вперёд. — Ты обязана идти дальше, если уже преодолела линию старта, Блэк. После этих слов тёплая ладонь коснулась её, и Кэтрин позволено было наблюдать за азартным блеском в серых омутах старшей компаньонки, прежде чем тот непозволительно быстро исчез, намекая. Игра для них продолжается. Во что бы то не стало. Чистота крови вовек **** Стоило Эйлин Снейп переступить порог камина в доме бывшего любовника, как знакомое с детства ощущение присутствия персоны отца, тут же затопило ведьму с головой. Семптемус Принц всегда был тем самым чёрным ферзём на любой поверхности шахматной доски, весомая и тяжёлая фигура во всех смыслах этого выражения. Рядом с ним они с братом всегда ощущали себя маленькими пешками, столь незначительными фигурами, что их сместить ферзю не требовалось прилагать вообще никаких усилий. У отца всегда был тяжёлый взгляд. Его глаза казались столь чёрными, будто сама бездна даровала ему благословение, вместе с чем непременно шла часть души бездны, а именно бескрайний мрак, коему не было конца и края. Наткнувшись на этот взгляд, Эйлин зябко поёжилась, на уровне инстинктов смещая костлявые плечи ближе к друг другу, словно перепуганная птица прижимала поближе крылья. Никто не может винить птицу за желание укрыться, как и никто не может винить нерадивую дочь за страх перед своим отцом. Мужской взгляд оседает на плечах чем-то липким и неприязненным. Возникает непреодолимое желание стряхнуть с себя это ощущение, словно паутину с чердака, которым никто не пользовался долгое время. Чёрные глаза отца скользят по её лицу, останавливаются на всё ещё впалых скулах, на костлявой ключице, прикрытой тканью лёгкой кофточки, огибают выступающие рёбра, которые за двадцать лет стали торчать только сильнее, чем в подростковые годы. Эйлин проницательно подмечает, как отец кривит губы, как морщина меж его седых бровей выделяется чётче. Будто он стыдится за свою ошибку, но одновременно с этим хочет изучить ошибку, точно злой учёный под микроскопом. Он замечает поредевшие без прежнего ухода волосы, проступающие суставы на длинных пальцах, присматривается к левой руке. Ищет кольцо. И не находит, ведь простое серебряное кольцо уже давно покоится безделушкой на пыльной полке одного из ломбардов Паучьего Тупика. В тот период Тобиас снова запил, и денег не оставалось, даже на кусок хлеба и пару яиц. Северус с грустью и презрением смотрел на дремлющего в гостиной отца, затем на мать, пододвинувшую ему последнее, и вновь ничего не оставив себе. Тогда она сняла кольцо с пальца, и без зазрения совести продала его за сорок пять фунтов. Ничтожно низкая цена, но хватило на минимум продуктов, дабы спокойно пережить ту неделю. Если она и знала своего отца, а точнее помнила каким он был, то нисколько не удивилась презрению, сквозившему в каждом жесте, застывшему во взгляде. Он не счёл нужным обронить ни одного слова, спустя двадцать лет, в которые они не знали друг о друге и крупицы информации. Жив ли один из них — не знал другой, в то время как второй задавался точно таким же вопросом, не находя ответа, во времена когда накатывала особо сильная тоска. — Наконец-то. Тебе стоило обзавестись часами, и попробовать такую практику, как «приходить вовремя». Слышала хоть раз о такой? Голос Чарльза Мракса, как и всегда развеял чудную иллюзию, вынуждая переключить внимание на его наглую, холёную персону. Тот вальяжно восседал в кресле, с женой под боком, и заносчиво скалился, прекрасно зная как подставил её. — Не из нас могут позволить себе бездельничать целыми днями, дорогой друг. Некоторые занимаются таким делом, как «работа». Слышал хоть раз о такой? — Ха-ха. Сейчас задохнусь от смеха. — Даст Бог и такое счастье, — пробормотала миссис Снейп, и ядовито усмехнулась точь-в-точь напоминая своего сына присутствующим молодым людям, стоило только Чарльзу поднять на неё наигранно оскорблённое выражение лица. — Добрый день. — кивнула женщина всем остальным, и пристроилась на место рядом с Андромедой, которая заинтересованно разглядывала новое лицо. Она готова была поклясться, что не могла раньше видеть эту леди в высшем свете. — Ты всё ещё уверен, что эта затея взымеет успех? — осведомилась мадам Мракс, видимо возрождая когда-то угасший разговор с супругом. Мистер Мракс неопределённо дёрнул головой, будто бы совсем не был до конца уверен в успехе собственной затеи. Слух волшебников уловил бодро шаркающие по паркету каблуки двух волшебниц, которые поспешно сбегали с лестницы, попутно переговариваясь о чём-то ведомом лишь им одним. Некоторые из присутствующих могли поделиться, что в разговоре пару раз проскочило «Руди», явно от взволнованной Беллатрисы. — Не переживай на этот счёт. Придумается. — успокоила Кэтрин, когда обе девушки наконец оказались в гостиной, вновь привлекая к себе полузаинтересованные взгляды окружающих. Младшая Мракс тут же оказалась подле кресла отца, практически перевесая через подлокотник кресла, принявшись о чём-то бодро нашёптывать ему. Волшебник выставил руку за спину дочери, оставляя на расстоянии, дабы в крайнем случае успеть схватить юную ведьму. Жест остался незамеченным, однако не от кого не укрылось, как Лорд гордо оскалился и кивнул дочери, оставляя насиженное в кресле место. Чарльз подошёл к камину и прошёлся глазами по каждому в комнате, вызывая мурашки у подростков и заинтересованность у взрослых. Всем стало интересно, что же случится дальше. Даже Беллатриса, примостившаяся под боком своего дяди заинтересованно подалась вперёд, не скрывая поглотившего её духа азарта и опасности. — Если мне будет позволено, то я вернусь к ранее прерванной дискусси, а также озвучу своё предложение, мнение по которому мне будет нужно выслушать от всех вас. Так что, если кто бы то ни был из присутствующих передумал, то он может покинуть эту резиденцию прямо сейчас. Голубые глаза остановились чересчур ясно на Сириусе, прежде чем едва ли мазнуть по лицу дочери. Сириус перевёл взгляд на Кэтрин, упорно игнорируя погано скребущую ревность внутри. Та без особой пощады проходилась острыми когтями по рёбрам, словно пытаясь обратить на себя более пристальное внимание характерного господина. Никто не сдвинулся с места, выжидая. — Превосходно. Тогда остановимся на первой повестке сегодняшнего дня. Как всем должно быть известно, Волан-Де-Морт, он же Тёмный Лорд, он же Том Реддл, возомнил себе будто ему в подчинении стоит держать наше Министерство Магии. Не скажу, что особо ценю это место, полное лизоблюдов и бесхребетных псов, однако и от них нашему обществу есть какая-никакая ценность. Нам всем знаком нынешний представитель власти, то бишь Гарольд Минчум, чьё расположение мы должны получить и кого могли бы сместить в случае неизбежной вербовки, или же смене приоритетов в сторону полукровки. — взгляд Мракса остановился на миссис Снейп, и та тут же вскинула на него острые, словно орлиные, глаза. Ведьма нахмурилась, при этом умудряясь удерживать зрительный контакт, зная наверняка что не сможет продержаться дольше ещё десяти секунд. Так и вышло. Эйлин сдалась. Глубоко выдохнув. — Чего ты хочешь? — Чудный вопрос. Десять баллов за сообразительность, мисс Принц. — Миссис Снейп. — Не нужно напоминать нам про свой позор, дорогая, мы итак прекрасно помним об этом. — обольстительно улыбнулся Лорд Мракс, зная наверняка о том насколько высок был риск бодрой женской пощёчины. Андреа прокашлялась, будто кидая бывшей сопернице предупреждение, похожее на красную тряпку для быка. И две абсолютно противоположные друг другу ведьмы схлестнулись взглядами-мечами. — Тебе нужно закрутить роман с Минчумом, Эйлин. Миссис Снейп прервала зрительную перепалку с миссис Мракс, и в изумлении округлила глаза на бывшего любовника. Тот взгляд не отрывал будто и не делал ей, замужней женщине с ребёнком, предложение соблазнить министра магии чёртовой Англии! — Что сделать? Чарльз, ты в своём уме? Я замужем. Не прошло и пары лет с тех пор, как с меня сняли обвинения в нарушении Стута о секретности, и позволили пользоваться магией. А теперь ты предлагаешь мне затащить Минчума в п… — женщина запнулась, внезапно опомнившись. Эйлин нервно огляделась, на самом деле в пылу ситуации позабыв о нахождении в комнате совсем юных наследников. Те, впрочем, совершенно не смутились оговорке, и уже вовсю переглядывались со своими единомышленниками. Сириус изумлённо воззрился на Кэтрин, которая теперь с ухмылкой переглядывалась с его старшей кузиной. Беллатриса расплылась в хищном оскале, очевидно уловив какую-то общую их мысль, и кивнула головой, выставив напоказ щедро измазанные в бордовой помаде губы. Та подмигнула кузине, и нежданно-негаданно встретилась глазами точно с ним. Блэк застыл на миг, застигнутый врасплох столь пристальным вниманием к своей персоне. Язычок этой заразы прошёлся по собственной пухлой нижней губе, прежде чем она усмехнулась, в миг потеряв к нему всякий интерес. Возникло ощущение, будто всё это время Сириус не дышал и вовсе. — Именно. Нам нужен свой человек для воздействия на него. Он не сильно старше нас, поэтому у тебя есть очень уж неплохой шанс соблазнить этого наивного дурака, и в следствии необходимости избавить нас от него. Только и всего. — Ты просишь меня пойти на государственную измену, после того как я едва восстановилась в правах волшебницы! Ты спятил окончательно. — Никто более не сможет это сделать. Что скажешь, Абраксас? — мужчина обернулся в сторону друга о котором все уже успели позабыть, настолько Малфой мог сливаться с окружающим миром. Тот взглянул на друга без особых эмоций во взгляде, а затем прошёлся по фигуре миссис Снейп от чего нежный румянец припал к щекам от подобной наглости. Пускай она сбежала и оставила этот мир далеко позади, однако это вовсе не означало, что её жизненные ориентиры хоть сколько-нибудь сбились. — Задумка интересная. Поэтому ты захотела видеть эту Скитер, Tendresse? — Именно, Абраксас, именно. Если толково провернуть дело с Ритой, то репутацию Гарольда можно растоптать за пару её статей. Пускай она вульгарна и её статьи полны примитива, однако обществу похоже нравится подобное. А кто мы такие, чтобы лишать людей удовольствия порыскать в чужом грязном белье? Абраксас не смел отвести от крестницы взгляд. Оставалось только диву даваться тому, как беспощадно время и как быстро растут свои, да и чужие дети… Казалось, только недавно эта девчушка пошла на первый курс, а в этом году ей уже предстоит сдавать СОВ. Кэтрин робко улыбнулась, словно постеснявшись его, но мужчина знал эту ложную скромность за которой всегда скрывалась жажда чужой похвалы, немой одобрение или простой кивок. Подтверждение. Чего? Он никогда не задумывался над этим всерьёз, всегда без лишних раздумий подтверждал, словом ли, делом ли… Не имело значения. Так и сейчас, кивнул с норовившей растянуться по всему лицу улыбкой. Эта маленькая хитрюга была слеплена из своих родителей, с коварством отца и манипуляциями матери. Даже его умение увиливать и лицемерить, имело место в плане. У мистера Морфина выросла достойная внучка. Как жаль, что ему не дано было это увидеть. — Соглашаетесь, Эйлин. Позже у Вас появится возможность поиметь что-то с этой ситуации, поскольку в случае успеха, Вы окажете нам большое содействие своим вмешательством. Да и взрослая уже женщина, чтобы мы спрашивали дозволения вашего отца или супруга. — Я бы и не дал. — отрезал Лорд Принц, вновь напролом посматривая на дочь своими бездонными глазами с собравшимися у глаз многочисленными морщинами. Эйлин вздрогнула от звука его голоса и резко подняла взгляд в ответ. — А я в дозволении не нуждаюсь. Я согласна. Просто так, без всяких обещаний и условностей… — упрямо отрезала женщина, вздёрнув симпатичный носик к потолку, с прямым, чуть детским хмыком. Лорд Принц вновь сморщил густые брови, хотя казалось бы куда больше. — Ну и дура. — ответил Семптемус Принц, не глядя на дочь, а теперь переглядываясь с Августой, которая только мотнула головой, выражая собственное согласие с подобным определением. Хоть Фрэнк и не был подарком, идеальным примером наследника, однако он хотя бы был, никуда не убегая и не бунтуя до поры до времени. — Отец прав. Идея то здравая. Иметь под собой самую крупную марионетку дорогого стоит. С Юджиной мы бы не нашли общий язык, уж слишком эта зараза нашу породу не любила. Чего только стоили её ничтожные потуги во время марша за права сквибов в шестьдесят восьмом, позорище. — Августа Долгопупс скривила тонкую губы в презрении, у Кэтрин едва волосы не встали дыбом от того какой железной леди выглядела эта леди. Она в самом деле ненавидела Дженкинс. — Равные права для сквибов, хах, ничего уморительнее и вместе с тем глупее на своём веку не слыхала. — В словах леди Августы есть своя, насущая доля истины. — миссис Крауч подала голос, заставляя Барти изумлённо воззариться на затылок матери. Тот вовсе не ожидал, что она на полном серьёзе включится в дискуссию. — Минчум кажется лёгкой добычей в разумном сравнении с Дженкинс по ряду обстоятельств. И первое из них, — он мужчина, одинокий мужчина. Если Вы, Эйлин, сможете завладеть его вниманием, то вам будет открыт доступ в светское общество, а вместе с тем во внутреннюю жизнь нашей страны. Разве не славно было бы вернуться в прежнюю жизнь? Неужто вы и не скучали вовсе? — Именно по этой части нет. Но сейчас большинство прежних Лордов давно сменили мои бывшие школьные товарищи, не исключаю возможность, что сейчас выход в высший свет стал более сносным. — Эйлин бросила короткий взгляд на Кэтрин Мракс, которая о чём-то переговаривалась с незаметно подошедшим к ней младшим сыном Ориона и Вальбурги. Тот скрывал улыбку за семейными густыми прядями иссиня-чёрных волос, впрочем диалога не прерывая. На мгновение миссис Снейп впору было вспомнить и о собственном юношеском увлечении, жаль, что то было безвозвратно похоронено под его помолвкой с девушкой Гойл. — Чего ты хочешь этим добиться, Чарльз? — Вальбурга Блэк заинтересованно поддалась слегка вперёд, игнорируя супруга, предпринявшего попытку её удержать. — Для начала план нужно провернуть, а уже после посмотрим, что с министром делать. Устраним или оставим, на его место не помешает, в случае угрозы, приставить верного нашей идеологии человека. Как ты думаешь, кто наш главный враг, Вальбурга? Блэк польщённо оскалилась, напоминая окружающим о наклонностях этого семейства и для вида поразмыслила с десяток секунд. — Дамблдор. Определённо этот старик путается под ногами со своим «общим благом», старый чёрт. — Кэтрин согласно хмыкнула, заслужив смешок в щёку от Регулуса, который до этого рассказывал ей про один ритуал по избавлению человека от кровной магии. — Ты права. Том хотя бы придерживается относительно похожей с нашей целью. Однако, и он вовсе не свят, если наши доводы на счёт крестража подтвердятся, то мы все окажемся загнанными в ловушку маггловского ублюдка. — Поскольку мы получили согласие мисс Принц, то следует сообщить, что ваша встреча с господином министром состоится на праздновании Самайна. Костюмы имеют место быть, а что может быть интереснее, чем выискивать незнакомку, пропавшую с бала? — Это что воплощение в жизнь «Золушки»? — негромко осведомилась Андромеда, заработав вопросительные взгляды от большинства молодых людей. Её щеки тут же тронул неловкий румянец, но она тут же была спасена Джеймсом, который бодро крикнул «Я вспомнил!», прежде чем развернуться и начать краткий пересказ: — Жила была девушка, её мама умерла и отец женился на злой мачехе с двумя дочерьми. После смерти отца, мачеха сделала из падчерицы рабыню, заставляя посуду мыть, скот поить и тому подобное. — Шустрее, Поттер. Мы не на Магловедении. — Ты нетерпелива, Андреа. — цокнул Поттер, но заметив взгляд Мракс тут же приободрился и продолжил рассказ. — В общем, принц устраивал бал, и когда мачеха и её две дочери уехали прочь, Золушка встретила в саду Фею-крёстную, та сделала из дурнушки принцессу, подарила хрустальные туфельки. — Хрустальные туфли, вот так издевательство. Она точно её любила? — спросила Беллатриса, заставив Кэтрин тихо рассмеяться и кивнуть, выражая искреннюю солидарность. — На балу принц танцевал только с таинственной незнакомкой, которой естественно оказалась Золушка. Но когда часы пробили полночь, то Золушке нужно было сбежать, иначе магия рассеется и она предстанет перед принцем в лохмотьях. Она и сбежала, по пути потеряв хрустальную туфельку. — А я говорила, что от этой обуви не будет прока! — Там дальше, он за ней погнался, не успел, потом они нашли, жили долго и счастливо. Если коротко. Маггловская сказка, — зачем-то пояснил Джеймс, и братья Блэк переглянулись будто это пояснение многое им дало. — Воплощение маггловской сказки на празднике волшебства. Это должно быть уморительно. — Кэтрин усмехнулась отцу, подозревая что этот пункт плана появился только что. До этого она не подозревала и о том кого он выбрал на роль жертвы для министра магии. — Стало быть самое время коснуться второй части нашего плана. А касается она непосредственно тебя, Беллатриса. — отметил Орион Блэк, и поднялся со своего места, дабы занять новое у камина, рядом с товарищем. Девушка навострила внимание, сразу сделавшись как-то тише и степеннее. Совсем немногие знали истинную причину такого поведения от вечно взбалмошной миссис Лестрейндж, а потому приходили в искреннее недоумение. — Что это с ней? Он приложил её Ступефаем? — Имей уважение, Тед. — мгновенно посадила Андромеда, едва ли задумавшись об этом, как слова сами слетели с губ. — Ты говоришь с таким пренебрежением о моём дяде, которому ничего не стоит в любой момент приложить им же тебя. Не советую испытывать дядю Ориона, он бывает резок в поединке. — Хорошо, прости меня. Впредь, я не стану говорить не подумав. — Чудно. — Среди нас ты единственный человек, который состоит в непосредственной близости к Тому и его кругу Пожирателей Смерти. Я предупреждал тебя, что все его действия мы должны будем предугадать заранее. С кем он советуется, что планирует, куда ходит и о чём интересуется, — всё это мы должны узнавать раньше, чем эти планы будут претворены в жизнь. — Он читает наши мысли, мой Лорд. — вставила волшебница, на мгновение поразив присутствующих своей преданностью двоюродному дяде. Многие ошибочно считали, что Беллатриса горит исключительно делами Волан-Де-Морта, но вовсе не понимали того сколько преданности заключается в её миниатюрном теле, и на что она готова идти, ради семьи. Того набиралось немало: предательство собственного мужа и деверя, измена Тёмному Лорду и шпионаж. Только за это юная Пожирательница уже могла лишиться головы, прознай Реддл об одних только мыслях! Не говоря уже об их воплощении. Джеймс, изумлённый донельзя посмотрел прямо на Сириуса, но тот взгляд не встретил. Напротив, избегал нарочно, словно бы находился на двух стульях одновременно и не мог решить в пользу какого из них стоит сделать решающий выбор. Теперь вопрос Андреи уже не казался младшему Поттеру таким уж бессмысленным, что если ему действительно медленно, но верно начнут промывать мозги? А зная революционный характер лучшего друга, кандидата сильнее и лучше него невозможно сыскать. «О чём вы говорили с Минни на отработке, а, Сириус? Неужто обсуждали семейство кошачьих настолько долго, что ты задержался на целый час? — как обычно осведомился Джеймс, в неизменной шуточной манере, лёжа на кровати и читая очередной журнал про квиддич и всевозможные стратегии к игре. Увлекательное чтиво, к слову. — Не имеет значения, Джеймс. Я просто напортачил с одной строчкой из ста, и она заставила меня прописать это слово ещё дюжину раз. Ответ друга показался Джеймсу слишком уж сомнительным. Чтобы добрая и местами лояльная Минерва Макгонагалл, заставляла переписывать слово из-за одной ошибки? Вот уж никогда. Обычно декан просто неодобрительно качала головой с остроконечной изумрудной шляпой на ней, и отпускала, бросая в спину что-то вроде «идите, мистер Поттер, с меня достаточно вашего шутовства. У меня итак целый цирк начинается с завтрашнего утра». Но Поттер не придал этому должного значения, стоило Блэку скрыться за дверью в ванную, куда он как раз собирался идти по очереди. Пришлось подрываться с постели, откидывая увлекательное чтиво, и барабанить в деревянную дверь с угрозами подмены шампуня на краску.» — Что-нибудь придумается. В конец, я могу обучить тебя Окклюменции. — Этого может не понадобиться, если у меня получится разработать один состав. Если всё выйдет правильно и снадобье взымеет нужный эффект, тогда миссис Лестрейндж не придётся мучаться с Окклюменцией, всё же наука эта не из лёгких. — добавил Семптемус Принц, прикидывая в голове все возможные варианты для осуществления задуманного. В этот момент, он ещё больше был похож на злобного гения из сказок. — Отлично. Одной проблемой меньше, благодарю Вас, Лорд Принц. Лорд Принц только рукой на Ориона Блэка махнул. — Полно. Ничего ещё не сделано, бесполезно благодарить. — Ты сможешь это сделать, Беллатрикс? Полагаю, если ты пришла сюда сегодня по доброй воле, то ты согласна. — Согласна, дядя. Я всё сделаю как полагается. Орион кивнул, и присел на корточки перед племянницей, ласково сжав маленькую женскую ладошку в своей. Они долго переглядывались, до тех пор пока племянница устало не положила голову ему на плечо, громко вдохнув. — Теперь ваша очередь, мистер Тонкс. — Тед развернул голову в сторону взявшего слово Флимонта Поттера и вгляделся в добрые карие глаза. Он был наслышан про этого аврора ещё в период учёбы в Хогвартсе, а потому знал, что сможет доверять этому человеку, раз уж он и его супруга, борцы за справедливость, вписались в это дело. Добровольно, как он надеялся. — Как вы должно быть осведомлены, у нашего уважаемого директора существует собственная организация под названием «Орден Феникса», — Тед неосознанно вздрогнул. — Вижу, вы уже достаточно осведомлены о ней, дабы я не терял время, вдаваясь в лишние подробности. — Что от меня требуется? — Вступить. — просто отозвался мистер Поттер, с такой же простодушной улыбкой на устах. — И осуществлять всё остальное на примере миссис Лестрейндж. Ваши задачи будут точно такими же, только с добавлением одного момента, касаемо новых членов Ордена. Знай своего друга хорошо, а соперника знай вдоль и поперёк, — народная мудрость. — Я помогу выйти на эту организацию, и самолично представлю Вас Альбусу Дамблдору для наибольшего акта доверия к нашим персонам. Думаю, что ваши обстоятельства непременно соблазнят добродушную натуру директора. Соврите во благо семьи, и Вам будет гарантирована защита при любом исходе дела. — Я… Хорошо, я сделаю это. Думаю, что директор и впрямь будет слишком щедр, предложив мне пустующее место. — Замечательно. Осталась пара незначительных пунктов, и мы можем расходиться по своим делам, дамы и господа. — Чарльз наскоро хлопнул ладонями, привлекая и без того направленное на него внимание, но на удивление, обернулся ровно по направлению к своей дочери. — Кэтрин. Ты же помнишь свою часть заботы? Я возлагаю на тебя надежды, и смею полагать, что ты сможешь оправдать их должным для нас всех образом. Это так? Наследница семейства встала с места, глаза в глаза наблюдая за отцом, пока мгновения отчаяния неизбежно натягивались всё более плотной нитью между ними. В конец, Кэтрин двинулась ближе к родителю, и остановившись на почтительном расстоянии, присела в глубоком поклоне, впервые на памяти всех собравшихся, склоняя голову ниже допустимых норм приличия. — Я помню приказ, мой Лорд. Аut vincere, aut mori. — Аut vincere, aut mori, Mans spēks. — повторил мужчина, подобно дочери склонив корпус ниже, и оставив поцелуй, полный почтения, на тыльной стороне ладони своего ребёнка. Кэтрин отошла, стоило только отцу отпустить её ладони из своего плена. Она спиной чувствовала почему-то шокированные взгляды, и вновь подняла взгляд на Блэка, встречая прямой в ответ. Казалось Сириус был изумлён меньше остальных, осведомлённый о глубокой связи отца с дочерью, более чем на типичном для многих кровном родстве. Этих двоих связывало нечто более глубокое, более тёмное и порочное, связующее где-то за гранью мирского понимания. Уголок алых губ пополз вверх, и вот уже Сириус Блэк удостоился улыбки Кэтрин Мракс, казалось в рекордно короткие сроки попав прямиком из Ада в благословенный Рай. У неё была красивая улыбка. Красивая в совершенно ином понимании термина, такая, что слов казалось мало, и все они были блёклыми, не способными в полной мере описать всю манию этой девушки. Сириус никогда не встречал таких… — Миссис Крауч, теперь Вы. Если будет позволено, то дальнейшее обращение последует по имени. — Разумеется, прошу Вас, Чарльз, — махнула рукой женщина, в который раз изумляя Бартемиуса своим поведением. Слишком привыкший видеть мать в образе покорной домохозяйки, он уже и успел позабыть на что способна Эмилин Крауч в обществе менее сковывающим, чем общество его отца, и её мужа. — Хотите, чтобы я следила за Бартемиусом, не так ли? — Можно на «ты», Эмилин, раз уж ты так хорошо понимаешь всю поднаготную данной ситуации. — Без проблем. Я сделаю это. Скажи мне, что вам нужно и я достану это. — Мама? — от шока у Барти даже осип голос, сделавшись хриплым и каким-то противным, словно он проглотил целиком свежий лимон. Молодой человек перегнулся через софу, словно пытаясь удостовериться, что глаза его не обманывали и Эмилин Крауч действительно собиралась работать против мужа? Миссис Крауч его очевидно проигнорировала, продолжая испепелять глазами Лорда Мракса. Тот улыбнулся, в голубых глазах загорелся неподдельный интерес к умнейшей жене выскочки Крауча. Кто бы мог предположить о наличии у Эмилин этой подлой женской подноготной… — Ничего криминального. Мне будут интересны его дела и люди с которыми он встречается. Боюсь, что Бартемиус, пока не является самой крупной рыбкой. Может позже… Барти оскалился на подобное обещание, искреннее питающий ненависть к своему родителю, и на трезвом духу желавший ему всех кар небесных, в перемешку с муками земным. — Хорошо. Я сделаю это. — Тогда, на этом всё. Если господа пожелают, то могут разделить трапезу вместе с моей женой и дочерью. Смею полагать, что вы не будете разочарованы пищей. — Почему и нет? — задала миссис Блэк тот вопрос, который и не подразумевал под собой ответ. Она сидела под боком своего супруга, но выскользнула, стоило только мужчинам отойти на перекур. Миссис Блэк оказалась рядом с Эмилин Крауч, завязывая ненавязчивую беседу, пока сёстры Блэк с неприязнью глядели друг на друга, а молодые родители изъявили желание проведать дочь, утащив за собой прицепом трёх молодых людей. Барти и Кэтрин переглянулись, одновременно рассмеявшись от нелепости ситуации, и сразу же двинулись во внутренний двор, удобно устроившись на веранде с сигаретами, зажатыми меж пальцев. — Как там Лестрейндж? — Порядок. До отвала накачан успокоительным. Я прослежу, чтобы был в порядке, когда очнётся. **** Мероприятие по отправке ушедшей души в мир иной, то есть церемония похорон, из поколения в поколение неизменно представляет собой мероприятие весьма траурное и мрачное, с чёрными одеяниями, деревянным гробом, укрытым бархатным покрывалом с вышитым золотой нитью гербом Рода. Если окунуться в прошлое, настолько дальнее, что уже начинало казаться безумным, будто сюрреалистичным, то достаточно посетить одну лишь церемонию прощания с усопшим, дабы воочию разглядеть насколько разительна разница между двумя процессиями разноплеменных эпох. В те дальние века к смерти относились проще, она считалась благословением, переходом человека с грязной, полной порока Земли, в иной мир, где божьего благословения удостоится каждый из заслуживших. Близкие и соседи облачались в белые традиционные наряды, в который цвет служил символикой мира, света и защиты. Родственники могли устроить пир и после погребения человека в сырую землю, было разрешено смеяться, было позволено продолжать жить и наслаждаться беззаботным временем, которого кто-то уже был лишён. Смерть любили и её почитали. Сейчас всё иначе. Свободные, воздушные одеяния сменили на чёрные, цвета скорби, символа смерти. Волосы благовоспитанных дам отныне были собраны в строгую тугую причёскую, желательно скрепленную на затылке. Причёска по тому же принципу должна быть сокрыта шляпкой, платком или же тёмной вуалью, что должна убрать из вида все внешние признаки скорби, ведь демонстрировать те внезапным образом стало недостойно, громкое оплакивание умершего почему-то стали клеймить срамом… Даже женские руки, покрытые морщинами или же ещё совсем юные, считалось целесообразным прятать под тканью перчаток. Молодые люди в тёмных костюмах, и девушки в платьях, чья юбка должна волочиться по леденящему полу в фамильном склепе. Иначе, — всегда означает вульгарно, непривильно, грешно. Смерть стали бояться. Её стали шарахаться, словно огня, и не было уже того эффекта греющей душу радости, теперь место предшественницы сменил животворящий страх. Низшие сознания внезапно решили переменить устои, существовавшие веками до рождения последнего известного нам предка. Они взбунтовались, а Смерть решила более не щадить трусливых подданных, отнимая жизни безжалостно, остервенело, бездушно. Смерть за страх, будто исковерканная, изувеченная версия жизненной истины «око за око». Чистокровные волшебники при всём своём природном консерватизме, тоже старались придерживаться более новых обычаев проведения частной погребальной церемонии. Но они сохранили в своей бытийности такую часть неизбежного окончания жизни, как фамильные склепы. Богато украшенные помещения, где покоилось большинство родственников по обеим линиям, в частности те, чьи останки удалось обнаружить и похоронить достойным образом. Кто-то назвал бы подобное издержками излишнего драматизма, неким помешательством на бордовой жидкости леденящим нечтом циркулирующим в синих дорожках вен, посредством многочисленного кровосмешения, и непременное присутствие в любой родословной каждой фамилии из списка Священных двадцати восьми семейств, коим удалось сохранить за собой сословно-представительную исключительность. «Безумцы!» — кликали каждого из них, с оттопыренным вперёд пальцем, только заслышав про сохранившуюся для них по сей день дань уважения своим предкам. А они только ухмылялись, цинично, с долей надменности и завсегдатого превосходства, и удалялись всё дальше, не растеряв прежней крупицы самообладания на пустологоловых от природы неучей. Вот и похороны Леди Лестрейндж проходили столь же помпезно, с удушающей тишиной и мёртвой холодностью, витающей в воздухе. Никто из высшей знати не стал бы позориться перед всеми, учитывая что никто не знал эту женщину так близко, дабы о её кончине можно было сожалеть достаточно сильно, чтобы нарушить многолетние устои поведения, соблюдаемые столь безукоризненно, что моментами становилось в самом деле жутко. Главное предназначение Селестии на земле заключалось в детях, она воспроизвела на мир двух чудесных мальчиков, которых любила больше жизни и которые разделяли эти чувства, пускай и не всегда в силу воспитания могли показать. Поэтому стоя в фамильном склепе семейства Лестрейндж, руки Кэтрин, облачённые в тонкую ткань перчаток, обволакивали нежные ладони. Арселе с чёрным платком, скрывало собранные в диковинную причёску волосы, а длинное платье атласом обтекало фигуру волшебницы, но взгляд голубых глаз не на миг не уходил от друга сердца. Рабастан всю процессию стоял склонив голову, и не смея поднять взгляд хоть немного выше. Пропала озорная улыбка и блеск в глазах, исчезла прежняя безмятежность, сменившись поджатыми губами, белеющими костяшками и убийственной скорбью по единственной женщине, которую он любил безоговорочно, чья любовь к нему была взаимна с самой первой секунды. Рука Лестрейнджа дёрнулась, стоило ему подойти к телу матери, дабы оставить на холодном лбу покойницы прощальный поцелуй. И наблюдать за этой потерей контроля казалось самой мучительной пыткой, ведь Кэтрин не понимала… При всём своём желании и его отсутствии она не смогла бы понять, как кровоточит раздираемая болью душа друга, как он пытается сдержать поток непрошенных слёз, с регулярной переодичностью зажмуриваясь. Мракс не суждено было познать смерть в сознательном возрасте, она никогда не понимала скорби Люциуса по матери, и теперь не сможет залечить душу Рабастана, если от той осталось нечто большее, чем рваное мессиво. Он стоял смирно, выверенно, твёрдо, будто солдат. Подобное сравнение пугало, пугало его состояние до мурашек, пробежавших по спине, до ладоней, что сжимали белоснежный платок, безжалостно комкая бедную ткань. Тот служил единственным светлым пятном в этот день. Рабастан и сам напоминал лишь живую оболочку самого себя, но весь его вид кричал о том, что он мёртв внутри. Рудольфус лучше не выглядел. Менее эмоциональный и восприимчивый, чем младший брат, он находил в себе силы стоять с ровно поднятой головой. Опорой для старшего наследника служила маячившая за крепкой спиной юного Пожирателя Беллатриса. Её крошечная ладошка сжимала пальцы любимого человека, заставляя храбриться ради той семьи, что у него ещё осталась. Никто их смел осудить их за минуту взаимной поддержки… Кэтрин встретилась взглядом с Сириусом, словно по наитию нашедшая его персону, стоящую прямо за спиной Вальбурги Блэк. Молодой человек, достаточно взрослый для того, чтобы называться сознательной личностью, он выглядел так, будто готов был совершенно несуразным образом схватиться за юбку матери, дабы убедиться в её присутствии рядом с ним. И пускай Сириус уже на голову перерос собственную мать, но привязанность и уважение, царившее меж ними, лишний раз доказывали насколько велик его страх в один момент не обнаружить копну иссиня-чёрных кудрей, не учуять аромат дикой розы где-то рядом, и остаться без прикосновения красивых пальцев матери, ерошащих в глубоком детстве его кудри каждую ночь. Сириус поднял взгляд ровно в тот момент, чтобы наткнуться на профиль Мракс. Её взгляд вновь оказался прикован к младшему Лестрейнджу, и как бы Блэк не костерил себя в мыслях, но фантазия, как всегда надоедливо яркая, услужливо подкидывала образ юной Слизеринки в подвенечном платье с фамильным перстнем Селестии Лестрейндж на безымянном пальце, и новым обращением «миссис Лестрейндж». Отвратительно. Мерзко. Омерзительно. Гадство. Сириус тряхнул смоляными волосами, силясь избавиться от заполонивших сознание образов, но те явно не желали сдаваться без боя, подкидывая только новые и новые образы. Он увидел взрослую Кэтрин, всё такую же прекрасную в сорок лет, какая она есть в пятнадцать. Её волосы цвета молочного шоколада теперь уложены в сложную косу, а голубые, практически бесцветные глаза, сияют пуще самых ярких звёзд на небе. И он искренне ненавидит картину, более похожую на издевательство, как два мальчишки подбегают к ней, у одного из них её глаза и чёрные волосы, а второй взял её цвет волос, но лицо его услужливая фантазия сделала размытым, точно пятно, измываясь. — Чёрт возьми. — Что? — приглушённо отозвался младший брат по левую сторону от него, также оторвавшись от созерцания друга. Регулус наклонил голову, расфокусированным взглядом вперившись теперь уже на его персону. Сириус махнул рукой в воздухе, мол «не бери в голову, я у себя на уме». После встретился с проницательным взглядом матери, на немой вопрос «что?», та лишь слегка качнула головой в сторону, сохраняя пристальный зрительный контакт, а после отвернулась что-то прошептав отцу на ухо. В один момент процессии и тихих завываний родственников со стороны Селестии, младший Лестрейндж резко развернулся, будто решивший жить одним моментом, и спешно преодолел расстояние до двери, прежде чем выскочить на простор улицы, провожаемый множеством осуждающих взглядов и поднявшегося гула перешёптываний. — Бедный мальчик, ему наверняка так тяжко приходится! — Ещё бы. Лишиться матери в таком юном возрасте, такая трагедия. — Настоящий скандал. Чего только добивался её муженёк, зная о неспособности Селестии родить? — Мужчине нужен был наследник. Как никак он Лорд, а она его жена. Для чего ещё она могла быть пригодна, как не для исполнения своего долга? — Патриция, побойтесь Бога! Какие смелые суждения в таком священном для семьи месте. — Отчего бы и нет? Она сама отдала богу душу, так ещё и девочку мёртвую родила. Толка от этой жертвы, с какой стороны погляди и не найдётся вовсе. Разговоры смолкли, стоило каблукам застучать по ледяной плитке склепа, и теперь взгляды толпы оказались направлены в удаляющуюся спину Кэтрин Мракс, она шагала с точным осознанием собственного поступка, сложив ладони друг на друга, и поместив измятый платок в кармашек. Никто не смел сказать и слова, стоило силуэту девушки оказаться у двери, которую Барти Крауч на пару с Регулусом Блэком, любезно для неё придержали, а следом скрылись за той вместе с аристократкой. Пересуды не пошли и по тому, как взгляд Чарльза Мракса прошёлся по присутствующим, а тёмная бровь ожидала претензий или разговоров о невежестве ведьмы. Тех не последовало ни через минуту, ни через двадцать. Страх воистину превращал людей в запуганных животных. — Стоило бы им перестать судачить, точно глупые курицы, которыми большинство из них и прослыли. — Чарльз. — шёпотом шикнула миссис Мракс, пихнув супруга локтем под рёбра, но тот не повёл и бровью, добавив чуть громче. — Один мой старинный друг как-то сказал мне весьма занимательную вещь. Когда курице отрубают голову, то какое-то время её тело всё ещё способно функционировать. Молчание словно бы стало ещё тише, что было совершенно невозможно по всем законам природы, но верьте или нет, но это произошло. В то же самое время трое молодых людей прочёсывали всю территорию поместья в надежде наткнуться на сбежавшего от непосильного долга, возлёгшего на плечи, друга. Кэтрин периодически поворачивала голову в ту сторону, где искал Барти, дожидаясь ответа, дабы позже повернуться в сторону младшего Блэка, дожидаясь плотно сомкнутых в беспокойстве губ, содержащих в себе отрицательный ответ. — Я его вижу! — крикнул Крауч, моментально хватая Кэтрин за руку, а та свободной успела схватиться за запястье Регулуса, обтянутое плотной тканью пиджака, когда Барти повёл их в сторону какого-то деревянного строения, видимо сарая. Рабастан и впрямь был там. Подтянув колени к груди, расфокусированным взором он смотрел в никуда, точно теряясь с ощущением окружающего его пространства. Его била мелкая дрожь, как при лихорадке, но стоило рукам Барти сомкнуться на его плечах, а его коленям опуститься в пыль, как Рабастан не выдержал и из красных глаз потекли первые солёные дорожки, с особым усилием сдерживаемые весь день. — Плачь. — твёрдо возразил Барти на попытку Лестрейнджа отстраниться, попытаться сохранить и без того растоптанное достоинство, спасти истоптанную обстоятельствами гордость. И он сдался. Позорно проиграл жажде утешения. Регулус сел на землю по одну сторону от него, совершенно не беспокоясь по поводу дальнейшей сохранности презентабельного внешнего вида. Он сидел молча, смотря на них троих без всякого осуждения во взгляде, лишь сочувствием и тоской были полны радужки цвета стали. Кэтрин опустилась по другую сторону. Пригладила тёмную ткань платья на коленях, и разложила на коленях свой платок. Он пригодится позже, когда ведьма станет насухо утирать слёзы с его покрасневшего от плача лица. Тот факт, что они сбежали ради него одного. Он тронул его так, как ничто казалось не способно тронуть. Но вот их квартет вновь вместе, сидящий в пыли сада, под палящим солнцем, слишком неуместным в подобных обстоятельствах. Руки Лестрейнджа сомкнулись на спине Бартемиуса, заключая его в твёрдый капкан, лишая даже возможности глубоко вздохнуть. Но Слизеринец вовсе не возражал, похлопывая ладонями по чужой спине, предельно деликатно, даже ласково, что для такого человека как Крауч было сильнее всякого признания, что он дорожит им. — Там было так холодно, я просто не мог выносить этого больше. Вы же тоже почувствовали? — хрипло вымолвил Рабастан, видимо дважды собравшись с духом, чтобы сказать два предложения без единой запинки в голове. — Да. Мы тоже… — ласково улыбнувшись ответил Регулус, мягко сжав чужое плечо. Ни у кого из них троих не повернулся бы язык сказать ему, что в фамильном склепе было до одури душно… **** Редакция, где печатались выпуски «Ежедневного Пророка» не представляла из себя чего-то необычного. Всё выглядело, ровно так как и ожидалось от любого помещения, направленного на подобный вид деятельности. В воздухе витал запах свежих чернил, слышался хруст бумаги, чьи-то переговоры, более похожие на перекрики, который прослушав весь день можно заработать мигрень на всю оставшуюся жизнь. Мерзость. — Ваше имя и пропуск? — не глядя в сторону двух волшебниц осведомился охранник, мужчина в преклонном возрасте, с залысиной на макушке головы. Тот решал кроссворд, совершенно незаинтересованный в неожиданных гостях, которые уже легко бы успели перерезать ему глотку. Видимо у лентяя был хороший день, учитывая, что мисс Мракс и миссис Лестрейндж не являлись Пожирателями Смерти во плоти. Не при исполнении, по крайней мере. Всё же членство Беллатрисы в организации Пожирателей так и не было никем доказано. Хотя Скитер пыталась не единожды. — Кэтрин Мракс и Беллатриса Лестрейндж. — мужчина, до этого решивший сделать глоток ароматного, дешёвого кофе из пластикового стаканчика, тут же им поперхнулся, едва расслышав почётче имена посетительниц. — Нам нужна Рита Скитер. Нам назначена аудиенция. — брезгливо отозвалась Лестрейндж, высокомерно вскинув хорошенький подбородок выше. — Скитер.? — отупело отозвался тот, будто не был уверен в правильности услышанного. — Да. Мы что заики, по-твоему?! Бестолковый идиот. — Белла. Будь вежливее, мы произвели слишком уж ошеломляющее впечатление. Сомневаюсь, что герои грязных статей обычно приходят по собственному желанию, да ещё и без кучки адвокатов за спиной. — Мракс наигранно вздохнула, воздав глаза к потолку и терпеливо, но натянуто улыбнулась вновь. — Так что? Как долго мы ещё будем ждать?! Мужчина вздрогнул, и тут же вписал что-то в лист пергамента, а затем протянул девушкам на роспись. Кэтрин размашисто расписалась, поставив закорючку в самом конце. Следом то-же самое проделала Белла, в конце нарочно, оставив кляксу в пол страницы, невинно хлопнув пушистыми ресничками. — Доброго дня, — отозвалась Кэтрин в обмен на потуги сотрудника издательства им угодить. Тот аж вскочил с насиженного стула, ударившись головой о какую-то стенку, под звонкий смех миссис Лестрейндж, которую Мракс боднула локтем под собственный, плохо сдерживаемый смех. — Пошли, Белла, пошли! — Добрый день! — следующая крикнула одна из многочисленных секретарш, и все до того чем-то занятые работники внезапно отвлеклись на это приветствие, вперившись взглядом в двух ведьм, и непременно расступаясь перед ними, словно в ожидании неизбежного скандала, который явно не являлся чем-то новым в подобного рода заведении. — Нам нужна мисс Скитер. Где мы сможем найти её? — П-прошу вас, я провожу. — чуть запинаясь ответила девушка, слегка картавя букву «р», от чего девушки едва уловимо сморщились, но послушно двинулись следом. Идти оказалось всего лишь один поворот направо, прежде чем кабинет с табличкой, гласившей «Рита Скитер» явился перед их взорами. — Мы не хотим, чтобы мисс Скитер знала о нашем визите, прежде чем переступит порог этого кабинета. — Поняла, мадам Лестрейндж. Я могила. — Чудно, иди погуляй, дорогая. — улыбнулась ведьма, прежде чем войти в кабинет и удобно устроиться на главном кресле работника. Кэтрин в долгу не осталась, присаживаясь на кресло по другую сторону, закидывая ногу на ногу. И стоило только часам отбить ровно четыре часа дня, словно дожидаясь, в кабинет вошла сама хозяйка звонко цокая зелёными шпильками. Скитер мгновенно замерла на месте, натянув на побледневшее лицо наглую, гостеприимную улыбку. — Здравствуй, Белла, мисс Кэтрин! Как я рада вас видеть, хотя совру, если скажу что жила ожиданием нашей встречи. — глаза Риты проскользили по туфлям бывшей однокурсницы, которые оказались на поверхности стола под наглую, призывную улыбку. — У нас к тебе есть предложение, Рита. Деловое предложение. Глаза Скитер загорелись, в них появился тот привычный блеск, когда человек меняет обычную личину на шкуру хищника, готового растерзать любого лишь бы выжить. Всё в этом мире можно купить. — Кэтрин усвоила эту простую истину ещё в глубоком детстве. И пускай обязательно находились те, кто смели отрицать подобное, но жизнь неизменно ставила в те ситуации, когда вопрос морали не ощущался столь остро, как вопрос цены. Сколько человек готов дать за предательство или измену. Вопрос всегда стоял лишь в деньгах, всё в мире можно купить и лишь от суммы зависит будешь ли ты тем кто предал или кого предали. Звон золота порой звучал лучшей детской колыбельной… — Скажи, если я ошиблась в количестве цифр. Однако, я очень не люблю ошибаться… И каждая моя ошибка будет стоить тебе цифры, поэтому присмотрись внимательнее, дорогая. — Я вас слушаю, девушки. Беллатриса и Кэтрин переглянулись, прежде чем с одинаковыми ухмылками, изложить разработанный прошедшими неделями план… ****

[31 августа. Поместье семейства Мракс]

Уставшая Кэтрин поднялась в свой кабинет, намереваясь отдохнуть от общего шума, разбирая накопившуюся в деревянном ящике стола макулатуру. Завтра предстоит оказаться на платформе девять и три четверти, в пятый раз… Вещи и новая форма уже были надлежащим образом уложены в чемоданы, чья вместительность была усилена заклинанием невидимого расширения. За год Кэтрин немного прибавила в росте, таким образом, что юбка соответствующая школьным стандартам, которая обязалась доходить до колена, оказалась ей коротка, но одно лишь пересечение взглядом с матерью, и решено было оставить именно эту юбку, ничего не удлиняя, школьные стандарты всё-таки запрещено было нарушать… Впереди маячили первые экзамены, первые этапы волнения и дополнительная нагрузка от неравнодушных профессоров. Подобная перспектива заочно уже успела надоесть, но бежать некуда, да и поздно стало быть заднюю давать. Дорога до родного кабинета слилась в обыкновенную рутину коридора, проплывая расплывчатыми очертаниями предметов где-то на периферии зрения, пока мысли оказались занятыми многими вещами одновременно, и в то же время ничем особенным. Дверь поддалась на удивление легко, и стоило только поднять голову, повнимательнее вглядываясь в общую картину, как тонкие брови изогнулись в недоумении. Проход на террасу оказался открыт, стеллаж буквально не мог отъехать сам по себе, как и никто не мог бы открыть его, если бы дедушка не сдал нужную книгу. А рама как раз пустовала, что сказало уж очень о многом. Кэтрин миновала простор кабинета, и перед ней открылась картина семейной идиллии без её участия. Абраксас, отец и мать сидели на софе что-то попутно обсуждая, оставляя её личное кресло нетронутым, и на том спасибо. Ей оставалось только тихо улыбнуться и откинув все дела в дальний угол, присесть на излюбленное с детства кресло, и перенаправить взгляд не на потрясающий закат, а на самых близких людей в её жизни. — Привет. — отчего-то тихо поздоровалась она, словно опасаясь спугнуть установившиеся меж родственниками тихие переговоры, лившиеся до её появления умиротворённой рекой. — Здравствуй, моя девочка. Где ты пропадала сегодня? — Мы с Беллатрисой посетили место обитания Риты Скитер, и предложили ей новую сенсацию и существенное вознаграждение за будущую помощь. Она содействовать согласилась сразу. — Кого ты сдала ей? — Моих двойняшек-кузенов Макмиллан. По-девичьи посплетничала с ней о неразборчивости кузины Эмбер с мужским полом. О частых предпочтениях прекрасного пола немногочисленным поклонникам… Ничего существенного, крёстный, не переживай. Абраксас хрипло рассмеялся, этим красивым мужским смехом, который всегда затрагивал свои струны в душе крестницы. Его короткие платиновые локоны оказались на сегодняшний день перевязаны чёрной ленточкой в низкий хвост. Её крёстный мог дать фору многим молодым людям и покорить десятки женских сердец, но почему-то после смерти супруги не стал больше пытаться. Хотя женщины у него были. Просто не в самом традиционном и культурном смысле, который был возможен. Её мама недоверчиво покачала головой, скрывая прорисовывающуюся на губах улыбку. Ей удалось лишь частично, но цепкий взгляд дочери всё равно успел зацепить и это. — По делом. Твоему троюродному дяде не помешает взбодриться. Чтоб жизнь малиной не казалась, как говорится. — Кэтрин покачала на отца головой, рассмеявшись вместе со всеми. Она заметила какие-то меланхоличные взгляды направленные в её сторону, но всё же решилась на вопрос. — Почему вы так смотрите? Словно бы печально? — Ты стала совсем взрослой, моя дорогая девочка, не верится, что уже в этом году тебе предстоит сдавать СОВ. Казалось бы, только вчера мы впервые привели тебя на примерку школьных мантий, как ты уже успела так повзрослеть. Вы с Люциусом заставляете нас погружаться в вязкость и быстротечность времени. Он уже женат… — А тебе уже совсем скоро исполнится шестнадцать. Поразительно. — Андреа, ты заставляешь нас с Абраксасом заволноваться. Когда тебя волновало время? — Всегда, Чарльз! Не всем же быть таким бесчувственным чурбаном, как ты! — Я рационален. Просто понимаю, что дочь растёт, а мы стареем. Это необратимый процесс, как и то что мы выросли, а наши родители постарели. Человек умирает, а второй рождается, такова философия жизни. Как мы когда-то были уверены в том, что наши родители вечны, так и наши дети продолжают в это верить. Кэтрин вздрогнула, внутренне презирая заселившие голову мысли о возможной смерти её единственной семьи. Она неизбежно останется одна, окружённая одними только стенами замка и покорными домовыми эльфами. — Не говорите о подобном при мне. Смерть мистическое понятие, её никогда не обхитришь. — Подобное неизбежно. Мне жаль, если тебе сложно с этим смириться, но это так. — Попробуй теперь представить, что это я мертва, папа. Раньше вас умру я, что тогда будет? Рука Чарльза, потянувшаяся за долькой яблока крупно дрогнула, чтобы затем сжаться в плотный кулак. Тёмные брови искривились, словно бы ему внезапно стало больно физически. Голубые глаза строго впились в неё, совершенно не одобряющие и дикие. — Впредь, не смей и думать о подобном. Я делал, делаю сейчас и планирую продолжать делать в будущем всё, дабы не допустить и крошечную вероятность этого исхода. Мой ребёнок не будет страдать до тех пор, пока я сам жив. И уж тем более не умрёт раньше меня. — Ты проживёшь долгие и счастливые годы, Кэтрин. Любой родитель хочет только счастья для своего ребёнка, и мы с твоим папой не исключение. — Андреа слегка вымученно улыбнулась, будто пребывая в ужасе от подобной перспективы ровным своему мужу образом. — Вы с Люциусом последняя семья что у меня осталась. И я сделаю всё от меня зависящее, чтобы вы оба обрели своё счастье со своими людьми. — У него уже есть свой человек. Его женщина, и его последний выбор. — Ты не права, Кэтрин, — Андреа сжала ладонь дочери, бережно пройдясь про выступающим костяшкам. — Выбор в пользу семьи тоже правильный выбор. — Мы его семья, были ещё до появления Нарциссы. Но он не отказался от крёстного или тебя. Только от меня… — Люциус выбрал свою собственную семью. Ту, которую они с Нарциссой смогут строить в будущем, вместе. Однажды и он будет отпускать тебя до свадебного алтаря, зная наверняка, что ты покидаешь его самую первую семью. У нас с тобой особые привелегии в виде смены фамилии, и если у твоего брата осталась она, то мы со временем теряем и эту связующую с семьёй, чему я в своё время была несказанно рада. — Брак — это нечто глупое и шаткое. Вряд-ли в мире появится человек, который безраздельно завладеет моим вниманием. — Кто знает, Кэтрин… Я училась бок о бок с твоим папой, а на свидание он пригласил меня спустя несколько лет после нашего выпуска. Твой крёстный и вовсе был старше Лукреции на восемь лет, кто бы знал, что всё сложится подобным образом. — Если бы не то пиршество, которое устраивал её старший брат… Мы с Лу вряд-ли бы пересеклись когда-нибудь. Брат у неё был той ещё сволочью. — Потому и умер в двадцать семь лет от роду. Дурак, каких ещё поискать предстояло бы. — Что с ним случилось? Его убили? — Сам удавился. Переборщил с дозой героина и сдох от передоза, как свинья, в той же грязной луже. А за плечами были деньги, власть, перспективы, но он пренебрёг всем, ради лишних грамм. — мужчина рассмеялся и Кэтрин посмотрела на крёстного, тот молчал всё время, но на лице его пролегла злорадная ухмылка, будто он вовсе и не жалел о брате своей жены. Ему было всё равно. — Милая, поэтому каждый выбранный тобой человек должен являть собой того, кого ты бы хотела видеть рядом с собой на довольно долгосрочной перспективе. — Магия сама расставит всё по своим местам. Не торопись терять голову от любви, дочь моя, сначала проживи молодость так, чтобы спустя десять лет, когда ты придёшь домой с работы, где тебя будет ждать твой человек и твой ребёнок… Ты могла сказать себе, что не жалеешь. — А ты жалеешь, папа? Чарльз улыбнулся, не оскалился, не усмехнулся, а именно улыбнулся, более мягко, чем делал это обычно. — Нет, и никогда бы не пожалел о том, что вы есть у меня. Моя жизнь была бы слишком пуста и бесцельна, если бы однажды на приёме я не решил вмешаться в диалог твоей мамы с остальными чистокровными пассиями. Они подначивали твою маму, а я решил «почему бы и нет?», и объявился за её спиной. С тех пор и пошло прозвище «Mon lys blanc». — Глубокое впечатление? — Нет, твоя мама раздевшаяся передо мной. — Андреа фыркнула от смеха, легонько стукнув супруга по плечу с пунцовыми бутонами на щеках. — У меня не было никаких шансов не вернуться спустя какое-то время. — Да ты романтик, папочка. — Твой дядя переспал с Лукрецией, и только на утро узнал как её зовут. Вот кто настоящий герой из этих ваших примитивных романов. — Заткнись, Чарльз. — простонал Малфой, под уже не сдерживаемый смех всей четы Мраксов. Смех этот разносился по всей террасе; тёплый, плотный, словно пуховое одеяло удобно укрывающее тебя зимними ночами. Птицы на деревьях смолкли, дабы ненароком не помешать моменту безмятежности и простой семейной атмосфере, не так часто царившей под крышей этого многовекового замка. Они могли наблюдать, как юная дива скидывает туфли, ныряя в кресло с голыми ногами, как проворная шаль слетает с плеча белокурой волшебницы, и как азартно переговариваются между собой давние друзья. Эта странная семья… **** Первое сентября, как и каждый год, подкралось со спины, и в своих лучших традициях воистину неожиданно. Новый учебный год всегда сулил за собой море обязанностей, неприятностей и в исключительном случае Питера — шалостей с другими тремя Мародёрами. Бедный-бедный, чудный Хогвартс… Не подумайте, но Питер действительно любил своих друзей так, как вообще возможно любить людей, которые являют собой абсолютный хаос, как в прямом, так и в переносном смысле. Хаос присутствует в них в любом проявлении, будь то волосы Джеймса или внутреннее устройство Сириуса. Хаос являл собой всего Римуса, и даже в самом Петтигрю появилась та самая жилка хулигана на которую его мать каждый раз неодобрительно качала головой, дабы в конечном итоге пасть жертвой чар обаяния этих троих придурков. После первого знакомства Сириусу, Римусу и Джеймсу были рады в их доме, как родным детям и постоянным жильцам, что те воспринимали с искренней симпатией и иногда открыто пользовались, например, как этим летом, когда Сириус отыскал в закромах своего дяди упаковку непонятного пойла, и решил, что распить их на скорость дома у Питера будет чудесной идеей. Идея была ужасна. Голова на утро трещала у всех так, будто какая-то невидимая тварь ежесекундно ударяла по клавишам органа, создавая тяжёлый звук предшествующий смерти. Тогда впервые возник вопрос, а с теми ли людьми Питер вообще связался? Ну правда. Он же был обычным подростком полукровкой, с абсолютно обычной семьёй и отсутствием отца. Питер не был весельчаком, каким-то гением, не обладал сногсшибательной харизмой и не был оборотнем, на что пожалуй можно было сказать только «слава богу», но всё же… Как можно было предпочитать ему других интересных людей? Тех же близнецов Пруэтт по которым все сходят с ума или же Фрэнку Долгопупсу? Немыслимо. Просто немыслимо. Мимо Питера сновала куча студентов в паре с родителями, а он одиноко тащил тяжёлый чемодан по платформе, поскольку миссис Петтигрю сегодня не здоровилось, и чтобы не дай Мерлин не заразить остальных детей, она воздержалась от проводов сына в новый учебный год. Оставила быстрый поцелуй на лбу и пригладила светлые волосы, приговаривая «как же вырос мой мальчик, как вырос». Стоило только вынырнуть из своих мыслей, что подобно омуту затягивали всё глубже, как взгляд Питера остановился на двух подругах, по совместительству его однокурсницах, Лили Эванс и Адаре Кассл… И чёрт возьми, как же она была красива… Эти золотистые волосы, на ярком солнце, отдававшие насыщенным медным оттенком. Как проявлялись из-за солнечных лучей многочисленные веснушки на слегка осунувшемся за лето лице, солнечные поцелуи осыпали щёки, подбородок и плечи, совершенно не ввязываясь в единую картину с тёмными, словно глубинная ночь глазами в обрамлении подкрашенных ресниц. Адара была поразительна, с этим невысоким, скорее миниатюрным ростом, с этими пластырями на содранных коленках и наскоро завязанными шнурками на чёрных кедах. У неё не были накрашены ногти, как у Кэтрин Мракс у которой те всегда вызывающе касались лица, острые настолько, что могли бы проткнуть насквозь при желании. Адара вся была естественной в своей мягкой манере одеваться только в светлые цвета. На её правой руке была повязана красная бандана, которая непременно притянула взгляд Питера к себе. Конечно он знал о том, что Адаре нравился Римус. Слишком много раз он замечал тоскливый взгляд чёрных очей на спине друга, когда тот был погружён в свои мысли настолько, чтобы перестать замечать всех окружающих. Он правда думал избавиться от этого чувства необъяснимого влечения к запретной девушке. Но ощущение того, что он провалился с треском, также отдавало потрескивающимся на середине речки льдом. Но почему это должно было останавливать его, когда Сириус гонялся за девчонкой Мракс слепо и напролом. Или когда Джеймс в очередной раз получал отказ от Лили Эванс, вечно правильной и судя по всему совершенно недоступной старосты. Возможно у него был шанс? Пускай крошечный, практически нереальный, но шанс? Каждый заслуживал шанс, не так ли? Был ли Питер исключением? Нет, он определённо не мог быть и не был. А потому он решительно направился в сторону переговаривающихся о чём-то подружек, когда влетел в Стефана Аббота, также известного как бывший ухажёр Кэтрин. Сириус рассказывал о них, едва не плевавшись, но как мечтательно закатились его глаза при сплетни о расставании, говорило, практически визжало не хуже мандрагор, о многом. Тот шёл рядом со своим лучшим другом, вроде бы его звали Джастин, брат Карлы. — Мы закрыли тему, Джастин. Ты и слова Кэтрин не скажешь, ясно тебе?! Ох, извини. Не ушибся? — спросил Аббот, мгновенно, паранормально быстро переменившись как в лице, так и в тоне. — Д-да, всё в порядке. Это я виноват, прости. — пролепетал Питер, буквально кожей ощущая взгляд Веззер на себе. Тот скривился, будто пятикурсник не стоил его дорогостоящего внимания, и тут же получил звонкий подзатыльник от Стефана. — Прекрати вести себя, как ублюдок. Иди и остынь. Встретимся в купе, как придёшь в себя. — решительно заявил Слизеринец, высокомерно махнув рукой, будто отгоняя от себя достающую мошку, и удалился прочь, не удостоив друга взглядом на прощание. — Я так тебе завидую, ты бы знала! — практически пропищала Кассл, едва ли не повиснув на Кэтрин от перевозбуждённого настроения. Мракс высокомерно приподняла бровь, будто вела диалог с впечатлительным ребёнком, но усмехнулась в ответ. И что вообще Сириус нашёл в ней?! Вот уж действительно о чужих вкусах не судят. По крайней мере вслух. — Привет, Питер. — окрикнула Лили, и стоило только Петтигрю обернуться на её голос, как он тут же споткнулся о собственный чемодан и полетел на пыльную платформу 9¾. Вот дерьмо… Он униженно дожидался что кто-то, вроде Кэтрин Мракс тут же начнёт над ним потешаться, высмеивая гриффиндорскую неуклюжесть, однако она недовольно смотрела куда-то за спину Гриффиндорца, на человека которого Питер не мог разглядеть, но отчётливо услышал давно знакомый голос. — Эй, Питер. Ты чего разлёгся посреди платформы? Надеешься, что взлетишь подобно ковру-самолёту? Прости, друг, но их рабочих осталось штук пять на всю планету, шансы ничтожны. — Спасибо, утешил. — Фабиан хохотнул, пока взгляд его брата сверлил дырку во лбу королевы Слизерина. «Так вот на кого недовольно воззарилась Кэтрин, всего лишь Гидеон Пруэтт.» — Питер! Наконец-то мы нашли тебя, чёрт возьми, с ног сбились. Ты же писал, что будешь ждать нас у того столба?! — Привет, дружище. Фух, заставил ты нас побегать. Так бы и поезд упустили. — Оставлю это без комментариев. Привет, Питер, рад тебя видеть. С тобой всё хорошо? — Порядок. Близнецы помогли, — ответил друг, сжимая в объятьях каждого Мародёра поочерёдно. — Спасибо, парни, что приглядели за нашим любимым Питером. — искренне поблагодарил Джеймс, улыбаясь, как всегда простодушно и легко, без капли лицемерия или вымученно приподнятого уголка губ. Кто бы смог узнать в нём выходца из Чистокровной семьи, если бы не повадки, некая нагловатость во взгляде слегка прищуренных карамельных глаз, на пару с ощущением свободной вседозволенности, которую в ту далёкую пору могли иметь только дети состоятельных родителей. Близнецы на произнесённую благодарность только одновременно кинули, подобно единому механизму, где каждая шестерёнка приходит в действие единовременно с ещё десятков других. Отправной точкой будущей натянутости для диалога стал, конечно же, Гидеон. Младший близнец внезапно для всех, особенно для себя, задорно подмигнул одним глазом куда-то в гудящую, точно назойливый рой пчёл, толпу. Четверо товарищей, повернув голову в сторону наличия предполагаемого интереса новоявленого семикурсника, успели заметить только отблеск тёмных волос, тут же исчезнувших за габаритными фигурами множества родителей и детей. — Ты заметил какой хорошенькой становится Мракс с каждым последующим появлением на этой платформе? Неудивительно, что её папаше приходится чуть ли не силой отгонять от неё потенциальных женихов. Такая персона стоит круглосуточного неустранного надзора, и того мало станет. Сириус так зыркнул на старшего товарища по факультету, что по спине Петтигрю побежали бы многочисленные мурашки. Блэк был одного роста с близнецами, но если в нём чувствовалась порода, то близнецы более походили на школьных хулиганов, хотя таковыми не являлись. — Кажется нам пора. Осталось пять минут, а мы даже не закинули вещи. Стоит поторопиться, иначе нам достанется купе у туалета, а я не собираюсь дёргаться всю поездку, так, что Господа Мародёры, вперёд! — Идём — идём, Джеймс, а то сейчас из штанов от нетерпения выпрыгнешь. И всё во имя Её Совершенства — мисс Эванс, в перспективе Поттер. — Отвали, Сириус. — пихнул друга под рёбра Поттер, и словно нарочно выцепив из абсолютной неразберихи, вперемешку с давкой, толпы, рыжие локоны, отливаюшие оттенком самых чудесных рубинов. — Иначе, мы сейчас об одной твоей перспективе заведём дискуссию. — Завали! — резко, довольно грубо отозвался Сириус, и тут же ринулся в погоню за лучшим другом, совершенно упустив из виду момент, когда Римус и Питер подхватили тяжёлый багаж, и отправились занимать свободное, благо в этот пятый раз не боковое, купе. Новый учебный год для студентов только начинался, уже готовый ознаменоваться одним из самых насыщенных и трудоёмких на их юношеской памяти. Но как говорил небезызвестный всякому порождению людского и волшебного мира, величайший английский драматург Уильям Шекспир в своей поэме «Феникс и голубка», а сочинял он так: Ум с ума сходил на том, Что «не то» на деле — «то же», Сходно все и все не схоже, Сложность явлена в простом.